Сын наместника

       Половина луны прошло, как в Эдорасе появилась его принцесса. Ночи теперь были наполнены той блаженной негой, которую он чувствовал лишь один раз в жизни. Тогда, в тринадцать лет. Во сне. Только теперь все происходило наяву и было намного ярче, острее и чувственнее.       Тогда, в первый вечер, после легкого ужина, которым его накормила жена, он ожидал, что она либо уйдет ночевать в другую комнату, либо ляжет хотя и рядом, но отвернется и уснет. Но она вновь его удивила. Забравшись под одно с ним одеяло, Эовин вдруг приникла к мужу, обнимая, а потом… Приподнявшись и нависнув над ним, неожиданно прижалась губами к его и как-то жадно начала целовать. Он не ожидал этого. Даже в первые мгновения не ответил ее устам… таким сладким… горячим… мягким… Но она была так настойчива, что Фарамир и сам не заметил, как ЕЕ поцелуй превратился в ИХ взаимный, словно первый и долгожданный… Он продлился достаточно долго, чтобы успеть понять: они стали другими. Что-то изменилось между этими двумя. Но этого было мало для утоления чувственной жажды. Эовин понимала, что супружеские обязанности Фарамиру не позволят выполнять какое-то время его рана и общая слабость. Поэтому, с трудом оторвавшись от желанных губ, осторожно легла головой на грудь мужчины, продолжая пальцами водить по вороту его рубахи. От этой нехитрой ласки у Фарамира кружилась голова и сладко ныло в паху. — Что с тобой? — тяжело дыша, спросил Фарамир. — Я и не знала, что так соскучилась… — произнесла Эовин с какой-то томной улыбкой.       …Дальше они просто лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь минутами тихого счастья. — Почему раньше так не было? — не удержался от вопроса, что мучил его, Фарамир. — Потому что глупой была… — немного ворчливо ответила Эовин. — Я знаю, что ты все равно что-то чувствовала… — Прости меня, не могла со многим смириться. Все моя гордость… Правда, когда ты уехал, что-то во мне поменялось. Как будто воздух в Арде закончился…       Для девушки было настоящим чудом — лежать на груди мужчины и слушать, как бьется его сердце. Вначале оно стучало, как сумасшедшее, а потом постепенно перешло на спокойный, равномерный ритм. Оторвав голову от своей «подушки», Эовин посмотрела на мужа и ахнула — спал. Эти раны так измотали его. А тут еще и она со своими метаниями…       Фарамир быстро шел на поправку. Через две недели они начали собираться в путь. За этот короткий промежуток времени между супругами установились почти идеальные отношения. Почти. Эовин так и не сказала ничего о своем чувстве к супругу. Неожиданно для самого себя Фарамиру признание жены стало самым важным знанием, которого он жаждал.       В один из дней, когда наместник сидел в кресле на небольшой террасе, а Эовин — на маленькой скамеечке рядом и аккуратно снимала повязку с ноги благоверного, послышался шум и хлопанье крыльев. Подняв в готовности руку, Фарамир и его супруга ждали, когда на запястье наместника сядет сокол.       Послание, которое принесла птица, было буквально нашпиговано новостями.       Арагорн, узнав о покушении на наместника и измене стражей границ Гондора, провел расследование и, найдя целую группу изменников, предотвратил государственный переворот, а может, и войну. Заговорщиками оказались одурманенные Саруманом алчные гондорцы. Кто-то из предателей покаялся и был прощён, а кого-то пришлось упечь в темницу. Двоих, самых буйных и несговорчивых, казнили.       Раны почти зажили, вещи собраны, письмо с отчетом для короля отправлено с соколом. Последний вечер в золотых чертогах Эомера обещал быть громким и веселым. Сразу после обеда король предложил сестрице совершить конную прогулку. Эти скачки были почти традицией у детей Эомунда. — Фарамир, что ты упрямишься?! Твоя жена сидела верхом на лошади еще до того, как сказала слово «лошадь»! — его величество совсем не величественно таращил глаза и раздувал ноздри, стараясь доказать своему родственнику, что его драгоценной жене ничего не грозит. В ответ наместник только бубнил, что у него предчувствие и он против.       В конце концов Эовин поставила точку в этом «ристалище» двух упрямцев тем, что заявила мужу: — Я родилась в седле!       Фарамир, не ожидавший такого аргумента, только кивнул и с раскрытым ртом простоял у ворот, пока брат и сестра проносились на ристанийских племенных жеребцах мимо. Еще недостаточно окрепший, он не мог им составить компанию и уж тем более посоревноваться.       Он так и проторчал до самого их возвращения. Едва они въехали на двор, по одному взгляду на жену почуял неладное. С виду было все нормально. Немного бледная… Но откуда это предчувствие беды?       Второе, что бросилось в глаза — Эомер крепко держал поводья лошади, на которой ехала его сестра.       Около крыльца девушка почти выпала из седла, орошая то самое седло и ступени, ведущие во дворец, алой кровью. Подхватив Эовин на руки, рыжий ринулся в их покои. За ним по пятам бежал Эомер, на ходу отдавая распоряжения о лекаре к роханской принцессе. — Что произошло?! — абсолютно бесстрастно спросил гондорец. — Она упала с коня… Говорила, что голова закружилась… Мы тут же вернулись, ты ж видел, — покаянно уронив голову, вещал Эомер.       Ждать пришлось до полуночи. За это время привели повитуху, лекарь дважды высовывался за дверь, дабы что-то шепнуть королю, после чего Эомер отворачивался к окну и что-то внимательно там рассматривал. На все вопросы наместника отвечал лишь пожиманием плеч да виноватыми взглядами. Фарамир уже не знал, что думать, и решал, как лучше прорваться в гостевые покои, но, видимо, предусмотрев такой вариант, Эомер приставил к дверям двух стражников.       Когда сменилась вторая стража, из покоев наместника вышли лекарь и повитуха. Лица у обоих были уставшими. Подойдя к Фарамиру, лекарь дал добро кивком головы и повернулся к королю. Для рыжего второго приглашения не требовалось. Едва не снеся дверь с петель, он ворвался в комнату и застыл гондорской статуей у порога. Его Эовин лежала белая, как простыня, и из ее глаз текли слёзы. — Эовин, что, что произошло? — наместник подлетел к кровати, уже не обращая внимания на ноющую боль в раненой ноге. — Фарамир, прости меня… — у женщины свело спазмом горло, и, чтобы продолжить, она с трудом сглотнула и перевела дыхание. — Я потеряла ребенка… нашего ребенка. Ослушалась тебя и…       Дальше, муж, присев на край постели, обнял жену и, прижимаясь дрожащими губами к белокурой макушке, шептал, утешал и ни в чем не винил.       А в этот час, в королевской опочивальне Белой крепости, королева-эльфийка сообщила своему супругу, что в их семье будет пополнение. — Скоро Фарамир с женой вернутся, тогда им сообщим. То-то сюрприз будет… — после объятий и поцелуев провозгласил Арагорн. — Что-то я не уверена, — прислушиваясь к себе и приходя к какому-то решению, пробормотала Арвен.