Связь fear

Как можно доказать, что признание — вовсе не шутка? Финдекано пришел в голову только один способ. Порадовавшись, что для тренировки они выбрали уединенное место, скрытое от чужих глаз, он приподнялся на цыпочки и поцеловал Майтимо прямо в губы. Вложил в поцелуй всю свою нежность и любовь, чтобы тот почувствовал, поверил! Майтимо оттолкнул его. Обеими руками, и тут же сморщился от боли в разрубленном запястье. Финдекано виновато съежился. Что он сделал не так? — Ты спас меня и вправе требовать платы, — голос Майтимо дрогнул от сдерживаемого гнева. — Только скажи, и я отдам тебе венец и уйду с этих земель. Требуй что угодно, но только не этого! — Извини, я не хотел тебя рассердить, — Финдекано схватил его за здоровое запястье, словно пытаясь удержать, не позволить уйти. — Я просто… Майтимо вырвал руку, но сбегать не собирался. — Поверить не могу, что слышу это от тебя. Я считал тебя братом, Финдекано! Думал, что могу во всем доверять тебе! — Я и есть тебе брат! — в отчаянии воскликнул Финдекано. Ну как объяснить, что ничего оскорбительного в его словах не было?! Это ведь все из-за речей Фэанаро, ну там, про ваниарских дев, заботливых мам и ничего более? Вот Тьелко, судя по его намекам и поцелуям, ничего зазорного в этом не видел, даже когда был совсем юн и невинен. — То, о чем ты говорил. С братом, с другом и союзником так не поступают! — выплюнул Майтимо. — Так поступают… — начал Финдекано. Он хотел сказать «с возлюбленным», но Майтимо опередил его. — С врагом! Финдекано растерянно хлопнул глазами. С врагом? А зачем так с врагом? Он ничего не понимал. Если fea испытывает ненависть, откуда возьмется желание тела? Почему Майтимо это так странно воспринимает? Что может быть враждебного в любви — духовной или физической, братской или супружеской? Финдекано закусил губу. Теоретически, он мог себе представить… Если у орков все не так, и Майтимо в плену насмотрелся всякого? А если… Тогда, на скале, услышав его голос, Майтимо поначалу принял его за одного из слуг Моринготто. Тот уже обманывал его чарами, может, даже принимал облик Финдекано? Втерся в доверие, чтобы потом посмеяться… Но ведь сейчас Майтимо среди своих — он же понимает это?! Ненависть и ревность к Моринготто и неведомому Майрону вспыхнула с новой силой. Что бы они ни сделали, они за это ответят! — Майтимо… Перестань смотреть на меня как на врага! Я же не говорю, что мы должны прямо сейчас… Да во имя Эндорэ, это свойственно всем эльдар, любить! И даже вступать в брак, знаешь ли! — растерянность и непонимание вдруг прорвались язвительностью. — Ты не можешь ненавидеть меня за то, что я люблю! — Ни один из нас не эльдиэ, если ты не заметил. Тон Майтимо был напряженным, но гнев, вроде бы, уже не пылал так сильно. — Пожалуйста, — взмолился Финдекано. — Мы не сделаем ничего, что тебе не нравится. Если тебя… отталкивает… настораживает телесная сторона любви, то мы можем не заходить далеко. Мы остановимся, как только ты скажешь. Он понятия не имел, что еще придумать, чтобы спасти ситуацию. Только бы не рассориться, только бы Майтимо не ушел и не запретил подходить к нему! Даже если запретит — Финдекано не послушает! Хотелось задрать голову и прокричать в небу клятву. Нет, Клятву. Что обязательно добьется любви Майтимо. Пусть лишится покоя и права отступить — у него и так их не было, любовь не оставляет выбора! Финдекано сдержался. Видел же, что Майтимо Клятва не приносит ничего кроме боли и сожалений. Нужно найти другой способ. — Я буду вместо эльдиэ, и ты убедишься, что в этом нет ничего враждебного! Вместо того, чтобы успокоить, эти слова только сильнее разгневали Майтимо. И обидели. И, казалось, напугали. — Я тебя ребенком на руках держал! — в отчаянии выкрикнул он. — Я никогда не поступлю так с тобой! — Даже если я хочу этого? — Это чары Моринготто или… его майар. Мы найдем способ избавить тебя от них. Голос Майтимо был почти умоляющий. Финдекано зажмурил глаза, сдерживая подступающие слезы. Что он натворил?! Причинил любимому боль своим признанием, потерял его доверие. Чары Моринготто… «Брат будет предавать брата, и страх предательства погубит вас…» Майтимо ведь не сочтет его предателем из-за этого? О, если бы вернуться на несколько минут назад и вообще не заводить речь о своих чувствах! — Прости, — выдавил Финдекано. — Прости. Я больше не заговорю об этом. Он взял Майтимо за руку. Тот не вырвал ее, как в прошлый раз, но покосился на пальцы Финдекано, словно ожидал, что он прячет под ними ядовитую змею. Или что этими пальцами сейчас начнет стаскивать с них обоих одежду, чтобы заняться тем самым, что двое мужчин могут делать если являются врагами. Финдекано отвел взгляд и опустил голову. — Ты… ты сказал, что я могу требовать любой платы, — он заставил непослушные губы произнести эти слова. Финдекано был противен сам себе, говоря такое, но какой ему еще оставался выбор! — Я… требую. Забудь о сегодняшнем разговоре. Как будто его и не было. Только тогда он осмелился поднять голову. Майтимо кивнул, как показалось, с облегчением. Они сказали друг другу несколько неловких фраз, договариваясь о следующей тренировке. А назавтра Майтимо вел себя так, словно действительно все забыл. Будто упросил Ирмо забрать ночью воспоминания, хотя сын Фэанаро, конечно же, не обратится к Вала с просьбой. Может, счел разговор дурным сном, ночным бредом? А может, все дело в том, что Майтимо не привыкать выслушивать глупости от младших? Финдекано уже много лет не ощущал заметной разницы с ним в возрасте: двое молодых, взрослых эльдар, оба давно совершеннолетние. Но Майтимо все равно относился к нему с изрядной снисходительностью, как к младшему. А после плена, оправившись от слабости тела и духа, он как будто стал еще взрослее. На лице все чаще появлялось упрямое, жесткое выражение, но тем ярче был контраст, когда Майтимо улыбался своему другу и брату. И другим братьям тоже, разумеется. После всего, что ему довелось пережить, после гибели отца и пыток у Моринготто, после того как много лет не видел никого из своей семьи — что ему всего лишь нелепые речи кузена! Он своим младшим, наверно, что угодно был готов простить и забыть. Финдекано надеялся, что все обошлось. Майтимо не шарахался от его прикосновений. Позволял расчесывать ему волосы, как и раньше. Не видел ничего странного в том, что Финдекано, развалившись на траве, кладет голову ему на колени. Обычные братья, обычные друзья. Словно и не было ужасного, пугающего разговора. Но еще через неделю Майтимо отдал Нолофинвэ венец короля нолдор. Он много говорил о благородстве и чести Нолофинвэ, о проявленной стойкости и мудрости, и тому подобном. Отец заверял его в вечной дружбе и взаимопомощи — обычная политика, ничего не значащие слова. Финдекано еле сдержался, чтобы не выкрикнуть при всех: «Почему?!». Разве не договорились они обо всем забыть? Зачем же Майтимо хочет убедиться, что у него нет никаких долгов перед Вторым Домом? А теперь он уйдет, чтобы никогда больше не увидеться с ненормальным кузеном, желающим странного? — Я не могу отвечать за целый народ, пока связан Клятвой, — ответил Майтимо, когда Финдекано все же спросил его наедине. — Рано или поздно, и, скорее всего, в самый неподходящий момент, Клятва и интересы нолдор начнут прямо противоречить друг другу. Я выберу Клятву, я обязан так поступить. Финдекано не знал, верить ему или нет. Майтимо присягнул Нолофинвэ на верность в присутствии его лордов. Макалаурэ его сопровождал, но за весь свой Дом говорил старший. Младших братьев они с собой не брали, но Финдекано и так знал, что те недовольны решением. Сложно не догадаться об их настроениях, когда трое средних фэанарионов вылавливают тебя одного, в прямом смысле прижимают к стенке и начинают допрос. И требуют клятв, что не заставлял, не просил и даже не намекал на передачу короны. После торжества отец пришел к Финдекано мириться. Несколько дней назад они всерьез рассорились и с тех пор не разговаривали друг с другом. — На той стороне озера сотни нолдор, которые не жгли кораблей и не принимали решений, — напомнил Финдекано, когда отец, недовольный отлучками сына с Майтимо, в очередной раз позволил себе нелестно высказаться о сторонниках Первого Дома. — А сыновья Фэанаро действовали по… — Но все они не пришли и не присягнули мне на верность, — возразил отец. — Не объяснились и не попросили прощения. — Это не так просто! Они не знают, могут ли доверять тебе! — И кто в этом виноват? — парировал отец с видом всезнайки. — Вы с Фэанаро! Еще в Тирионе вы перегрызлись за власть! Я пытаюсь починить то, что вы сломали, а тебя интересует только кого называют королем нолдор! Когда же ты поймешь, что это совершенно не важно! — с тех пор, как отец не дал войск для спасения Майтимо, Финдекано все сложнее было не переходить на крик в спорах с ним. Отец взъярился. Он не повышал голоса, но сверкал глазами так, что Фэанаро в чертогах Намо от зависти искусал призрачные локти. Нолофинвэ назвал сына мальчишкой, не знающим смысла слова «ответственность». В очередной раз обвинил Фэанаро в гибели нолдор среди льдов. Рассказал, как идеально прошел бы Исход, если бы он, Нолофинвэ вел их всех. Никто бы не погиб и не страдал, если бы Фэанаро занимался своими камешками и книгами, а не лез туда, где ничего не понимает. И не втравливал его детей в кровавые истории. Словом, Финдекано, как обычно, досталось за все дядюшкины «подвиги». А потом ему было велено пойти в свои покои и подумать над собственным поведением. Например, о том, как следует разговаривать с родителем. — Ты мой отец, — звенящим от гнева голосом сказал Финдекано, возвращая Нолофинвэ слова, сказанные после Альквалондэ. Только целью его было вовсе не утешение. — И я буду уважать тебя, каким бы сложным ты это ни делал. Он издевательски поклонился «Финвэ Нолофинвэ» и ушел прежде, чем полилась следующая порция упреков. И старался пореже видеться с ним вне официальных аудиенций. А теперь отец явился сам. — Не думай, будто я не вижу и не ценю всего, что ты делаешь для воссоединения нашего народа… и нашей семьи, — сказал он, потрепав сына по голове. Финдекано кивнул. Он не видел смысла продолжать спор: отец совершенно не слушал аргументов. Только использовал его дружбу с фэанарионами в своих целях. И вот теперь отец красовался в сияющем венце и торжествовал. Гордился своей дальновидностью и терпением. Иногда важно не торопиться, не накалять обстановку, а просто подождать — и все в таком духе. Поучал Турукано и приближенных лордов. А самого Финдекано не уставал ставить в пример как мудрого политика и прирожденного дипломата. Финдекано злился. Это властолюбие отца снова вставало между ним и Майтимо! Нолофинвэ мог отказаться от короны. Должен был отказаться, а еще лучше — при всех возложить венец на голову старшего племянника. Чтобы все видели, что тот носит его и по праву наследования, и с согласия родни. Нет, свои плюсы в передаче короны были. Финдекано заметил, что отец после этой присяги стал значительно спокойнее — и великодушнее. Условия службы фэанарионов регулировали прежде всего военную помощь и были выгодны для обеих сторон. И если подумать… Народ нолдор воссоединился и обрел короля, признанного всеми (кроме Атаринкэ, но кому интересно его одинокое бухтение?). Возможно, Майтимо все-таки поступил мудро и тем самым лишил силы проклятье Намо. Да, на самом деле это должен был сделать отец, но тут главное — результат. Потомки Финвэ не будут ждать предательства друг от друга. Они объединят усилия и сразят Моринготто! Финдекано временами казалось, что все вокруг смогли победить проклятье Намо — кроме его самого. Он злился на отца, подозревая его в лицемерии и затаенной злобе на племянников. А еще кусал губы от ревности, видя, как с Майтимо воркует та самая дева, целительница. Вроде бы, все по делу: отвары, повязки, правильные упражнения вместо непомерных нагрузок на тренировках. Но ее взгляд… А потом она призналась Майтимо в любви. Финдекано мысленно стыдил себя, что подслушивает, словно сплетник. Но уйти и не узнать, что Майтимо ответит, было выше его сил. Отойди от него, он мой, мой! Я его спас, я его забрал, когда вы все трусливо отсиживались в своих крепостях. Никто из вас больше не имеет на него права! Отвратительные, недостойные мысли. И впрямь впору заподозрить чары Моринготто, умеющего сеять раздор и раззадоривать гордыню. Майтимо сказал той деве, что не намерен ни с кем связывать свою судьбу. Ни одна жена не потерпит такую соперницу — Клятву, с которой он будет делить постель и посвящать ей свои думы. И все же Майтимо был любезен, как всегда. Заверил деву в своем расположении и благодарности, приглашал погостить, когда все фэанарионы уедут на восток. Просто вежливость или что-то большее? Финдекано уговаривал себя не придавать значения этому разговору. Майтимо отказал ей, так что тут переживать? И разве не знал Финдекано прежде, что к старшему кузену девы часто проявляют интерес?! В плену Майтимо растерял свою красоту, но все еще было в нем что-то, заставляющее дев краснеть и стрелять глазами из-под ресниц. Многие принимали этот интерес за любовь — ту самую, что дается каждому из эльдар один раз и навсегда. Волноваться из-за них — глупо. Финдекано же знал, что fea возлюбленного может быть связана лишь с его собственной. Даже если сам Майтимо думал иначе. Но что, если сам Майтимо примет легкий интерес, увлечение за любовь? Нет, даже если примет, Клятва помешает ему жениться, а дальше время все расставит по своим местам. А может, он и Финдекано оттолкнул, чтобы оградить от Клятвы и самому не отвлекаться на личное? Если так, то Финдекано подождет, пока фэанарионы не вернут себе Сильмариллы… Да что там, он в любом случае будет ждать! Пусть даже вечность. Но с соперницей надо было что-то делать. У нее имелось неоспоримое преимущество: она была девой, и Майтимо не счел бы чувства к ней искажением. Финдекано поговорил с лекарями и подсуетился, чтобы лечиться к ней отправляли самых привлекательных неженатых эльдар. Мол, целительница она хорошая, так нужно не дать фэанарионам заманить ее в свой лагерь, поэтому надо помочь деве найти свою любовь. А еще Финдекано решил сделать все, чтобы кузен не нуждался в ее обществе. И чтобы у него вообще не было на нее времени. То на прогулку его звал, то на озеро. — Майтимо! Твоя целительница сказала, что тебе полезно плавать! Пойдем, воспользуемся последними теплыми летними деньками! — сияя бодрой улыбкой на всю спальню, провозгласил Финдекано. Плаванье полезно для укрепления тела, это все знают. Раньше Финдекано купаться любил — особенно, если вместе с Майтимо или со всей оравой кузенов. Теперь же, после смертельно опасных полыней Хелкараксэ, мысль о том, чтобы добровольно полезть в воду, не вызывала вообще никакого энтузиазма. Но ради Майтимо… И ради того, чтобы он не пошел на озеро со своей ваниарской девой — тьфу, привязалось! В жилах Финдекано текла четверть крови ваниар, и он вовсе не презирал своих золотоволосых сородичей. Он не дядюшка Фэанаро, и если ему мешает одна конкретная ваниэ или полуваниэ, то он не будет фыркать на весь народ! Вытащить Майтимо поплавать оказалось непросто. Он отказывался под самыми разными, подчас немыслимыми предлогами, пока Финдекано не догадался сам. При рождении кузен получил от матери имя, означающее «хорошо сложенный», и до плена соответствовал ему полностью. Рослый, плечистый, крепкий, с безупречными пропорциями фигуры. Тетушка Нерданэль любила лепить скульптуры с него: «Найти подходящую модель сложно. Пришлось самой родить», — шутила она. Майтимо прежде и знать не знал, каково это — иметь неидеальное тело. Например, когда даже после совершеннолетия у тебя такой рост, что большинство парней и некоторые девы смотрят на тебя сверху вниз. Майтимо в жизни не испытывал досады на то, что незнакомые эльдар считают твою малявку-сестричку твоей близняшкой. И упрекают, что нужно с большей почтительностью говорить со своим старшим братом — имея в виду младшего, верзилу-Турукано. Впрочем, Турукано в свое время тоже пришлось этого хлебнуть: он рос быстро, но неравномерно, и однажды заметил, что ноги стали слишком длинными по сравнению с корпусом. Он чем-то напоминал аиста, а по мнению Тьелко и двух его братьев — паука, и это прозвище преследовало Турукано долгие годы, даже когда все пропорции тела выправились. А Майтимо ни с чем таким не сталкивался, и теперь стеснялся шрамов и бросающейся в глаза нездоровой худобы. Целители и Финдекано ухаживали за ним во время слабости и уже все видели, но перед прочими он появлялся только в одеждах, закрывающих кожу до самого подбородка. — Пойдем ночью, — Финдекано решительно подвел итог спорам. Он перестал гордиться своей находчивостью, когда они, раздевшись под мягким светом купола Варды, ступили по колено в воду. Короткое и дождливое здешнее лето близилось к исходу, и по ночам озеро становилось непригодным для купания. — Возвращаемся, — вздохнул Финдекано. — От такой холодной воды никакой пользы не будет. — Ну уж нет, — уперся сын Фэанаро. Бесполезно было вопрошать, в кого он такой упрямый. — Решили, так идем. И широкими шагами побрел дальше. — В глубину не заплывай, ты еще не настолько окреп! — бросил ему в спину Финдекано. Он вздрогнул, сморщился от отвращения, но полез в холодную воду за кузеном. Кто-то должен присмотреть за ним: вдруг ослабеет в неподходящий момент. Из-за разницы в росте представления о том, где начинается глубина, у них тоже различались. Финдекано уже вовсю приходилось работать руками и ногами, а Майтимо уверял, что легко достанет до дна. Он поднял руки вверх и опустился под воду — скрылся вместе с макушкой, но лишь чуточку ниже локтей. Не утонет, оттолкнется от дна, а вот Финдекано оказался бы под водой вместе с кончиками пальцев. Майтимо вынырнул, с шумом выдохнул и схватил ртом новую порцию воздуха. Финдекано зажмурился и потряс головой, пытаясь прогнать так некстати вспыхнувшие перед глазами картины прошлого. Сам он никогда так глубоко не проваливался — только один раз по пояс. Зато спасать тонущих ему доводилось. Как и не спасать. Турукано, не желающий признать, что его Эленвэ все-таки утонула, и потому ныряющий в ледяные воды раз за разом. Все, кто пытался ему помочь, уже выбрались на лед и отогревались. Но внизу, под водой, был другой пласт льда, и Турукано был уверен, что Эленвэ, лишившись сознания, лежала где-то на нем. Отца поблизости не было, и приказ вытащить брата насильно пришлось отдавать Финдекано. Турукано потом ничего ему не сказал, но Финдекано все равно казалось, что брат обвиняет его в том, что Эленвэ не спасли. А белое лицо Турукано, с синими губами, сосредоточенное и упрямое, снова и снова погружающееся под воду, временами преследовало его по ночам до сих пор. Или, вот Саркваро. Надежный и сдержанный эльда, приставленный к Финдекано его отцом еще в пору ранней юности — в попытке компенсировать дурное влияние неугомонного Тьелко и его компании. После схватки в Альквалондэ Саркваро вдруг вбил себе в голову, что свита принца должна быть в первую очередь его охраной, и с тех пор пойти куда-то без его сопровождения стало почти невозможно. В наиболее опасных переходах они шли в одной связке, но, упав однажды на край ледника и покатившись к полынье, Саркваро перерезал веревку, чтобы не утянуть принца за собой. Финдекано сказал, что не будет с ним разговаривать, пока тот не признает вину и не попросит прощения. Тот не признал, но через несколько дней все равно пришлось его простить — за парня приходил просить сам Нолофинвэ, да и вообще Финдекано подолгу обижаться не умел. Саркваро погиб на исходе второго года пути, повторив свой глупейший поступок с веревкой. Если бы не это, его, скорее всего, вытащили бы. А так он, не сдерживаемый никем, моментально ушел под воду. И хотя ухитрился всплыть, ни до твердой поверхности, ни до протянутых ему палок не добрался. Финдекано отвернулся, чтобы не смотреть на ныряющего кузена. Он дал себе слово, что не позволит прошлому встать между ними. Так что нечего тут вспоминать обо всех трагедиях, что случались с нолдор во льдах. У них тут лето, озеро и почти что валинорские развлечения. Раздался всплеск, и Майтимо вынырнул перед самым носом Финдекано. — Хмм… Под водой я этого не чувствую, но меня здорово заносит вправо. Надо подруливать ногами. Я сейчас постараюсь плыть точно вперед, а ты не двигайся и смотри, насколько ровно у меня получится. Кузен заявил это с таким серьезным и озабоченным видом, что Финдекано едва удержался, чтобы не прыснуть от смеха. Вот уж действительно, хватит о грустном: кого-то тут ничего страшнее плаванья по прямой не интересует! Небольшие волны, расходящиеся по воде клином, показывали, что Майтимо переборщил с подруливанием и теперь забирает влево. А Финдекано вспомнил, почему у кузена не получается плыть прямо и погрустнел. Шрамы поблекнут, мышцы наберут прежнюю мощь и форму, а вот рука-то новая не появится. Майтимо сможет сражаться и левой, но вот ювелирное дело, скульптура, рисование и сотни других навыков, под присмотром въедливого Фэанаро отточенных до почти что совершенства, так и будут недоступны. Если бы он не сдался так рано, а нашел Майтимо и сходил за подмогой! Если бы он догадался взять и другие инструменты, выдолбить кусок скалы и снять оковы уже в лагере. Финдекано уже с десяток таких «если бы» придумал. Наверняка додумался до них и сам Майтимо, но все равно продолжал называть другом и братом того, кто по глупости его изувечил. Финдекано поморщился. Однажды он рассказал об этих мыслях Майтимо, и тот потребовал выбросить чушь из головы. Финдекано обещал, так что слово нужно держать. — Ну как? — вынырнул Майтимо и нахмурился, сообразив, что сместился влево. — Ладно, а сейчас? Он снова нырнул и поплыл вперед, но Финдекано побоялся оставаться на месте и служить ориентиром. Он не знал, насколько глубоко озеро, но так далеко от берега наверняка не доставал до дна и сам кузен, прозванный Высоким. Как странно: когда-то именно Майтимо учил его плавать, а теперь Финдекано приходится его подстраховывать. Боль, внезапная, резкая, прошила ногу от ступни до бедра, будто десяток голодных псов решили вонзить в нее свои клыки. Судорога! Финдекано попробовал потянуть пальцы на себя, но не помогло. С каждым движением, с каждым мигом боль только нарастала. Финдекано зажмурил глаза, и на внутренней стороне век отпечатались ослепляющие огоньки Элентари. Черная ледяная вода до этого только вытягивала силы и оставляла ощущение неправильности, мерзости — а теперь сдавила грудь и попыталась вцепиться клыками и во вторую ногу. Финдекано заставил себя дышать медленнее, и к нему вернулась способность видеть и соображать. — Майтимо, хватит! Давай к берегу! — крикнул он, когда над поверхностью воды показалась голова, облепленная потемневшими, в свете звезд — совсем черными волосами. — У меня почти получилось. Еще раз, последний! — Хватит, Турукано! Ты замерзнешь! — Еще раз, — Турукано не кричал, он посылал осанвэ. Наверно, замерзшие губы и не послушались бы его. — Последний. Но осанвэ, связь разумов, особенно между близкими родственниками куда легче обычной речи выдавало ложь. — Вытащи его, вытащи, вытащи! — визжала Ириссэ на одной ноте. — Брат, пожалуйста! Глаза Турукано стали черными, как Тьма, разлившаяся по Аману в час гибели Древ. Друзья Финдекано вцепились в него самого и что-то ему кричали, совершенно не помогая понять, что делать. Почему брат не хватается за палки? Почему он лжет, будто эта попытка — последняя? Он в воде уже слишком долго, ему так не останется сил вылезти или держаться за жердь. — Вытащите его! — П-прочь! Назад! — хрипел Турукано и снова послылал осанвэ. — Убери их. Я последний раз. Не мешай. — Вытащите его, немедленно! Пусти меня! — одного из державших его Финдекано оттолкнул, зато второй вцепился как волк в добычу. — Отпусти, я сам! — Сам так сам, что орать-то? — проворчал голос Майтимо где-то над головой. Финдекано понял, что кузен держит его поперек груди и через плечо, так, чтобы подбородок цеплялся за сгиб локтя, а сам гребет к берегу. Попытка вырваться привела только к тому, что Майтимо крепче притиснул Финдекано к себе. При других обстоятельствах это был бы волнующий и сладостный момент, даже если для Майтимо они оба были лишь друзьями и братьями и в таких прикосновениях не было ни капли страсти. Но сейчас пришлось возразить: — Пусти, тебе нельзя перенапрягать мышцы! — Я не… перенапрягаю. Тебя вода держит, — запыхавшийся голос Майтимо опровергал его слова. Финдекано выскользнул из захвата: будь Майтимо здоров, трюк бы не получился, но ослабевшая израненная рука держала недостаточно крепко. Судорога так и не прошла, но не усиливалась, не охватывала вторую ногу, и потому Финдекано смог добраться до мели. Хромая, выбрался на берег, плюхнулся на траву и принялся растирать мышцы. Майтимо что-то пробурчал из-под полотенца, которым сушил волосы — по интонации Финдекано понял, что это был вопрос. — Ногу свело судорогой. — И всего-то? — засмеялся Майтимо, неловко одеваясь и стуча зубами на холодном ветру. — У тебя были такие глаза, будто перед тобой сам… Моринготто появился. Вытаращился, руками по воде замолотил. А еще Отважный. Может, мне тебя не «мальком», а «зайкой» звать? — Очень смешно, — проворчал Финдекано. — Говорил же, не заплывай на глубину. Если бы ты стал тонуть, с неработающей ногой я бы тебя не вытащил. — А, так ты и отсюда меня спасать собрался?! — ухохатывался Майтимо. Ему было так весело, что он даже прекратил попытки одеться. — Там до дна была… еще пара футов, озеро-то мелкое! Вы за столько лет… не измерили, что ли? После плена в Ангамандо, и даже после того как пошел на поправку, Майтимо смеялся редко. Да и смех этот чаще был невеселый, так, ухмылка да короткое хмыканье. Портить ему настроение, объясняя причину страха, не хотелось. Пусть порадуется. Финдекано заставил себя улыбнуться как можно беззаботнее. Майтимо легко почувствует фальшь, поэтому его нужно было чем-то скорее отвлечь. Финдекано огляделся и, заметив куст молодого лопуха, сорвал несколько репьев и швырнул в кузена. Колючие шарики повисли, уцепившись за штаны и волосы Майтимо. — Ах ты, маленький… — сам эпитет кузен пробормотал тихо, себе под нос, но Финдекано догадывался, что там что-то нелестное. Он подхватил с травы штаны и дал деру, пока его не постигла заслуженная месть. Благо, нога больше беспокоила. Налево — стражники лагеря Нолофинвэ, направо — можно и на дозорных Первого Дома наткнуться. Значит, вперед, к лесу, чтобы никто не удивлялся, с чего вдруг нолдорскому принцу вздумалось носиться без штанов. У Майтимо шире шаги, но он устанет раньше. А в лесу ему будут больше мешать ветки. Репей, царапнувший по голому бедру, напомнил, что радоваться преимуществу рано. А все-таки пойти на озеро ночью — это была хорошая идея!