Джеймс Сириус/Джинни
11 декабря 2017 г. в 11:46
Гет, ангст, инцест и смерть основного персонажа
| Джинни и Гарри погибли, когда Джеймсу было пять |
У Джеймса Сириуса ненависть к себе где-то на задворках сознания и болезненная склонность к самобичеванию.
Вполне заслуженному, если быть честным, только от этого не легче, дышать почти невозможно — пыль времени оседает в лёгких, засоряет трахеи.
Когда он принимает решение вернуться в прошлое, это кажется сумасшествием на краю реальности: узнать родителей хочется до пугающих всплесков магии, что по его жилам струями под напором, до безумных истерик в чисто подростковые пятнадцать, до разодранных в клочья об каменные стены костяшек. Хроноворот поблёскивает между длинными пальцами, выхватывая бликами редкие для Англии солнечные лучи, и цепочка даже не душит.
Вернуться в 1996-ой кажется хорошей идеей — ровно до того момента, как всё не идёт прахом.
Чувства к Джинни Уизли (пока Уизли) кажутся чем-то естественным в его положении — тоска сына по матери длиною в двенадцать лет даёт о себе знать даже сквозь время вспять; Джеймс почти привыкает не душить её в объятиях и не ловить каждый жест, только делать это невыносимо сложно — он её ведь и не помнит почти, поэтому для него всё — в новинку, и потому он так отчаянно желает запечатлеть каждую улыбку его (будущей) матери.
— Ты чем-то напоминаешь Гарри в определённых ракурсах, — сообщает она ему как-то.
Он в ответ лишь рассеянно пожимает плечами, не желая отрывать взгляда от её лица ни на миг. У Джинни в пятнадцать волосы намного длиннее, чем он видел на той единственной колдографии, что у него была, и пахнет она совсем по-другому, в детстве было не так.
Наверное, и чувства оттого к ней не те, что предписываются сыновьям; наверное, оттого и коснуться губ хочется так преступно-сильно.
Джеймсу Сириусу бы бежать как можно дальше, только теперь уже не может: привязанность к матери оборачивается больной зависимостью, которая не отпускает.
Пыль времени оседает в лёгких, засоряет трахеи.
Джеймс Сириус задыхается, чувствует, как жизнь утекает сквозь длинные пальцы — те самые, в которых поблескивал маховик — и даже почти этому рад.
Ощущение губ матери перебивает горький привкус смерти.
Пыль времени оседает в лёгких, засоряет трахеи.
Жизнь обрывается на конце ниточки.