Сын наместника

      Когда дверь тихо, даже как-то несмело приотворилась, и его жена, одетая в грязный, запыленный плащ, с растрепанной золотистой косой, но с такими сияющими глазами, скользнула в комнату… Фарамир готов был увидеть все, что угодно, но только не это. Глаза Эовин совершенно по другому, по особому смотрели на него. Что это с ней? Раньше во взгляде сквозил холод, равнодушие. А теперь — вот как-то тепло, с чувством…       Попытавшись приподнять голову, Фарамир застонал, и его Эовин ускорила шаг. Присев на краешек постели, она склонилась над мужем, внимательно всматриваясь в его изможденное лицо, которое, к слову, утратило синюшно-небесный оттенок и стало алебастрового цвета. А потом из ее глаз полились слезы, при этом она почему-то улыбалась. «Что это с ней?» — задавал сам себе вопрос Фарамир. Улыбка и слезы… Что это значит? — Почему ты улыбаешься и плачешь? — каким-то чужим голосом просипел наместник. — Я просто рада, что успела. Что ты жив, дышишь, и я теперь дышать могу… — все так же не переставая улыбаться, прошептала Эовин, смаргивая с ресниц слезы.       Может, мужчине показалось, но не это хотела сказать глядящая ему в глаза женщина. «Опять врет!» — мелькнула у него мысль. Что она на самом деле хочет, чтобы он знал? А потом и вовсе произошло нечто невообразимое: Эовин протянула руку к заросшей рыжеватой щетиной щеке мужа и ласково провела по ней кончиками пальцев. Сама. Раньше она только отвечала на его жесты, ласки… Но чтоб сама!..       У Фарамира сердце застучало с удвоенной радостью силой ровно до того момента, пока в уставший от болезни разум не пришла мысль: «Она просто меня жалеет, немощного и жалкого».       Но Эовин не видела ни нахмуренных бровей, ни потухшего взгляда своего супруга. Она продолжала всматриваться в его черты и водить пальцами по острым из-за болезни скулам. — Сестрица, там тебе покои приготовили… — в дверь просунулась голова Эомера. — Я останусь в этих покоях, с мужем! — в голосе жены наместника прозвучали металлические нотки. — Но… за Фарамиром есть кому поухаживать, вон, полный дворец слуг. — Я буду жить в этих покоях! — упрямо повторила Эовин.       Дверь затворилась, а Фарамир ошарашено смотрел на жену.       К кровати подошел лекарь: — Моя госпожа, раненому потребуется много ухода, а я так понимаю, что Вы намерены быть сиделкой. Если позволите, то я расскажу, что и как нужно делать.       После обстоятельного инструктажа от целителя на тему: «Как нужно ухаживать за тяжелораненым» Эовин уговорила вышеупомянутого раненого выпить полчашки бульона с вином. Затем лекарь показал, как сменить повязку, а потом, когда после всех переживаний и процедур Фарамир провалился в сон, девушка поняла, что ужасно устала. Мышцы немилосердно ныли, начинала болеть голова, а в желудке недовольно заурчало.       Пройдя в смежную комнату, что оказалась купальней, Эовин наконец смыла с себя дорожную пыль и, одевшись в чистую одежду, вернулась к мужу. На столе у окна приятным сюрпризом оказался большой поднос с плотным… ужином? Эру! Да уже вечер! Набрав на тарелку еды, девушка забралась с другой стороны на кровать и, привалившись спиной к изголовью, начала есть, неотрывно следя за спящим рядом мужчиной.       Глядя на его осунувшееся лицо, она сама себе удивлялась: как можно было не замечать какой он? И то, что сейчас от одного взгляда на него, в животе начинали носиться целые стаи неугомонных эльфийских бабочек, а сердце то замирало, то пускалось в галоп, вообще стало для нее открытием. — Что значит «ты теперь дышать можешь»? — Эовин едва не поперхнулась от неожиданности.       Фарамир лежал всё в той же позе, но теперь уже глазея на поглощающую запеченую курицу девушку. — Ты меня напугал… Как себя чувствуешь? — немного покраснев и отведя глаза, спросила Эовин. — Ответь мне… на мой вопрос, — переводя дыхание настаивал рыжий. — Это значит… ну, что я не смогу жить без тебя… — поднимаясь с постели, промямлила Эовин.       Сильные пальцы успели схватить ее запястье и, потянув, вернули на кровать. — Что. Это. Значит?! — слегка повысив голос, что далось ему с трудом, упрямился Фарамир. — Я уже ответила… — Эовин все еще пыталась встать с кровати, но уже не так активно. Однажды она сказала о своей любви и что получила? Этот момент засел в сердце одним из тех сорняков, которые впоследствии мешают наслаждаться всеми красками жизни, любви. — Скажи… прошу… — Фарамир попытался сесть, но безуспешно. Упав обратно на подушку, он, тем не менее, не отпускал руку жены. — Я все сказала. Тебе нужно отдыхать. А еще поесть… — Позови слугу, — наместник немного поерзал по простыне и многозначительно посмотрел на супругу. — Если что нужно, то я… — Да, да ты… — перебил рыжий, кривясь от боли или еще от чего, — ты меня отнесешь на отхожее место? — саркастично, при этом отчаянно краснея, заявил мужчина. — О! Прости! — еще более, чем муж, смущаясь и алея, как свекла, воскликнула Эовин и метнулась к двери.       Но самое неприятное было то, что Эовин пришлось выйти из комнаты, пока двое помощников лекаря приводили в порядок Фарамира. Как же так, она ведь собиралась сама ухаживать за ним. Но таких естественных аспектов, как опорожнение организма не учла. Да, кормить и менять повязку, поправлять одеяло и подушку — это все, что в ее понятии входило в обязанности сиделки.       Стоя перед дверью в покои, Эовин и сердилась на себя, и смущалась. В таком состоянии и застал ее Эомер. — Что там? — шепотом, почти в ухо, поинтересовался король.       От неожиданности девушка аж подпрыгнула. — Там Фарамир ну… слуги… — Понятно, — усмехнулся в усы Эомер, — он не хочет, чтоб ты его видела таким слабым. Все нормально. Так любишь все-таки? — меняя тему, спросил мужчина. — Да… И как ты догадался? — в свою очередь задала вопрос девушка. — Да что там было гадать? Я тебя просто знаю. Не могла ты остаться равнодушной на такую любовь. А ты ему сказала уже?       Девушка уставилась на брата, как на орка. Как можно спрашивать такое?! — Ну и глупая! — рявкнул король, разворачиваясь на пятках и уходя прочь.       Ну не могла она сказать Фарамиру правду о своих чувствах. Она и сама еще не до конца свыклась с тем новым чувством, что горело в ее сердце.       Когда помощники целителя покинули своего подопечного, у Эовин уже руки чесались отворить дверь и войти в комнату. Останавливало ее лишь боязнь увидеть то, что Фарамир не хотел, чтобы она видела.       А наместник так же был как не в своей тарелке — всегда сильный и уверенный в себе, вдруг стал слабым, немощным и жалким. Когда он валялся с ранениями в Минас-Тирет, то Эовин не видела его таким. А теперь… И так неизвестно, как относится к нему. Ведь и не сказала, что любит. Выкрутилась, ушла от прямого ответа. Он вновь в который раз дал сам себе слово набраться терпения и ждать. Видно, таков его удел — жить в ожидании любви.