Ложь закрытых глаз

      Четвёртого ему простить всё же пришлось, ибо миссия действительно оказалась совместной. Практически идеальной для братьев Учиха.       — Простите, что вызвал вас так поздно, — как обычно извинился Минато, хотя не был ни в чем виноват, поскольку имел право отправлять на миссии когда угодно. — Но дело не терпит отлагательств. Полагаю, что теперь вы не против работать в одной команде? — замечая, как просветлели их лица, улыбнулся Хокаге. — Надеюсь, Шисуи-кун не сильно на меня разозлится, узнав, что я увёл у него напарника.       — Не волнуйтесь, он не злопамятный, — негромко ответил Итачи.       — Что же, прекрасно, — выдохнул Минато и перешёл сразу к делу. — В деревне скрытого Камня проживает некий влиятельный вельможа, который является шпионом и был уличен в связях с Акацки. Он поставляет им оружие и спонсирует их деятельность, являясь постоянным заказчиком. Завтра в его поместье состоится крупный праздник в честь дня рождения его жены. И мы предполагаем, что на этом празднике ему будет передан ценный груз, который впоследствии окажется у Акацки. С ними мы не можем вступать в конфронтацию, но вот перехватить этот груз у посредника вполне возможно. Конечно же, за этим грузом охотятся и шиноби Ивагакуре. Вы должны опередить их и не раскрывать своего присутствия.       — Перехватить ценный груз? — задумчиво переспросил Саске. — Значит, нам нужно попасть на этот праздник?       — Да, — согласился Намикадзе. — Я слышал, что этот вельможа обожает сямисэн и при каждом удобном случае приглашает артистов, — его взгляд переместился с Саске на Итачи, и старший Учиха невольно улыбнулся.       — Мы поняли суть миссии, Четвёртый, — склонив голову, произнёс он. — Считайте, что груз уже у нас.       Через несколько мгновений братья Учиха покинули кабинет Хокаге и вышли из резиденции, направляясь в штаб Анбу. Здесь они быстро переоделись, захватили всё необходимое оружие. Итачи, велев брату ждать у ворот Конохи, вернулся домой. Оставил матери записку и взял с собой сямисэн.       — Зачем он тебе? — спросил Саске, когда они налегке выбрались из Конохи и взяли курс на страну Земли, где находилась деревня скрытого Камня. — Ведь если мы нападём на музыкантов, то сможем забрать инструменты у них. Или у тебя другой план?       — Нет, план такой же, как и у тебя. Просто мой сямисэн не совсем обычен, — мягко ответил тот, и Саске пришлось с ним безмолвно согласиться, хотя по его мнению сямисэн брата был вполне обычным. Разве что, довольно старым. Наверняка он передавался из поколения в поколение и имел свою историю.       До скрытого Камня они добрались к рассвету второго дня. Особняк, где проводилось пышное торжество оказалось довольно просто найти: с утра уже всё селение говорило об этом празднестве. Шиноби, незаметно пробравшись к нему, исследовали всю местность. Запомнили всевозможные лазейки, через которые можно было сбежать, отметили местоположения шиноби Камня, пройти через которых было не так-то просто. Впрочем, Итачи заявил, что они спокойно войдут и выйдут с территории. Для этого им было необходимо узнать, что за артисты приглашены на праздник, откуда и когда они прибудут. С помощью Шарингана Саске добыл эту информацию у одного из слуг, и братья нашли музыкантов в номере придорожной гостиницы. Усыпив их при помощи газовой бомбы, шиноби спокойно переоделись в торжественные костюмы и дождались назначенного часа, после чего, уже не скрываясь, направились в особняк.       Саске то и дело косил глаза на брата, рассматривая его одежды. Сначала он был несколько разочарован тем, что Итачи не пришлось изображать из себя женщину, но вскоре понял, что и без этого его партнёр по миссии выглядит необыкновенно. На Саске был хоть и праздничный, но обычный традиционный костюм, похожий на тот, что он надевал на омиаи. А вот Итачи… напоминал скорее оммёдзи, чем простого музыканта. Его облачение поражало и заставляло окунуться в далёкое прошлое. А всё дело было в особом светлом верхнем кимоно, не сшитом по бокам, с широкими рукавами, прошитыми лентой пунктиром по краю и как бы надрезанными плечами. Под ним — свободные лиловые штаны, нижние края которых завязывались на щиколотке и особая темно-алая длинная рубашка с воротником. Верхнее светлое кимоно было подпоясано с небольшим напуском. На ногах башмаки, вырезанные из дерева и покрытые чёрным лаком, на голове — высокая шляпа такаэбоши, а в руках — лёгкий веер на пяти дужках. Его тёмные волосы, по обыкновению собранные в хвост, сейчас были распущены, и тянулись вдоль спины почти до самой поясницы.       Итачи казался выше, старше, мудрее и величественнее и вообще напоминал какое-то божество или правителя государства.       — Костюм периода Хэйан, — негромко произнёс Итачи, когда они спокойно прошли сквозь многочисленную охрану, представившись артистами. Старший Учиха был главным музыкантом, а младший — его помощником. Он-то и нёс сямисэн, позволяя своему брату ловить восхищенные взгляды всех собравшихся на празднике.       — Определенно — для моей музыки он подойдёт лучше всего, — ухмыльнулся Итачи, останавливаясь у небольшого фонтанчика в саду.       — Ты не перестарался? — с опасениями спросил Саске, оглядываясь вокруг. — Шиноби должны быть незаметными, а ты здесь, как куст гортензии среди пустой поляны. Все только и смотрят на тебя, — сквозь зубы добавил он. Что таю, что оммёдзи — стоит брату только войти в образ, как он становится центром внимания. Действительно, ему только в театре играть, как сказала когда-то мама.       — Чем ярче свечу я, тем больше моя тень, скрывающая тебя, — улыбнулся старший Учиха, забирая из рук младшего сямисэн. — Сейчас в особняке начнётся праздник. Я буду развлекать гостей. А ты найди среди них тех, за которыми мы пришли, и разузнай, где ценный груз. Как только найдёшь их, дай мне знак своей чакрой.       — Хорошо, — Саске с сомнением посмотрел на его одежду и музыкальный инструмент. — Ты ведь знаешь, что делаешь? — с беспокойством спросил он.       — Абсолютно, — взъерошив его волосы, старший Учиха направился прямо в особняк, а младший тенью последовал за ним.       Гостей на празднике было много, даже слишком много. Саске ненароком подумал, что тут собралась чуть ли не вся деревня скрытого Камня и опасался увидеть самого Цучикаге, однако обошлось. Да и вряд ли бы этот вельможа стал приглашать главу деревни, тогда как собирался совершить крупную сделку. Саске смешался с толпой, когда Итачи под одобрительные возгласы хозяина дома и его гостей, сел практически в центре зала, где проводилось торжество, и заиграл. С этой секунды внимание всех присутствующих было приковано к нему, и второй шиноби Листа смог активировать Шаринган, чтобы быстрее найти тех, с кем будет совершена сделка. Он старался не отвлекаться на звуки сямисэна, но те то и дело затягивали его, пробуждая счастливые воспоминания. Ему хотелось остановиться и послушать, но юноша мысленно повторял цель их миссии. Его глаза внимательно изучали всех присутствующих на празднике, будь то женщины или мужчины. Он так же как следует рассмотрел вельможу, устроившего это торжество, и его жену. В женщине не было ничего примечательного: похоже, она искренне радовалась празднику, а вот мужчине Саске был готов свернуть горло. За то, что он так смотрел на его брата. Это было не просто восхищение и интерес. В его взгляде мелькали краски чего-то грязного, лукавого и даже пошлого. Он щурил глаза и постоянно облизывал губы, а когда Итачи заканчивал очередную пьесу, аплодировал громче всех и играл бровями, вероятно пытаясь своим красноречивым взглядом сказать музыканту о далеко идущих планах на него. Саске невольно возблагодарил судьбу за то, что своей тьмой она уберегла чуткого брата от этого омерзительного зрелища. Итачи улыбался всем, но наверняка каждый воспринимал эту улыбку на свой счет.       Саске стоило больших усилий взять себя в руки и продолжить анализ. Вскоре он заметил, что взгляд вельможи хоть редко и неохотой, но всё же отрывался от музыканта и блуждал по залу.       «Значит, тоже ищет их», — Саске стал следить за ним, понимая, что он быстрее приведёт его к цели и не ошибся. Через несколько минут взгляд вельможи застыл, и он едва заметно кому-то кивнул. Учиха мгновенно проследил его направление и заметил двух людей, которые ничем не отличались от празднующих своими богатыми одеждами и едва ли могли вызвать хоть какие-то подозрения. Разве что, лишь в мыслях, роящихся у них в головах.       «Ещё одно произведение, и они отправятся на встречу», — Саске, осторожно передвигаясь между гостей, подошёл к этим людям и незаметно пересёкся с ними взглядом, вторгаясь в их мысли и узнавая, где груз. Как только он определил местоположение, мгновенно подал знак Итачи при помощи своей чакры, усилив её концентрацию в разы. Он не представлял, что собирается делать его брат, находящийся в центре празднества, окруженный десятками людей и самозабвенно отдающийся музыке. Хотя… с последним что-то было не так. Вельможа, который хотел подняться со своего кресла вдруг сел обратно, а его лицо приобрело странное опустошенное выражение. То же самое случилось и с хозяйкой, разве что её глаза настолько широко открылись, будто она увидела что-то прекрасное и шокирующее одновременно. Гости, до этого переговаривающиеся между собой, с едой и напитками вдруг застыли на месте, включая тех двух шпионов, которых вычислил Саске. В поместье внезапно повисла тишина, благодаря которой звуки сямисэна звучали ярче. Саске уже не мог игнорировать их, и те врезались в его сознание, создавая мыслимые и немыслимые образы. И вот перед ним уже не стены особняка, а зеленый луг, усыпанный цветами. Волосы тревожит лёгкий ветерок, а чудесные запахи трав и цветов заполняют всё его существо. Недалеко слышится журчание воды: хочется как можно скорее дойти до реки, чтобы сесть на берегу и отдохнуть под сенью плакучей ивы…       «Саске», — вдруг слышится в сознание знакомый голос, и Шаринган вспыхивает в глазах, прорезая эту иллюзию. Учиха всё также стоит в толпе гостей, во все глаза смотря на музыканта. Его брат в последний раз касается струн, а когда их звучание тает в тишине, он поднимается на ноги. Саске непонимающе озирается по сторонам: артист закончил играть, но нет ни аплодисментов, ни восторженных криков. Они все будто окаменели, или, может, просто время остановилось?       — Что… происходит? — тихо спросил юноша, когда брат приблизился к нему. — Что ты сделал?       — Гендзюцу, — коротко ответил тот, убирая сямисэн в футляр и любовно проводя вдоль струн, прежде чем закрыть крышку.       — Как гендзюцу? — ошеломленно повторил Саске. — Ты что, наложил его на всех?       — Да. Это техника, которой я овладел не так давно. Звуковое гендзюцу. Оружие, гораздо мощнее, чем зрительное. При помощи Шарингана, где необходим глазной контакт, ты не сможешь одновременно подчинить разум стольких людей. Но при помощи звука это возможно. Все, кто слышат мелодию, мгновенно попадают под её действие, будь то десять, сотня или даже тысяча человек. Я же говорил, что мой сямисэн необычен? Его струны настроены так, чтобы создавать особые колебания, совместимые с этой техникой. Мне пришлось долго изучать и испытывать её, но, как видишь, мои старания всё же увенчались успехом, — он довольно улыбнулся, разводя руками. — Как раз я хотел испытать её на такой массе.       — Ты знаешь, что ты потрясающий? — невольно поразился Саске, вызывая у брата очередную улыбку. — Это ведь… невероятно сложная техника. И овладеть ей может только человек, обладающий поразительными способностями. Наверное, я никогда не перестану восхищаться тобой и твоим мастерством. И пытаться догнать тебя, зная, что ты снова на шаг впереди.       — Саске, — Итачи, положив руку ему на плечо, слегка качнул голову и, склонившись, шепнул на ухо: — Это я догонял тебя.       Вновь отстранившись, он хотел бы увидеть то изумление, что сейчас красовалось на лице младшего брата, ослепленного старшим. Но мог лишь коротко коснуться его щеки, ощущая, что кожа немного теплее, чем обычно.       — Значит, ты нашёл их? — заставляя Саске вспомнить о миссии и вернуться к реальности, спросил он.       — Да, — пробормотал юноша, ощущая, что и без сямисэна, один лишь голос и улыбка Итачи отправляют его сознание в иную реальность, где всё существо наполняется лишь им. Он указал брату на шпионов, предложив убить их, на что старший Учиха возразил. Он всегда старался сохранить жизнь, если была такая возможность, и на этот раз приказал Саске почистить их сознание с помощью Мангекё Шарингана. Так, чтобы ни одна техника не смогла бы достать эти воспоминания. Младший Учиха согласился, отмечая, что брат бывает излишне мягкосердечен. То же самое он проделал с вельможей, полностью удалив из его сознания связи с Акацки. После чего Саске забрал груз и покинул поместье, а Итачи решил доиграть свою роль до конца. А может, воплотить свою мечту в жизнь. Ведь когда ещё ему удастся поймать столько восхищенных взглядов, очарованных красотой его музыки и его самого.       «Вообще-то я тоже хотел послушать», — сидя в засаде на границе деревни и дожидаясь напарника, Саске мысленно выстраивал в своём сознании облик брата в этих церемониальных одеждах, делающих его похожим на аристократа или члена императорской семьи. Вот он сидит в большом просторном зале без внутренних стен, с живописными перегородками — фусума. В руках — сямисэн, звуки которого погружают в грёзы наяву. Исполняет он пьесу, занимается каллиграфией, а может даже сидит за гобаном и играет в го, скрывая пятилистным веером свою улыбку, вызванную глупым ходом противника… Что бы он ни делал, Итачи идеально подходит тому времени, той эпохе, высокому искусству, музыки, живописи, поэзии и пытливому уму.       «Кстати, в детстве мы ведь играли. И в го, и в сёги. Итачи играл с отцом, а я так — просто передвигал фигуры, — вдруг вспомнил Саске, возведя свою иллюзию в абсолют. — Интересно, сейчас он может играть? Если только на ощупь или на слух…»       — Наконец-то, — проворчал шиноби, когда спустя час заметил человека в форме Анбу и безликой маске. Итачи, спрыгнув с дерева, приземлился рядом с ним и усмехнулся, отмечая недовольный голос.       — Что с тобой? Мы ведь идеально выполнили миссию, — выбрав путь на страну Огня, они отправились к родной деревне. Саске нёс с собой перехваченный груз, а у Итачи, помимо сямисэна, за спиной был вещевой мешок. В котором определённо что-то лежало.       — Ничего, — сначала пробурчал Саске, но, вспомнив о том, что пообещал говорить брату правду, всё же высказался, стараясь сохранить ровный тон. — Просто… уму непостижимо, сколько человек смотрело на тебя! — выпалил он так эмоционально, что старший Учиха чуть не кувыркнулся в воздухе. — И они не просто смотрели, они пожирали тебя. Женщины… и даже мужчины! А этот старый хрыч? Этот вельможа, который устроил всё это? Если бы видел, как он смотрел на тебя… — Саске не находил слов от возмущения, а его Шаринган активировался сам собой, ибо раздражение было слишком велико.       — И как же? — Итачи наоборот повеселел от ревностного тона брата.       — Забудь. Не хочу вспоминать об этом ублюдке. Иначе буду жалеть, что не убил его, — буркнул младший Учиха. — Что у тебя в мешке, кстати? Ты же не подобрал какой-то хлам?       — Нет, это одежда в которой я был.       — Хочешь вернуть её?       Саске показалось, что брат снова усмехнулся, хотя это мог быть лишь ветер, свистящий в ушах.       — Нет, хочу оставить себе. Как трофей, — беззаботно ответил он.       — Ах, да, — Саске тоже повеселел и едва подавил улыбку, — я и забыл, что ты любишь игры с переодеваниями. Те роскошные кимоно таю тоже оставил себе?       — Безусловно. Ведь каждое из них — произведение искусства. Четвёртый разрешил забрать их себе в качестве награды за успешное выполнение миссии. И тебе не стоит так злиться, Саске, — догнав брата, Итачи на мгновение коснулся его плеча, отчего тот замедлил шаг. Теперь он не летел по ветвям деревьев, а просто перескакивал с них. — Пусть они все смотрели на меня, увидеть я могу только тебя.       — Знаю, что нет причин выходить из себя, — кивнул головой младший Учиха. — Но, ты, как никто другой, понимаешь, как сложно справиться с болезненной привязанностью Учих. Мы остро реагируем на всё, даже на мелочь вроде взгляда или слова. И ещё, я бы хотел, чтобы ты играл только для меня. Как певчая птичка в клетке поёт только для своего хозяина и радует его глаз. Эгоистично? Я знаю. Но это моё истинное желание. Хочу, чтобы ты знал обо всех плохих сторонах, — договорив, Саске перепрыгнул на соседнее дерево, а Итачи от него не отставал.       — Не думай, что у одного тебя такие желания, — проронил он, перед следующим прыжком останавливаясь и определяя расстояние при помощи стальных нитей, что были спрятаны под наручами. — Мы ревнуем, потому что боимся потерять самое ценное, что у нас есть. Это естественно. Некоторые говорят, что человек не может принадлежать другому человеку. Что это моральное и эмоциональное рабство. Да, конечно, если один лишь использует другого в своих интересах, так и есть. Но когда оба служат друг другу, жертвуют чем-то и оберегают, разве тем самым они не доказывают, что смысл жизни заключается в них самих? И когда кто-то пытается этот смысл отобрать… становится поистине больно. И мы пытаемся сделать всё, чтобы вернуть его обратно. Но здесь уже в сражение вступает наш эгоизм: ведь возвращаем мы его лишь для себя. Поэтому человек не может принадлежать другому — ибо идеальная любовь предполагает счастье другого, а не счастье за счет него. Ревность лишь подтверждает то, что мы хотим быть счастливы сами, а не делать счастливым того, кого любим.       — Хочешь сказать, что тебе претит это чувство? — выслушав его, спросил Саске. — Что я не думаю о твоём счастье, только о своём? Да, ты прав — я и правда хочу быть счастливым, — не дав ему ответить, продолжил младший брат. — Но и хочу, чтобы ты был счастлив! Сколько раз я выполнял твою волю? Пытался быть счастливым без тебя? Сколько раз отрекался от тебя, выбрал другой путь, думая, что тебе будет спокойнее? Когда твоё счастье заключалось только во мне. И вот теперь я отрёкся от всего клана, потому что ты просил. У меня больше нет никаких желаний и целей, я не хочу быть главой клана и продолжать наш род. Я практически ни с кем не общаюсь, у меня нет друзей… — тут он осёкся, ибо всё же лукавил, и голос выдал его, — поэтому у тебя нет повода ревновать меня к кому-либо. Я, как ты и говорил, лишь твоя тень. Зато ты играешь слишком яркую роль на этой сцене, нии-сан. Ты позволяешь себя любить не только мне, — уже с горечью добавил он и замолчал, устремляя свой взгляд вперед. Итачи не отвечал, и Саске, подумав, что разговор окончен, снова перепрыгнул на ветвь дерева, а через некоторое время увидел, что брат поравнялся с ним.       — Саске, я знаю, чем ты пожертвовал ради меня, — проронил он и, несмотря на скорость и ветер, шумевший в ушах, младший Учиха слышал его отлично.       — Ты пожертвовал не меньшим, — коротко ответил юноша, чуть замедляя свой темп. — Все мои жертвы ничто, по-сравнению с твоими. Но мы сейчас говорим не о жертвах.       — И всё же, все наши решения связаны с ними, — ответил Итачи, тоже снижая скорость. Ему было довольно трудно передвигаться таким способом, но он предпочел об этом умолчать. — Да, я хотел любить тебя той идеальной любовью, о которой говорил. Хотел, чтобы ты был счастлив без меня. Не хотел шантажировать, ставить перед выбором или пытаться присвоить себе. Мечтал, что путь, предначертанный тебе отцом, станет единственным верным. Но… — он снова усмехнулся, а Саске почувствовал, как что-то кольнуло в груди. Не больно, но весьма ощутимо.       — Люди не боги, и их чувства тоже не абсолютны и не идеальны. И я думаю, что в мире не существует этой идеальной любви, как не существует идеального человека. Я тоже пытался, как и ты, Саске, быть счастливым, но не смог. И, бросив всё, окунулся в эту пучину вместе с тобой. И теперь, познав истинное счастье вместе с тобой, я не смогу вернуться к тем зачаткам идеальной любви, что взращивал в себе. Моя любовь так же эгоистична, как и твоя. Я хочу, чтобы ты был моим. Не могу даже думать, что ты сможешь быть счастлив с кем-то, кроме меня. Тешу себя надеждой, что я единственный, кто подарит тебе истинное счастье. И боюсь, что обманываю самого себя.       — Ты так долго лгал, что отвык верить самому себе, — вздохнул Саске, бросая на него опечаленный взгляд. — Но тебе лучше привыкнуть к этому. К тому, что я не уйду сам и не отпущу тебя. А ещё терпеть мою ревность: ведь стоит кому-то хоть краем глаза посмотреть на тебя, как меня начинает колотить, — мрачно добавил он, на что Итачи чуть не рассмеялся. — Это правда! — уязвлённо признался Саске. — Доходит до того, что я даже к матери порой ревную, хотя это абсолютно беспочвенно. Чего уж говорить о других на заданиях вроде этого.       — Что ж, тогда, чтобы лишний раз не провоцировать тебя, я, наверное, откажусь от подобных миссий, — произнёс старший Учиха. — Не хочу, чтобы ты каждый раз впадал из крайности в крайность.       — Нет, дело не в этом. Незачем отказывать себе в подобного рода удовольствиях. Я знаю, что тебе нравится это, — он украдкой взглянул на сямисэн и вещевой мешок за спиной. — И мне тоже это нравится. Одна моя половина хочет спрятать тебя ото всех и любоваться самому, а другая желает обратного: чтобы все смотрели на тебя и восхищались тобой. Чтобы не только я, но и другие признали твоё великолепие и совершенство. И когда я смотрю на их открытые рты и восторженные взгляды, меня распирает гордость за тебя. Хочется выйти и закричать: «Смотрите, это мой брат! Этот удивительный человек принадлежит мне, и я могу видеть его каждый день!» Хочется видеть в их глазах нескрываемую зависть и досаду, от того, что они уже заранее проиграли. Да, вот такие у меня странные желания, — усмехнулся он сам себе, ощущая необычайную противоречивость собственных слов. Итачи не ответил. Может, потому что обдумывал всё это, а может, потому что ему было нечего сказать, а может потому что посчитал всё это несусветной глупостью. Саске не стал требовать от него ответа, сам осознавая, что в его мыслях нет какой-то логики, лишь одни эмоции. Он хотел извиниться за свою противоречивость, как почувствовал, что брат внезапно схватил его за руку и, прыгая с дерева, потянул вниз. Саске неловко приземлился на землю, а Итачи его тут же поволок к ближайшему дубу и прижал к его широкому стволу. Удивленный юноша подумал, что, возможно, их обнаружили или преследуют, как вдруг брат сорвал с него маску Анбу, а свою безликую отодвинул на бок. Стиснул его плечи и… поцеловал. Так, что у Саске чуть сердце в пятки не ушло.       — Ты что? — пролепетал он, осматриваясь по сторонам. — Вдруг нас кто-нибудь увидит?       — Просто внезапно захотелось поцеловать тебя, — пожимая плечами, улыбался старший брат. — После всех тех удивительных слов, сказанных тобой, я не смог удержаться.       — Удивительных слов? Каких ещё слов? — торопливо пробормотал Саске, ощущая его мягкие прикосновения на своих щеках, — я просто рассказал тебе о непонятных желаниях, может, и не следовало бы. Глупость всё это… — голос парня снова прервался, а щёки, которые Итачи сжимал в ладонях, начали стремительно краснеть. Да, Саске очень любил поцелуи, особенно такие — спонтанные и глубокие, от которых и ноги подкашиваются, и голова кружится, и тело недвусмысленно реагирует. Но любил он это дома, в тайном уголке, где их никто не видит и не слышит, а не посреди леса между страной Земли и страной Огня, кишащим другими шиноби!       — Нии-сан… — едва слышно выдохнул он, понимая, что поцелуи затягивают как никогда. Стоит только позволить этой сладости влиться в него, как с разумом можно распрощаться. — Давай хотя бы миссию завершим…       Итачи, ещё раз мягко прикоснулся к его губам и отстранился, возвращая свою маску на место и отдавая брату его.       — Да. ты прав. Надеюсь, успеем в Коноху хотя бы к полуночи.       Его ожидания практически подтвердились — в деревню Листа они вернулись глубокой ночью. Уставшие, но довольные успешным завершением миссии. В это время Хокаге уже не было на месте, однако его помощник, дежуривший всю ночь, принял у них груз, отметил завершение миссии и выдал гонорар. Причем весьма приличный.       — Может быть, купить ещё пару свиней? Или заняться разведением кроликов? — подсчитывая все доходы от миссий, кондитерской и хозяйства, вслух размышлял Итачи.       — Зачем тебе это? Решил окончательно превратиться в крестьянина? — пожал плечами Саске, опережая брата и открывая перед ним ворота квартала Учих.       — Мне нравится ухаживать за животными, — признался тот, проходя вперед. — А кролики — весьма выгодное дело. Если дать им волю, они заполнят весь наш дом, — усмехнулся парень.       — И что мы будем с ними делать? Есть каждый день этих кроликов и шить из них шубы? — с сарказмом произнёс Саске, следя за тем, чтобы брат не оступился, заходя в дом.       — Почему же так радикально? Можно было бы просто открыть кафе с кроликами. Я уверен — от детишек отбоя бы не было, — взъерошив волосы братишки, Итачи отправился в ванную, ощущая усталость после миссии. На его сложнейшее массовое гендзюцу ушла половина всей чакры, а вторая половина была потрачена на дорогу туда и обратно. Поэтому ему хватило сил только чтобы принять душ и добраться до своей комнаты. У Саске, в отличие от брата, энергия била ключом и спать он пока не собирался, несмотря на поздний час. Юноша немного помедлил, размышляя над последними словами. Ему показалось, что слово «детишки» Итачи выделил как-то по особенному, а потом ещё погладил его по голове, словно это касалось его. Саске с детства нравились животные, будь то кошки, собаки, куры или коровы. Находясь под гнётом отца ему пришлось избавиться и от этой слабости к невинным созданиям, но сейчас, проживая день ото дня в деревне и вливаясь в сельскую жизнь, та прежняя любовь, забота и умиление начали к нему возвращаться.       «Может и правда неплохая идея, — поднимаясь на второй этаж, подумал он. — Кролики пушистые и тёплые, но в отличие от кошек более спокойные и не пускают когти в ход по поводу и без». Саске хотел забрать сменную одежду и тоже принять душ, однако заметил, что в комнате матери горит свет. Его это удивило, поскольку Микото ложилась рано, особенно в те дни, когда сыновья были на заданиях и с хозяйством приходилось справляться самой.       — Ещё не спишь? — заглянув к ней в комнату, спросил Саске. Его мама сидела на кровати и складывала выглаженную одежду ровными рядами.       — Вы уже вернулись? Как ваша миссия? — вставая на ноги, спросила она.       — Всё нормально. Ты куда-то собираешься? — замечая на полу рядом с кроватью дорожную сумку, поинтересовался младший сын.       — Да. Мы с Кушиной решили съездить на пару дней в страну Пара — она славится своими удивительными горячими источниками, — улыбнулась мама.       — Что ж, онсэн это прекрасно, — кивнул головой Саске, которому тоже внезапно захотелось расслабиться в горячей воде. После миссии — самое то. — Отдохните, как следует.       — Я ведь… могу на вас положиться? — настороженно спросила Микото. — Вы ведь больше не будете ссориться?       — Нет, я же говорил: больше никаких ссор и драк, — буркнул Саске.       — Я рада, что ваши отношения наладились, — Микото сложила несколько вещей в сумку. — Но всё же… — она на мгновение задумалась, а Саске напрягся. — По возвращению в Коноху ты с таким рвением посещал омиаи, а теперь и думать о них забыл. Решил повременить с женитьбой?       — Да. Пока у меня нет ни желания, ни возможностей, — признался он и, чуть помедлив, добавил, — и неизвестно, появятся ли они вообще.       Микото, нахмурившись, застегнула один из карманов сумки и вновь села на кровать. Такая задумчивость её не красила: лицо становилось намного суровее, и она даже чем-то напоминала Саске отца.       — И почему же ты так внезапно изменил своё решение? — спокойно спросила она. — И то, что ваши отношения с Итачи улучшились, как-то связано с этим?       — Отчасти, — согласился Саске, ощущая, что в отличие от отца матери он может сказать хотя бы половину правды. — Но в основном дело состоит в том, что я не представляю, как жить с женщиной, которую я не люблю. Будь она хоть тысячу раз красивой или хозяйственной, это не заставит меня полюбить.       — Саске, — её голос стал строже, и младший сын ощутил ту волю Учих, которая была заложена в каждом из его клана, — любовь не приходит сразу, — сказала мама. — Ни через месяц, ни даже через год. Мы с Фугаку едва знали друг друга, когда сочетались браком. Я была для него такой же девушкой, с какими ты встречался на омиаях. С той лишь разницей, что ты можешь выбирать, а он не мог. Наш брак согласовали родители, и ни я, ни он не могли возразить. Да и мы не стремились возражать, с самого рождения зная, что нас ждёт подобная участь. И ты тоже знал, и был готов к этому. Но почему-то всё поменялось. Обычно когда сердце свободно, легко принять другого человека и суметь полюбить его.       — И когда же ты полюбила его? — тихо спросил Саске, держа свои эмоции под контролем. — И полюбила ли вообще? — тут же усомнился он.       — Полюбила. Я вышла замуж в двадцать один год, в двадцать два у меня родился Итачи. Да, думаю, что именно после его рождения, — на лице матери появилась мягкая улыбка. — Я почувствовала, что мы стали настоящей семьёй, и ребёнок конечно же сделал меня счастливой. Я всегда уважала Фугаку, но после первенца у меня появились к нему другое чувство. Поэтому, — она снова улыбнулась, — нехорошо так говорить, но ты был более желанным, Саске.       — Значит, — младший сын тоже усмехнулся, — желания «делать» Итачи у вас не было?       — Это было, скорее, обязанностью, — тяжело вздохнув, призналась Микото, — воспроизвести наследника. Не хочу, чтобы он знал об этом, Саске, так что, пожалуйста, не говори ему.       — И ты предлагаешь мне поступить также? Спать с женщиной, которую я не хочу? Думаешь, у меня получится договориться с «ним»? — ухмыляясь, парень указал на нижнюю часть живота, а Микото, прикрыв глаза, отвернула голову в сторону.       — Саске! — возмущенно воскликнула она.       — А что? — буркнул тот, — женщине проще спать с нелюбимым: ей нужно лишь переступить через свою волю. А вот мне, помимо воли, нужно ещё преодолеть сопротивление тела. Или ты думаешь, что если я парень, то у меня с любой получится?       — Хватит об этом, — Микото махнула рукой, будто ударила ей по столу. — Секс — не самое важное в жизни. Будто тебя заставляют им заниматься из-под палки. Ты и сам говорил, что тебе хватит одного раза для наследника, а дальше хоть в монастырь.       — А отцу, похоже, одного раза не хватило, — снова язвительно заметил младший сын. — Как и тебе? — последние слова прозвучали вопросительно, ибо Саске опять сомневался, хотела ли этого мама. — Почему после развода ты не вышла замуж во второй раз? Или хотя бы не завела себе любовника? — уже серьёзно спросил он. — Ты ведь свободная женщина, тебе незачем хранить верность тому, кто бросил тебя. К тому же, тебя до сих пор считают самой красивой женщиной клана.       — Потому что… — заколебалась Микото, — мне это не нужно. У меня и без любовников забот полно. Я никогда не испытывала сильного влечения даже к мужу, чего уж говорить о других мужчинах. К тому же…       — До сих пор любишь его? — догадался Саске.       — Я люблю вас, — улыбнулась Микото. — В моей жизни и так есть два замечательных мужчины, зачем мне ещё кто-то?       — Но разве ты никогда не хотела почувствовать себя женщиной? То есть… — Саске замотал головой, — испытывать счастье с мужчиной не просто как жена или мать, а как женщина?       — Я была счастлива, Саске. И с ним, и без него.       — Ты считаешь это счастьем, потому что не знаешь другого. Ты не сходила с ума от любви, не хотела бросаться с головой в омут. Тебе не с чем сравнивать — у тебя был только папа. А я знаю отца — добиться от него страсти и эмоций можно лишь под Шаринганом.       — Говоришь так, как будто ты знаешь, — удивилась Микото, — каково это — срываться в пропасть.       Саске на секунду помедлил, ощущая, что зашёл дальше, чем планировал, поэтому, отводя стрелки от себя, снова переключился на мать.       — Скажи мне, кого ты хочешь, и он будет твоим, — зловеще произёс младший Учиха, от чего Микото даже содрогнулась, — Пусть он женат, в другой стране или моложе тебя. На одну ночь, на две или на всю жизнь…. Я сделаю так, что он будет твоим, — в неярком свете его глаза полыхнули алым, и у матери даже перехватило дыхание. Только сейчас она поняла, какая чудовищная сила живёт в младшем сыне. И едва ли один человек в состоянии справиться с ней. На мгновение Микото обуял страх. Страх за то, что когда-нибудь эта сила возьмёт над Саске верх, и тот потеряет рассудок, безвольно следуя её приказам. Что он будет разрушать и подчинять, не заботясь о судьбах других людей. Сила всегда эгоистична, она может лишь бесконечно насыщать своё одиночество, пока не поглотит всё вокруг, включая собственного владельца.       — Или ты хочешь, чтобы я вернул отца? — продолжил Саске с горящим Шаринганом. — Я сделаю это. Фугаку мне больше не указ. Благодаря глазам Итачи моя сила возросла в десятки раз. Теперь я могу пойти против его воли и ни словами, ни какой-либо техникой он не сможет меня остановить.       — Саске… — испугавшись по-настоящему, Микото подошла к сыну и крепко обняла его, надеясь, что её любовь сможет успокоить раненое сердце. — Не нужно. Мне ничего не нужно, кроме твоего счастья. Ведь если счастлив и ты и твой брат, то счастлива и я. А все эти эмоции и желания, о которых ты говорил, — она отстранилась и печально улыбнулась, смотря в успокоившиеся черные глаза, — для меня уже слишком поздно.       — Ничего не поздно, — тихо огрызнулся тот, снова обнимая маму и кладя голову ей на плечо, — просто ты не хочешь отдаваться этим чувствам. Не хочешь разрушать своё спокойствие и размеренную жизнь.       — Может быть и так, — вздохнула женщина, поглаживая сына по голове.       — А я… только и живу этим чувством, — хрипловато добавил Саске. — Все эти годы без него я будто не существовал, и лишь сейчас смог понять, насколько прекрасной может быть жизнь. Я хочу жить этим чувством и дальше, — выпрямившись, Саске заглянул в её обеспокоенное лицо. — Отец уже отнимал его у меня, а ты не пытайся отнять. Это единственное, о чем я тебя прошу.       — Неужели ты думаешь, что я смогу остановить тебя или твоего брата? — снова грустно улыбаясь, произнесла Микото. — Я не смогла сопротивляться Итачи, когда ему было девять, и когда он всё решил для себя. А теперь, когда вы обладаете такой колоссальной силой… будут ли мои слова что-то значить для вас?       — Да, будут, — Саске опустил руки и направился к выходу. — Я помогу тебе завтра с вещами, а ты постарайся выбросить из головы всё, что я наговорил тебе и хорошо отдохнуть, — сказал он на прощание и вышел из её спальни. Свет в комнате матери погас не сразу: Саске не знал, продолжала она собирать вещи, или размышляла над его словами. В этот раз он был особенно откровенен, и возможно, она обо всём догадалась.       «Может быть так будет лучше? Для всех», — после душа поднимаясь наверх, Саске помедлил перед последней ступенькой. А может быть, и нет. Может быть, Итачи предпочел бы всё скрыть. Он привык это делать, зная, что рано или поздно правда всплывет наружу. Но, по его мнению, лучше всего выходило поздно.       «Но не на этот раз», — удостоверившись, что мама уже легла, Саске незаметно проник в комнату брата и бесшумно забрался на его постель. Он обнял его, сцепив пальцы на животе, и прижался к спине. Итачи не пошевелился, а его дыхание было спокойным и ровным.       «Уже уснул?» — несколько расстроился Саске, ощущая его сердцебиение. И тут же улыбнулся, понимая, что сон наконец-то пришёл и к нему.        — Спокойной ночи, нии-сан…