Последняя надежда Тьмы

Даэрт мягкими шагами пробирался по холодному каменному полу катакомб, и на бледных губах стыли капли горячей живой крови — как вампир до сих пор опасался, последней в его, так сказать, жизни. Крестьянин, конечно, далеко не то же самое, что, скажем, перепуганная, дрожащая девица в ослепительно белой ночной рубашке, чтобы еще волосы у нее были распущены, на щеках блестели слезы, и чтобы пугалась, когда летучие мыши начинают возиться под потолком старого замка… Де Мортону пришлось оборвать собственные мечтания, чтобы сосредоточиться на сумрачном переходе, кишевшем пауками и змеями. Будь это у него на Портленде, он бы раздавил этих тварей, не задумываясь; но теперь, став изгнанником, по чью метафорическую душу явились охотники, приходилось проявлять исключительную осторожность. Он ведь не знал еще, как примут его гномы, сохранят ли свой ставший знаменитым нейтралитет, или отправят опального вампира подальше от ворот, искать тайных проходов по подземным пещерам, будто жалкую крысу. В таком случае он едва вы протянул достаточно долго: его жалкое воинство, собранное по крохам во время побега, уже дышало на ладан, и Даэрту приходилось выжидать в темных углах, завернувшись в плащ, чтобы слиться с мягким мраком, пока мимо, шурша чешуей, ползли гигантские красные и зеленые змеи, водившиеся здесь в неприятном изобилии. Какая была бы ирония: улизнуть от охотников, практически покрыв себя позором, чтобы сгинуть в подземельях на пути к возможным союзникам — от бессловесных тупых тварей. Де Мортон, в конце концов, толк в иронии знал: в попадавшимся ему в руки не колдовским книгах встречались разные образчики поведения людей и связанных с ними понятий. Шорох затих вдали, и вампир поспешно скользнул вперед, придерживая рукой старинный меч, чтобы не звенел. Загадочное мерцание кристаллов, на которое Даэрт с удовольствием бы полюбовался в любой другой ситуации (и заодно изучил бы), сейчас его весьма раздражало. Отвыкнув от дальних — и опасных, к тому же — походов, он никак не мог сообразить, скрывает ли его этот неверный свет или наоборот, он оказывается как на ладони у поджидающих за углом врагов. Играло тут свою роль, конечно, и то, что из своей вполне мирной жизни, состоявшей из корпения над книгами да экспериментов, он был вырван чересчур быстро — и осознать происходящее ему было сложно. Он не понимал, почему на него напали. Ведь их существование было мирным — он не маячил злой тенью на горизонте, не мешал крестьянам выращивать их зерно (или чем они там питаются), не вырезал целые семьи ради бессмысленного кровопролития. И для других жителей он тоже приносил несомненную пользу — лишнюю нежить или любых других тварей, которые могли бы выкосить всех беззащитных обитателей, отпугивало присутствие могущественного вампира. Эдакий крайне плодотворный симбиоз. И кто их теперь защищать будет? Впрочем, если это не единичный выпад в его сторону, а жестокое уничтожение всех существ Тьмы — защищать будет сначала не от кого, а потом, когда все эти светлые и чистые люди и эльфы передерутся между собой, и некого. Даэрт никогда и не думал, что ему придется покинуть Портленд хотя бы по собственной воле — не говоря уж о том, чтобы пробираться по катакомбам, подобно глупому вору, взалкавшему вампирских сокровищ. Уловив впереди слабое теплое свечение, де Мортон поспешно юркнул за ближайший сине-лиловый камень, чтобы не столкнуться нос к носу с огненными пауками. Ох уж видели бы другие вампиры своего родича — сбитого с толку, прячущегося, избегающего сражений с самыми ничтожными противниками. Да они бы его гроб заколотили освященными гвоздями и зарыли на территории какого-нибудь храма с тысячью жрецов, наказав им каждый день читать по три молитвы над ним. Вампир несколько рассеянно проводил взглядом восьминогих тварей, торопящихся куда-то по своим делам. Его ум вдруг заняла другая проблема, не менее насущная. В последнее время он чересчур увлекался книгами, и заблудившегося в лесной чаще крестьянина ему попросту могло не хватить. Гномы Даэрта в качестве пищи привлекали еще меньше, чем его последняя жертва, пропахшая потом и прокисшим молоком. Впрочем, мельник очень неплохо справился со своей задачей, а взамен получил, ну, тоже вполне себе бессмертие. Де Мортон скрипнул клыками и почти бегом устремился дальше по темному проходу, надеясь, что до подземного города недалеко, а оттуда, в свою очередь — недалеко до поверхности, где есть какие-нибудь люди. Можно даже не девственницы. Менее гордый и щепетильный вампир, может, и удовольствовался бы не только гномами — подножным кормом, лишь бы протянуть. Но у Даэрта одна мысль о таком утолении голода вызывала жуткое неприятие. Вот она, гордость. А был бы попроще — и шансов выжить было бы побольше. И крысу бы съел, если бы не избалованность. Узкий проход привел вампира к пещере побольше, и де Мортон с облегчением увидел перед собой типичную гномскую дверь: металлическую, покрытую гравировкой. От нее уходило в темноту еще два прохода, но Даэрта мало интересовало, какие адские твари там могли прятаться, ведь цели своей он достиг, и рисковать лишний раз из пустого любопытства он не намеревался. Прежде чем перейти на территорию гномов, он в последний раз взглянул в ту сторону, с которой пришел: верить, что он больше никогда не увидит свой старый великолепный замок, не хотелось отчаянно. Перекинуться бы хоть парой слов с Клариссой, еще раз завернуть к старому мельнику, отныне зомби… При мысли о сотнях ценных книг, оставленных на разграбление проклятым охотникам, де Мортон скрипнул клыками. Сколько веков они собирали эту библиотеку! Нечего и сомневаться, что неотесанные деревенщины не оценят сокрытых между страниц знаний и просто-напросто сожгут все эти бесценные тома! Но Кларисса была права. Не смог бы он сейчас тягаться с захватчиками, да и здесь задерживаться не стоит. Изгнанникам нужно бежать, пока они не отыщут безопасного убежища. И Даэрт де Мортон шагнул за позолоченную дверь.