HP. Сборник

Гет, драма, постхог, hurt/comfort |ПостХог. Люциус умер, Драко в тюрьме, Нарциссу оправдали.| Гарри Поттер — символ надежды. Гарри Поттер — герой. Гарри Поттеру не положено иметь слабости; слабости с чёрной меткой на левом предплечье и платиной-сединой в волосах — и подавно. Гарри Поттеру полагается жениться на Джинни Уизли, завести непременно трое детей и собаку (детей и собаку почему-то всегда ставят в один ряд) и на воскресные обеды проводить в Норе. Только Гарри Поттеру не нужна большая семья, и Джинни Уизли с её гипертрофированной ревностью — тоже. Ему нужна свобода, которой не было ни одного дня его сознательной жизни; ему нужна возможность дышать, не боясь осуждения; ему нужна жизнь — та, которой не было у него (спасибо Волдеморту и Дамблдору, именно так — в один ряд). Он встречает её однажды где-то в переулочке маглловского вечно дождливого Лондона — такую же серую, как и сам город. Это кажется настолько нереальным, что он едва борется с желанием протереть глаза — аристократке вроде неё совершенно не место в не самом престижном районе, ей бы царственно восседать за столом на каком-нибудь важном обеде исключительно для аристократии, никак не плакать, потерянно опустившись на корточки в потёртых джинсах, облокотившись на грязную обшарпанную стену какого-то покосившегося домишки. Нарцисса Малфой почти не меняется с течением времени — лишь немного седины в светлых волосах, две морщины, перечерчивающие лоб — след жизни под гнётом Тёмного Лорда и свитера не по размеру вместо мантий из дорогой ткани. Пять лет жизни вне магического мира без возможности использования волшебства — не самое суровое наказание, но от этого не менее унизительное. Для Нарциссы Малфой — подобно смерти, если уж начистоту. Но она учится, приспосабливается, вот только не живёт — выживает. Она теперь знает, как жарить яичницу без подгорелых краёв по утрам, без ошибки может назвать порядок добавления ингредиентов для индейки под апельсиновым соусом (никаких зелий больше, нет), моет полы рукам без маникюра и терпеливо выбивает пыль из ковра перед простеньким диваном каждое воскресение. Нарцисса выживает, Гарри учит(ся) жить. У Гарри к ней не любовь — какая-то привязанность, болезненная и больная. У Гарри не любовь — ненормальная потребность касаться её сидит где-то глубоко внутри. У них из общего — небольшая квартира в самом неприметном районе Лондона, серый дождь в ритме дыхания барабаном по стеклу и субботние вечера перед телевизором (никаких книг вблизи камина — клише). У них из общего — жизнь порушена, и восстанавливать её сил нет. — Зачем я тебе, Гарри? — часто спрашивает она, заглядывая в его глаза цвета потускневшей зелени. — Просто нужна, — неизменно отвечает он, и тогда она падает на его грудь, долго лежит, не шевелясь, слушая его размеренное сердцебиение, и лишь позволяет горячим слезам стекать по щекам на его футболку. Они пьют кофе по утрам (растворимый, варить выходит весьма паршиво у обоих) и едят яичницу без подгоревших краёв. Гарри затем отправляется на работу (внезапно проснувшиеся способности к экономике), а Нарцисса натягивает один из его свитеров, который длиной ей до колен, и занимается уборкой или читает что-то из глупых дамских романов — признанная магическим обществом классика ей поперёк горла, верить в счастливый конец хочется до одурения сильно, счастья не хватает критично-остро, отчаянно. А по вечерам у них прогулки под звук шуршащих жёлтых листьев и занятия любовью до четырёх утра. У них программа строго на жизнь — не выживание. Начало положено — программа выполнена на пятьдесят восемь из ста.