Связь fear

Поступок Финдекано называли подвигом. У него не раз спрашивали, как он на такое решился. «Астальдо, Отважный» — восхищались нолдор, вспоминая прозвище, данное ему еще в Амане за безрассудные выходки, в которые его втягивал Тьелко. Финдекано не считал себя особо смелым. То его качество, что позволило в одиночку пробраться к крепости врага и спасти Майтимо было, на его взгляд, умением понимать, чего он хочет. Финдекано хотел, чтобы Майтимо был с ним — и никакой Моринготто ему в этом не помешает! Он не полез бы один, если бы видел возможность войти в Ангамандо с армией. Вопреки ожиданиям отца, фэанарионы не особо обрадовались вести, что им могут помочь. Они не нуждались в помощи — потому что вообще не собирались спасать брата! Финдекано задыхался от негодования, когда услышал это от Макалаурэ. Они даже подрались, и разнимать их пришлось Тьелкормо, главному зачинщику драк. — Ты думаешь, мы сами не хотим этого?! — орал Макалаурэ. — Я пообещал Майтимо, что не буду губить наших братьев и эльдар! Его слова звучали бы убедительнее, не сверкай на его голове венец короля нолдор. «Брат будет предавать брата, и страх предательства погубит вас…» Финдекано надеялся, что проклятие Намо потеряло свою силу, исполнившись в Лосгаре. Фэанаро боялся предательства брата и потому предал его сам, а в результате все три королевских Дома потеряли своих эльдар в битвах и во льдах. Высокая цена за неподчинение Валар и за недоверие друг другу, непомерно высокая. Но нет, череда измен не закончилась. — Майтимо бы за тобой пошел. За любым из вас! — выплюнул ему в лицо Финдекано. — Я знаю! Но что я могу?! Он сам взял с меня это обещание! — Прекрасно! — прорычал Финдекано. — Зато я ничего не обещал. Макалаурэ не ответил и даже опустил взгляд, будто бы стыдясь. Но выглядел так, словно внутренне торжествовал. Словно именно этих слов он и ждал, сочиняя байки об обещании. Финдекано не знал, какой жар Макалаурэ собрался загребать его руками: спасать брата или класть войско Нолофинвэ в битве. И не собирался выяснять — просто съездил ему в челюсть, вымещая злость на его бездействие, страх за Майтимо и обиду за Хелкараксэ. И опасение, что Нолофинвэ откажется спасать Майтимо, раз тот не нужен своим братьям, раз его спасение не принесет власти и влияния. Тьелко оттащил его от Макалаурэ и увел в свои покои. Зашептал на ухо, что предоставит воинов и сам пойдет с ними, а Макалаурэ со своими обещаниями может катиться к Валар. Предлагал вместе пойти на разведку. Предлагал спасти Майтимо вдвоем, скрытно пробравшись в крепость, пока войска Нолофинвэ создают видимость атаки и отвлекают врага. Тьелкормо подсовывал ему в лицо какие-то карты, схемы, планы атаки. Некоторые из них были набросаны еще рукой Майтимо, и именно это узнавание остудило гнев Финдекано. Он стал слушать внимательнее. Фэанарионам удалось добыть не так много сведений о крепости, они тоже сражались лишь на подступах к Ангамандо, зато об окрестных землях были осведомлены лучше. Нужно скопировать эти карты и передать отцу, — мысленно пометил себе Финдекано. Брать с собой Тьелкормо бессмысленно. Майтимо будет винить себя, если брат погибнет, спасая его. В этом смысле Финдекано понимал, почему Макалаурэ не повел свои войска и братьев к Ангамандо. Но почему же он сам не отправился за Майтимо?! — Так вы действительно перешли Хелкараксэ? — осторожно спросил Тьелко, когда понял, что Финдекано успокоился. Налил ему вина, приобнял за плечи. — Как видишь, — невесело хмыкнул Финдекано. — И многие погибли. Будь готов, что тебе не обрадуются в нашем лагере. — Кто… — Тьелкормо прочистил горло. — Кто погиб? — Из тех, кого ты знаешь… — задумался Финдекано. — Эленвэ, жена Турукано. Он знал, что Тьелкормо хочет спросить конкретно об Ириссэ, своей напарнице по охоте. Отправилась она по льдам или вернулась на Аман, выжила ли, не стала ли ненавидеть его. Но пусть немного помучается неизвестностью, ему полезно. — Ммм, — протянул в ответ Тьелко. Он поковырял носком сапога пол и сподобился извиниться. Лучше бы молчал. Он мог бы легко солгать, что корабли сожгли не они, а напавшие на лагерь орки. Кто рискнул бы опровергнуть слова принца? Но нет, ему хватило честности признать свою вину, но сделал он это так… мимоходом, беспечно. Словно нолдор Первого Дома не бросили их всех погибать в непроходимых льдах, а скажем, любимую вазу разбили. — Мы вас не тащили через Хелкараксэ насильно, — огрызнулся Тьелко в ответ на справедливые упреки. — Вы могли вернуться или попросить тэлери научить вас строить корабли. Когда эти же слова говорила Ириссэ, Финдекано соглашался. Но в устах Тьелко они вызывали лишь гнев и жгучую обиду. Если бы не нужно было организовывать спасение Майтимо, Финдекано бы в тот момент ушел, чтобы еще долго не видеть этих… предателей. — Тебе лучше больше не поднимать эту тему, — зло выплюнул он, и Тьелко с готовностью кивнул. Потом шли планы, переговоры, ссоры с задиристыми фэанарионами. Подготовка к атаке растянулась на месяцы и годы — не на долгие аманийские, а почти в десять раз более стремительные по Солнцу. Но для того, кого истязают в плену врага, это время покажется вечностью. Нолофинвэ город успел выстроить, а воевать в одиночку не шел, отделывался обещаниями. А из фэанарионов только Тьелко соглашался предоставить верных ему лично воинов. Он уверял, что заставит Карнистира и Атаринкэ подчиниться, но близнецы против слова Макалаурэ не пошли. Разделять и без того малочисленное войско Первого Дома было бессмысленно. Финдекано больше не мог ждать, и ему пришлось отправляться без поддержки армии. Вот и вся отвага. Он планировал предупредить о своем уходе Ириссэ, наказав ей молчать об истинной цели хотя бы пару недель, поддерживая его ложь об охоте. Но, зайдя в ее покои, вдруг заметил на столе небрежно брошенный пучок стрел. Наконечники на них были необычные, с мелкими и острыми лепестками внутри. Такую стрелу из раны достать будет не просто. На охоту с чем-то подобным не пойдешь — против орков их, что ли, придумали? Финдекано никогда прежде не видел таких стрел, хотя любил стрельбу и знал лучших кузнецов нолдор, изготавливающих наконечники. Куруфинвэ. Финдекано был уверен, что это дело рук пятого сына Фэанаро — ему точно под силу выдумать такое и сковать. Значит, Ириссэ тайно встречалась с ним и, наверно, с Тьелко. Ездили на охоту, обсуждали войну. Помирились. А вдруг она проболтается — и Тьелко точно увяжется спасать Майтимо. Поэтому Финдекано предпочел не говорить вообще никому. Поначалу он гнал коня, останавливаясь, лишь чтобы поспать и поохотиться. Готовил пищу, а ел уже на скаку. Потом пришлось двигаться медленнее. Чем дальше на север он уходил, тем сложнее было коню идти по снегу, а самому Финдекано теперь требовалось время, чтобы подготовиться к ночлегу. В Эндоре цвела весна, но к подножию Железных Гор ее словно не пустили. Может быть, разумнее было сделать крюк западнее: там из-за близости моря ветра были теплее и мягче. Но Финдекано боялся, что отец, поняв, куда он отправился, пошлет погоню. Его будут в первую очередь искать там, на знакомой дороге, по которой нолдор Второго и Третьего Домов пришли в Эндорэ. Хорошо, что у него была подробная карта - охотники Тьелко тут все изучили. Холодный ветер так и норовил пробраться под меховой плащ, в который кутался Финдекано. Потом на него напали орки — небольшая дозорная группа, с которой он справился за несколько минут. Но этого времени им хватило, чтобы убить его коня. Пешком, по снегу, и запас провианта нужно тащить на себе. Пусто вокруг, звери обходили эти места стороной, и лишь изредка можно было обнаружить мох или кислые северные ягоды. Мороженое мясо на завтрак, обед и ужин. Финдекано больше не зажигал костра, боясь быть обнаруженным орками. Все это настолько напоминало Хелкараксэ, что Финдекано по утрам ловил себя на мысли, что ждет крика дежурного, командующего подъем. Почему-то вернуться в этот холод было еще отвратительнее, чем идти по нему долгие годы. Может, потому что тогда он был не один. В Хелкараксэ ему нужно было довести до твердой земли Ириссэ, теперь он должен был спасти Майтимо. Но прежде у него перед глазами был пример силы и стойкости: Нолофинвэ, Артанис, Артафиндэ. И, конечно, Турукано — в детстве любивший плакать и жаловаться, он вырос в немногословного и стойкого эльда, надежного, как гранитная скала. Финдекано помнил, как через несколько недель после смерти матери юная Итарильдэ, истощенная телом и духом, вдруг отказалась продолжать идти. Требовала оставить ее в покое и дать уснуть и умереть. Родные — и Финдекано в их числе, — просили Нолофинвэ позволить девочке поехать на санях. Таких повозок было много, тащили их сами нолдор, по очереди, а также немногочисленные оставшиеся в живых кони. Худенькая Итарильдэ, не достигший совершеннолетия подросток, не слишком отяготит их. Да полный доспех воина и то тяжелее! Нолофинвэ был непреклонен. Все, кроме раненых, должны идти своими ногами. Правило едино для всех, пояснял он. Дашь слабину для внучки нолдорана — и подорвешь стойкость остальных. В королевском семействе состоялся безобразный скандал: они спорили, бросались обвинениями и шикали друг на друга, требуя ругаться тише. А Турукано стоял, молча возвышаясь над всеми и не участвуя в общей склоке. На бесстрастном лице нельзя было прочитать ни единой тени чувств. А потом он наклонился, поднял дочь и закинул себе на плечо. Он шел так много часов, а потом переложил ее на другое плечо и продолжил путь. Зимняя одежда скользила, и нести девочку было неудобно: приходилось постоянно перехватывать и поднимать выше. Финдекано и Аракано предлагали тащить ее по очереди, но Турукано отказался. Под вечер Итарильдэ пошла уже сама, держась обеими руками за отцовский локоть. Сейчас, когда не было ничего противнее мысли, что нужно выпутываться из свернутого в кокон плаща и продолжать путь среди холода и снега, или когда он просыпался от жуткого сна, где его тело сковывала ледяная вода и утягивала в темную глубину, Финдекано вспоминал брата. Его упорство в спасении той, что была ему дороже всех. Чем ближе к Ангамандо, тем холод становился злее, но потом стал ослабевать. Впереди был вулкан, что дышал жаром и пеплом. Снег тут был черный — Финдекано пришлось вымазать сажей лицо и свой серебристый плащ на волчьем меху, чтобы не бросались в глаза светлым пятном. Он подобрался к стенам крепости врага без особых приключений. Еще несколько раз на него натыкались орки, но он успевал расправиться с ними прежде, чем они поднимали шум. Эти монстры были грубы и полны злобы, и потому нередко вступали в стычки друг с другом. Убитых никто не хватился. Поначалу, добравшись до Ангамандо живым, Финдекано преисполнился надежд, но потом с каждым днем приближался к отчаянию. Стены и отвесные скалы казались совершенно неприступными, дороги к Майтимо не было. Огромные врата почти всегда были заперты и охранялись так хорошо, что не было и шанса проскользнуть в те краткие минуты, когда они открывались, впуская или выпуская отряд орков. Отойдя подальше и поднявшись в гору, Финдекано мог увидеть часть двора этой огромной крепости. Зловещие черные башни с шипастыми коронами, жуткие железные механизмы, со скрежетом поднимающие решетки и открывающие ворота. Темные тучи закрывали крепость от солнца, сюда не проникал ни один луч, а освещался двор светом факелов и костров. Тьма, железо и огонь — вот из чего состоял Ангамандо. Казалось, злые чары вокруг крепости не только прячут свет, но и подтачивают волю и силы, лишают надежды. Финдекано пробовал допрашивать орков, но не понимал их грубого наречия. Да и не умел он тогда еще пытать и добиваться ответов. Вроде бы, эльда с волосами цвета меди (крови, по мнению орков) в крепости был, но его уже очень давно никто не видел. А про какой-нибудь тайный путь внутрь никто не рассказал вообще ничего. Финдекано не видел смысла возвращаться ни с чем. Наверняка, если бы он не был утомлен долгими днями безуспешных поисков и голодом — у него давно закончился прихваченный в дорогу провиант, — он нашел бы в себе силы уйти и позже попробовать снова. Воспользоваться помощью Тьелкормо или все-таки уговорить отца штурмовать крепость без фэанарионов. Но в тот момент отчаяние и тоска стали нестерпимыми. Финдекано сел на камни и запел, чтобы враг, наконец, нашел его и убил, оборвав ставшую бессмысленной жизнь. Это потом барды сочинили, будто Майтимо подхватил слова песни о Благословенном Крае. На самом деле Финдекано услышал жуткий каркающий смех и отборную ругань в адрес некого Майрона — тогда это имя было незнакомо Финдекано. Тихий, почти неразборчивый хриплый голос Майтимо был полон ненависти и гнева. Финдекано услышал, подобрался ближе, но забраться на отвесную трехглавую скалу у него не вышло. Он просто смотрел, как высоко над его головой висит, прикованный за руку, кузен, брат, друг, возлюбленный. Исхудавший. С сотнями шрамов и ран. Но живой! — Это я, Финдекано! — убеждал он. Майтимо не верил. Он не мог посмотреть: глаза были закрыты слипшимися гнойниками от ран на лбу. Словно какая-то птица пыталась выклевать ему глаза, но промахнулась. Можно было только надеяться, что это получится исцелить. — Докажи, — хрипло потребовал Майтимо, наконец. Финдекано начал пересказывать какую-то историю из их детства, но Майтимо это не устроило. — Нет. Это то, что ты легко мог узнать. Только одно сделал бы для меня Финдекано, и никогда не сделаешь ты, трусливый слуга Моринготто. Убей меня. Эта тирада отняла почти все его силы. Майтимо больше не спорил, только иногда еле слышно требовал заткнуться, исчезнуть или убить его, и Финдекано не знал, бредит тот или все еще в сознании. Если бы Финдекано не был таким слабаком, и не сдался раньше времени, он мог бы запомнить это место, а потом вернуться с подмогой. Но он поднял слишком много шума своими песнями, и теперь снизу, от орочьих пещер, к нему и пленнику спешила какая-то огромная моринготтова тварь. Финдекано наложил стрелу, пообещал, что они встретятся в чертогах Намо, потому что он последует за Майтимо сразу же. За последнее потом неслабо получил. Майтимо и не вспомнил тех слов, это Финдекано ему сам проболтался, уже спустя несколько недель. Кажется, так не влетало даже Тьелко, однажды объявившему, что Финдекано на самом деле — девчонка. Тьелко тогда сдернул с него штаны (да, вместе с бельем) и, хоть и признал ошибку, но умчался с ними, оставив Финдекано с голым задом обмирать от ужаса быть найденным. Случилось это в саду посреди Тириона, и отец, узнав о такой истории с принцем Второго Дома… Ну, Финдекано даже представить себе не мог, что сделал бы тогда отец. Родители не узнали. Финдекано спас Майтимо, вернув ему одежду. Он же и наказал Тьелко. В той каре фигурировали голый зад и крапива и загадочное «а потом еще добавил». За стремление к Намо Майтимо обошелся с Финдекано без этого, но и вряд ли он так орал на балбеса Тьелко. Но что оставалось Финдекано делать? Попытаться сбежать, бросив Майтимо, когда орки поняли, что пленник найден? Пленника бы убили или увели в неприступный Ангамандо. А остальное в балладах да, было правдой. Финдекано взмолился Владыке Манвэ, чтобы тот направил его стрелу. Кто знает, почему Манвэ сжалился над ним и послал Орла? Потому что Валар милостивы — вот единственное пришедшее ему на ум объяснение. Но в тот момент он, неблагодарный, мысленно проклинал Отца Птиц. Орел поднял Финдекано наверх, но освободить Майтимо все равно не получалось. Все, что им было даровано — это возможность попрощаться. Металл, сковавший запястье Майтимо, был неподвластен отточенной нолдорской стали. Финдекано поцеловал возлюбленного в потрескавшиеся сухие губы, и приготовился убить. — Убей, убей, — требовал Майтимо, и от хриплого шепота разрывалось сердце. Мысли путались. Финдекано сообразил, что делать, только когда заметил странные шрамы на плече. Как будто Майтимо пытался отгрызть себе руку, но не хватило сил. Как зверь, попавший в капкан. — Я… заберу тебя отсюда! — прорычал сквозь стиснутые зубы Финдекано и нанес удар. Майтимо, скорее всего, был уже без сознания: он не закричал. Только безвольным кулем рухнул ему на руки. И кровь хлестала из перерубленного предплечья. Размах крыльев Орла Манвэ был огромен, не меньше десятка шагов. Путь, на который у Финдекано ушли недели, величественная птица преодолела за четыре дня. Можно было и быстрее, если бы Финдекано не просил о привалах. В небе, на спине летящего Орла, ветра казались еще безжалостнее, а меховой плащ он отдал Майтимо. Финдекано брал теплую одежду и для кузена, но тот, ослабевший и израненный, не мог согреться, и пришлось укутать его в два слоя мехов. Он с удовольствием грел бы его теплом собственного тела, но на спине Торондора не полежишь двумя кульками: кто-то должен держаться и не давать свалиться другому. А как тут будешь держаться, если замерзшие мышцы совсем одеревенели! Если удавалось найти хворост или мох, Финдекано разводил небольшой костер. Даже если орки заметят — не догонят. Еще в начале пути, на спине Орла, он сумел остановить кровь, но рана оказалась для Майтимо почти смертельной. Он долго не приходил в сознание, и лекари несколько недель не могли уверить, что он поправится. Майтимо бредил, кричал, не подпуская к себе целителей и слуг. Отшвыривал их от себя, и от резких движений кровоточили начавшие подживать раны. К нему боялись заходить. Майтимо успокаивался только от звуков знакомых голосов: Финдекано и братьев. Других не узнавал, пока повязки с лечебными отварами не привели в порядок его глаза. А в осанвэ звать его было бесполезно. Даже в бреду или во сне он держал свой разум наглухо закрытым, словно ожидал, что в него будут прорываться насильно. - Ты мой сын, и останешься им, что бы ни натворил, - сказал Нолофинвэ, когда Финдекано вернулся. Отличные были бы слова поддержки, но единственный раз, когда отец говорил их прежде - это после Альквалондэ. Сейчас он считал проступок соразмерным? Нолофинвэ умел так - одной короткой фразой выразить и беспокойство, и родительскую любовь, и гнев. Немало лет минуло прежде, чем Финдекано понял, как сильно он заставил отца волноваться и как мерзко поступил, не оставив даже записки. Но тогда, занятый хлопотами вокруг Майтимо, он вообще не задумывался о чувствах отца. Финдекано, конечно, пробормотал просьбу о прощении. И с облегчением выдохнул когда Нолофинвэ велел ему замолчать и пойти отдыхать. Недовольный произволом, Нолофинвэ все же использовал поступок сына себе на пользу. Предоставил раненому племяннику комнату, милостиво пускал остальных фэанарионов поодиночке навещать его — если испросят дозволения. Даже не ворчал, что сын подолгу находится у постели Майтимо: ведь нолдор всех трех Домов это замечали и восхищались мужеством и милосердием принца. Финдекано дежурил в покоях Майтимо, еще и опасаясь действий отца. Подозревать его в недостойных помыслах было противно, но кузены при каждом удобном случае подчеркивали, кто тут настоящий король. Нолофинвэ не напал бы на раненого: он скорее вызовет Майтимо на поединок, когда тот выздоровеет. И все же Финдекано предпочитал перестраховаться. Естественно, ни о каких признаниях в любви не могло идти и речи, пока Майтимо чувствовал себя так плохо. Но Финдекано не раз жалел об этом решении, когда около Майтимо начала крутиться одна эльдиэ. Золотоволосая, светлоглазая: наверняка кто-то из ее родителей был из ваниар. Сначала он не поверил, что целители доверили хрупкой деве ухаживать за раненым воином, в бреду не различающим друзей и врагов. Но потом увидел собственными глазами, что она в состоянии и успокоить Майтимо, и уговорить выпить лекарственный отвар. Наверно, стоило и самому догадаться, позвать в целительницы эльдиэ — в Ангамандо Майтимо тонких девичьих голосов не слышал, и, значит, не мог думать, что все еще в плену. Финдекано сам позволил ей ухаживать за раненым, но каждый раз, входя в покои Майтимо и видя ее, злился и ревновал. Отослать ее подальше от королевского дома? Или ничего страшного? Он же сам слышал, как Майтимо в полусне назвал ее мамой… — Так что же это, братец не вставая с кровати себе невесту нашел? — удивился Тьелко, провожая эльдиэ взглядом. Они столкнулись в комнате раненого, и нахальный средний фэанарион не упустил возможности построить глазки деве. — Можно подумать, вы примете невестку наполовину ваниарских кровей, — фыркнул Финдекано. Он смутился от того, как это прозвучало. Презрительно, как у дяди Фэанаро, кривящего нос на золотоволосых соседей и родичей. — Целительница — хорошая пара для воина, — пожал плечами Тьелкормо. — Если она нужна Майтимо… «Это я нужен Майтимо!» — мысленно выкрикнул Финдекано. — «Это я — а не она и не вы, — я его вытащил из плена, я привез его туда, где покой и безопасность, я выхаживаю его! Значит ли это, что вы так же примете, когда он объявит, что хочет быть со мной, и не только как с другом и братом?» Он не произнес этого вслух. Возможно, Майтимо решит скрывать их отношения ото всех, включая братьев, и Финдекано не вправе лишать его такой возможности. Заботы Финдекано и остальных стали приносить плоды, Майтимо поправлялся. Но как не могло полностью исцелиться изувеченное тело, так и не возвращалась к fea прежняя сила и желание жить. Вина и отчаяние терзали Майтимо не меньше, чем пытки слуг Моринготто и потеря руки. Финдекано надеялся, что скажет, что не винит его за Альквалондэ и корабли — и Майтимо сразу станет легче. Если бы! Майтимо сказал ему «Прости», но мысли его были вовсе не о тех поступках. — Я видел силу Моринготто, его крепость неприступна, его майар могучи, а оркам нет числа! — в отчаянии он то почти кричал, то переходил на исступленный шепот. Брови приподнимались в страдании, создавая складки на лбу. В сочетании со шрамами на лице, это выглядело неестественной, неэльдарской гримасой. — Нам никогда не исполнить Клятву. Я просто потрачу жизни братьев впустую! Если бы я мог взять эту судьбу только на себя… Я подвел их, как я их подвел! Когда-то, еще на Амане, Майтимо, пьяный, уставший, вот так же в отчаянии исповедовался ему, сожалея, что не может оправдать ожиданий отца. Вот бы вернуть те времена, когда требования успехов были их самыми большими проблемами! — Вы повторили Клятву вслед за Фэанаро! — воскликнул Финдекано. — Это он вас втянул в это, он вас подвел! — Они повторили ее за мной, — отрезал Майтимо. Финдекано хотел возразить, но не нашел слов. Лорд Фэанаро был примером, недостижимым идеалом, непререкаемым авторитетом для Майтимо. Но для младших фэанарионов примером был он сам, старший брат, защитник, воспитатель и самый надежный друг. Майтимо не должен был давать Клятву в их присутствии. Он вообще не должен был позволять лорду Фэанаро… Но теперь бессмысленно сожалеть об этом. Да и, если подумать… остановить Фэанаро не сумели даже Валар. Он все равно взял бы Клятву с сыновей, стоило старшему сыну отвернуться. Никакие слова не могли отвлечь Майтимо от его горестных мыслей. Он часами смотрел в потолок, позволяя поднять себя с постели только чтобы вымыться. Если Финдекано удавалось его разговорить, Майтимо лишь бесконечно корил себя за совершенную ошибку. Это благородство духа, не позволяющее сваливать вину на других, ответственность и самоотверженная забота о братьях всегда нравились Финдекано в нем. Но видит Эру, у Майтимо могло быть этих качеств и поменьше! И еще эта Клятва! Услышав, как Майтимо и его братья давали ее, Финдекано не предполагал, что она может осложнить им жизнь. Все равно за смерть деда нужно отомстить, все равно Камни, хранящие Свет, нужно забрать, все равно злодея нужно победить и обезвредить. Призывать в свидетели самого Эру — это, конечно, дерзость несусветная, но по сути-то в Клятве не было ничего такого, чего они не сделали бы и без нее. Да и сейчас, признаться, Финдекано не очень понимал, почему Майтимо так сокрушается. Да, победить Врага будет сложнее, чем они думали. Да, его крепость так просто не возьмешь. Когда Великий Орел уносил их обоих подальше от Ангамандо, Финдекано обернулся и успел рассмотреть кое-что из происходящего в ней. Да, стены крепки, а с севера, со стороны гористого побережья, вообще к крепости не подберешься. Да, орков много, а валараукар сильны. И все они подчиняются воле Моринготто, в то время как нолдор грызутся меж собою за власть. Но все это временные трудности! Они обязательно помирятся и победят Врага, особенно теперь, когда… Финдекано устыдился, впервые поймав себя на этой мысли, но был вынужден признать, что в голову она забрела не случайно. Теперь, когда Фэанаро, главный зачинщик ссор и раздора, мертв, им всем будет проще, верно? А Майтимо, раз уж он так хотел найти виноватого, следовало корить Фэанаро, а не себя! Терзания Майтимо были проявлением слабости. Финдекано не собирался упрекать: в такой ситуации любая слабость простительна. Финдекано помнил жуткое давящие ощущение вблизи Ангамандо, а ведь Майтимо провел там долгие годы. Неудивительно, что его воля подточена. Но чем же тогда помочь ему? Как утешить, ободрить, если все заверения, что Врага победить можно, только злили Майтимо?! — Раз невозможно, то не исполняй, — в сердцах воскликнул как-то раз Финдекано. И стал рассуждать в противоположном направлении. Нарушить слово нельзя, Фэанаро и его сыновья призывали в свидетели Эру. Но вот обойти… О, почему же Фэанаро дал такую длинную, подробную Клятву, уточнив столько деталей! И отчего память Майтимо, тренированная непомерными заданиями отца, была столько хороша, что он тут же запомнил и повторил Клятву слово в слово! Финдекано крутил ее в голове и так и эдак. Но он, гордившийся своим умением найти лазейку в самом грозном и продуманном запрете Нолофинвэ, был вынужден сдаться. Придумал несколько случаев, когда Клятву можно считать исполненной, хоть и в руках, во владении фэанарионов не окажутся Сильмариллы. Но все это было настолько маловероятно, что и думать нечего. Майтимо слушал его рассуждения без интереса: сухо бросил, что не собирается увиливать от исполнения Клятвы, и снова скривился в отвращении к самому себе и уставился в никуда. Ему вообще было не угодить! С таким же лицом он встречал и братьев. Те переживали от его холодности, Тьелко осмелился прямо спросить: это оттого, что они не отправились вызволять его из плена? Майтимо в ответ лишь назвал брата балбесом. Он звал братьев в бреду, но, будучи в сознании только однажды попросил привести одного из них — Атаринкэ. Тот после смерти Фэанаро все чаще просил называть его по атарессэ: Куруфинвэ, да и вообще проявлял не лучшие качества своего отца. О чем говорили Майтимо и Куруфинвэ, Финдекано понятия не имел. Видел лишь окончание встречи: младший кузен, кипя гневом, выскочил из комнаты раненого. С тех пор не появлялся ни разу. Приходили фэанарионы всегда по одному — таково было требование Нолофинвэ. Чаще других являлся Макалаурэ, и Финдекано кусал губы от глупой ревности. Откуда она только взялась? Неужели проклятье Намо так действовало? Заслышав за дверью голос Макалаурэ, Финдекано старательно скрывал свои чувства. Впрочем, Майтимо, занятый своими мыслями, все равно не особо глядел на него. Как-то раз Макалаурэ, нарушив запрет Нолофинвэ, пришел не один, а притащил с собой Тьелкормо. Финдекано поморщился. Отец узнает, будет ругаться, а кому придется оправдываться и уговаривать не вводить запреты?! А в том, что отец узнает, сомневаться не приходилось: за дверью слышался злой голос Турукано и дерзкие насмешки Тьелкормо. Ну вы еще подеритесь перед дверью раненого! Макалаурэ что-то тихо сказал, может, даже призывал к спокойствию, но его не слушали. Финдекано нехотя поднялся, выпустил руку Майтимо и пообещал угомонить шумных родственников. -…никто не звал! — Не смей произносить имя моей жены, трусливый предатель! — выдержка изменила Турукано. Финдекано, распахнув дверь, увидел, как брат схватил Тьелкормо за ворот и толкнул к стене. Турукано, рослый, плечистый, выглядел внушительнее даже крепкого третьего фэанариона, но глаза Тьелко сверкали самодовольством, бравадой и азартом. Он скалил зубы и просто наслаждался возможностью взбесить родича. С этого балбеса станется и оружие вытащить, и прощай все усилия Финдекано по примирению нолдор. Не говоря уж о том, что Турукано, в отличие от отца на Амане, вовсе не стремится жить с Первым Домом в мире и союзе. Он не будет спокойно смотреть на клинок у горла, вступит в схватку. — Хватит. Разойдитесь, — потребовал Финдекано. Он, старший принц Второго Дома, привык к почтению. И к тому, что младший брат его слушается, а фэанарионы, включая безрассудного и высокомерного Тьелко, хотя бы прислушиваются к его словам. Не тут-то было! — Не лезь, брат, — потребовал Турукано. — Поплачься братику, деточка, он высморкает тебе носик! — Тьелко не повернул головы к Финдекано, но не замедлил использовать его появление для оскорблений. Финдекано нахмурился. Напирать на авторитет старшего? Тьелко не послушает. Озвучивать всем известные истины, что на войне не до ссор? Еще не лучше. Макалаурэ не союзник, он не пытался что-то сделать, просто закатил глаза к потолку и всем видом показывал, что выше этого. Стражу позвать? Они набросятся на Тьелко и тогда точно не миновать драки. Отвести в сторону Турукано? Но насмешки Тьелко так распалили его, что ничего не выйдет. — Тьелкормо, — строго начал Финдекано. Ты, дубина безголовая, виноват перед Вторым Домом за корабли и Хелкараксэ, и еще смеешь дразнить Турукано! Для чего тебя предупреждали о его потере! — Пойдем, побеседуем. Тьелко лишь фыркнул. Он перебирал в воздухе пальцами, словно готовясь выхватить меч. И это сам Финдекано, наивный глупец, настаивал, чтобы отец разрешил фэанарионам появляться в их лагере с оружием. Ни к чему позорить родичей и себя унизительными требованиями — так он говорил Нолофинвэ. А теперь не случилось бы убийства! — Твоя Эленвэ должна быть рада, что хоть в Чертогах Намо отдохнет от твоего занудства, — издевался Тьелкормо, бесстрашно глядя побагровевшему Турукано в лицо. — Кроме как сопли… — Закрой рот, — хрипло бросил знакомый голос. Финдекано обернулся. Майтимо, одетый лишь в длинную рубаху, появился в дверях. Тощий, бледный, покрытый шрамами и бинтами, он стоял, распрямив спину. Возвышался над братьями — как и положено старшему. Его шатало, но он не оперся о стену. — Брат! Тьелко бросился к нему, желая подставить плечо, но Майтимо остановил его непреклонным жестом здоровой руки. — Извинись перед Турукано. На роже Тьелко появилось упрямое выражение. Они с Майтимо вперились друг в друга взглядами, и ни один не собирался уступать. Финдекано не вмешивался, хоть и беспокоился. Если этот поединок характеров затянется, то Майтимо рухнет на пол. Но ему необходимо после плена снова установить авторитет в глазах братьев, иначе он не сможет с ними совладать. Финдекано не знал, спорили ли братья в осанвэ, или им вовсе не нужны были слова. Тьелко в какой-то момент развернулся и направился к выходу. — Извини, Турукано, — равнодушно, без тени раскаяния или злости на унижение бросил он. — Не дождешься, — прошипел вслед брат. Майтимо, не принимая ничьей помощи, вернулся в свою комнату. А Финдекано задержался, чтобы высказать пару слов Макалаурэ. — Не впутывай в свои интриги моего брата! — Но Майтимо знает, что мы друг друга не поубиваем, — пожал плечами тот. — Он бы не вмешался, если бы мы ссорились между собой. Макалаурэ заметил, что оба кузена сжимают кулаки, еле сдерживая гнев, и потому поспешил откланяться, так и не навестив раненого. Майтимо с того случая пошел на поправку по-настоящему. Даже вслух признавал, что ему самому, может, и лучше было бы умереть, но присмотреть за братьями — его обязанность. И он не может бросить их одних разбираться с Клятвой, пока сам будет бездельничать в Чертогах Намо. Даже не привыкнув стоять на ногах твердо, Майтимо начал тренироваться с мечом, держа его в левой руке. Требовал спаррингов от братьев и Финдекано, даже нашел себе среди нолдор Второго Дома наставника-левшу. Его целеустремленность даже пугала. Во время занятий Финдекано видел безумный огонек в глазах Майтимо и не мог не вспоминать дядю Фэанаро. Вот такое же пламя вело за ним нолдор из Амана, и оно же стало причиной его гибели и невероятных сложностей для его сыновей. — Я нужен братьям, — решил Майтимо, и устремленность fea заставила измученное тело запасаться силами. — Они сами не справятся с Клятвой. Все это время гордыня сына Фэанаро боролась с долгом старшего брата оберегать младших. И со страхом перед врагом. А в итоге Майтимо решил принять огонь на себя — чего, в принципе, и следовало ожидать. Финдекано не знал, радоваться ли, что любимый ободрился, или беспокоиться. Слишком уж рьяно он взялся за тренировки и подготовку к будущей войне. А все потому, что нужен братьям. Финдекано он тоже был нужен — и гораздо сильнее, чем фэанарионам. Но ради него Майтимо не исцелился. И хотя Финдекано был рад за него, обида оставалась. Однажды, после тренировки, он не сдержался, и высказал ему это. — Прости, — улыбнулся Майтимо. Его прежняя ласковая улыбка теперь выглядела жутковатой из-за длинного шрама, пересекшего лицо ото лба до подбородка. И все равно обида растаяла мгновенно, как в прежние времена. — Но у тебя есть отец, который о тебе позаботится. Хотя иногда мне кажется, что ты — самый разумный среди нашей родни. Но ты ведь знаешь, что ты для меня так же дорог, как мои братья? Я и считаю тебя… Финдекано подошел ближе и мягко закрыл ему рот ладонью. Не о родстве он хотел слышать сейчас. — Я люблю тебя, Майтимо, — выпалил он. Вот и решился. Может, и не зря его прозвали Отважным. — Я знаю, малек… — Нет. Я люблю тебя не так! Под непонимающим взглядом серьезных серебристых глаз, Финдекано на мгновение растерял все мысли. Но стоило ему снова открыть рот, как все нужные слова возникли у него в голове. Точно прилив вдохновения у арфиста, когда музыка сама звучит у него в разуме, и нужно лишь позволить другим услышать ее. Финдекано говорил, как сильно хочет быть с ним, что прошел Хелкараксэ только ради того, чтобы увидеться снова. Что чувствует, какими прочными нитями связаны их fear. И его любовь больше похожа на супружескую, чем на братскую. Сказал, что желает дарить Майтимо не только свою дружбу и любовь, но и страсть. И не расставаться более никогда. Что готов уехать с ним куда угодно, если отец не примет этой любви. Майтимо сощурился. В глубине его глаз на миг вспыхнуло и тут же погасло ослепительное пламя. Он отступил на полшага, отцепил от себя руку Финдекано — тот и не заметил, когда схватился за его плечо. — Это что, шутка? — отрывисто прохрипел Майтимо.