Связь fear

Даже само название этого народа не по смыслу, но по звучанию было легкомысленным, как весенняя капель. Как журчащий ручей или звон подвесок на груди красавицы. Тэ-ле-ри, тэ-ле-ри, тэ-ле-ри. А сами себя они называли линдар — певцы. Линдар, линдар — как серебряный колокольчик. Тэлери всюду, где только появлялись, устраивали шум, суету и хаос, как в их беспокойных и вечно оживленных гаванях. Неорганизованные, очаровательные в своей бестолковости и беспечности. Нолдор казалось, что обидеть их — все равно что обидеть ребенка. Но Финдекано уже знал, что тэлери могли быть совсем другими. Нолдор Нолофинвэ, стыдясь поступков родичей, называли схватку в Альквалондэ безжалостной резней, убийством мирных жителей. Это было не так. Войска Первого Дома сражались только с вооруженными тэлери, которые сами бросались в схватку. Охотничьи луки, рыбацкие гарпуны, даже корабельные канаты — быстрые и гибкие тэлери использовали любое оружие. У них не было мечей и доспехов, но они не уступали войску нолдор. Схватка шла на равных, пока авангардный отряд Финдекано не переломил ее ход. Финдекано не видел начала сражения и не знал, кто первый схватился за оружие. Хотя, конечно, догадывался. Но события Альквалондэ точно не были резней. Убивать своих соседей было жутко. Финдекано помнил, как вынимал свой меч из живота одного из грозных и умелых противников и, склонившись над ним, в неверном свете факелов узнал лицо. Этот тэлеро вместе со своим отцом держал лавку на Лебединой площади: в ней можно было обменять агаты и бирюзу на жемчуга. Финдекано ходил туда вместе с Майтимо, когда тот по заданию отца делал брошь для Нерданэль. Финдекано замер, вглядываясь в мертвый лик. Тошнота подкатила к горлу, пальцы дрогнули, чуть не выронив меч. Так нельзя, это безумие — но как он остановит эту схватку? Виноватый, запутавшийся, впервые лишивший эльда жизни, Финдекано не смотрел по сторонам и не заметил другого тэлеро, взявшего его на прицел. Стрела ударила по нагруднику — еще бы на два пальца выше, и в горло. Верные соратники закрыли собой принца, нашли и обезглавили стрелка. Если битва началась — сражайся. Мысль простая и очевидная. Но нужно самому побывать в битве хотя бы однажды, чтобы это понять. Финдекано и его отряду впервые довелось сражаться в Альквалондэ. Остальным — на огромной каменистой пустоши на эндорском побережье, где каждый шаг и крик отдавались гулким многоголосым эхом. Враги появились неожиданно, но на пустоши настоящую засаду не устроить. Нолдор, ведомые Нолофинвэ, успели взять в руки мечи и выстроиться, защищая тех, кто не умел сражаться. Орки превосходили их числом. И оказались даже еще более опасными и отвратительными, чем их описывали легенды. Они совсем не походили на квенди. Убивать их было проще, хоть Финдекано поначалу передергивало, стоило на него попасть их вонючей крови. Орки уступали нолдор в скорости, ловкости и силе, при этом они были уродливы, но все на свой манер. В их внешности не было ничего похожего на дикую красоту хищных зверей — а на рисунках в книгах о Пробужденных, орков изображали именно так, приукрашая. Настоящие, они не вызывали у него сочувствия. Спутанные космы и грубые шлемы частично скрывали их облик, но взгляд то и дело выцеплял неправильность. Шрамы, ожоги, вырванные зубы. Губы были едва ли у каждого третьего. Бледная кожа, нередко покрытая язвами. Ростом с квенди, но почти все сутулы, скрючены. Кому-то не хватало пальцев или даже руки — ее заменял прикрученный к культе нож или крюк. На Амане рассказывали, будто Моринготто — тогда его еще звали Мелькор — создал орков из пленных квенди. Пытками он изуродовал их тела, злой волей подчинил себе fear. Немудрено, что многие из нолдор, никогда прежде не отнимавшие жизнь, испытали жалость к измученным существам. Нолофинвэ попытался вести с ними переговоры: орки, казалось, понимали квенья. Жить в мире они не хотели, как и принимать помощь эльдарских целителей. Ринулись в атаку, рыча как звери. Нолдор еще не умели сражаться целой армией, приказы не поступали вовремя, каждый отряд действовал отдельно, без согласованности с другими. Но главное — они были не готовы убивать. Даже орков. Нет, нолдор не бросили мечи, они защищались, пытались ранить врага, но сомнениям и жалости нет места в бою. Как и скорби о погибших друзьях. Нолдор проигрывали, и каждому довелось увидеть смерть того, с кем сражался плечом к плечу. Финдекано не успел разглядеть, над чьим изломанным телом упал на колени Аракано. Некогда было рассматривать: только его собственный отряд, более опытный в бою, сейчас не позволял оркам разгромить нолдор. Он видел, как отец прорубил путь к младшему сыну и схватил его за шиворот, рывком поднимая на ноги. — Сражайся! — выкрикнул Нолофинвэ в залитое слезами лицо. — Сражайся! Отомсти! И Аракано бросился в бой. Он был высоким и сильным, отец отлично натренировал его обращаться с мечом. Аракано убивал орков быстрее, чем те успевали отступить от грозного эльда со сверкающими гневом глазами. Финдекано видел, как младший брат теснит врага, как вдохновляет нолдор своим примером. Видел и гордился им. И ни тени мысли не мелькнуло: предостеречь, остановить. Будь осмотрительнее, не отдаляйся от своих соратников. Можно было крикнуть или связаться через осанвэ. Но как же они все были тогда неопытны! Аракано убил вождя орков. Аракано навеки прославился как бесстрашный воин нолдор. И погиб, разорванный на части яростной толпой врагов. Финдекано не видел его гибели, ему рассказали позже, когда орки были разбиты и бежали прочь. Младший принц Второго дома, мамин любимец, самоуверенный красавец, изгибу черных ресниц которого завидовали все девы в Тирионе. Невинный и юный, как сама весна. Его совершеннолетие праздновали во льдах. Аракано родился, когда мятежный вала Мелькор — Моринготто, — уже начал сеять раздор среди нолдор, когда подозрения и ссоры стали обычным делом на Амане. И все же сложно было найти более великодушного и щедрого юношу, чем младший нолофинвион. Путь через Хелкараксэ занял около четырех лет, но показался вечностью. Даже те нолдор, что уходили с Амана почти что детьми, теперь вступили в пору зрелости. Изнеженные юноши стали умелыми и сильными охотниками, хрупкие девы — их выносливыми и верными спутницами. Новые земли поначалу порадовали изобилием пищи — изобилием по меркам Хелкараксе, а не Амана, разумеется. Нолдор думали, что беды и смерти закончились. В Хелкараксэ сила мечей была ничем, но здесь, в диком краю, у них, нолдор из Благословенного края, сильных и умных, вооруженных, имеющих доспехи великолепной ковки, не должно было быть серьезных врагов. Разве что только сам мятежный вала. Битва на пустоши показала, как они ошибались. Это были опасные земли, полные врагов. Как они были наивны, считая, что достаточно перейти проклятый ледник! Дойти живыми до твердой земли, коснуться рукой травы, сбросить опостылевшие меха. «Почему мы не вернулись в Тирион?», «Надо было попросить прощения у Валар и уйти с Арафинвэ». Иногда Финдекано казалось, что вот-вот нолдор закричат эти слова или начнут шептать друг другу, втайне от своих правителей. Он сам, ошарашенный гибелью брата, не раз ловил себя на таких мыслях. У него были причины идти в эти незнакомые земли, но зачем же они повели за собой всех остальных? Но не стоило недооценивать стойкость и гордость нолдор. Нападение лишь сплотило их — еще крепче, чем льды Хелкараксэ. Орки были врагом, которого можно обвинить в смертях, которого легко ненавидеть и убивать, освобождая свой гнев. Ненависть — ненадежный спутник. Финдекано не знал, сумеет ли гнев на орков отвлечь отца и других нолдор от вражды с Домом Фэанаро. Или наоборот, лишь увеличит счет, который они захотят предъявить тем, кто отправил их в этот долгий и опасный путь. — Враг силен. Мы должны найти дядю Фэанаро и объединиться с ним, — убеждал Финдекано. Отец злился, и переубеждать его было боязно. А вдруг он с виду поддастся на уговоры, а при встрече устроит очередную ссору за власть? Лорд Фэанаро не потерпит, что младший брат называет себя нолдораном, королем нолдор. Отец оправдывал свою жажду власти и волей Валар, и тем, что после резни в Альквалондэ Фэанаро стал недостоин венца нолдорана. Финдекано сомневался, что какие-либо действия лорда Фэанаро еще смогут разрешить ситуацию мирно. Неужели Финдекано придется видеться с Майтимо тайно или предать отца, переметнувшись в лагерь Первого Дома? Ни то, ни другое его не прельщало, и он твердо вознамерился примирить враждующие семейства. — Что может быть более на руку Моринготто, если мы схватимся тут друг с другом? — говорил Финдекано всякий раз, как отец или кто-то из нолдор заводил злые разговоры о сородичах. Стоило кому-то произнести «возмездие», «война» или, например «ультиматум», Финдекано добавлял: «на радость Моринготто». Ему стало казаться, что скоро он так надоест всем этими словами, что его побьют свои же. Однако тактика принесла плоды, и вскоре настроения народа насчет Первого Дома стали менее воинственны. Многие из нолдор теперь считали, что неплохо бы помириться и воссоединиться с сородичами, но королем они желали видеть только Нолофинвэ. Того, кто не бросил их во льдах, кто провел сквозь них к обещанным землям. Отряды орков преследовали их, но потом земли расцвели яркими, точно на Амане, красками. Первый рассвет. Орки в ужасе бросились бежать. Армия нолдор нашла их крепость и простояла несколько недель, осаждая ее, но без специальных орудий штурмовать не имело смысла. Повернули назад. Нолофинвэ вел свой народ на юг, а потом повернул на юго-восток: разведчики донесли ему, что именно там видели следы воинов Фэанаро. Отец спешил к брату, и как ни радовался Финдекано скорой встрече с Майтимо, его не оставлял ужас от того, что могло сейчас произойти. — Валар подарили всей Арде Свет, это знак, что… — Что нам дают второй шанс жить друг с другом мирно, без вражды и братоубийственных битв, — наперебой уверяли отца Ириссэ и Финдекано. Дорого бы они отдали лишь бы узнать, о чем тот думает. Отец молчал. Не спорил и не требовал оставить его в покое. Просто щурил льдисто-голубые глаза и вел свой народ вперед. И тем внезапнее была остановка. Разведчик, посланный вперед, доложил, что лорд Фэанаро мертв, и его армией управляют теперь сыновья. Лицо отца окаменело, не выдавая ни злорадства, ни скорби. Его голос охрип, и звучал тихо, но твердо. Отец задал разведчику несколько вопросов о фэанарионах и обстановке в их лагере, но тот знал крайне мало. О внешних укреплениях, правда, кое-что успел разузнать. Финдекано не выдержал, бросился к Нолофинвэ убеждать, что сыновья Фэанаро не могут отвечать за действия отца. Нолофинвэ был недоволен его речами, но Финдекано напомнил ему об уважении к памяти деда. Для Финвэ было бы великим горем узнать, как далеко зашла вражда в его семействе. В конце концов, отец поддался и позволил ему пойти на переговоры с фэанарионами. Финдекано был уверен, что они с Майтимо смогут договориться о союзе. Он собирался, представляя грядущую встречу, и руки не слушались от волнения. Майтимо поначалу будет мрачен и холоден, словно чужой. С ним такое бывало, когда он чувствовал себя слишком виноватым. Финдекано улыбнется ему, давая понять, что не винит в предательстве. Улыбнется легко и беспечно — у него все еще получалось это даже после Хелкараксэ, если верить Ириссэ. А потом будут разговоры — не о делах, а просто о том, как кузены рады его видеть. Они устроят пир, и Тьелко, наверно, не обойдется без приветственной драки. А потом Финдекано будет говорить с Майтимо наедине. И сделает то, ради чего шел через ледяную пустыню Хелкараксэ. Скажет, скажет ему, наконец, о своих чувствах! Однажды Финдекано уже пытался. Началось все с Тьелко: тот напрыгнул на него с ветки дерева и повалил на землю. Эту привычку от него потом переняла его огромная псина, но в тот год Хуана у него еще не было. Тьелкормо, как обычно, устроился верхом на Финдекано и вдруг задумчиво произнес: — А ты красивый, кузен. Был бы ты девой, я бы на тебе женился. И вдруг прижал коленями его руки к земле, наклонился и поцеловал прямо в губы. От удивления Финдекано даже не сообразил оттолкнуть его. — Не… Не то, — задумчиво произнес Тьелко, оторвавшись от его губ. — О нет, прекрасный Тьелкормо отверг меня, как теперь жить? — закатив глаза, съязвил Финдекано. Он, наконец, собрался, и спихнул с себя этого наглеца. — Поплачься Майтимо, — ухмыляясь, посоветовал кузен. — Он тебя утешит. И приласкает. Финдекано недоуменно хлопнул глазами. Начало насмешки было понятным: обычно говорят пожаловаться маме, но она была далековато, в отличие от Майтимо. Но при чем тут «приласкает», и отчего Тьелко состроил такую глумливую рожу, произнося эти слова? Кузен расхохотался и обозвал его милым невинным мальчиком. А Финдекано только через несколько минут осознал смысл сказанного. Раскраснелся, как стальной брус в горниле дяди Фэанаро — хорошо, что Тьелко уже ушел и этого не видел. Свое стремление быть рядом с Майтимо, как можно чаще, дольше и ближе, Финдекано объяснял просто: он хотел, чтобы у него был такой старший брат. Но слова Тьелко натолкнули на мысль, что на самом деле Финдекано хочет большего. Он стал чуть старше, и сомнений совсем не осталось. Собственное влечение вызывало массу трудностей, но даже ради того, чтобы скрыть его, Финдекано бы не согласился держаться от Майтимо подальше. Майтимо слепым не был, но закономерного вывода из увиденного так и не делал. Он делал Финдекано массаж, растирая мышцы, ноющие после долгой тренировки с мечом, а затем убедительно прикидывался, что оттопырившееся штаны кузена — совершенно нормальное явление. Или, например, когда они ходили купаться на озеро. Майтимо снова швырял их всех на глубину, и даже его подросшие братья и кузены не отказывали себе в удовольствии вспомнить детство. Только Финдекано помотал головой и отплыл подальше, неожиданно засмущавшись. Не хватало еще, чтобы все, включая нахального Тьелко, увидели его реакцию на прикосновения кузена. Майтимо его не послушал. Подкрался, неслышно нырнув, и неожиданно схватил Финдекано прямо в воде. Подбросил вверх, а потом еще раз, а затем немного притопил. Финдекано предпочел бы утонуть, лишь бы не выходить из воды в таком виде, и потому позволял Майтимо дурачиться дальше. И когда тот сгреб его в охапку, зайдя спереди, то не почувствовать, что в живот упирается нечто твердое, было уже невозможно. Майтимо чуть ослабил хватку, чтобы Финдекано, одуревший от ужаса и предвкушения, соскользнул ниже, на один уровень с ним. — Да ты вырос, малёк, раз думаешь о любви даже в обществе восьми парней, — насмешливо шепнул Майтимо. — Кто из дев так завладел твоими мыслями? — Никто, — пробурчал Финдекано, и Майтимо захохотал. Не поверил. Через несколько дней Финдекано решился. Они были тогда в лесу. Пошли на охоту с Тьелко, его младшим братом глазастым Атаринкэ и юной красавицей Ириссэ, но отстали от этой безудержной и азартной компании. Тьелко с возрастом не стал благоразумнее, но младших не обижал. Ну, всерьез не обижал, по крайней мере. Так что Финдекано и Майтимо спокойно проводили взглядами мелькающие среди деревьев спины охотников и пошли к залитой теплым светом Лаурелин поляне. Расселись на траве, беседуя о том, о сем. Тогда Финдекано и сказал ему о своей любви. На осанвэ, поскольку не доверял голосу. Вот только не такого ответа он ожидал. — Я знаю, малёк, — Майтимо потрепал его по волосам и убрал одну из кос ему за ухо. — Я тоже тебя люблю. Ты у меня такое сокровище, особенно по сравнению с этими обормотами. Его тон, теплый, ласковый, не оставлял никаких надежд в том, как именно Майтимо любит его. Финдекано этого было недостаточно. Да еще это «малёк». Финдекано не обижался бы, будь это его собственным прозвищем, которое возлюбленный дал ему лично. Но Майтимо всех братьев временами так называл. — И без сравнений тоже сокровище, — тут же исправился Майтимо, заметив, что на лицо кузена набежала тень. «Попробуй хоть ненадолго перестать быть старшим братом, и вспомнить, что ты такой же эльда, как и все, и в тебя могут влюбиться!» — подумал Финдекано. Майтимо некогда было думать о любви. Отец ждал от него успехов: обнаружил у старшего сына неплохие способности в архитектуре и планировании крепостей, и требовал довести умения до совершенства. Потом еще и подопечных у Майтимо только прибавилось: шесть младших братьев, а временами еще и пара нолофинвионов. К чести Фэанаро и Нерданэль, старшему сыну они поручали либо младенцев-близнецов, либо всю научившуюся разговаривать (и озорничать) ораву. Позже, когда даже самые младшие братья подросли, лорд Фэанаро, полный множества идей и сложных проектов, требовал все больше времени каждого из сыновей, а старшего — в особенности. Майтимо все равно находил возможности — чаще в ущерб сну, — для общения с кузеном и друзьями, для прогулок по городу. И для свиданий с прекрасными эльдиэ. Но его сердце оставалось свободно, Финдекано знал это точно. И это внушало надежду. Майтимо переехал в собственный небольшой домик, и встречаться с ним получалось гораздо чаще. Это были восхитительные дни, когда Финдекано мог неделями жить у кузена и наслаждаться правом видеть его наедине. Дремать на диване, сложив голову ему на колени. Чувствовать его пальцы, заплетающие для Финдекано косы. Готовить ему ужин. В те дни Майтимо планировал выстроить для себя большой дом, почти что крепость. Не столько по необходимости, сколько из любви к процессу: даже заоблачно высокие требования лорда Фэанаро не смогли отбить у его старшего сына интереса к проектировке зданий. Финдекано помогал ему идеями, и ему нравилось думать, что они создают дом, в котором будут жить вместе. Потом их отцы рассорились всерьез, лорд Фэанаро был изгнан, и Майтимо снова стал жить с ним — в знак поддержки. Видеться кузенам пока никто не запрещал, но Финдекано нередко замечал недовольные взгляды отца и дяди. А еще казалось, что и сам Майтимо к нему охладел, меньше радуется встречам и даже тяготится ими. Встречи и так сократились, и запрет мог прозвучать в любой момент. Финдекано уже решил, что не подчинится ему, но это будет означать ссору с родными. Что ж, будет искать заступничества у деда. Он решил снова признаться в своих чувствах Майтимо. Не отступать, пока тот не поймет, какого рода эта любовь. Но тут погиб дед. Нолдор собрались на войну, которая на время объединила их, а потом разделила на презирающие друг друга враждебные лагеря. Проложила между ними огромный ледник и кишащие орками земли. Больше Финдекано не будет откладывать признание! Холодной иглой кольнула тревожная мысль, что Майтимо мог за это время уже жениться. Нет, не мог. Финдекано чувствовал, что их с Майтимо fear соединены невидимыми, но прочными узами. В лагерь к фэанарионам Финдекано решил ехать один. С Тьелко станется взять его под стражу, а то и провести по лагерю со связанными руками. Воины Нолофинвэ, да и бойцы из его собственной свиты воспримут это за оскорбление, бросятся защищать своего принца. Не объяснишь же им, что Тьелко — просто балбес и скоро получит за свою выходку от старшего брата. Финдекано уже седлал лошадь, когда к нему направился отец. Тот был недоволен его решением ехать одному. «Это не увеселительная прогулка к родичам! Они больше не те веселые кузены, которых ты знал», — не раз предупреждал Нолофинвэ. По той же причине отказал Ириссэ в просьбе отпустить ее с братом. Финдекано ожидал продолжения спора, но отец сначала завел разговор о вестях, что принесла ему новая группа разведчиков. — Майтимо в ставке нет, — предупредил он. — Он в плену Моринготто. Давно уже в плену, около трех лет. Всем заправляют Макалаурэ и Тьелкормо, а им я доверяю еще меньше. Тебе не следует соваться туда без охраны. Финдекано оцепенел. Майтимо в плену у Моринготто. Около трех лет. В плену. Майтимо. Три долгих аманийских года. — Ну вот, — непослушными от ужаса губами произнес Финдекано. — Тебе легче, когда ты знаешь, что пока мы мерзли в Хелкараксэ, Майтимо пытали слуги Моринготто? Здесь были плодородные и довольно теплые земли, и отца бесило, что все это время фэанарионы жили тут, пока его собственные нолдор гибли от мороза, усталости и голода во льдах Хелкараксэ. Отец не рассердился за дерзость. Долго молчал, прежде чем тяжело выдохнул. Финдекано отстраненно подумал, что если отец окончательно заледенел сердцем, если жажда власти заставит его злорадствовать, то он просто уйдет отсюда. Куда угодно. Хоть к фэанарионам. Хоть к Намо. Майтимо! Перед мысленным взором вспыхнуло видение измученного, израненного тела. Моринготто коварен, его орки — безжалостны. Каковы шансы, что Майтимо еще жив? — Нет. Не легче, — выдавил отец. — Если им не хватает войск для штурма… предложи нашу помощь. Ужас и горечь сменились надеждой. Финдекано порывисто шагнул и крепко обнял отца. Сказал, что он — самый лучший в мире король, и не зря носит имя Мудрого. Но потом Нолофинвэ передумал. — Нет, мы сами отобьем Руссандола! А они, если не трусят, могут нам помочь. Возьмешь их под свое командование, Финдекано. Да. Сыновья надутого Фэанаро будут подчиняться моему сыну. Финдекано кивнул, не вслушиваясь в смысл слов. Он вскочил на коня и поехал в лагерь фэанарионов. У него к ним был всего один вопрос, и он хотел видеть их глаза, когда они будут оправдываться. Почему вы не спасли Майтимо?