Ложь закрытых глаз

      Саске невольно поёжился, словно морозный воздух окутал его разгоряченное тело. Ему снова снился сон о детстве. Такой светлый и ясный, окутанный свежим зимним воздухом и сиянием чистейшего снега. В этом сне было много звонкого смеха, несдержанной радости и настоящего счастья. Они с Итачи, валяясь в снегу и кидаясь снежками, задумали сделать большого снеговика. И решили не просто катать шары, а использовать техники, чтобы снеговик получился большим. У Итачи выходили ровные круглые шары, а вот Саске, запутавшись в печатях, умудрился сам закопаться в снежный ком и пробыл там несколько минут, пока старший братик не нашёл его. Саске помнил, как было холодно и страшно тогда. И как хорошо и спокойно, когда уже после всего этого они пили горячий чай со вкусным пирогом, который приготовила мама.       Ещё не до конца проснувшись Саске перевернулся на бок и попытался нащупать покрывало, ощущая эту морозную свежесть из своего сна. Но того почему-то не оказалось на кровати, и юноша снова заворочался, уткнувшись во что-то тёплое. Телу стало приятнее, но ему хотелось получить больше этого тепла, чтобы согреться окончательно. Младший Учиха двигался инстинктивно, обхватил этот источник тепла руками и ногами, готовый поглотить его целиком, и остановился, лишь услышав сдавленный вздох.       Внутри него что-то тут же оборвалось, и новая волна холода обожгла спину. Распахнув глаза, Саске понял, что полностью забрался на спину своего брата и буквально утопил его в подушках, разбросанных по всей кровати. Итачи слабо шевельнулся под ним и снова тяжело выдохнул, ощущая на своём теле невероятный груз.       — Прости, — пробормотал Саске, тут же сползая с него и щурясь от дневного света. — Я разбудил тебя?       — Нет, я уже просыпался сам, — несколько заторможено ответил тот и приподнял голову. — Уже утро? — рассеянно спросил он, глядя в пустоту.       — Да, уже… — Саске посмотрел на часы и невольно поморщился, — уже рассвело, — уклончиво ответил он, хотя стрелки на часах почти приблизились к полудню.       — Надо вывести коров… — Итачи хотел подняться. Уже уперся ладонями в постель, но будто передумал и лёг обратно.       — Забудь о них. У них есть сено в стойлах, пусть едят его, — Саске от души потянулся и глубоко выдохнул, чувствуя себя немного странно. Тело не болело, но явно было не таким, как прежде. Оно предельно ясно понимало, что с ним делали вчерашним днём и ночью.       — С тобой всё… в порядке? — замечая, что брат не шевелится, Саске коснулся его плеча и погладил его. Итачи, прикрыв глаза, усмехнулся.       — Нет, со мной не всё в порядке, но думаю, что я смогу пережить это.       — Что? — насторожился младший Учиха и скользнул взглядом по его спине. — Тело болит?       — Тебе не помешало бы вспомнить, что ты забыл о чем-то важном, перед тем, как набросился на меня, — Итачи с трудом, но перевернулся на спину и немного согнул ноги в коленях, переводя дыхание. — Вчера я не особо почувствовал это, поскольку желание перекрывало боль, а вот сейчас настало время расплаты, — с лёгкой иронией добавил он. Саске, насупившись, опустил голову и нахмурился, ощущая себя последней сволочью.       И правда — вчера у обоих это было впервые, но Итачи, в отличие от него, позаботился о глупом братишке, тогда как Саске в который раз пошёл на поводу у своих эмоций.       — Прости, — снова извинился он, понимая, что слова бесполезны. — Сильно болит?       — Терпимо, — тот протянул руку и взъерошил его волосы, чтобы братишка не убивался так. — Можешь найти мой телефон? Похоже, мне придётся снова выпросить выходной.       Саске, кивнув головой, поднялся с постели. У него на пару секунд потемнело в глазах, а тело поначалу тоже не поддавалось контролю, но всё же, придя в себя, он смог ровно стоять на ногах. Подобрав с пола трусы, парень натянул их и постарался вспомнить, где же телефон брата. Вчера он звонил напарнику с кухни, а Саске выключил его, чтобы больше никто не доставал. Значит, тот до сих пор должен быть там.       Спустившись вниз, Саске первым делом столкнулся с подозрительным взглядом Мадары и ухмыльнулся, подумав, что у них появился свидетель. Впрочем, стоило ему насыпать в миску еды, как пёс забыл обо всём, жадно поглощая свой завтрак. Младший Учиха, поставив на плиту чайник, нашёл телефон и вернулся в свою спальню. Итачи так и лежал на спине, только теперь правым предплечьем закрывал глаза. Саске невольно отвёл глаза в сторону, стараясь лишний раз не провоцировать себя этим идеальным телом. Услышав брата, Итачи опустил руку и поманил младшего к себе. Тот, как и вчера, набрал номер Шисуи и включил громкую связь.       — Прости, Шисуи. Сегодня я, похоже, тоже не смогу выйти на работу, — со вздохом произнёс Итачи, когда друзья приветствовали друг друга.       — Что-то случилось? — осторожно спросил тот. На заднем фоне слышались разговоры и смех — вероятно, в кондитерской было полно народа. — Вы ведь не могли снова переубивать друг друга?       — Нет, что ты, — слабо улыбнулся тот. — Просто я… переоценил свои силы. В общем, возьму этот день за счёт отпуска, если позволишь.       — Ты о чем, — тоже усмехнулся друг. — Это твоя кондитерская, а ты — хозяин. Не волнуйся, здесь всё под контролем. Мы справимся. А ты лучше и правда отдохни — я уже не помню, когда ты в последний раз брал отпуск.       — Да, спасибо, — поблагодарил Итачи, а Саске завершил вызов. Он не скрывал своего недовольства на лице, зная, что брат всё равно не сможет его увидеть.       — И правда, — отбросив телефон, младший Учиха лёг рядом со старшим, кладя голову ему на плечо, — почему ты разговариваешь с ним так, будто подчиняешься ему? Потому что он старше тебя?       — Не только, — Итачи снова коснулся его волос и начал гладить их. — Наверное, просто привык, что он ведёт меня, а я следую. Так было почти всю мою жизнь.       — Но теперь ты можешь идти сам. Или следовать за мной. Хотя нет — это скорее я тащусь за тобой, — угрюмо пробубнил Саске, зажмуривая глаза от удовольствия.       — Да уж. За тобой так и осталось два раза, — рассмеялся Итачи, вспоминая их счет за предыдущую ночь. Едва младший братишка выравнивал его, как старший добавлял новые очки в свою пользу.       — Как так? — скрипнул зубами тот. — После полуночи я только и делал, что брал тебя. У меня уже голова перестала соображать, а тело как заведенное хотело вновь и вновь. И сейчас… — он взглянул на его расслабленное тело и ноги, чуть согнутые в коленях, — я снова хочу, но зная, в каком ты состоянии, могу предложить только себя. Я не против лечь под тебя, пусть это мне и добавит штрафных очков.       — Хаха. Саске, от того, что я буду сверху, моя боль не уменьшится.       — Ты ведь можешь исцелить себя? — внезапно осенило младшего Учиху.       — Могу, — нехотя протянул Итачи. — Но не стану, — уже шутливо добавил он. — Потому что мне нравится чувствовать боль, причиненную тобой. Физическая или моральная… Пусть она оставляет шрамы на теле и в душе.       — Да, я всегда знал, что ты ненормальный, — вздохнул Саске и вдруг подскочил, как ужаленный, вспомнив, что оставил чайник на плите. К счастью, тот не успел выкипеть, и младшему Учихе удалось заварить чай. Он несколько минут раздумывал, чем бы порадовать брата на завтрак и решил больше не геройствовать, а приготовить что-то простое, с чем он справится наверняка.       «Сэндвичи с помидорами будут в самый раз», — тут же решил Саске, так как несколько раз уже готовил это блюдо и мог быть уверен в его вкусе. Он быстро сбегал в огород и сорвал пару спелых томатов. Вернувшись, вымыл их и осторожно нарезал кружочками, чтобы сохранить форму. Затем намазал несколько ломтиков хлеба сливочным маслом, а с обратной стороны положил на них сыр и кружки томатов. Обжарил на сковороде, а когда сыр расплавился, перенёс всё на тарелки. Чай к этому времени уже заварился и, переполненный чувствами, Саске отправился с подносом наверх.       Итачи, лёжа в кровати и разминая своё тело, заулыбался, когда почувствовал запах обжаренного хлеба и сыра. После такой насыщенной ночи он был очень голоден, но не смог удержаться от шутки в адрес любимого брата.       — Когда это ты стал таким романтиком, Саске? — поддел парня он, беря один из сэндвичей с хрустящей корочкой. — Завтрак в постель после первой брачной ночи? И как так получилось, что в итоге, я стал твоей «женой»? — он ухмыльнулся, с удовольствием пробуя бутерброд. К удивлению получилось настолько вкусно, что Итачи даже не заметил, как проглотил первый целиком. Хорошо, что младший брат сделал сразу шесть штук — для него и для себя.       — Ты ведь хочешь этого, — внезапно произнёс Саске, тоже отмечая, что сегодня у него готовка удалась на славу. — Сегодня ты хочешь быть слабым. Ты получал много травм на миссии, и вряд ли эта тянущая боль может сравниться с ними. И уж никак она не могла помешать тебе в кондитерской. Ты знал, что я буду чувствовать за собой вину и пытаться загладить её, ухаживая за тобой, поэтому даже не спустился и продолжил валяться в кровати.       — К тому же, разве я могу потерять день, когда мы можем побыть вдвоём? — соглашаясь с его словами, добавил Итачи, запивая сытный завтрак чаем. И всё-таки один промах у Саске был, причем серьёзный: он забыл положить сахар.       — Да, ты прав. Сегодня мне хочется быть капризным лентяем, — рассмеялся старший Учиха и внезапно ткнул младшего в лоб, отчего тот чуть не подавился, — ты забыл положить сахар, глупый брат, — в его голосе надменность удивительно сочеталась с нежностью и лаской. Саске невольно зарычал про себя: ему ужасно не хотелось спускаться на кухню из-за этой глупости. Однако он всё же заставил себя и принёс брату новую чашку со сладким горячим чаем. Внутренне он был готов к тому, что Итачи ещё запросит пирожное к чаю, но тот молчал, доедая сэндвичи.       — Что ж, неплохо. Ты смог утолить мой голод, — когда завтрак был окончен, старший Учиха наконец-то поднялся на ноги и повёл плечами, а ладонями потёр поясницу. Его распущенные волосы почти достигали пояса, но сейчас были спутаны, отчего Саске хотелось запустить в них пальцы и расчесать прямо ими.       — Кажется, нам стоит сменить постель, — протянул Итачи, чуть развернувшись к брату. — И проветрить здесь хорошенько. Этот запах, похоже, пропитал все углы в этой комнате.       — Да, я чувствую, — Саске с трудом отвёл взгляд от его тела и, подойдя к окну, открыл его. Итачи, подобрав свою одежду с пола, вышел из комнаты, а его брат, сняв всё постельное бельё, спустился вслед за ним. Он не стал складывать его в корзину, а сразу засунул в стиральную машину вместе со своей одеждой и запустил её. Из ванной комнаты слышался шум воды. Саске долго не думал, а сразу же прошёл туда. Его наполнили приятные ощущения, когда он увидел Итачи под струями воды. Глаза брата были закрыты, а пальцами он приглаживал волосы, откидывая их назад. Они давно намокли и напитались водой, отчего сейчас казались черными, совсем как у Саске. Юный Учиха, не выдержав, ступил прямо под воду и, стиснув брата в объятьях, прильнул к его губам. Руки Итачи замерли: он сжал собственные пряди на висках, ощущая, как поцелуй выбивает почву из-под ног. Но если у него это было скорее фигурально, то у Саске получилось буквально: спустя несколько секунд он резко оборвал насыщенный поцелуй и, часто дыша, опустился перед братом на колени.       — Твой десерт, — неровно выдохнул младший Учиха и жадно облизнул языком его плоть. Итачи, прижавшись к стенке душа, слабо улыбнулся, опуская ладони на голову Саске. Тот не особо задумывался над тем, что в спину бьёт неслабый поток воды. Все его мысли и ощущение сейчас были сосредоточены на языке и губах и на том, что находилось в его рту. Вчера этого было очень мало — подобных ласк. Братья до того стремились завладеть и отдаться друг другу, что времени на что-то более изощренное, чем просто сношение, просто не хватило. Но каждый раз, чувствуя Итачи в себе, или находясь в нём и касаясь его мужского достоинства руками, Саске безумно хотел ощутить его во рту. И вот сейчас, наконец-то смог это сделать, упиваясь невероятным наслаждением.       — Похоже, это всё-таки твой десерт, — проговорил Итачи, когда младший братишка проглотил всё, что излилось ему в рот. — Ты слишком жадно его ел.       — Да, пожалуй, я получаю от этого слишком большое удовольствие, — он поднялся на ноги и прижался своим пахом к опущенной руке брата так, что его возбужденный орган оказался прямо у него в ладони. — Наверное, это ненормально, — затрепетал Саске, когда пальцы мягко сомкнулись на нём. По телу прошла дрожь, а лицо исказилось от удовольствия. Он вцепился в плечи брата, чтобы устоять на ногах, а тот отыскал его губы и скользнул языком в рот. Саске хватило лишь несколько секунд — он был так заведен, что закончил почти сразу, стоило Итачи коснуться его тела. Напряжение, которое он испытывал с самого утра, спало, и теперь младший Учиха смог вдохнуть полной грудью.       — Полегчало? — задорно спросил Итачи, чувствуя, как младший брат прижимается к нему.       — Да. Теперь можно нормально помыться, — пробормотал тот и первым делом взял с полки шампунь, намереваясь заняться роскошными длинными волосами как можно скорее. Итачи мог только улыбаться, позволяя брату вымыть ему голову чуть ли не три раза. Саске безумно нравилось вспенивать шампунь в волосах и создавать целую корону на его голове, затем смывать это и разглаживать волосы по всей длине, а потом снова собирать на макушке и одевать в белую воздушную шапку. Своим волосам он уделил гораздо меньше внимания, наспех вымыв их лишь раз.       Когда с душем было закончено, Итачи застелил ему новую постель, а Саске развесил выстиранное бельё на улице. Затем всё же отвёл коров на пастбище, покормил свиней и кур и вернулся в дом. Итачи тем временем заготовил что-то невероятно вкусное для обеда (или, точнее, для ужина) и убрал это в холодильник, чтобы позже разогреть. Впереди у них оставалась ещё половина дня и ночь, которую они намеревались провести вместе.       Этот день был спокойным. Не таким солнечным и знойным, но всё же ясным и светлым, какие могут быть поздней весной, переходящей в лето. На лазурном небе было много кучевых облаков. Они медленно плыли по синей глади, а солнце то скрывалось в них, то появлялось вновь, одаривая своим теплом и светом всех живущих на этой земле. Сочная зеленая трава и полевые цветы волновались на широком лугу, где недалеко от реки паслись две коровы, мерно пощипывая свой деликатес и изредка мыча. Наверное, от удовольствия. В месте, где луг граничил с лесом, стоял высокий клён, своей широкой кроной создавая тень и удивительное место для отдыха. Подле него и сидели братья Учиха, наслаждаясь этим прекрасным днём, который добавлял ещё один штрих к их тихому, но всепоглощающему счастью.       Итачи сидел прямо на траве, подогнув ноги и прижимаясь к шершавому стволу клёна, а Саске, пристроившись рядом, полулежал, опираясь на его бедро. Младший Учиха держал в руках книгу и зачитывал некоторые строки вслух. Это был сборник стихов, самых разных, пронизанных чувством любви и восхищением красотой природы. Саске чувствовал, что брату это необходимо. Такая атмосфера, покой, тишина и уединение. Будучи от природы тихим и очень чутким человеком, Итачи был погружен в собственные размышления и свой мир больше, чем другие. Он не сближался с другими людьми, наблюдая за ними издалека, оценивая их поступки на основе собственных мироощущений. Но, несмотря на некоторую отстраненность, смог обрести верных товарищей в своей жизни, благодаря своей искренности и бескорыстности мотивов. Его тонкая натура находила себя в высоком искусстве, к которому его так тянуло: поэзия, каллиграфия, живопись, музыка, танец, философия. Старший Учиха любил оставаться наедине с собой и предаваться некоторым размышлениям о жизни, взаимоотношениях или судьбе. Ему было мало удовлетворения основных потребностей, которыми обходились многие люди, будь то сон, пища или секс. Итачи требовалась пища для ума и гармония для души.       В такие минуты, как эти, Саске понимал, как он всё ещё далёк от брата. Да, во многом они были похожи, но также многое их отличало. Саске тоже любил покой и уединение, но от искусства он был далёк. Несмотря на схожее стремление к прекрасному, чувства юноши всё время подавлялись, а все его мысли были сосредоточены лишь на силе и мастерстве. Саске тоже любил читать, но читал и изучал он в основном лишь техники и древние манускрипты, которые могли бы ему помочь в достижении своей цели. Молодой Учиха был очень умным, но лишь в одной сфере своих интересов. Он никогда не понимал, чем может быть интересна живопись или танец, хотя музыка отчасти ему нравилась, а в каллиграфии он и сам достиг определенного мастерства. Избавившись от отцовского давления, Саске вскоре начал понимать, начал видеть эту красоту своими глазами. Чего только стоил Итачи в тех роскошных одеждах таю, или его изумительная музыка на празднике вельможи? А этот запах травы, шелест листвы над головой, эти необыкновенные краски, которыми природа одарила землю? Эта небесная высь, эти фантастические облака, птицы, изредка пролетающие над ними? Даже эти коровы, так органично вписывающиеся в эту пастораль. Не истинная ли красота таится в этом?       Но Итачи не может видеть и наслаждаться ей, как наслаждается Саске. Может быть, поэтому ему ближе музыка и поэзия. То, что он может услышать. И кулинария, как отдельный вид искусства, который он может почувствовать и вкусить. Саске изо всех сил стремился соответствовать ему. В последнее время он старался больше читать, слушать, запоминать. Он хотел, чтобы брат не испытывал скуки рядом с ним, чтобы они могли говорить не только о своих чувствах друг к другу, но и о том, что нравится им обоим.       Литература стала неким ключом, который связывал минуты их отдыха и уединения. Итачи не мог читать, но хотел, а Саске, читая для него, чувствовал и анализировал сам.       — Смотри, это как будто про нас, — произнёс Саске, когда налетевший ветерок перевернул несколько страниц, и юноша увидел небольшое стихотворение, посвященное братьям. Он решил зачитать его вслух, надеясь, что и Итачи оно тоже понравится:       Мы братья и связаны кровью.       Меня наполняют любовью       Те мысли о прошлом моём,       Где детьми мы играли вдвоём.       Ушли навсегда те счастливые дни,       Но в памяти живы они не одни.       Во снах наше время направлено вспять:       Там можно о прошлом и будущем знать.       И встретимся вновь мы уж в завтрашнем дне.       Любовь всю и нежность отдам я тебе.       Пока мы храним только мысли и сны       И клятву сдержать перед всеми должны.       Для наших отцов, матерей…       — Но… — внезапно прервал его Итачи и продолжил уже сам.       Мы братья.       Мы братья и связаны кровью.       Меня наполняют любовью       Те мысли о прошлом моём,       Где детьми мы играли вдвоём. *       — Так ты знаешь его? — ухмыльнулся Саске, переворачивая страницу.       — Порой кажется, что это не просто стихи, а как будто отражение наших мыслей. Братья имеют особую связь. Со стороны она похожа на крепкую дружбу, но это не совсем так. Друзья приходят и уходят, отношения между ними тоже разные, с одними крепче, с другими слабее. Но мы останемся братьями навсегда. Сколько бы раз солнце не поднималось на востоке и не опускалось на западе, сколько бы раз времена года ни сменили друг друга, — мы всё равно останемся братьями. Ничто не может изменить то, что сотворила природа. Даже когда ты ненавидел меня, а я любил, мы все равно были братьями.       — Да, наверное, ты прав, — как никогда остро ощущая его слова, согласился Саске. Он прочитал ещё несколько стихов, но уже не таких ярких и вновь замолчал, когда солнце зашло за проплывающее облако.       — Помнишь, те стихи про хризантемы? — спросил младший Учиха, опуская руки и кладя книгу на колени. Его голова, склонившись, прижалась к плечу брата, а тот улыбнулся.       — Видели всё на свете       Мои глаза — и вернулись       К вам, белые хризантемы,** — прочитал он на память. — Конечно помню. Помню всё, что ты мне говорил.       — Какими пророческими они оказались, — вздохнул младший брат. — Я покинул тебя снова, три года путешествовал, искал то, чему бы я мог посвятить свою жизнь. И в итоге, вернулся к тебе. Потому что больше нет места, где бы я хотел быть. Только рядом с тобой. И мои глаза могут видеть только тебя, Итачи. Они существуют лишь для того, чтобы служить тебе и защищать тебя. — Он поднял спину и придвинулся чуть ближе так, что их лица оказались друг напротив друга. — Ты можешь их забрать, когда пожелаешь. Я не боюсь тьмы, но только если ты будешь рядом.       — Саске, — прошептал тот и покачал головой, — этого никогда не произойдёт. Я не заберу у тебя глаза. А если попытаюсь это сделать под каким-либо проклятьем, то просто убей меня.       — Ни за что, — сурово возразил тот и коснулся его лица. Глаза Итачи были зажмурены, а губы напряжены, будто он сдерживал что-то, рвущееся наружу. — Такое ощущение, будто ты хочешь плакать, но не можешь, — проговорил Саске. — Наверное, я себя чувствую так же, — он тяжело вздохнул, утыкаясь лбом в его плечо. — Я так сильно люблю тебя… — прошептал младший Учиха, сжимая футболку на его груди, — знаю, что слова ничего не значат для тебя. Ты выражаешь свои чувства так, что я в них не сомневаюсь. Но хочу, чтобы и ты поверил в мои.       — Я верю им, — Итачи, приподняв его голову, осторожно обхватил лицо ладонями и мягко улыбнулся. — Верю всем твоим чувствам и словам… — его губы осторожно коснулись приоткрытых губ Саске, а кончики языков робко соприкоснулись друг с другом. Поцелуй был очень нежным и трепетным. Они не стремились родить желание друг в друге, лишь хотели показать хотя бы толику тех чувств, что были заключены в каждом из них. Простых слов всегда было недостаточно. Особенно, для них.       Забывших в стихах, своём уединении и нежных ласках, братья совсем не заметили, как резко изменилась погода. Ветер усилился, нагнав ещё больше облаков, которые обратились тучами. Они успели только подняться на ноги, как внезапно молния рассекла небо, ударив на горизонте, тут же громыхнуло и пошёл сильнейший дождь, будто высь прорвало. Раскидистые ветви клёна были хорошей защитой, и братья могли бы переждать эту минутную весеннюю бурю под ним, однако случилось непредвиденное: одна из коров, испугавшись грома и грозы, так сильно рванулась с места, что вырвала из земли кол, удерживающий привязь, и помчалась вперед, подгоняемая страхом. Вторая тоже металась из стороны в сторону, готовая бежать вслед за своей соплеменницей.       — Она, вероятно, умчалась к реке, Саске, — перекрывая шум дождя, произнёс Итачи. — Мы должны вернуть её!       — Знаю! — младший схватил старшего за руку, чтобы тот не шёл впереди него. — Я верну её, а ты успокой вторую, иначе она тоже убежит!       — Хорошо. Только будь осторожнее, — выйдя под дождь, они мгновенно промокли, а Саске ухмыльнулся.       — О чем ты? Молния — ведь моя стихия, — и, тронув брата за плечо, последовал за сбежавшей буренкой. Итачи, добравшись до второй, с силой вдавил кол в землю (животное уже успело вытащить его наполовину) и обхватил морду коровы, закрывая ей глаза и успокаивая её тихими словами. Поначалу она бодалась и силилась вырваться, но Итачи, несмотря на проливной дождь, не сдавался, и вскоре бурёнка присмирела. Тем временем Саске, догнав беглянку, схватил её за рога прямо у берега реки и с трудом оттащил её от бурного водного потока. Берег был крутым, песок успело размыть, её копыта скользили, и бедняжку так и тащило вниз. Она истошно мычала и дергалась, и Саске уж подумал оглушить её, чтобы просто вытащить тушу, но, словно поняв его мысли, корова помогла ему, и вместе они выбрались к заливному лугу. Учиха держал в руке привязь, но всё равно вёл её прямо за рога, ибо считал, что так будет надежнее.       И как только они добрались до выпаса, ливень, словно по волшебству, прекратился, тучи развеялись или вновь превратились в облака, а лучи солнца стали робко пробиваться сквозь прорези между ними. Коровы успокоились и снова начали мирно пощипывать траву, будто минуту назад не бились в агонии от страха.       — И что это было? — промокшие братья, застыв друг напротив друга, начали нервно смеяться, а потом и вовсе расхохотались, упав на сырую траву. Эта внезапная гроза напугала не только коров, но и их, а теперь показалась какой-то ерундой, из-за которой они чуть ли не перевернули весь мир с ног на голову.       — Может кто-то сверху подумал, что мы слишком увлеклись друг другом и забыли об этом мире? — пробормотал Саске, вбивая металлический кол и вновь привязывая корову к месту. После дождя трава, наверное, стала ещё вкуснее. Запах уж точно был невероятным.       — Пойдём домой? — пока Саске привязывал корову, Итачи успел вернуться к клёну и поднял с земли книгу, которую они читали. Края были мокрыми, но середина осталась сухой.       — Её ещё можно спасти, в отличие от нас, — Саске невольно поморщился — ему было очень некомфортно находиться в сырой одежде. — Можем снова вернуться сюда и почитать, как переоденемся, — видя его сомнения, предложил юноша. — Только нужно поспешить, а то солнце скоро начнёт клониться к закату.       — Нет, возвращаться нет смысла, — покачал головой Итачи, крепче сжимая книгу в руках. Приняв его ответ как знак согласия, Саске развернулся и направился в сторону поместья, ощущая, что брат идёт следом за ним. Однако не прошли они и десяти метров, как внезапно за спиной младшего Учихи раздался странный звук. Он замедлил шаг и обернулся, с удивлением замечая, что это книга выскользнула из пальцев Итачи, а тот почему-то не стремился её поднять. Саске хотел сделать это вместо него, как вдруг ощутил невероятно крепкие объятья и глубокое дыхание прямо у уха. Итачи, подойдя сзади, внезапно обнял его и уткнулся носом в его макушку, делая медленные вдохи.       — Что с тобой? — пролепетал Саске, дрожа то ли от холода после дождя, то ли от поступающего жара. Тело Итачи тоже было холодным, тогда откуда взяться этому теплу между ними?       — Запах… — проронил тот, снова глубоко вдыхая аромат его волос. — Твой запах после дождя восхитителен…       — Ох, разве? — удивился Саске, сжимая ладонями его сцепленные пальцы на своём животе. Сначала ощущения были упоительными и волнующими: крепко обхватывая его, брат медленно и глубоко дышал, то утыкаясь в макушку, то прижимаясь носом к изгибу шеи и плеча. Но когда Итачи стал не просто вдыхать его запах, а целовать шею и гладить руками живот и грудь под мокрой футболкой, телом овладела такая нега и слабость, что ровно стоять на ногах Саске уже не мог. Его начало клонить в сторону, но объятья Итачи не позволили ему упасть. Дрожь в теле усиливалась, но теперь трепетал он явно не от проливного дождя.       — Я весь мокрый… — с трудом выдохнул Саске, когда черная учиховская футболка оказалась под его ногами.       — Я тоже, — старший брат, на мгновение оторвавшись от его тела, тоже снял промокшую футболку с себя и отбросил её в сторону. Когда Саске почувствовал своей спиной его тело, дрожь мгновенно прекратилась, а на смену ей всё существо наполнил жар.       — Что, прямо здесь? — шепнул он, ощущая, как пальцы брата скользят под его брюки. Итачи так и продолжал вдыхать запах его волос и кожи, словно тот был кислородом, которым молодой человек не мог надышаться. Старший брат не ответил. Его действия стали более резкими и даже агрессивными: от колючих поцелуев младший всё же не устоял на ногах, и они оба повалились на луг. Холодная трава тут же одарила Саске всплеском мурашек по всему разгоряченному телу — на мгновение его снова пробил озноб, а когда брат заставил его лечь на спину и быстро стянул брюки, опять бросило в жар.       Саске не знал, что ему делать — просить брата остановиться или умолять продолжать. Хотел он, несомненно, второго, но толика страха закралась в сознание. Итачи сегодня был не таким, как вчера. Саске как никогда ощущал, насколько брата захлестнули эмоции. Его лицо, его руки, его поцелуи, его движения… всё было другим. Вчера Итачи ещё боялся — причинить любимому братишке боль или доставить неудобства, поэтому практически не срывался и действовал осторожно. А сейчас остатки самоконтроля, похоже, полностью подавило вспыхнувшее желание. И Итачи не стал ограничивать его, понимая, что с Саске можно делать гораздо больше, чем он думал. Его заботливый старший брат сейчас, сбросив очередную маску, был готов растерзать его. Саске чувствовал, как приступы волнения и дрожи охватывают его тело, как оно наливается такой желанной болью и вожделенным жаром соединения их тел. Он глухо застонал, понимая, что не может противиться своему существу и крепко вцепился в плечи брата, перенимая его страсть себе.       Холодная трава впилась в кожу, колола спину и руки, но эти укусы лишь усиливали те необыкновенные ощущения, что рождались в его теле. Каждый раз их связи был особенным, и каждый раз Саске познавал всё новое и новое чувство. Сегодня оно было обжигающим, но ярким, способным затмить любую эмоцию. Жар от тела брата, накрывающего его сверху, и холод от мокрой травы, расстилающейся снизу, смешивались в его существе, приводили к удивительному забытию и отречению от всего, что существовало вокруг них, кроме них самих.       Наверное, это должно было быть больно. Тело Саске ещё не настолько привыкло к соитию, чтобы с лёгкостью принимать любовника. К тому же, брат не позаботился о нём, как вчера, не подготовил его ни физически, ни морально. Вокруг не было ничего, что бы могло облегчить эту связь их тел, но ничего и не было нужно, кроме потока этих бушующих чувств.       «Наверное, я вчера был таким, — на краю сознания подумалось Саске. Он бессознательно обнимал брата за плечи, до сих пор ощущая, что тот не может надышаться его запахом. — Брал его точно так же, как он меня сейчас. И теперь я понимаю, почему он заставил меня продолжить. Я не хочу, чтобы он останавливался…»       Частое дыхание Итачи ощущалось у самого уха. Он то и дело склонялся, приникал к плечу брата и вдыхал этот аромат дождя на его теле. Из-за этого останавливался, и Саске как никогда ощущал свою подчиненность его телу. Они не говорили ни слова, но почему-то каждый понимал, чего хочет другой. Может быть, потому что их желания оказались настолько схожи, а может быть, на все вопросы тела отвечали без участия разума.       Саске сдавленно застонал, ощущая последние, самые резкие и глубокие движения. Итачи медленно выпрямился: его ладони крепко сжимали младшего Учиху за пояс, а тот то и дело изгибал спину. От толчков он двигался вместе с братом, и его пальцы отчаянно цеплялись за сырую траву, вырывая её прямо с корнем. Итачи хватал его запястья и подносил его мокрые пальцы прямо к носу, вновь и вновь вдыхая этот дождевой аромат. До тех пор пока Саске не перестал шевелиться, а его тело не отдало брату всё, чего тот от него хотел.       Старший Учиха опустился на его разгоряченное расслабленное тело, которое до сих пор источало удивительный запах. Оба тяжело дышали, с трудом возвращая свои мысли и чувства к реальности. Саске лениво поглаживал брата по спине, едва понимая, что он делает. Руки двигались сами собой, потому что привыкли так двигаться: после подобного напряжения юный Учиха всегда пытался таким образом успокоить себя и брата.       — На этом лугу мы когда-то бежали вслед за бумажным змеем, — произнёс Саске, когда перед глазами вновь засияла зелень травы и синева неба. На губах появилась слабая улыбка от детского воспоминания, где любимый старший братик сделал для него бумажного змея, а глупый младший братишка его упустил. — Кто бы мог подумать, что теперь в этом же месте нас будут волновать отнюдь недетские забавы, — ухмыльнулся парень и пропустил через пальцы длинные и мокрые волосы брата. Итачи медленно отстранился. На его лице Саске заметил знакомое отрешение — прежде у него только и было подобное выражение. Мягко коснувшись щеки брата, старший Учиха поднялся на ноги. Также медленно, ибо своим телом завладел не сразу. Он выпрямился и немного отошёл от Саске, встав так, словно смотрел на горизонт.       — Что с тобой? — удивился молодой шиноби, глядя на его спину и невольно восхищаясь этим идеально сложенным телом.       — Я не стану просить у тебя прощения, Саске, — ровно ответил тот. — За свою грубость, резкость, за своё желание. Я вёл себя не так, как вчера — даже не позаботился о твоём теле. Но...       — Сегодня ты был таким же, как и я вчера, — Саске тоже поднялся на ноги и приблизился к нему, останавливаясь позади. — До этого момента я тоже корил себя за свою несдержанность, за то, что инстинкты взяли верх над разумом, но… — он прижался губами к его плечу и оставил нежный поцелуй. — Теперь я знаю, почему ты заставил меня вчера продолжить. И я рад, что сейчас это произошло со мной. Я всегда жаждал эмоций от тебя, нии-сан. Твоей ярости, твоего гнева, такой же ненависти, которую испытывал я. Мечтал, что выведу тебя из себя, что ты сорвёшься и перестанешь контролировать себя. И вот… похоже, я наконец-то получил это. И, наверное, должен благодарить высшие силы, что этим чувством оказалась не твоя ненависть, а твоя страсть.       — Я хотел… — через несколько мгновений Итачи развернулся к брату и легонько коснулся его лба своим, — любить тебя по-другому. Я так долго заставлял тебя страдать, так долго скрывал свои чувства, ранил тебя, что…       — Я тебе уже говорил и скажу ещё раз, — прервал его Саске, обхватывая красивое лицо ладонями. — Я хочу, чтобы твои желания стали моими. Не подстраивайся под меня. Я хочу видеть и знать о том, чего ты хочешь на самом деле.       — Думаешь, я не желаю того же? — Итачи положил руки на его пояс и приблизил к себе, — знать обо всём, что творится в твоей голове? — он поцеловал младшего брата сначала в кончик носа, затем в обе щеки, лоб, подбородок…       — Ты всегда мог прочитать меня, — опустив веки, Саске почувствовал поцелуи на своих глазах, — а я тебя — нет. Так что… — не удержавшись, юноша тоже стиснул любовника в объятьях и прижался к нему своим телом, которое снова начало дрожать. — Позволь мне наслаждаться твоими чувствами… — прошептал он, смыкая свои губы с его губами. Итачи, улыбаясь сквозь поцелуй, мягко отстранил брата, ощущая, что его дрожь усиливается.       — Хорошо. Но только для начала согреемся в душе?       Саске, несколько раздосадованно поджав губы, кивнул головой. Сейчас ему безумно не хотелось отрываться от Итачи, ибо рядом с его телом было невероятно тепло. Впрочем, его терпение должно быть вознаграждено.       — Ладно. Тогда продолжим наш разговор там.