HP. Сборник

Гет, ангст, смерть основного персонажа, нехронологическое повествование Фред с громким хохотом несётся по коридорам Хогвартса, звук его шагов эхом разносится по потолочным каменным сводам. Братишку Ронни обмануть — всё равно, что у зайца конфету отнять, пароль от ванной старост на ближайшие пару дней теперь надёжно хранится в памяти близнецов. Они с Джорджем монетку бросили - сегодня идти выпало Фреду, дракон* ему благоволит. Фред пароль шепчет потаённому замку и уже предвкушает десятки открытых кранов, огромную ванну и пену цветную. Только за порогом его ждёт вовсе не пустая ванная комната. Панси Паркинсон вскакивает резко, смотрит на него, зло сверкая глазами. — Какого чёрта ты здесь делаешь, Уизли?! Фред смотрит на неё удивлённо, а потом против своей воли глаза чуть ниже опускает, туда, где над отливающей багром пеной вырисовывается нечёткий контур высокой груди. Панси зло щурится, скрывается под водой по самый подбородок и окатывает Фреда ледяным презрением. — Проваливай отсюда, Уизли, или я тебя прокляну к чёртовой матери. Фред замирает, как вкопанный, чем, кажется, злит Паркинсон лишь сильнее, но что-то не даёт ему пошевелиться, что-то, ускользающее от внимания, но цепляющееся за интуицию. Он шепчет «извини, Панси» и уже спешит закрыть за собой дверь, как наконец понимает, что именно показалось ему странным. Пена покрывает почти всю поверхность воды, надёжно пряча все секреты Панси Паркинсон, кроме белого даже для аристократки лица, отливающего обескровленностью. У Фреда зрачки расширяются, поглощая почти всю лазурную радужку, и он выдёргивает её из воды, даже не успев хорошенько это обдумать. У Панси Паркинсон две ровных полосы вдоль предплечий рассекают светлую кожу. Фред Уизли судорожно шепчет целительные заклинания, а она прикрывает глаза. «Мерлин, как глупо» — крутится в голове, пока она чувствует затягивающуюся кожу. — Дура ты, Паркинсон, дура. Джорджу он не говорит ни слова. *** Панси Паркинсон в эти выходные в своём родовом поместье – пьёт чай, держит спину идеально прямо и слушает семейного юриста, зачитывающего завещание почившей несколько месяцев назад бабушки. Панси Паркинсон – воля покойной бабули – должна до семнадцати замуж выйти за представителя рода, ещё более чистокровного, чем её собственный. На ум приходят лишь Драко Малфой и Сириус Блэк, который костями давно в могиле; признаться честно, мёртвый Сириус ей по душе куда больше живого Драко. Сервиз костяной и чай такой приторно-сладкий, что зубы сводит; Панси кипятком ошпаривает горло и слёзы выступившие незаметно смаргивает, размышляет о собственной похороненной за плинтусом судьбе. Из Драко неплохой однокурсник, ненадёжный союзник и отвратительный будущий муж. — Мы уже заключили с Люциусом соглашение, — радостно улыбается мать, а Панси Паркинсон хочется расплакаться, словно маленькой девочке и закричать «не хочу». Она буквально видит свою жизнь, которая рушится в миг — визуализация яркая ослепительно. И выхода никакого нет. *** — Уходи, Уизли. Фред молчит, только смотрит на неё пристально и упрямо складывает руки на груди. — Мне это не нужно. Ответ остаётся неизменным. Он не подходит ближе, не предпринимает никаких попыток помешать, но Панси отчего-то уверена: шагни она в пропасть — он шагнёт следом. Иррационально, глупо, но уверенности от этого не становится меньше ни на грамм. Паркинсон вздыхает и спрыгивает с парапета на каменный пол Астрономической башни. — Грёбанная гриффиндорская упёртость. Я не покончу с собой. — Неделю назад я залечивал тебе порезанные вены. Голос хриплый, свидетельством о получасовом молчании в присутствии стоявшей на парапете девушки. Панси смотрит на него исподлобья. — Почему ты здесь, Уизли? Почему тебе не наплевать? Фред пожимает плечами. Он самому себе объяснить этого не может, и ни черта не знает, что сказать стоящей напротив слизеринке. Паркинсон закатывает глаза, качает головой, очевидно, считая его полнейшим кретином, и делает несколько шагов вперёд, заставляя его отступать к стене. У Фреда из головы все мысли ветром сдувает, когда до него доносится запах её волос. Панси смотрит своими глазами цвета малахита всего несколько секунд, перескакивая с золотисто-рыжей чёлки, спадающей ему на лоб, на его губы, прежде, чем поцеловать. Отчаянно. Неправильно. Сладко. Фред чувствует, как тепло разливается по всему телу, наполняет каждую клеточку. Каждое касание маленьких пальчиков Панси — словно солнечные зайчики, ласкающие его тело ранним рассветным утром. Фред чувствует себя странно, так, как никогда прежде не чувствовал, ни с кем. Он ни черта не понимает, что происходит в его душе, но разбираться совсем не хочет. У Панси же ни тепла, ни света; у Панси в душе зияющая пустота поселилась прочно, поглощая и сердце заодно. — Это ничего не значит, Уизли. Звучит так тривиально, словно фраза из пошлого дамского романа, но Паркинсон накидывает мантию на плечи и оставляет Фреда Уизли смотреть в пустоту перед собой, возможно, в попытках что-то понять. На ум ему ничего не идёт, лишь «слизеринская сука», что вечно на устах у парней с параллельных курсов, но Панси Паркинсон кажется чуждой этому определению. Фред Уизли всё также смотрит перед собой полчаса спустя и думает, что познать некоторые истины сможет, видимо, только после своей смерти. Панси Паркинсон уходит, успешно убедив себя, что за спиной оставляет всего лишь последнее приключение в своей одинокой жизни — через несколько часов она наденет на палец кольцо в честь помолвки. А тремя годами позже Фред Уизли всё таким же невидящим взглядом смотрит в высокие своды школьного потолка — взглядом, застывшим навсегда. Какие-то тайны ему и впрямь открываются. ______________ *На одной из сторон галеона изображён дракон.