Хочу заснуть с тобой

Енох забегает в палату, заполненную холодным тусклым светом. Он забыл раскрыть жалюзи, от чего в комнате теперь царил приятный полумрак. Парень смотрел на него своими волшебными голубыми глазами, пытаясь привстать. Он кажется не замечал белоснежного гипса, который красовался на его ноге. О’Коннор легонько коснулся его лба пальцами, заставляя его облокотиться о подушку. - Тебе пока не стоит вставать, приятель. – Енох кинул взгляд на показатели приборов. Ему хотелось о многом расспросить незнакомца, лицо которого оказалось испещрено неглубокими царапинами, будто его аккуратно повозили по асфальту. Он внимательно осмотрел его рану на голове, которую он зашивал, отклеивая пластырь. - Мы уже на «ты»? – удивился парень, его голос заставил Еноха ненадолго оторопеть. Такой приятный, грубый, он слушал бы его всегда. Если на лица у молодого хирурга память была так себе, то на голоса – прекрасная. Ему не составляло труда узнать один из тысячи, даже не напрягая памяти. Он ценил в людях ласкающие слух голоса. Бывали моменты, когда он знакомился с привлекательными парнями, но стоило тем открыть рот, как их шарм тут же улетучивался далеко и надолго, и они переставали представлять для него интерес. - Ну, я не против, - улыбнулся О’Коннор, накладывая новую повязку и избавляясь от старой, закидывая ее в мусорное ведро, стоящее в другом конце комнаты. - Меня значит лечит сам Коби Брайант, - умилился голубоглазый, - где ты научился таким броскам? - Ничего особенного, поработаешь в травматологии десять дней подряд и не такому от скуки научишься. – отшутился Енох, вспоминая как зашивал незначительные ранения, от чего то и дело клевал носом, чтобы не заснуть он устроил соревнование с Миллардом. - Стесняюсь спросить, но какого черта я потерял в больнице? – невинный взгляд парня словно издевался над О’Коннором, которому в голову закралась идея поцеловать парня. Такие мысли вообще не часто посещали голову всегда угрюмого парня. Ему уже надоело искать родственную душу, а целовать каждого было противно, да и бессмысленно. Он уже и сам не помнил, когда его начало тянуть к парням, но поделать с собой ничего не мог. Этот же, что сидел напротив врача, сражал на повал. Было в нем что-то, что тянуло, необъяснимо, сильно, невероятно. - Свою судьбу, - Енох мягко улыбнулся, дотрагиваясь до царапин на лице парня, - тебя привези вчера всего в крови. Кстати, как тебя зовут? Парень помрачнел, все же инстинктивно подаваясь вперед на встречу рукам О’Коннора, который уже принялся обрабатывать ранки бесцветной жидкостью. Он нахмурился и силился припомнить имя или хотя бы фамилию. Пытался понять, что с ним произошло. - Не помню. – его голос звучал сухо. - Такое бывает, - по спине Еноха пробежался холодок, он успокаивал не столько парня, сколько себя, поглаживая его по плечу, - у тебя черепно-мозговая травма, а в следствии нее развилась амнезия. У нас такое сплошь и рядом. - А кто меня привез сюда? – он казалось вот-вот впадет в истерику. - Скорая помощь, тебя обнаружили без сознания на дороге. Тебе о чем-нибудь напоминает шоссе Ньюкомб, быть может ты там жил, или приехал по делам? - О’Коннор знал, что неправильно вести такие беседы с пациентом, но поделать с собой ничего не мог. Парень отрицательно помотал головой, вцепившись в край кровати пальцами, костяшки которых побледнели от силы сжатия. Еще бы, не каждый день теряешь самое дорогое, что есть у тебя – память. По сути дела, без нее мы никто. И не только от того, что не помним свое имя, а от того, что не представляем кем мы были раньше, какими поступками омрачали или разбавляли свою жизнь, не представляем, как вести себя, не помним, чему нас учили родители или опекуны, не представляем, чего боимся и что любим. Нету вообще ничего. А «жизнь с чистого листа» это то еще дерьмовое выражение, к которому даже прислушиваться не стоит. Бред, который придумал какой-нибудь неудачливый романтик, возвышая потерю памяти. Люди всегда опасались неизвестности. А тут ты сам для себя становишься неизвестностью, темнотой, в которую приходится вглядываться, в то время, пока она изучает тебя. - При мне вообще ничего не было? А как же бумажник? О черт, я даже не помню носил ли я с собой бумажник. – Парень схватился за голову и прикрыл глаза. - Слушай, - Енох снова положил руку ему на плечо, - тебе не стоит сейчас так напрягаться, хорошо? Ты все обязательно вспомнишь, вчера был Хэллоуин, мало ли что могло произойти. - Я даже не помнил про Хэллоуин. – он был подавлен. - Как я могу к тебе обращаться? - Енох, меня зовут Енох. - Что ж, это первое имя которое я узнал - парень выдавил подобие улыбки, которая больше напоминала непосильную ношу, чем радость и счастье, – ты не мог бы…не оставлять меня одного? Ты единственный, кого я знаю в этом мире, я даже сам для себя незнакомец. - Я буду рядом. – это обещание Енох обязательно сдержит, чего бы ему это не стоило. Ему и самому хотелось остаться тут, запереться и заняться этим парнем, по крупицам возвращая ему память, никому его не показывать, оставить лишь себе. Обостренное чувство ревности разыгрывалось все сильнее. Он понимал, что ему потребуется помощь психолога, что рано или поздно в его палату завалится полиция для установления личности, что ему придется выписаться из больницы, как только он поправится. Возможно он уже чей-то муж или парень, у него может даже есть семья, которая его любит и ждет. Но О’Коннор не готов был отпустить его равно настолько, насколько и хотел ему помочь. Он взглянул на его руку, кольца не было. Хотя там виднелся четкий след от украшения. «Черт, неужели ты уже чей-то?» Парень никогда не верил во влюбленность с первого взгляда. Особенно когда этот взгляд односторонний, кода второй человек вообще без сознания и ему больно. Как и не верил в то, что сейчас происходит в его теплеющем сердце, которое все не унималось и билось о ребра, выдавая пулеметную дробь. Его вечно холодные руки потеплели, чего с ним не было никогда. Даже дышать рядом с этим парнишкой, который не помнил своего имени становилось проще. Он все мучился догадками о самом лучшем, что с ним может произойти. Еноху казалось, что он наконец спал больше, чем обычно. Но поверить в это было трудно. Ему нужно проверить это. - Спасибо! – Выдохнул парень, ему на мгновение стало легче, - я даже и надеяться не мог, что мне попадется такой хороший врач. - А я даже надеяться не мог, что на меня, как снег на голову свалится парень с амнезией и такими волшебными глазами, - ухмыльнулся Енох, укладывая незнакомца на кровать и укрывая его одеялом. - Я…что значит волшебными? – парень дотронулся до своих глаз, пытаясь понять, что с ними не так. - Я не эксперт в определении цвета, но, они похожи на зимнее небо, которое просто светится голубизной. – попытался пояснить О’Коннор. - Здорово! – обрадовался голубоглазый. Он так мило улыбался, так невинно, просто ангельски. Не то что Енох, который выдавливал из себя лишь подобие улыбки какого-нибудь персонажа из фильма ужасов. Его пейджер опять принялся противно пищать, возвращая О’Коннора в реальный мир, где царил хаос, стенали больные люди, нуждающиеся в помощи, а погода была серой и холодной. Его вызывают. Опять. Наверняка у кого-то вновь несчастный случай, этот кто-то заблевал весь пол кровью, потому, что перебрал вчера в баре паленого алкоголя, а теперь активно страдает и не дает прохода медикам, моля о помощи и «пивке, что бы бошка не трещала». - Мне нужно отойти, - мягко произнес Енох, - я скоро вернусь. Если приедут копы, скажи санитару, что бы немедленно вызвал меня и не пускал их, пока я не подойду, идет? - Заметано. – парень заметно погрустнел, когда узнал, что врачу нужно будет испариться на неопределенное время. *** Как и ожидалось, ничего срочного и даже жизненно важного не произошло. Просто строитель, который по глупости пустил себе в руку механическим степлером круглую скобку. Енох знал, что такие используются для крепления проводов. Его дед обожал чинить и совершенствовать что-нибудь в доме, пока не слег с инсультом. Бедолага-строитель орал на своих приятелей, покатывающийхся со смеху, угрожая больше никогда не покупаться на их идиотские шутки и никогда с ними не спорить. Те лишь пожимали плечами и прыскали очередной порцией туповатого хихиканья. Похоже всем кроме О’Коннора было весело. Он старался делать работу быстро, чтобы скорее вернуться в палату к голубоглазому парню, которому он был так нужен. Хотя нет. Это голубоглазый был нужен ему. Он даже отказывался выходить с Милом на улицу, чтобы глотнуть горячего кофе и выкурить по паре сигарет, без которых было так сложно. - Что это с тобой сегодня? – Наллингс пытался разобраться в друге, предлагая ему надкусанную плитку шоколада, которую с удовольствием уплетал, стоя у автомата в ординаторской. - Ничего заслуживающего внимания. – Енох старался вести себя как всегда, хотя актер из него был никакой. - Значит есть что-то, что заслуживает разговора, не так ли? – он всегда отличался проницательностью, которая порой выводила из себя. - В следующей жизни, брат. - О’Коннор не собирался выдавать себя, по крайней мере не сейчас, – но мне возможно понадобится твоя помощь, так что будь наготове. - Ты пугаешь меня в той же мере, в какой и заинтересовываешь. – пробубнил Миллард с набитым ртом, протягивая руку за новой плиткой. От напасти усталости каждый спасался как мог, кто-то литрами пил кофе, запивая его энергетическими напитками, кто-то постоянно делал нелепые упражнения вроде приседаний, кто-то обдавал лицо ледяной водой, чтобы вернуть бодрость. Наллингс же никогда не слыл простым парнем, он забивал желудок немереным количеством шоколада, который по предположениям О’Коннора уже должен был наполовину заполнять его вены. Енох шел уже около кабинета главного врача, суровой женщины, которая умела держать сотрудников в ежовых рукавицах. Там кто-то заливался слезами и кричал. Голос главврача взывал к спокойствию, а мужской, выпытывал какие-то детали преступления. Заинтересовавшись, Енох остановился и напряг слух. - Это моя мама, вы понимаете?! Кроме нее у нас никого нет! - Мы все понимаем, не переживайте, мисс Денсмор. Просто ответьте на несколько вопросов этого господина, что бы он помог вам и вашим маленьким сестренкам. «Денсмор…это ведь та девушка, чья мать все еще не очнулась» - Где была ваша мать в последний раз, когда вы с ней созванивались? – беспристрастный голос полицейского звучал спокойно и требовательно. - В закусочной «260 Fifth» со своим приятелем, она мне позвонила около восьми вечера, когда они туда только заходили. – девушка казалось сейчас впадет в истерику и держится только ради сестренки, плачь которой доносился из кабинета секретаря. - Где находится это закусочная? - На шоссе Ньюкомб, мы там часто бывали с семьей, - она зарыдала в голос. «Ноюкомбское шоссе, недалеко от него нашли голубоглазого, черт возьми, что у них там произошло?» - Хорошо мисс Денсмор, идите пока к секретарю, я вас скоро вызову. – Мисс Перегрин отлично умела отстраняться от проблем посетителей больницы и как истинный главврач решать проблемы используя холодную голову. - К вам поступали еще вызовы с близлежащих адресов? - Да, но я не уверена в том, что пациент очнулся, у него серьезные травмы головы и перелом ноги, - покопавшись в бумагах ответила полицейскому женщина. «Они говорят о нем, мать твою» Не обращая внимания, на окликивающею его светловолосую девушку, которая только что выглянула из кабинета секретаря, он помчался прямиком в приемный покой, ему нужно было поговорить с парнем до того, как до него доберутся копы. *** - Эй, безымянный! – он захлопнул дверь, придерживая ее за ручку, - что ты помнишь из своей прошлой жизни? Дыхание Еноха сбилось, и он уже подумывал бросить курить, борясь с отдышкой, которая отдавалась болью в грудине. Он нервно поглядывал на часы, пока голубоглазый пялился на него, не понимая, к чему такой вопрос и безумная спешка. - У меня была собака и...я кажется любил бургеры. Это все. – парень поморщил нос. - Это не та информация, которой будут интересоваться копы. Совершено преступление, тебя нашли как раз рядом с тем местом, где его совершили. На все вопросы отвечай, что ничего не помнишь, даже если всплывет воспоминание, расскажешь его потом и мне. Никому другому, понял? – Шепот Еноха еле долетал до парня, который озадачивался с каждым его словом. - То есть я…могу быть преступником? – он опустил голову и принялся что-то шептать себе под нос. О’Коннор отпустил дверную ручку и подошел в нему. Ему пришлось наклониться, чтобы оказаться с голубоглазым на одном уровне. Енох приподнял его лицо, на котором виднелось недоумение и безысходность и заставил его посмотреть на себя. - Я не знаю зачем это все делаю и не знаю почему ты так…симпатичен мне, я не в курсе плохой ты или хороший, что делал в жизни и как добывал свой кусок хлеба. Я так же не знаю, как будут развиваться события. Но я знаю одно. Я буду тебя защищать и никому не отдам, тем более копам. – он притянул его к себе скользнул своими губами по его. Он действительно не знал что делает. Он не понимал, зачем полез раздавать целомудренные поцелуи парню, которого знал лишь день и отчего тот не отстранился и не влепил ему пощечину. Он не был в курсе отчего ему понадобилось разбираться в деле, в котором и без него полно тайн и загадок, на кой черт ему понадобилось тогда нестись за каталкой голубоглазого парня и отбирать его у Горация. Его сердце твердило, что он поступает правильно, а мозг говорил, что он рушит свою и без того безрадостную жизнь. Но ему было все равно. Дело сделано. Обещание дано. Парень смотрел на него еще более удивленными глазами, не решаясь пошевелиться. Он вздрогнул, когда в дверь забарабанили. - Никому и ничего, кроме меня, - одними губами сказал Енох, одергивая халат, пахнущий одеколоном и открывая дверь. - Офицер. – О’Коннор пожал руку крепкому мужчине лет сорока. - Доктор? – кажется он был немного удивлен. – Ваш пациент уже пришел в себя? - Не так давно, ему сейчас не помешает отдохнуть. Что-то произошло? – Енох заинтересованно приподнял бровь. - Да, вчера произошло нападение на женщину, я узнал, что этот молодой человек тоже был в том месте. – офицер попытался пройти в палату, отодвигая Еноха, который застыл как статуя. - Офицер, прошу, не травмируйте его, у человека амнезия. Если вы не против, я поприсутствую при вашем разговоре, быть может ему удастся что-нибудь вспомнить, что потом повлияет на процесс реабилитации. – его тон не терпел возражений. - Если для вас это так важно, доктор э-э-э, - он пытался припомнить спрашивал ли имя собеседника. - Енох О’Коннор, - представился парень, вновь подавая руку. - Офицер Рид. – мужчина потряс руку Еноха, который наконец соизволил пропустить его. О’Коннор вытащил ручку и встал справа от полицейского, он хотел записать все вопросы офицера, чтобы не упустить ни единой детали. Он не был уверен, что это входит во врачебную этику, все-таки за все время работы, ему ни разу не попадался пациент, которого бы опрашивали в стенах больницы. По началу мужчина задавал рядовые вопросы вроде имени и места проживания, но поняв, что парень ничерта не помнит, попытался узнать, что он делал в том месте, где его нашли без сознания. По глазам незнакомца было видно, что он действительно не может вспомнить ни то что было до, ни после происшествия. - Доктор, у него есть какие-нибудь отличительные черты по которым парня могут опознать родные? – отступив от измученного вопросами пациента, офицер обратился к Еноху. - Никаких татуировок и, - О’Коннор замялся, он вспомнил, как вчера сам разрезал на нем одежду, что была в крови, как отмывал его тело от засохших пятен бурой жидкости и грязи, как натягивал на него чистый больничный халат. – родимых пятен, если вы об этом. Его тело тогда казалось идеальным, сотканным из прекраснейших частей, которые только можно обнаружить. Нежная кожа, с чуть огрубевшими пальцами на руках, не смотря на запах крови и грязи, его тело источало аромат чего-то до боли знакомого и вкусного, в каштановых волосах находились опавшие листья и еловые иголки. Он никого не подпустил, чтобы ему могли помочь. Все делал сам, задерживая взгляд на каждом сантиметре, исследуя все. - Что ж, думаю, нам в любом случае нужно будет поддерживать связь, сообщите мне если он что-нибудь вспомнит. Вот моя визитка. Ваш номер я, пожалуй, возьму у главврача. – он зашагал прочь, махнув на прощание Еноху, который выдохнул. Если парня начнут подозревать, хорошим дело точно не кончится. Правосудие никогда всецело не опиралось на совесть и мораль, как должно было. В истории было слишком много случаев обвинения невиновных, слишком много ложных показаний и просто ошибок следствия. Голубоглазый паренек сейчас был подавлен, а если его обвинят в покушении, это его просто убьет, сожрет изнутри. В глубине души, О’Коннор знал, что он ни в чем не виноват, возможно и сам является жертвой преступления, связанного с той женщиной, но не отпускала мысль о том, что он был к этому как-то причастен и рано или поздно это может раскрыться. Он мерил шагами палату, стараясь думать отрешенно, чего решительно не получалось. В глаза бросались каштановые волосы, до которых хотелось дотронуться, мягкие губы, которые хотелось поцеловать, руки, которые хотелось почувствовать на своем теле. Он отгонял от себя эти мысли, но они со скоростью света возвращались обратно, входя без стука. - Они меня в чем-то подозревают? Кто та женщина о которой говорил офицер? Она жива? – голубоглазый ерзал на кровати, атакуя Еноха вопросами. - Жива, не переживай, я не могу дать никакой гарантии того, что она очнется, травмы очень тяжелые. Я не знаю кто она, но думаю мне предстоит это разнюхать. Тебя пока ни в чем не подозревают, но на твой след они напали не спроста. – О’Коннор скрестил руки на груди и наконец перестал ходить из стороны в сторону. - Я как-то с этим связан? – парень выглядел испуганным, он очень боялся оказаться виноватым. - Тебе удалось что-нибудь вспомнить? – лучше уж сейчас задать этот вопрос. – Говори правду, иначе я не смогу тебя защитить. С самого детства, мама Еноха повторяла ему это фразу, выведывая у сына-проказника признания. Она не ругала его, не ставила в угол, не лишала сладкого и даже не запрещала смотреть мультики по утрам, как это делали другие родители. Ей действительно важно было знать правду. Она говорила с ним спокойным тоном, выделяя лишь те слова, которые, как ей казалось, могли сыграть решающую роль в решении сына. А как только мальчик, свесив голову признавался, говорила с ним на эту тему и объясняла почему так делать нельзя. Однажды Енох чуть не попал за решетку, попавшись на избиении парня, который проходу ему не давал и все время дразнил. Однако, мать не соврала, она действительно использовала его правду, для защиты сына. Она смогла обучить его этому искусству доверия во имя спасения. - Я вспомнил, что вроде как прогуливался по лесу, там ведь есть лес, да? – голубоглазый смотрел на него внимательно, как смотрят на идолов, встреченных после концерта. - Мы туда поедем, как только тебе станет легче, - пообещал Енох, подходя к нему ближе, - я кажется там еще не был. Тебе надо отдохнуть. Постарайся поспать, идет? А я скоро вернусь. - У тебя сегодня нет ночного дежурства? – спросил парень, забираясь под одеяло и ударяясь загипсованной ногой о ее край. – ВОТ БЛЯДЬ. - Аккуратнее! – Енох подскочил у нему, поглаживая парня по голове, что бы тот успокоился. – Дежурства нет, но я останусь с тобой. Я ведь обещал. - Спасибо, - голубоглазый улыбнулся, на его глазах виднелись слезы. О’Коннор не мог определить от боли это или от того, что он понял, что ему не придется оставаться наедине с собой ночью и мучиться раздумьями о том, кто он и каким образом связан с преступлением. Не придется вешать на себя ярлык убийцы или жертвы, не придется заново знакомиться с собой. Все-таки, мало кто может представить каково это, потерять представление о себе, лишиться своей личности, увидеть себя по-новому, хотя не знаешь какой ты был раньше. Лишиться семьи, родных, всего что было у тебя, а может и не было. Может это и был тот самый единственный способ убежать от старой жизни, оборвав все мосты, сжигая каждый быстро и без душевных терзаний. Об этом можно думать сколько угодно, до тех пор, пока не докопаешься до правды. И как ни крути, она окажется страшной. *** Енох затянулся сигаретой, первой за этот чертовски долгий день, вдыхая в себя смольный дым, который проникал в организм, даря ощущение, от которого в итоге непременно кружится голова и хочется сделать еще одну затяжку незамедлительно. Во дворе сновали другие интерны, помогая фельдшерам завозить пациентов и сразу принимая их. Раньше О’Коннор был в первых рядах, вел себя нагло, отбирал самые интересные случаи, игнорируя возмущение других. Он слыл для многих заядлым задирой и человеком, который может уколоть даже взглядом, никого не подпускал к себе и на йоту, не считая милашку Милларда, которой обожал общаться с людьми. Среди друзей у него был только Наллингс, контакта с остальными, Енох старательно избегал, предпочитая грубить и давить на больное, чтобы от него поскорее отстали. Он знал, что за его спиной ходят разные неприятные слухи. По началу парень лез в драки, где и сам получал и калечил обидчиков, которых приходилось тащить в травматологию, а потом решил, что ему стоит просто забить. Слухи начали стихать, ровно, как и его интерес к ним. - Ты ведь был ассистентом на срединной лапаротомии у миссис Денсмор? – О’Коннор медленно выпускает дым, позволяя ему разливаться вниз по губам и подбородку на манер водопада. - Да, очень сложная операция, мы еле справились! Но было так круто, ты не представляешь, у нее была повреждена печень, часть желудка, кишечник! Такое чувство, будто кто-то просто прокрутил там нож несколько раз! – Миллард принялся извивать руку, показывая, как должен был орудовать преступник. - Фигово. У нее вообще есть шансы очнуться? Ему нужно было это узнать. Если бы она очнулась, то смогла бы дать показания, описать нападающего. И тогда либо им оказался бы голубоглазый, либо кто-то другой, от чего Еноху стало бы намного легче жить. Он не хотел влюбляться в убийцу, не хотел, чтобы его влюбленность разрушила ему жизнь, но уже ничего не мог поделать со своим глупым сердцем, которое обретало крылья, когда он видел его лицо, слышал его голос, внутри что-то обрывалось и приказывало оставаться с парнем, потерявшим память, заботиться о нем. И если уж он действительно окажется замешанным в преступлении, О'Коннор будет ему помогать. «Какая самоотверженность О’Коннор, аж проблеваться тянет, прям как Сомнассон, когда впервые оказался в морге» - Честно, маловероятно что она вообще доживет до утра. – Миллард погрустнел, ему всегда становилось паршиво, когда кто-то из его пациентов умирал. Наверно с непривычки, а может от того, что он действительно заботился о каждом, кто оказывался около него. Слишком добрый и светлый он человек, слишком сострадающий. Он мог проводить часы с родственниками погибших, помогая им оправиться, помнил их спустя года и никогда не пропускал годовщины их смертей. Наллингс однажды признался Еноху, что таким образом старается искупить свою вину перед их смертью. Тот пытался убедить его в том, что он не может оказаться виновным, не он вел машину, сбившую малышку Элис, не его собака напала на миссис Ким, не он заразил малярией господина Джошуа, но Мил не слушал. Или не хотел слушать. Он убивался, упивался, блевал, а потом снова шел на работу, где ждали другие пациенты, к которым он относился так же. - Слушай, Мил. Я и так промывал тебе мозги как обезумевший, твердил что все это не твоя вина, что ты только пытался спасти их, но судьба непреклонна. Подумай об этом. Мы не боги, чтобы отбирать смерть и дарить жизнь. Мы всего лишь люди, которые вышли на тропу войны со старухой с косой, и она никогда не сдастся, даже когда мы сами попадем в ее цепкие костлявые руки. Даже когда нас уже давно как не станет, как наши гробы опустят в сырую промерзлую землю. Даже когда весь этот мир потухнет. Никогда. Но ты делаешь все что в твоих силах, ты стараешься и разве этого уже не достаточно? Разве ты не спасаешь восьмерых из десяти? Ты и много других. Этого ли не достаточно? Не ищи панацею от всех болезней, просто делай мир лучше своим присутствием. Длинные речи никогда не были коньком О’Коннора, который предпочитал молчать, но он не мог оставить Наллингса в таком состоянии. Все-таки он его хоть и названный, но все же брат. И это, пожалуй, один из скудного количества людей, ради которых он способен пойти на все. - Ты всегда знаешь что сказать. – Мил улыбнулся как улыбаются дети. Безмятежно, искренне, спокойно. - Так то лучше. Мой пациент кажется каким-то образом связан с твоей. Я не знаю какие факты раскроются, когда делу будет дан ход. Поэтому, я хочу кое о чем тебя попросить. – Енох переминался с ноги на ногу, не понимая, как правильнее попросить друга если понадобится, препятствовать закону. - Давай, - Наллингс внимательно посмотрел в его кофейного оттенка глаза, которые отдавали нездоровым блеском. - Для меня стал важен этот…пациент. Я не знаю как это объяснить словами, может лишь оно, - он притянул руку друга к груди, в которой бешено билось сердце, - он может быть связан с преступлением, а не только с миссис Денсмор, может казаться не таким светлым, каким я его вижу, но…он потерял память, это ли не тот самый случай, когда жизнь начинается с чистого листа? Дай мне слово, Мил, что сообщишь мне, о чем с ней будет говорить полиция, когда она очнется, что поможешь мне сохранить его. - Ты хочешь, чтобы я…преступил закон? – парень прикрыл глаза, видимо думая, как ему поступить. – Я не знаю, Енох, это неправильно, я не смогу этого сделать. Мне надо подумать. Мир Еноха в очередной раз начинался рушиться, откалываться по крупицам и слетать вниз, в вечную пустоту, в холод, в неизвестность. Он не мог поверить, что Миллард в кои то веки взял перерыв, чтобы подумать. Этот парень всегда помогал ему, что бы это ни было: дворовая драка, школьные проекты, проблемы с родителями, когда О’Коннору приходило ночевать у него. Он прикрывал его, был его тылом, который теперь просто остался в стороне. На протяжении многих лет он был его поддержкой, нерушимой, как течение времени, а сейчас казался лишь серой дымкой где-то вдалеке. Еноха словно душили. Слова, подступающие к горлу, превращались в неприятный комок, тело бросало в жар от непонимания. - Да что с тобой вообще? – О’Коннор кинул ему под ноги недокуренную сигарету, которая тлела, пуская по ветру белый пепел, и пошел прочь.