HP. Сборник

Гет, ангст, ИНЦЕСТ Нарцисса Блэк окидывает его насмешливым взглядом с головы до пят и кривит идеально-алые губы: Сириус неправильный, на пять пуговиц расстегнутая рубашка и незатянутый галстук не соответствуют гордому званию аристократа. Нарцисса Блэк соткана из правил, которым следует неукоснительно, безупречного воспитания и высокомерных ноток в серебристом голосе. Нарцисса Блэк щеголяет холодной усмешкой и идеальной высокой причёской — только Сириус знает, что за первой на самом деле скрывается боль и пустота на сердце, а вторую разрушить ничего не стоит, нужно только запустить пятерню поглубже в пепельно-белые локоны. Нарцисса Блэк сплошь состоит из идеальностей — взгляд колющий, острый ум и выпирающие ключицы - анорексия подкрадывается незаметно, но ей плевать, тонкая талия — ещё одно клише, которому следовать необходимо на уровне "жизненно". Сириус Блэк — её гребенная противоположность. Сириус Блэк — живое олицетворение того, что высшее общество не принимает, ненавидит и презирает. Сириус Блэк плюёт на правила, нарушать их — особый кайф для него; гель для волос он забывает на полочке в ванне (предпочитает художественный беспорядок) и в дорогущих костюмах не ходит — ему на цену плевать, школьная мантия с красно-золотым ближе, роднее. Сириус Блэк прёт напролом, на все сто соответствуя диагнозу "Гриффиндор", который однажды презрительно ставит (выплёвывает) Люциус Малфой. Сириус Блэк, если бы мог, непременно бы стал грязнокровкой — но только происхождение не вытравишь и шестнадцать лет зазубривания семейного кодекса — не выкинешь. Сириус остаётся чертовым аристократом, пяти расстегнутым пуговицам и незатянутому галстуку не перечеркнуть идеальную осанку и горделивую сталь в серых глазах (ссутулиться, как он ни старается, не выходит, да и серебро глаз в золото перекрасить — тоже). — Не так уж мы и отличаемся, братец, — шепчет Цисси на одном из обязательных для наследника рода приёмах. — Диаметрально, — цедит он, даже не оборачиваясь к ней. — И тебе это чертовски по душе, — она почти обжигает прерывистым дыханием, вызывая мурашки по спине. Сириус не отвечает, отлично понимая, что она права. Сириус точно знает, что сегодня вечером она это докажет — когда будет целовать его — так, что колени подогнуться, а все мысли из головы выветрятся в мгновение ока; так, что думать не захочется, вспоминать о том, кто они друг другу, — и подавно. — Я чудовище, Цисси, — будет шептать он куда-то в изгиб её шеи. — Тебе до чудовища, поверь, далеко, — ответит она, легко перебирая чуть отросшие тёмные пряди. — Я люблю тебя, — он эти три слова стонет в её приоткрытый рот, а Нарцисса — холодная, правильная — закрывает глаза, в уголках которых поблескивают слёзы, и кусает губы до мелких трещинок, из которых сочится чистая кровь — неаристократично до безобразия, зато искренне до безумия. Сириус Блэк — ходячий вызов правилам с пятью расстегнутыми пуговицами на белой рубашке и залихватски распущенным галстуком. Нарцисса Блэк — ходячее воплощение древних устоев, живой пример слова "правильный". Они разные, противоположенные, далекие друг от друга бесконечно. Это бесконечно — их собственное, запредельное бесконечно — заставляет их быть ближе. Ещё ближе.