HP. Сборник

Гет, романтика, дружба, hurt/comfort Гермиона откинулась на спинку кресла, сжав пальцами виски в тщетной попытке ослабить свербившую мозги головную боль, симптомы которой уже давно и упорно сигнализировали о начинающейся мигрени. "Стул стоит заменить" — подумала она, прогибаясь в хрустнувшем позвоночнике. Гермиона Грейнджер, глава Отдела магического правопорядка, обожала доводить всю сваленную на неё работу до абсолюта идеальности и, вследствие этого, просто жить не могла без ночных посиделок с кипами бумаг далеко за полночь. Однако пять лет спустя после окончания школы (Гермиона ведь не могла не вернуться в Хогвартс, чтобы отучиться на седьмом курсе) она, оглядевшись, обнаружила возле себя лишь с сотню человек, работающих под её началом, жениха, давно и регулярно погуливавшего на стороне, да Гарри Поттера. И если с первыми всё было более, чем просто, а со вторым вообще элементарно (гнать, гнать его в шею сразу, как только она вернётся домой в то время, когда он ещё не спит), то с последним в последнее время возникали определенные трудности. Дружба с Роном всегда была наполнена недопониманием и касаниями на грани симпатии. Дружба с Гарри всегда была простой и понятной до последней ноты. До недавнего времени. Гарри всегда был рядом: во время разгадывания нерешаемой задачки Снейпа на первом курсе; после укуса Василиска; во время перемещения на несколько часов назад; в насквозь продуваемой ледяными ветрами палатке посреди зимнего леса Дин; после очередного скандала с Роном однажды поздней летней пятничной ночью. Гарри просто был рядом, и однажды в кудрявую голову Гермионы Грейнджер прокопалась мысль, что, может быть, с ним взглядов и касаний на грани было даже чуть больше. Она до сих пор помнила его детские объятия после её возвращения из лазарета и собственную, совсем уже недетскую и иррациональную неприязнь к Чжоу на пятом курсе. Грейнджер всегда себя убеждала, что её ревность не выходит за пределы дружеской, но после одной из целой череды пятниц ей пришлось признать, что, возможно, — только возможно! — привычка любоваться изумрудными глазами Гарри Поттера - чуть больше, чем просто привычка. В ту пятницу она в очередной раз объявилась на его пороге с растрёпанными как в школьные годы волосами и слезами градом по щекам. Гарри даже не стал ничего спрашивать, у него, признаться, вошло в привычку усаживать её в глубокое кресло посреди гостиной, вручать кружку чая (с несколькими каплями успокоительного и Сна без сновидений), укрывать её ноги пледом и долго слушать, стирая солёные дорожки с пунцовых от горячего чая щёк. У Гарри вошло в привычку ухаживать за Гермионой Грейнджер почти каждый пятничный вечер, и он вдруг подумал, что был бы не против ухаживать за ней не только по пятницам, но и по понедельникам, средам и вообще любым дням, когда она пожелает. — Уходи от него, Герм. Она ненавидела сокращения своего имени, но от него почему-то терпела. — Я знаю, Гарри, нужно перестать цепляться за прошлое, но это тяжело, понимаешь? — Понимаю. Но рвать нужно резко, так болит меньше. Знаешь, как лейкопластырь. Резким движением, — он махнул рукой с воображаемым пластырем, зажатым в пальцах, — и всё, через минуту забываешь об этом напрочь. — Но мы же друзьями столько дет были, страшно рушить всё. — Страшно рушить, когда есть, что рушить, — философски заметил Гарри Поттер, сделав глоток огневиски. — Пожалуй. Больше они в тот вечер не говорили, всматривались в огонь до боли в глазах и перекидывались мимолётными улыбками иногда. А потом Гермиону сморила дремота, и Гарри, думая, что она совсем потерялась в своих сновидениях, уткнувшись ей в колени шептал что-то о том, что она безумно глупая и страдает зря, и что он любит её слишком, чтобы позволить угробить свою жизнь на вечно неверного Рона. Может быть, взглядов и касаний на грани с Гарри Поттером у неё и впрямь было больше, она не знала. Но в следующую пятницу планировала это выяснить.