Ложь закрытых глаз

      Сидя на широкой нижней ветви вековой сосны на опушке леса Конохи, Саске наблюдал за тем, как солнце медленно опускается за горизонт. Вчера, буквально за несколько часов он освоил одну из сложнейших техник гендзюцу, а сегодня, закрепив результат, был уверен в своих силах как никогда. Итачи его расхвалил за необыкновенные способности (хотя он мог хвалить и на пустом месте), но только Саске знал, что половина из этого — заслуга его брата. Он не просто обучил, он будто передал эти знания младшему напрямую, и, проснувшись, юный Учиха уже умел то, что не умел ещё вчера.       «Ну да. Я и забыл, что он совершенен во всём», — невольно улыбнулся Саске, прижимаясь затылком к грубой коре сосны. В этом месте младший Учиха оказался не случайно. Оно было указано в той вчерашней записке, которую он передал Тентен. Саске был уверен, что она дойдёт до адресата, более того, что адресат сегодня появится здесь. Поэтому он был спокоен и расслаблен и даже мог наслаждаться заходящим солнцем. Помимо привычного темного костюма клана на нём был длинный плащ, защищающий от прохладных сумерек и скрывающий юного шиноби в сгущающейся тьме.       Закат был чарующим. Саске редко вот так просто сидел и наблюдал за жизнью природы, ни о чем не думая, не мучаясь тревогами и заботами. Все они в один миг отступили, исчезли вместе с тем грузом, который он сбросил вчера. На его душе лишь спокойствие и тишина, наполняемая созерцанием этого необыкновенного явления. Вся природа, постепенно погружаясь во тьму, выглядела уникальной и пленительной. Казалось, каждый день похож на предыдущий, и в трудовых буднях вряд ли можно отличить один от другого, но с наступлением сумерек облик меняется, ведь заходящее солнце преображает всё вокруг до неузнаваемости. Загадочный закат, покрывая всё сущее, привносит спокойствие и умиротворение. Вечерний закат, который раскрашивает природу насыщенными цветами, завершает день. И вместе с тем вселяет в сердца людей надежду. Ведь после заката непременно последует восход солнца, и придёт новый день, наполненный планами, надеждами и мечтами. Быть может именно поэтому вечернее небо выглядит еще более таинственным и необъятным.       И вот, когда последние краски окончательно погасли в наступившей мгле, Саске ощутил, что его единение с природой прервали чьи-то шаги. Обычный человек вряд ли бы их услышал, но молодой шиноби сразу понял, что его созерцание окончено. Опустив глаза вниз, он заметил приближающуюся фигуру в тёмном плаще почти как у него. Как только человек остановился, Учиха спрыгнул с дерева и встал напротив него. Тот медленно снял с головы капюшон, и необыкновенные молочно-белые глаза столкнулись с абсолютно черными угольными.       — Сказать, что я был удивлен твоему приглашению — не сказать ничего, — негромко произнёс Хьюга Нейджи, чьи длинные пряди волос, не стянутые в хвост, легонько трепал ночной ветер.       — Наша последняя встреча закончилась не на особо приятной ноте, — иронично подметил Саске, отвечая спокойным холодным взглядом. — Однако я позвал тебя не для того, чтобы приносить извинения.       — Будто тебя что-то смогло бы заставить это сделать, — проронил Нейджи, гадая о причинах этой встречи.       — Знаю, я тебе не нравлюсь, — прямо произнёс Учиха, на что его светлоокий собеседник усмехнулся, — как и ты мне, впрочем, но ты единственный, кто может помочь.       — Помочь? Тебе? — удивился Хьюга. — И с какой же стати? Ты прав — в Конохе тебя многие недолюбливают, точнее, опасаются. Ты снискал славу мрачного, нелюдимого и высокомерного человека. Несмотря на свои уникальные способности и силу, люди к тебе не тянутся, а друзей и вовсе нет. Кроме, пожалуй, Наруто. И тут, наверное, я никогда не смогу понять, почему вы сблизились.       — Я тоже не смогу этого понять, — проговорил Саске, устремляя взгляд к потухшему горизонту, что был за спиной Нейджи. — И всё же, я здесь именно из-за него. Не могу долго оставаться в долгу.       — О чем ты? — в голосе Нейджи снова появился сарказм. — Кто, как не ты, постоянно выходит сухим из воды. Когда я просил тебя, умолял разорвать помолвку с Хинатой-сама, ты просто смотрел на меня, как на слизняка, готовый растоптать в любую секунду. А как узнал, что она… встречалась с Наруто, так сразу бросил, даже не попытавшись понять её. И сейчас ты хочешь просить меня о помощи?       — Да. Потому что, если бы не Наруто, я бы совершил самую большую ошибку в своей жизни, — признался Саске, а Хьюга чуть нахмурился. Он был относительно спокоен: не кричал и не пытался решить проблему кулаками, но в его интонациях порой проскальзывали горькие эмоции.       — Ты бы допустил ошибку, женившись на Хинате-сама? — уточнил Нейджи.       — Да. И теперь я не хочу, чтобы Наруто наступил на те же грабли.       — Что? — теперь в голосе Хьюга звучала явная угроза. — После того, что он сделал, он просто обязан жениться на ней! Неужели ты пришёл для того, чтобы помешать им?! — возмущенно заключил юноша.       — Ничего не было, — резко и колюче возразил Саске, прерывая вскипающую речь. — Наруто с ней ничего не делал. Не было ни тайных ночных свиданий, ни встреч, ни тем более каких-то взаимностей между ними. Всё, что наговорил тогда этот болван — чистая ложь. Твоя сестра как была, так и остаётся незапятнанной наследницей клана Хьюга. А всё то представление, что он устроил, было ради меня.       — Как это? — Нейджи с трудом, но удавалось держать себя в руках, благодаря отличному самоконтролю и спокойному нраву от природы.       — Потому что я люблю и всегда любил другого человека, но осознал это только сейчас. Если бы я пошёл на тот брак, то страдали бы все: и я, и Хината, и тот человек, и даже Наруто. Хотя Наруто будет страдать при любом раскладе. Ты ведь знаешь, Нейджи, что чувства твоей сестры односторонние. Наруто не любит её так, как она его.       Хьюга потупил взгляд, и его белые глаза немного потемнели, приобретая лавандовый оттенок.       — Да, возможно, их чувства разные, — согласился он, — но всё-таки, в отличие от тебя, он к ней что-то испытывает. И когда-нибудь, я уверен, это перерастёт во взаимную любовь.       — Нет, не перерастёт, — снова жестко отрезал Саске, слыша в его голосе отзвуки грусти. — Потому что его сердце не пустое. Он с самого детства любит Сакуру, и пока она жива, Хината не сможет занять её место. Особенно, когда Харуно даёт ему шанс. Если Наруто упустит его, то будет жалеть об этом всю жизнь. Так же, как и ты.       — Я?! — изумился Нейджи. — При чём здесь я?       — Ты можешь лгать кому угодно, но только не мне, — усмехнулся Учиха, замечая его растерянность. — Свои чувства к сестре, которые ты так пытаешься скрыть, для меня как на ладони. Потому что я знаю о подобных связях не понаслышке, — тихо добавил он и тряхнул головой, сбрасывая мысли. Нейджи, глубоко вздохнув, тоже собрался с силами.       — Какие бы чувства я не испытывал, Хината-сама всё равно не сможет принять их. В нашем клане слишком много запретов, через которые я не могу переступить.       — Не неси чепухи, — надменно осадил его Учиха. — Запреты, о которых ты говоришь — просто смешны. У вас разный пол — это уже снимает половину установленных табу. Вы не родные брат и сестра, и можете иметь вполне здоровых детей. К тому же, на кону — сохранение фамильного доудзюцу, которое у ваших потомков будет усилено в несколько раз.       — Ты забыл о самом главном препятствии, — слабо улыбнулся Нейджи, — она не любит меня так, как Наруто.       — Она любит тебя, как брата, это уже ставит отношение к тебе выше, чем к нему. Думаешь, Наруто сможет сделать её счастливой, думая и мечтая о Сакуре? — с вызовом спросил его Саске. — Считаешь, что её чувства к этому мальчишке настолько глубоки, что способны разорвать вашу с ней связь? Да, он сглупил, сказав тогда, что готов стать её парой, ибо вселил в неё надежду. Но… — Учиха загадочно улыбнулся, а Нейджи насторожился.       — И что же ты хочешь, чтобы я сделал? Даже если я признаюсь ей в своих чувствах, она…       — Ты не просто ей признаешься, Нейджи, — улыбка Саске превратилась в хищный оскал, а его Шаринган запылал алым огнём в ночи. Хьюга, ощущая внутренний страх, тут же отшатнулся, вставая в защитную стойку и готовясь применить технику мягкой ладони.       — Что ты задумал? — грозно спросил он, когда Саске, смотря на него распахнутыми алыми глазами, остановился напротив. Учиха был предельно хладнокровен и уверен в технике, которой обучил его Итачи.       — Хочу показать тебе и твоей сестре ещё один путь, которого вы в упор не видите, — его Шаринган перешёл к Мангекё, расписав темную радужку алым рисунком. Нейджи мгновенно понял, что от этих глаз не стоит ждать ничего хорошего и отвёл свой взгляд, но было уже поздно. Учиха успел поймать его в гендзюцу так, что Хьюга даже не понял этого. Совсем как в тот день, когда Шисуи использовал свой Котоамацуками на Орочимару.       — С Хинатой я сегодня виделся, — спокойно продолжил Саске, вновь возвращаясь к обычному Шарингану. — И сказал ей то же самое, что и тебе. Как вернёшься домой — поговори с ней. Полагаю, этой ночью у вас будет много тем для обсуждения, — его глаза погасли в ночи, сливаясь с тьмой, и сам Учиха, ухмыльнувшись, тоже растворился в ней, оставляя ошарашенного Нейджи наедине со своими новыми мыслями и сокровенными желаниями, о которых он так долго боялся вспоминать.       «Надеюсь, я не переборщил, — всё же заволновался Саске, возвращаясь домой. Сначала он прыгал по ветвям деревьев, выбираясь из леса Конохи, а затем перебегал по крышам деревенских домов вплоть до квартала Учих. — У Итачи эта техника получилась очень мощной даже с ручными печатями. А у меня — вечный Мангекё. Страшно подумать, какой получился бы эффект, используй я всю силу своих глаз. Мадара был прав — такие глаза способны разрушить целый мир и поработить все людские души. И какое счастье, что во всём этом мире мне нужна лишь одна из них…»       — Кстати, с проблемами этого усуратонкачи я совсем забыл спросить о Мадаре, — опомнился Саске, ступая на порог дома. Пса он не увидел и не услышал, матери тоже нигде не было (возможно, она снова проводила вечер у подруги). Зато из комнаты на первом этаже, где брат частенько занимался каллиграфией, лился слабый свет. Разувшись и сняв плащ, Саске прошёл прямо туда. Губы тут же подёрнулись в слабой улыбке, которую все эти годы он привык подавлять. Как он и думал — Итачи сидел за низким длинным столиком и писал. Медленно водил кистью по свитку и часто останавливался, словно прислушивался к чернилам, впитывающимся в бумагу. Слева от него горела свеча: как всегда, не для освещения, а лишь для атмосферы и покоя, в том же углу стоял сямисен, прижатый к стене. Младший брат, недолго думая, подошёл к старшему и склонил голову, смотря на его выведенные иероглифы.       — Хоть одно слово понятно? — с некоторой иронией спросил Итачи, откладывая кисть и немного разворачивая голову к Саске. Юноша вместо ответа зачитал написанное: «Скоро ли друг мой придет? Слышу шаги в отдаленье. Палый лист зашуршал». *       — Ты можешь сам увидеть, насколько твоя каллиграфия совершенна, — проронил Саске, положив руку ему на плечо.       — Нет, не испытывай меня таким соблазном, — покачал головой старший брат. — Если я что-то и захочу нестерпимо увидеть, то только твоё отражение.       Вздохнув, Саске убрал руку и опустился на колени, садясь подле него. За вечер Итачи исписал довольно много свитков, и все строки были наполнены лёгкой грустью, убранством природы и ожиданием скорейшего возвращения. Пальцы шиноби снова были испачканы чёрной тушью, но на этот раз Саске это показалось очень привлекательным: он знал, сколько труда и сил брат вкладывает даже в такое умиротворенное дело.       — Ты ждал меня? — негромко спросил он, осмысливая прочитанное хокку.       — Ждал, — Итачи, сам догадываясь, что испачкался, взял со стола влажный платок, смоченный в особом растворе, и принялся оттирать им свои пальцы. Однако добился лишь того, что размазал тушь, и теперь темно-серая краска была похожа на перчатки. Саске, усмехнувшись, взял у него платок и почистил его кисти сам.       — Ты сделал то, что задумал? — спросил его Итачи, невольно наслаждаясь этими прикосновениями. — У тебя всё получилось?       — Пока я не уверен в результате, мне даже самому интересно, к чему всё приведет.       — И всё-таки — не расскажешь? Я немного волнуюсь за тебя.       Поначалу Саске хотел ответить, что ничего страшного, что это дело никак не касается их с братом, однако ощущая, что Итачи доверяет ему свои эмоции, тоже решил не утаивать от него ничего.       — Помнишь, как я хотел жениться на наследнице клана Хьюга? — старший Учиха кивнул, после чего младший продолжил. — Так вот. Понимание того, что это неверный шаг, пришло ко мне слишком поздно, и я не смог отказать главе клана, ибо напросился сам. И тогда Наруто, — Саске не смог удержаться и всё же возвёл глаза к потолку, — чтобы спасти меня, этот придурок устроил представление, объявив всему клану, что они с Хинатой не первый день любовники. Да, меня это освободило от ненужного брака, а вот Наруто сам угодил в эти сети. Теперь у него нет выбора, как жениться на ней, хотя между ними ничего не было, и усуратонкачи до сих пор девственник.       «Впрочем, как и я», — угрюмо отметил про себя Саске, переводя взгляд с рук брата на его лицо.       — Но разве она ему не нравится? — удивился Итачи, не ощущая двусмысленности в его словах и мыслях. — Кажется, Наруто-кун испытывал к ней очень тёплые чувства.       — Да, такие же, как ты к Изуми, — согласился Саске. — Это может быть дружбой, даже симпатией и через несколько лет перерасти в любовь, пусть и тихую, смиренную, но Наруто хочет другого. Он любил Сакуру с самого детства, и об этих чувствах нельзя взять и забыть за один день. В общем, на днях так случилось, что он не смог совладать с собой и даже при обещании, данном Хинате, поцеловал Сакуру. Та пребывала в смешанных чувствах из-за меня, — он криво усмехнулся, так и не понимая её влюблённости в него. — Не знаю, что он ей наговорил, но Харуно это ранило очень сильно, и может быть у неё наконец-то открылись глаза. Она дала Наруто шанс, который тот не может принять из-за обещания Хинаты.       — И что же ты сделал? Заставил молодую Хьюгу забыть о своих чувствах?       — Нет, не забыть, — мотнул головой Саске. — Есть ещё кое-кто, погрязший в этом многоугольнике и скрывающий свои истинные желания. Помнишь? В тот день его страстные мотивы вырвались наружу. Ты-то наверняка почувствовал это лучше меня.       — Хьюга Нейджи? — Итачи тоже едва заметно улыбнулся. — Да, я помню. Его оттенок чакры в тот момент был прекрасен. А такого можно достичь, если испытываемые чувства очень глубоки и сильны. Значит, ты задумал… — догадался брат, а Саске закивал головой.       — Да. Им будет проще, чем нам. Хотя не знаю, как это примет клан. В любом случае, — речь юноши стала торопливой, — тебе не нужно беспокоиться об этом. Просто я не хотел оставаться у Наруто в долгу, поэтому вмешался.       — Хорошо, что ты постепенно возвращаешь свою истинную сущность, Саске, — Итачи, улыбнувшись, взъерошил его волосы. — Ведь когда-то не было добрее и милее ребенка, чем ты.       — Вот ещё, — немного смутился тот от подобного комплимента. Его взгляд заметался по комнате и упал на сямисэн, стоявший в углу. Саске тут же испытал внезапный приступ желания услышать эти характерные звуки.       — Сыграешь для меня? — попросил он, с надеждой взглянув на брата. Итачи, слыша его опасения в голосе, неярко улыбнулся и кивнул. Он поднялся на ноги, взял сямисен и вновь опустился на колени, на этот раз посреди комнаты, после чего принялся настраивать инструмент.       — Не думал, что тебе нравится подобная музыка, — между делом говорил Учиха-старший, вслушиваясь в звучание струн. Слух у Итачи с рождения был хорошим, а после потери зрения так и вовсе стал абсолютным, поэтому он с лёгкостью мог отличить даже минимальное смещение тонов.       — Всегда нравилась, — признался Саске, перемещаясь и садясь напротив него. — Ещё когда мама играла. А теперь ты… — у него внезапно перехватило дыхание, а смущение на лице смешалось с иронией. — В последний раз ты играл для меня в весьма любопытном антураже. Может, это заставило меня снова полюбить сямисэн.       — Оу, может быть, ты желаешь, чтобы я снова переоделся? — задорно спросил Итачи, повеселев от воспоминаний. Жаль, конечно, что он не видел их лиц, зато запомнил все слова, звуки и цвет их взбудораженной чакры. — Тебе нравятся такие игры?       — Нет. Я просто хочу, чтобы ты сыграл для меня, — не став всё сводить к шутке, произнёс Саске. — Хотя бы одну, самую короткую мелодию.       — Почему же короткую? — настроив инструмент, Итачи взял в руки особый медиатор для сямисэна — бати, который представлял собой удлиненный деревянный треугольник, и снова мягко улыбнулся. — Любую, которую только пожелаешь. Мне в радость играть, а для тебя — особенно, — кончик бати задел струны, и мелодия полилась. Отчего-то с первых звуков у Саске защемило сердце. То ли мелодия была слишком грустной, то ли он переволновался из-за воспоминаний прошлого и настоящего. Низкий тембр, частое перебирание струн, четкий ритм, сочетание полутонов и некоторой дисгармонии, вносящей остроту, заставляли его сердце следовать за этой музыкой, отчего пульс участился. Он впился пальцами в свои колени, понимая, что руки то и дело невольно вздрагивают. Наверное, брат почувствовал его напряжение, поэтому постарался закончить эту пьесу и, отложив бати в сторону, приступил к следующей, играя лишь пальцами. Звуки стали переливаться один в другой, и новая мелодия принесла Саске успокоение. Гармоничное и консонансное звучание пришлось ему больше по душе. Его тело расслабилось, а веки потяжелели. Но закрыть он их не смел, ибо был не в силах перестать смотреть на брата. На его руки и пальцы, мастерски извлекающие звуки из, казалось бы, бездушных струн, наполняя музыку невероятной энергией всего сущего. На его спокойное и красивое лицо, на котором наконец-то не было маски, а светлая грусть подчеркивала опущенный взгляд этих прекрасных, но пустых глаз. На его губы, которые изредка шевелились, ибо он порой напевал в тон мелодии. На те чувства, которые передавались юноше через эти звуки.       За всё это время Саске впервые почувствовал себя по-настоящему счастливым. Все тревоги, сомнения, мучения и волнения в эти минуты покинули его, а всё нутро заполнило невероятное тепло, смешанное с тихой радостью. Наверное, именно это чувство и называется счастьем. Итачи здесь, рядом с ним, и он тоже счастлив, играя утонченную мелодию. Он больше не прячется, не скрывает своих эмоций, с ним можно поговорить, его можно коснуться, даже обнять или поцеловать… Почувствовать тепло его тела и души. Быть рядом с ним всегда, не боясь ничего. В эти минуты подобное уединение под звуки музыки казалось чем-то сказочным, словно он попал в другую реальность. Но это не могло быть гендзюцу, нет. Саске точно знал, что это происходит на самом деле. По-другому просто не могло быть.       — Саске? — Итачи уже закончил третью и четвертую пьесу, а его брат всё так же неподвижно сидел, не сводя с него глаз. Звуки больше не разливались в этой комнате, а Саске до сих пор слышал музыку в своей голове. Счастье настолько ослепляло и оглушало его, что он даже не услышал, как позвал его брат. Итачи тем временем, отложив сямисэн, приблизился к нему, практически не отрывая коленей от пола. Очнувшись, Саске невольно улыбнулся, когда ощутил его ладонь на своей щеке.       — Подумал, что это похоже на гендзюцу, — рассказал он, видя вопросы на лице брата. — Ибо сейчас я, кажется, испытываю настоящее счастье. Видя тебя, слушая твою музыку, впитывая твои чувства. Ведь это не просто звуки струн, не просто мелодия, созданная кем-то. Это целая вселенная, в которой сейчас существуем только мы с тобой. Твои мысли до сих пор мне не удалось разгадать, но твои чувства музыка донесла до самого сердца. Они смешались с моими, и я как будто погрузился в транс, — усмехнулся он. — Скажи мне, ведь все это существует на самом деле? Я так беззаботно верю тебе, но выдержу ли я ещё один удар? Или он меня окончательно уничтожит?       — Саске, — снова повторил Итачи, а на его губах тоже появилась лёгкая улыбка. — Кажется, я больше не смогу называть тебя глупым младшим братом, потому что эти слова — слова не ребёнка, каким я тебя считал всё это время, а слова равного мне. Если это и гендзюцу, то создал его точно не я, ибо не было ещё ни одного гендзюцу, где бы я был настолько счастлив.       — Брось, — буркнул Саске, стараясь подавить непрошеную детскую улыбку. — Через пару минут я наверняка выкину очередную глупость, и ты снова сможешь называть меня глупым младшим братом без опасений.       — Правда? — Итачи прикоснулся к нему второй рукой, и теперь держал его голову в ладонях, чуть приподнимая. — Может сегодня позволишь мне побыть глупым старшим братом? — он сильно приблизился, и у Саске перехватило дыхание, когда губы застыли всего в миллиметре от его губ. Тело тут же наполнила приятная слабость в предвкушении от поцелуя.       — Будто это возможно… — успел шепнуть Саске, и его тут же поглотила волна удовольствия от страстного и даже немного жадного поцелуя. Напористость брата бросила его в жар: Саске ощутил крепкие объятья, а собственные руки, сжимающие плечи, показались слабыми и даже безвольными. И сам он весь в этом порыве обмяк и послушно следовал за волей Итачи, как вдруг сильный поток, зародившийся внизу живота и добравшийся до самого сознания, наполнил его тело энергией. Пальцы тут же впились в спину брата, а губы стали гибкими и требовательными, отвечая на атаку своей атакой.       — Теперь… я стал сильнее, глупый старший брат, — игриво прошептал Саске, на мгновение оторвавшись и куснув его нижнюю губу зубами. — Раньше я мог только просить о близости с тобой, а сейчас… — снова примкнув к губам, он двинулся вперед и свалил Итачи на спину, распластавшись на нём сверху, а руками стиснув его запястья над головой. — Сейчас я могу получить тебя, — судорожно договорил юноша и на этот раз обвёл губы кончиком языка, а после погрузил его в рот, делая поцелуй невероятно глубоким и чувственным.       — Да? И как же ты это сделаешь? — Итачи ничуть не испугался такой перспективы и даже не попытался сбросить взбудораженного брата с себя. Наоборот: он как будто расслабился, едва заметно улыбался, а его глаза, по обыкновению полузакрытые, выглядели крайне томно. Ко всему прочему волосы рассыпались по татами, и сейчас он казался бесконечно притягательным и доступным.       — Никто не сможет противостоять Сусаноо, даже ты, — возвышаясь над ним, Саске властно улыбался, уже представляя, как его лиловая чакра будет обвивать брата по рукам и ногам, не позволяя ему шевелиться. — Из его оков ты не сможешь освободиться, пока я сам не отпущу тебя… — с удовольствием прошептал он, упиваясь своими фантазиями.       — Неплохой план, — в голосе старшего Учихи даже слышалась похвала. — Но всё же… — внезапно этот расслабленный образ изменился за мгновение, и Саске даже глазом не успел моргнуть, как из доступной жертвы его брат вновь стал охотником. Через секунду младший Учиха уже лежал на татами, даже не поняв, как оказался там.       — И всё же не недооценивай меня, глупый младший братишка, — теперь Итачи целовал уже не губы, а шею и плечи Саске, оттягивая широкий ворот черной водолазки. Зубы то и дело мягко смыкались на коже, оставляя покраснения, и от каждого укуса юношу бросало в дрожь. Телом снова завладела невыразимо упоительная, тяжелая и густая слабость, которая так и манила расслабиться и поддаться ей. Саске улыбался сквозь поцелуи, изредка выгибая спину.       — Что? Снова какая-то техника, о которой я не знаю? — прерывисто спросил он, сжимая бёдра брата своими ногами.       — Да. Техника моих губ и языка, — ухмыльнулся тот.       — Я бы… всё равно не стал этого делать, — преодолевая негу, говорил Саске. — Использовать Сусаноо или что-то ещё, чтобы завладеть тобой. Хотя эти мысли очень соблазнительны, но больше я… хочу… даже мечтаю, чтобы ты сам желал… как я… — голос Саске прервался, а с губ практически слетел стон, если бы он вовремя не прикусил их зубами. Немного прохладные пальцы Итачи скользнули под его водолазку и коснулись груди. Если так пойдёт и дальше, то может быть они… они…       — Сложно представить, правда? — старший брат опустил голову на его грудь, вслушиваясь в бешено стучащее сердце, — как мы пройдём этот путь до конца.       Саске, прижимая затылок к полу, откинул голову и немного прикрыл глаза.       — Сделаешь это? — одними губами спросил он, но Итачи смог расслышать его слова. Он схватил младшего за руку и резко потянул его на себя. Саске тут же сел, но из-за головокружения не смог сразу сфокусироваться на лице брата. А в следующую секунду они услышали громкий собачий лай и чьи-то шаги в доме.       — Итачи, Саске, вы уже ужинали? — раздался голос матери, и младший Учиха судорожно вздохнул, смотря на старшего: тот уже всё предвидел.       — Да, всё в порядке, — он вовремя успел отстраниться, ибо Микото заглянула к ним в комнату, удостоверившись, что сыновья не переубивали друг друга.       — Если дом до сих пор цел, то и правда всё в порядке, — ухмыльнулась она. — Я немного устала, так что пойду спать пораньше. Не шумите, — прикрыв рот рукой, мама зевнула и удалилась в свою комнату, а к двум соучастникам несвершившегося преступления подбежал Мадара. Он посмотрел сначала на одного, затем на второго и разлёгся прямо посреди комнаты, часто и жадно дыша с высунутым языком.       — Тц, — Саске недовольно нахмурился, глядя на черного пса. — Ты как обычно не вовремя. Хотя… — он искоса взглянул на Итачи, который был предельно спокоен, будто пару минут назад не предавался вспыхнувшей страсти. Саске тоже казался расслабленным, однако ему с трудом удавалось погасить неукротимое желание. Юноша, обхватив пса поперек, пытался сдвинуть его с места или вытолкать из комнаты, но всё кончилось тем, что Мадара свалил его, да ещё забрался на его тело, доказывая своё превосходство.       — Сверху на мне может быть только Итачи, а не огромная прожорливая псина, — зарычал Саске, задыхаясь под его тушей: ему даже показалось, что лабрадор весит больше, чем собственный брат.       — Похоже, он хочет поговорить с тобой, — повеселел Итачи, в мыслях представляя эту возню на татами. Саске, понимая, что попытки избавиться от пса бесполезны, а его клыки слишком длинные и острые, расслабился и смирился с давящей тяжестью на груди.       — Я говорил с ним. Совсем недавно, — произнёс он, смотря в черные собачьи глаза. — Мадара Учиха, да? — обращаясь к брату, уточнил Саске. — Я вижу его во снах и именно он рассказал мне об Изуне. Младшем брате, который отдал ему глаза. Но я так и не смог понять, как пёс связан с ним. А он сказал спросить у тебя.       — Что ж… — Итачи развернулся к лабрадору, будто всматривался в него или пытался прочесть мысли. — Наверное, молчать больше нет смысла, раз ты сам обо всём почти догадался. Видишь его во сне? Как интересно, — внезапно улыбнулся он, подходя ближе и опускаясь на колени рядом с ними. — А я могу пересекаться с его сознанием только через гендзюцу. Да и ты сможешь, если используешь Шаринган на нём, — Итачи поднял руку и коснулся головы пса, поглаживая её. — Ведь у этого пса действительно сознание Мадары Учихи.       — И как же это случилось? Чтобы человек оказался в теле собаки?       — Нет, он уже не человек и никогда не будет им, — возразил Итачи и снова опустил руки, сцепляя пальцы между собой у себя на коленях. — Всё случилось пятнадцать лет назад, когда я ослеп. Через несколько дней после вашего с отцом отъезда, мне приснился странный сон. Странным в нём было то, что я видел красивого юношу, никогда не встречавшегося мне прежде. А поскольку тогда я уже был слеп, то не мог понять, как это может происходить. Сейчас я понимаю, что он был очень похож на взрослого тебя, Саске, только с длинными волосами. Я видел его почти каждую ночь. Сначала он не говорил со мной, лишь жалобно смотрел и печалился, а потом уходил. Но когда я смог догнать его, он поведал свою историю. Историю о брате, которого он любил и которому отдал глаза, совсем как я. И которого потерял много лет назад. Изуна погиб молодым, а вот Мадара прожил долгую, но бесполезную жизнь. Никто не знает, где покоится его тело, а вот душу поработил один человек, не дав ему дойти до загробного мира и встретиться с братом. Догадываешься, кто?       — Неужели этот ублюдок? Орочимару? — мгновенно сопоставив факты, предположил Саске.       — Да. Тогда он ещё не был отступником и жил в Конохе, а заодно проводил эксперименты не только над телами, но и над душами, пытаясь высвободить из них чакру и создать совершенное тело, напитав плоть ею. Поэтому он собирал души сильнейших шиноби и не смог не поработить Мадару. Изуна умолял меня спасти его душу, ибо в ходе экспериментов его брат мог просто исчезнуть без следа. Тогда я был ещё слаб и подкошен своей слепотой, поэтому не смог выполнить просьбу Изуны. Не смог и через пару лет — меня поглотила тьма Акацки, а преступления Орочимару раскрылись, и он бежал из Конохи. Наверное, это и спасло Мадару: на то, чтобы создать убежища и новые лаборатории ушло немало времени. И вот, когда Минато-сан и Шисуи вытащили меня из организации, я дал себе зарок выполнить его просьбу, если было не слишком поздно. Мне повезло: наверное, благословение Изуны было со мной. Я выследил Орочимару и, пробравшись в одно из его убежищ, выкрал душу Мадары.       — Вот почему он называл тебя вором… — пробормотал Саске, вспомнив их последнюю встречу.       — Да. Орочимару узнал, что это я, но не стал преследовать меня. Возможно, у него были другие неотложные дела, или он подумал, что душа исчезла. Просто так выпустить душу Мадары я не мог: тогда бы она была вынуждена скитаться по этому миру, не находя успокоения. Но был один способ проводить её в Чистый мир — поселить в живое существо. Тогда, прожив полноценную жизнь, он сможет без препятствий попасть в загробный мир вместе с кончиной своего сосуда. Жертвовать человеком я не смел, но мама и Шисуи в то время подарили мне лабрадора-поводыря, надеясь облегчить мою жизнь. И я переместил душу Мадары в него, а заодно и спрятал от Орочимару. Поначалу им было очень сложно ужиться друг с другом: разум собаки не мог вместить сознание человека, лишь его малую часть. Благодаря этому пёс стал невероятно умным и понимающим. Но всё же повадки и инстинкты играли лидирующую роль, поэтому он всё же больше пёс. А с истинным Мадарой можно встретиться лишь в мире гендзюцу. Наверное, для него это похоже на клетку, — голос Итачи наполнился состраданием. — Но лишь так он сможет встретиться с братом.       — Значит, ему просто нужно прожить эту собачью жизнь и умереть? — подытожил Саске, теперь смотря на Мадару не так раздраженно и даже немного сочувствующе.       — Да. Собачья жизнь не такая длинная, как наша. Он уже стар. Может быть, ещё протянет года два-три и всё — его душа сможет отправиться дальше.       — Грустно конечно, — Саске смог нормально вздохнуть, ибо пёс наконец-то спрыгнул с его тела и затрусил на кухню. — Но он встретится с братом. Если бы я был на его месте, то тоже стремился бы умереть.       — Саске, — Итачи сурово покачал головой, — прошу тебя, не думай об этом. Если я погибну, ты продолжишь жить и наслаждаться жизнью. Слышишь меня?       — Жить я может и продолжу, но наслаждаться ей никак не буду, — невесело усмехнулся младший брат и, подсев к старшему, уткнулся лбом ему в плечо. — Ты вот сможешь жить без меня? — тихо спросил он, а Итачи в ответ сжал его плечи.       — Нет, наверное, нет, — всё же признался он, приглаживая непослушные волосы на затылке. — Мысль о том, что ты жив и счастлив пятнадцать лет придавала мне сил. Но твоя смерть сокрушила бы меня. И… мне даже страшно представить это, Саске… — его голос совсем затих, и он тоже спрятал голову на плече у брата.       — Помнишь, когда-то ты сказал, что есть что-то, способное разрушить тебя? В тот день я ещё напал на тебя, а ты чуть не сломал мне руку и… — Саске снова невольно усмехнулся. Какой же глупостью это кажется сейчас, а тогда он чуть с ума не сошёл от ярости!       — И хотел взять меня силой, — шепнул Учиха-младший ему на ухо, смакуя эти слова. Ох, если бы это произошло сейчас, он бы даже задумываться не стал над ответом! — Что же способно разрушить тебя?       — Твоё сердце, твои пробудившиеся чувства, — ответил брат, поднимая голову и немного отстраняясь от него. — Я больше не могу сопротивляться тебе, Саске. Не могу быть неприступным и холодным, как раньше. Не могу держать тебя на расстоянии, причинять боль или доверить кому-то другому. Поэтому если вдруг ты решишь, что я больше не нужен тебе — тебе даже не придётся убивать меня. Я уже буду уничтожен тобой.       — Этого не произойдёт, — отчаянно замотал головой Саске. — Всё, чего я хочу — любить тебя, защитить тебя, быть твоей опорой, твоей правой рукой и глазами и подарить тебе счастье. Это… ведь не так много, правда?       — Да, ведь я хочу того же самого, — Итачи прижался к его лбу своим, — оберегать моего любимого братишку от всех невзгод, — ласково произнёс он.       — И… любить его? — неуверенно спросил Саске, вкладывая в эти слова немного другой смысл. Старшему брату, впрочем, были понятны все мотивы, которые так давно беспокоили младшего.       — Прости, Саске, — отстранившись, он протянул руку, будто хотел коснуться его лица, как вдруг все ожидания младшего Учихи рухнули в один миг, когда пальцы старшего внезапно ткнули его по лбу.       — Любить я тебя буду в следующий раз.       Саске скривил губы от негодования и уже хотел высказать брату всё, что думает о его шутках в самые интимные моменты, как вдруг услышал какой-то шорох по ту сторону сёдзи. Нахмурившись, юноша поднялся на ноги и отодвинул полупрозрачную перегородку. На той стороне никого не было, и Учиха уже хотел вернуться, как вдруг почувствовал весьма болезненный тычок на этот раз по стопе.       — Что это? — опустив глаза, он увидел небольшого сокола, который так и продолжал клевать его ногу. — Хватит, хватит, я уже понял, — Саске опустился на корточки и отвязал от лапки записку. Птица тут же улетела, тихо вскрикнув на прощание.       — Ты что, ясновидящим заделался? — пробурчал Саске, возвращаясь обратно к брату.       — Нет, я просто почувствовал маленький сгусток чакры, когда ты признавался мне в любви, — улыбнулся тот. — Что там?       — Четвёртый вызывает. Нас обоих, — недовольно цокнул языком Саске, а записка тут же рассыпалась у него в руках. — Похоже, нас ждет миссия, — он протянул руку брату.       — Ты так расстроен этим? — сжав его ладонь, Итачи поднялся на ноги.       — Да, она чертовски не вовремя, — Саске повёл плечами, — но я готов простить Четвёртого, если мы отправимся на неё вместе.