Связь fear

Недоверие между Домами нолдор осталось, но вражда сошла на нет. Ссоры не доходили до крови, даже сколь-нибудь серьезных драк не случалось. Нолдор устали от ненависти. Карнистир разругался с Ангарато на совете лордов, но его быстро угомонил Майтимо, — а больше ничего значительного не происходило. Если у кого еще были претензии, то все предпочитали либо молчать, либо решать споры мирно. На одном из небольших празднеств Артанис, громче всех в Третьем Доме обличавшая Фэанаро и его Дом, вдруг пригласила Майтимо на танец. Финдекано счел это добрым знаком, окончательным примирением. Но вдруг понял, что Артанис, мило улыбаясь, в каждой фигуре танца намеренно наступает на ногу Майтимо. Силы у Нервен было предостаточно, и через мягкий кожаный сапог Майтимо наверняка передалась вся гамма ощущений. Он даже не морщился: после пыток в Ангамандо его не пронять ножками Артанис! Майтимо ухитрялся поддерживать с кузиной беседу и сохранять вежливую и даже ласковую полуулыбку. И все же в какой-то миг его лицо превратилось в пугающую застывшую маску. Сумела-таки остроязыкая дева его чем-то задеть. Говорили они тихо, и, казалось, разговор теперь был неприятен им обоим. Танец, наконец, закончился, Майтимо проводил Артанис к ее месту за столом, и с той минуты у нее не было отбоя от желающих потанцевать. Первым подскочил к ней Тьелкормо. Артанис ответила ему резко, неприязненно, но все же вложила пальцы ему в ладонь и пошла кружиться по залу. Тьелко, заклинатель зверей, умел разговаривать мягким-мягким, шелковым голосом, усыпляя страх и гнев. Финдекано даже считал, что голос Тьелко красивее, чем у Макалаурэ, просто упражняться в пении охотнику и шалопаю было неинтересно. На дев тонкие черты лица Тьелко, его ладная фигура и этот вкрадчивый голос неизменно производили впечатление. Казалось, каждая эльдиэ в Тирионе уже должна была выучить, что от этого красавца следует держаться подальше, но — нет. Восхищение его блеском казалось девам признаком чего-то большего, той особой связи, что возникает раз в жизни. Каждая из легкомысленных красавиц надеялась, что именно она станет для Тьелкормо той единственной. А девы серьезные, скромного нрава, попадали в ловушку собственной — несомненно, достойной, — привычки быть выше досужих сплетен, не слушать их, не знать о несчастном опыте своих сестер. Любая дева была бы счастлива танцевать с принцем Туркафинвэ и слушать его речи. Но Артанис — это вам не любая дева. Что она, что Ириссэ были изрядными сорванцами — немудрено, при таком-то количестве братьев. На Артанис воркование Тьелко подействовало как масло на костер. Ноги среднему кузену она оттаптывала с особой ожесточенностью и видимым удовольствием. — До чего красивая пара, — восхищались самые невнимательные из гостей. Сияющие как Сильмариллы золотые локоны Артанис и гладкие темно-серебристые пряди волос Тьелко напоминали о том часе, когда Телперион уже почти погас, а Лаурелин вот-вот засветит в полную силу. Самое окончание утреннего Смешения Света, краткий, почти неуловимый миг. Зрелище, которое теперь будет доступно нолдор только вот в таких мимолетных напоминаниях. Тьелко что-то говорил Артанис, качал головой с мягким укором в хитрющих глазах, а потом, проводя деву мимо столов с угощениями, шустро поставил ей подножку. Будь на Артанис штаны вместо длиннополого платья со шлейфами, она бы легко удержала равновесие сама, да еще и сдачи ухитрилась бы дать. А так она успела лишь тихо вскрикнуть и нелепо взмахнуть руками. Несколько мужчин тут же вскочили со своих мест, чтобы поймать деву, но сам Тьелко не дал ей упасть. Ловко подхватил рукой за талию, прижал к себе ближе — Финдекано слышал за своей спиной шепотки дев, мечтающих оказаться на месте неприступной принцессы. Словом, Тьелко был сама предупредительность. Финдекано не увидел, в какой именно момент и столкнутый чьей рукой или рукавом, опрокинулся на роскошный бело-золотой наряд Артанис бокал вина. Некрасивый алый подтек расползся от пояса до середины подола. Финдекано просто знал, что это не случайность, но попроси его кто-нибудь свидетельствовать — ничего точно сказать бы не смог. — Какая досада, милая сестрица, ты тоже испачкалась в чем-то красном. К счастью не по локоть, а только… — конец фразы Тьелко прошептал Артанис на ушко, но догадаться было не трудно. — Не переживай, Фэанарион, пятно от вина не помешает мне спокойно спать по ночам, — огрызнулась Артанис и отправилась переодеваться. Ириссэ исподтишка погрозила Тьелко кулаком и ушла вслед за подругой. — Брат, да Артанис просто перебрала вина, вот и немного неуклюжа. Ты разве не заметил, когда сам с ней танцевал? — с честными глазами оправдывался Тьелко перед Майтимо. Тот велел ему сесть рядом с ним и не подходить больше к Артанис, и Тьелко с видом несправедливо обиженного подчинился. Потом ткнул старшего локтем и сложил подбородок ему на плечо: мол, ну чего ты, не сердись. Майтимо пытался сохранить строгое выражение лица, но как можно долго злиться на Тьелко! К тому же зная, что выходка эта глупая — для него, за него мстил брат злоязыкой деве. Финдекано вздохнул. Вот если бы его кто так задел, Турукано и в голову бы не пришло вступаться. Не убивают старшего, и ладно. Ну и что! Зато тот же Тьелко бы за него и дев вином обливал, и врагов бы убил — и плевать бы ему было, заслужил кузен той обиды или нет. Артанис вернулась, скрывая недовольство. Конечно, отправляясь в Хитлум из Дориата, где гостила у родственников, принцесса взяла с собой несколько платьев. Но любой деве неприятно, если тщательно подобранный наряд испорчен. Едва она села на скамью, как перед ней с самым учтивым и невинным видом возник Атаринкэ. Майтимо и Финдекано переглянулись. Нолофинвэ был в другом конце зала и ничего не видел, так что обязанности хозяина вечера должен был сейчас выполнить Финдекано. Да и Майтимо никогда не отлынивал от присмотра за младшими. Оба догадывались, что сейчас произойдет. Но что им было делать — при всех гостях оттаскивать Атаринкэ, который всего лишь пригласил деву на танец? Финдекано занял позицию поближе к месту Артанис — чтобы в следующий раз пригласить ее самому. Тьелко заметил это перемещение и подмигнул: насмехался над бесплодностью попытки защитить кузину или надеялся, что Финдекано тоже захочет «пошутить»? Атаринкэ не хватило терпения даже до середины танца. Затрещала ткань, и подол платья Артанис провис, оторвавшись на поясе по шву. Прореха была не велика, а фасон платья с плотной нижней юбкой даже позволял никому не краснеть. Но снова наряд был испорчен, а дева — оскорблена. — После прохлады Хелкараксэ здешний климат кажется довольно жарким, сестрица Артанис? — светским тоном поинтересовался Атаринкэ. — Проветриться — это хорошая мысль. Глаза кузины пылали так, словно это она, обличавшая Первый Дом за их злодейства, вот-вот запачкает руки кровью сородича. Финдекано встрял между нею и Атаринкэ, уже не зная, кого из них двоих он сейчас собрался защищать. Он взял деву под локоть и хотел было отвести к Ириссэ — даже если у Артанис закончились наряды, та наверняка одолжит ей что-нибудь подходящее. Но кузина резким движением вырвалась от него. — Не смешно, Финдекано! Хоть ты бы постыдился! — прошипела она и ушла в компании Ириссэ, изо всех сил пытающейся не рассмеяться. «Дружба с Тьелко часто выходит боком», — с тихим смешком шепнула сестра в осанвэ. Финдекано вздохнул. Это уж точно. Но как Артанис могла заподозрить его! Да, Финдекано участвовал во многих выходках Тьелко. Но когда бы он обижал ее, единственную и потому любимую кузину?! — Сядь и ты рядом со мной, кривоногое существо, — сквозь зубы процедил Майтимо. Атаринкэ пожал плечами и послушался старшего. А в это время другой фэанарион попытался выйти из-за стола. — Карнистир! И ты сиди. — Я-то тут при чем? Что, даже до уединения сходить нельзя? — пробурчал тот. Лицо Карнистира, и без того имело красноватый оттенок, при малейшем смущении начинало алеть как плащи принцев Первого Дома. Конечно, и Майтимо, и Финдекано знали, что и этот братец задумывал пакость кузине. Но как не поверить ему, невиновному пока ни в чем, смущенному и обиженному несправедливым запретом, вынужденному при всех признаваться в столь приземленной нужде? — Потерпишь, не маленький, — отрезал Майтимо. Карнистир вздохнул, но спорить со старшим не решился. Девы отсутствовали долго, и Финдекано уже понадеялся, что неловкая сцена завершилась. Музыки и угощений хватало и в саду, и в других комнатах — почему бы и не разойтись по разным углам? Но нет, это же гордые нолдор и упрямые потомки Финвэ — когда бы они мирно разошлись?! Новый наряд для Артанис одолжила Ириссэ. Белокурая кузина была выше ростом, и потому подол не стекал красивыми складками на пол, а заканчивался на два пальца от него. Невзначай наступить на него теперь не получится. Белое с серебром платье очень шло Артанис, к тому же девы со вкусом подобрали украшения. Запястья кузины украсили серебряные браслеты с тонкими резными листьями и бутонами роз. Ох уж эта сила женского единства! Финдекано и в голову не пришло, что браслеты подобраны не только со вкусом — но и с умыслом. К кому из фэанарионов направлялась Артанис, Финдекано так и не понял — вроде бы, снова к Атаринкэ. Но Карнистир, завидев ее, сделал такое довольное и зловещее, даже плотоядное выражение лица, что ничего удивительного в том, что Артанис выбрала следующей жертвой его. Майтимо грозно сдвинул брови. — Он же не мог отказать деве, — вступился Тьелко за брата. С Карнистиром Артанис танцевала молча. Они скрестили взгляды как мечи, но она даже не оттаптывала ему ноги. Глаза убеждали Финдекано, что у них все в полном порядке, долгожданное перемирие, но он слишком хорошо знал этих двоих. Зал освещался свечами — Карнистиру и Артанис же хватит ума не играть с огнем и не пытаться «случайно» поджечь одежду или волосы друг друга? Чем они занимались, Финдекано понял, только когда Карнистир вернул даму к ее месту. На нежной ручке Артанис горели следы пальцев — этот неотесанный орк посмел причинить деве боль, слишком сильно сжав ее руку! Впрочем, дева в долгу не осталась. На плече Карнистира, где во время танца возлежала украшенная браслетом ручка девы, ткань камзола была разорвана, и сквозь нее виднелась белая рубашка со следами крови. Братьям влетело от старшего: тот их отчитал, внушая что-то про глупые выходки и про вражду между Домами нолдор, которая несовместима с планами воевать с Врагом. — Мы же любя. Так, по-семейному, — улыбался во весь рот Тьелко. За весь праздник ущерб составили лишь оттоптанные ноги фэанарионов, камзол и рубашка Карнистира, два платья и прическа Артанис. Остаток ночи кузина была весела и считала себя победительницей. Не ссора даже, так, детские шалости! Но когда Нолофинвэ решил устроить Пир Воссоединения, позвав всю разъехавшуюся по Белерианду родню, а также синдар и других авари, Майтимо пришел на праздник без своих буйных средних кузенов. Только с Макалаурэ. Лучше бы взял Тьелко — уж присмотрели бы за ним как-нибудь вдвоем! Макалаурэ… После спасения из Ангамандо Майтимо часто во сне звал «Кано». Финдекано он предпочитал называть полным именем, а брата — по амилессе, Макалаурэ. Но Фэанаро дал второму сыну имя Канафинвэ. Чьим именем было это «Кано»? В ком так нуждался Майтимо, блуждая среди видений и кошмарных воспоминаний? Макалаурэ не спас Майтимо из плена, даже не попытался. Тот теперь должен был меньше доверять предавшему его брату, меньше его любить. Но Майтимо, наоборот, уверял будто рад, что на Макалаурэ можно положиться. — Брат не любит лишней ответственности, но зато в самые тяжелые моменты я знаю, что он все сделает как надо. Подхватит знамя, позаботится о братьях, поведет их. Ему сложнее, чем мне, ведь ему роль старшего достается тогда, когда наши беды столь велики, что я уже не справился, — объяснял Майтимо. Финдекано бы с этим поспорил, но боялся показаться злопамятным и завистливым. Он молча скрипел зубами, изводясь ревностью не только к златоволосой полуваниэ, но и к золотоголосому менестрелю. Не важно, кого из братьев Майтимо любит больше, твердил он себе. Связь их fear — это совсем другое, она ярче и крепче братской любви. И вообще это нельзя сравнивать! На Пир Воссоединения съехалось множество квенди, большую часть которых Финдекано видел впервые. Собрались они у озер Иврин, на прекрасной земле у подножия гор, ограждающих владения Второго Дома. Официально эта приозерная земля считалась принадлежащей синдарскому королю Тинголу, по факту же являлась нейтральной. А то, что на празднике говорили больше на языке синдар, чем на прекрасном и благозвучном наречии нолдор — так это просто для удобства, безо всякого политического подтекста. Не все местные синдар были довольны появлением нолдор и захватом земель, но их численность и вооружение не позволяли сопротивляться пришельцам. Отец старался быть с ними как можно более любезным: отправлял послов к вождям, а также запретил давать землям, горам и рекам красивые квенийские имена. Мол, местным лучше знать, как тут что называется. И даже свои владения, загадочный шепот — Хисиломэ, Земля Туманов, - позволил переделать в какой-то кашель: Хитлум. Для Финдекано Нолофинвэ отвел надел на юге, названный Дор-ломин, на языке синдар — Страна Эха. Турукано досталась теплая земля на юго-западе, Невраст — Ближний берег. А уж как синдар исковеркали имена самих нолдор — без слез не расскажешь. Спустя всего полторы дюжины лет нолдор и синдар стали уживаться так мирно, что могли свободно общаться друг с другом, даже не выучивая специально чужого языка. Просто как-то так вышло, что синдарином нолдор овладели быстрее. Синдар были родичами аманским тэлери, и, видя серебристые шевелюры, Финдекано часто вспоминал Альквалондэ. Были бы они так же любезны с ним, если бы знали, что он запятнал руки кровью их друзей и родных? Будь у Финдекано возможность вернуться в прошлое, он поступил бы так же, пришел бы Майтимо на выручку, но временами он с трудом удерживал рвущееся с языка признание. Особенно тяжело было с правителем Фаласа, приморской страны на юге от Невраста. Имя этого вождя было Новэ, но все использовали прозвище: Кирдан, Кораблестроитель. Он был весьма расположен к нолдор с самого их появления в Эндорэ, принцев и принцессу Третьего Дома считал родней. А Финдекано, когда они познакомились на Пиру, пришелся ему по душе просто так. Кирдан называл его «дитя» — что простительно квендо, видевшему отражение звезд в водах Куивиэнен. Зазывал в Фалас, посмотреть гавани и покататься на его кораблях. Ради таких же белых кораблей мы… Финдекано просил у отца разрешения признаться, но тот велел скрывать, опасаясь, что гнев синдар падет на весь народ нолдор. В чем-то он был прав, ведь, как король, Нолофинвэ теперь отвечал за деяния всех своих подданных, даже если те сами бы с этим не согласились. Финдекано приходилось молчать. Кусать губы и опускать взгляд, стыдясь смотреть в глаза тем, у кого должен просить прощения. — Какое милое стеснительное дитя, — усмехался в бороду Кирдан и по-отечески трепал Финдекано по плечу. На Пиру Воссоединения не нашлось места ссорам и тягостным воспоминаниям. Но спустя годы Кирдан все же узнал о битве в Альквалондэ и о роли Финдекано в ней. Поверив в искренность сожалений, простил. Однако с тех пор не упускал случая пошутить про нолдорского принца и свои корабли. Тема была совсем не смешной, так что или Кирдан обладал очень странным чувством юмора, или же постоянное напоминание было своеобразной местью. В конце концов, Кирдану было выгоднее аккуратно играть на чувстве вины нолдор, чем обрывать контакты, как это сделал Элу Тингол. И нет, Финдекано не считал, что «потерять невинность ради кораблей, но так и не ступить на борт» — это несправедливость, которую нужно срочно исправить. У фэанарионов таких проблем не было, они с синдар дел не вели. Как только Майтимо окреп, весь Первый Дом со своими нолдор уехал далеко на восток и появлялись не часто. Помимо Пира за полвека набралось не больше трех визитов — чаще Финдекано отправлялся к ним. Старшему достался самый холодный, суровый и опасный край, близкий к владениям Моринготто. Отец уверял, что это был его собственный выбор. — Чтобы добраться до моих братьев, Моринготто сначала придется пройти через мои земли, — скалился Майтимо. Он выстроил неприступную крепость, названную в честь тамошнего сурового климата. Химьяринга — Верная холоду, Вечностуденая. Финдекано узнавал в ее планировке старые, еще валинорские наброски Майтимо. Только теперь практичность окончательно вытеснила любые намеки на изящество. Витым кованым аркам и портикам, которые они с Майтимо когда-то любовно прорисовывали до мельчайших деталей, тут не нашлось места. Химьяринга была строгой и тяжеловесной твердыней, с хищными, заостренными линиями дозорных башен и завораживающей мощью толстых стен. А еще некоторые элементы — Финдекано был уверен, — Майтимо скопировал с ужасающих сооружений Ангамандо. Гладкие башни на углах, построенные из светло-серого, почти белого камня, выглядели неплохо, даже интересно. А вот длинные металлические шипы на их вершинах, осложнявшие атаку с воздуха, Майтимо даже не попытался облагородить. Выглядели они как когтистые лапы гигантской летучей мыши, пытающиеся схватить солнце. Жутковато. Финдекано все еще ненавидел холод, снег и лед, но считал, что определенное внешнее очарование в них можно найти. Сам он, если бы продумывал крепость с таким зимним именем, обязательно использовал бы элементы, напоминающие снежные узоры на окнах, изморозь на тонких ветвях деревьев, сверкающее кружево неповторимых снежинок. А башни велел бы обить сверкающей слюдой или чем-то наподобие — словно они изо льда. Но сказать Майтимо, что для народа искусных нолдор его крепость недостаточно красива, у Финдекано язык не повернулся. — О. Серьезно выглядит, — нашел он подходящее слово. И это было правдой. Его собственная крепость в Дор-ломине очевидно проигрывала Химьяринге в надежности. Как и отцовская Тирин-Этеле, еще не выстроенная, но уже полностью проработанная в чертежах, и которую чаще звали на синдарский манер Барад-Эйтиль. В те годы у Финдекано было мало опыта в обороне и захвате твердынь, но он был уверен, что Химьяринга выстоит даже там, где пал бы и огромный Форменос. Гордился бы Фэанаро своим старшим сыном, если бы увидел его творение? Потянулись годы, складываясь в десятилетия и века. Война с Моринготто затягивалась. Союзы заключены, крепости выстроены, орочьи вылазки можно вовремя пресекать — но победой положение не назовешь. Для штурма Ангамандо им не хватало сил — да что там, они даже кольцо осады не могли сомкнуть с северной стороны! Майтимо не приблизился к исполнению Клятвы и долгожданной свободе от нее. Майтимо не женился, но и не принял чувств кузена. Финдекано боялся снова заговорить о них, но и так ведь понятно, когда тебя обнимают только как брата. Беспредельное счастье — вот оно, близко, только руку протяни, но нельзя. Нужно смириться и довольствоваться тем, что есть. Финдекано этого было мало, но все же не было дней прекраснее, чем поездки к Майтимо. Если фэанарионов встречали на западе с опасением, помня скверный характер средних братьев и их покойного отца, то на востоке приездам старшего нолофинвиона были рады. Отцовские лорды превозносили дипломатическое искусство Финдекано, способного договориться с фэанарионами о чем угодно. Интересно, понимали ли они, что во время этих визитов он охотится, пьет вино, слушает музыку и беспечно болтает обо всем подряд? А собственно делам посвящает одно-два утра за весь трехнедельный визит в крепость каждого из кузенов. Да и то, договариваться нужно было с Майтимо, а он уже передавал свое решение братьям. Без ссор, конечно, не обходилось. Атаринкэ не упускал возможности сказать гадость Финдекано, считая его виновным в том, что Майтимо отказался от короны нолдорана. Впрочем, ревнивый характер пятого сына Фэанаро ни для кого не был секретом. Для своей ревности он легко находил и объект, и повод. Например, когда Фэанаро в приливе благодушия говорил, что во всем может положиться на старшего сына, то Атаринкэ неизменно уточнял: «За пределами кузни». А Финдекано же обычно его обид доставалось из-за Тьелко. Буйная троица Тьелкормо — так называли главных возмутителей спокойствия в Тирионе. Не то что бы их выходки были особенно сумасбродными, скорее это жизнь на Амане была излишне благопристойной. Когда все уснут, открыть конюшню и выпустить лошадей, потому что владелец чем-то не понравился Тьелко. Отвлекать какого-нибудь эльда и его друзей, пока Тьелко охмуряет его подругу, а потом с ними же подраться, потому что кое-кто не может не продемонстрировать всему городу свою победу. Без спросу залезть глубоко в заброшенную шахту, проверяя собственную храбрость. Стащить лодку, не имея ни малейшего представления об управлении ею, и выйти поплавать в море — энергия Тьелко была неистощима. Да и свободного времени у него было в избытке. Тьелко был отличным охотником, учеником самого валы Оромэ, и от него выучился понимать язык зверей и птиц. Поняв, что основные таланты третьего сына лежат в той области, где он, гениальный отец, не может их развивать и контролировать, Фэанаро стал требовать от него гораздо меньше, чем от остальных. Состав его буйной троицы в разное время отличался: Тьелко менял фаворитов, как избалованная эллет — украшения. Сначала на роль правой и левой руки он избрал Финдекано и Карнистира. Потом родился и подрос Атаринкэ, и Карнистир получил отставку. Финдекано сочувствовал кузену. И без того не слишком общительный, он замкнулся в себе и долгое время был совсем без друзей. Потом нашел какие-то общие интересы с Турукано, но тот вскоре променял его на Артафиндэ, с которым в юности стал и вовсе не разлей вода. Второе предательство — а Карнистир воспринимал потерю роли наперсника именно так, — не лучшем образом сказалось на его характере. И все равно с ним Финдекано было ладить проще, чем с Атаринкэ. Тьелко ссорился то с Финдекано, то с Атаринкэ, и тогда на замену брал своего вечно хмурого брата, и так далее по кругу. Иногда приближал других приятелей, но они все быстро ему надоедали. Веселиться вчетвером он не желал. Наверно, Тьелко нужно было знать, что где-то кто-то грустит, обделенный его вниманием. Не случайно же он так злился, когда Финдекано, будучи отосланным прочь от его сияющего высочества, пожимал плечами и уходил искать общества тети Нерданэль или близнецов. И особенно его бесило, что стоило освободиться от тысячи своих обязанностей Майтимо, как Финдекано тут же забывал обо всех запланированных приключениях и убегал к старшему кузену. А уж в какую ярость пришел Тьелко, когда Атаринкэ в один из периодов опалы нашел себе невесту и стал проводить все свободное время с ней! Тьелко всех уверял, что младший просто пытается таким способом привлечь его внимание. Вряд ли это было правдой: невеста, а потом и супруга Атаринкэ была ослепительно красива, и не было ничего удивительного, что даже самовлюбленный и гордый юноша потерял голову. Ириссэ, как девчонка, с тех пор как подросла, была у Тьелко на привилегированном положении, отставок не получала. Впрочем, и брал ее в компанию Тьелко только на охоту и прогулки, а на шалости и пьянки — нет, поскольку однажды получил нешуточный нагоняй от Фэанаро. Став старше, Тьелко нередко при посторонних строил из себя надменного самодовольного гордеца, но для своих он был обаятельным и щедрым непоседой. Он оставался для них предводителем и заводилой, и дружить между собой, без него, почему-то не приходило в голову ни Финдекано с Ириссэ, ни Карнистиру, ни Атаринкэ. Разве что только когда их звал Майтимо, но старший — это совсем другое. — Воле Тьелко подчиняются животные и вы четверо. Что бы это значило? — подтрунивали и Нолофинвэ, и Фэанаро. Все прекрасно понимали, что тьелковы милость и опала — временные. Но если Карнистир и Финдекано быстро научились относиться к ним философски, то Атаринкэ всякий раз принимал все близко к сердцу. Но вымещал досаду почему-то на окружающих, а не на ветреном братце. Карнистиру доставалось больше. В первую очередь потому, что он жил с Атаринкэ под одной крышей. У них часто доходило до драки: слишком ожесточенной, чтобы считаться обычной мальчишеской возней. Тьелко не случайно носил атарессэ Туркафинвэ — он был не только старше, но и крепче, сильнее их обоих. Но драки не разнимал, уверяя, что разминка братьям полезна. Наслаждался спорами за его внимание и даже не пытался это скрыть. И все равно на него никто не мог сердиться подолгу! Но и Финдекано приходилось выслушивать от младшего кузена потоки шпилек и оскорбительных намеков. Атаринкэ критиковал в нем все: от роста, прически и произношения до умения петь или держать за столом вилку. А уж дипломатичности Финдекано, позволившей ему быть принятым в доме Фэанаро даже в периоды обострения вражды, Атаринкэ находил сотни нелицеприятных объяснений и эпитетов. А теперь вот, оказывается, Финдекано вероломно воспользовался болезнью Майтимо, чтобы стребовать с него корону. Причем не прямо, честно и открыто, а при помощи хитростей и уловок, достойных разве что только коварной ваниарской девы и ее потомков — а кого ж еще. Словом, Атаринкэ с этими придирками и колкостями оставался самим собой. Будь у Финдекано другой склад характера, он бы, наверно, даже научился развлекаться, подзадоривая его ревность. А так он просто пожимал плечами: ну, хочется этому эльда злиться и тратить время на попытки развязать ссору — ничего не поделаешь, все давно привыкли. Финдекано нравилось ездить на Восток. И не только потому, что можно было увидеться с Майтимо, который потом сопровождал его в поездках к братьям. Просто с феанарионами, шумными, вздорными и нахальными, Финдекано чувствовал себя в кругу семьи. Почти как дома, на Амане… В Дор-ломине, окруженный вассалами, слугами и выжившими приятелями, Финдекано нередко ощущал одиночество. Турукано поначалу часто приезжал и звал в гости, но потом уехал строить свой собственный город, и не сказал, куда именно. Арафинвионы расселились на севере Белерианда, а Артафиндэ пропал совсем. Ириссэ… уехала с Турукано. Тот не переставал грустить о своей погибшей супруге, и Ириссэ беспокоилась, как бы он не отправился за ней в Чертоги Намо. Поселилась с ним сначала в Неврасте, а потом в том самом тайном городе, откуда не приезжала погостить и даже не писала писем. — Они мои брат и сестра, и останутся ими, что бы ни натворили, — повторял Финдекано сам себе. Он не позволит Проклятью Намо ослабить любовь и доверие между ними. Но все равно ощущал себя брошенным и преданным. То, что не удалось льдам Хелкараксэ, с легкостью сделали бескрайние солнечные равнины и высокие горы Белерианда — разделили нолофинвионов. А фэанарионы оставались единым целым. Финдекано нередко задумывался — а если бы он был таким же сильным и заботливым как Майтимо, удалось бы ему сплотить свою семью? Но куда больше, чем общение со всеми кузенами, Финдекано любил долгие прогулки с Майтимо. Можно было представлять, что они на Амане, где-нибудь в северных районах, где тоже бывали холодные деньки. Майтимо рассказывал о жизни в Химьяринге, о планах перестроить крепость Макалаурэ, потому что это дворец, а не крепость. Говорил о частых ссорах с Атаринкэ — у пятого сына Феаноро уже подрос собственный ребенок, и потому тот считал себя независимым от лидерства старшего брата. К тому же злился за отказ от короны и на самого брата тоже. Была и еще одна причина для ссор. — Понимаешь, после падения во Тьму, Айнур теряют способность творить по-настоящему, — рассказывал Майтимо. — Они могут лишь искажать, извращать созданное другими. Моринготто хотел заполучить Фэанаро, но не вышло. А майа Майрон, его ближайший слуга, решил, что сыновья создателя Сильмариллов и внуки Махтана тоже на что-то сгодятся. В Ангамандо он пытался переманить меня на свою сторону, потом пробовал сломить пытками и заставить силой. А Атаринкэ, он же… Финдекано понимающе кивнул. Атаринкэ более остальных братьев был похож на отца, и не только лицом — и подозрительным характером, не при Майтимо будет сказано, — но и талантами. Потомственный кузнец и ювелир, он создавал поистине восхитительные вещи, которые высоко ценились среди эльдар. Атаринкэ много учился. На Амане — у отца и своего деда по матери, ученика самого Ауле, а в Белерианде он навел контакты с гномами, умеющими сладить с металлом и драгоценными камнями. — Он мог бы поменьше демонстрировать свои умения, — ворчал Майтимо. — А вместо этого делает все, чтобы о них узнала вся Эндорэ! И Тьелпе тому же учит. Я не говорю, что нужно перестать творить, но можно же как-то потише! А Атаринкэ обвиняет меня в трусости. Как будто это мне грозит опасность, а не ему и его сыну! Майрон знает, что я для его целей не подхожу! Майтимо взмахнул искалеченной рукой, подтверждая свои слова. — Да, проблема, — согласился Финдекано. Войска Моринготто были надежно заперты в Ангамандо, и вряд ли смогут пробиться до земель Атаринкэ. Но и тревогу Майтимо тоже можно понять. Спустя годы после плена он все еще преувеличивал силу слуг Моринготто, но зато точно знал, что грозит его брату и племяннику, если те все же попадутся врагу. — Их бы отправить в тайный город к… к Артафиндэ. Там бы творили, и никто не знал, где именно. — Отличная идея, — невесело усмехнулся Майтимо. — Только я вот тоже не знаю, где это и куда отправлять… Ссоры братьев тянулись из года в год и ни к чему не приводили. Если этот Майрон, жаждущий заполучить творца, имел хоть одного доносчика среди эльдар или эдайн, то точно уже знал, за кем нужно охотиться. О кузнеце с Востока, Куруфине Искусном, действительно, слышала вся Эндорэ. Финдекано и сам был не прочь блеснуть в обществе украшениями работы Атаринкэ. Финдекано рассказывал Майтимо новости с запада и от Артанис, о странном языке синдар, о том, как скучает по Турукано и Ириссэ. Почему-то молчание Ириссэ расстраивало больше всего. Майтимо уверял, что ни один тайный город не сможет оставаться таким тысячелетия, и вскоре Ириссэ обязательно объявится. О городе не было слышно, а вот Ириссэ однажды действительно появилась. Причем, не в Хитлуме, землях ее семьи. А здесь, в Химьяринге. Позвала Финдекано в лес, передав записку с кем-то из здешних жителей, и попросила никому ни о чем не говорить. Она вышла из-за деревьев, ведя лошадь на поводу. Невысокая, с каскадом смоляных волос за спиной, она казалась удивительно тоненькой и хрупкой. И стала еще прекраснее, чем две сотни лет назад, в их последнюю встречу в Неврасте. Финдекано крепко обнял ее, расцеловал и закидал вопросами. — Как ты? Что же ты так долго не давала о себе вестей? Как Турукано? Где твои спутники? Как ты тут оказалась? — Приехала тебя поздравить, — криво усмехнулась Ириссэ. — Ты ведь скоро станешь папой. — Что? — опешил Финдекано. Папой? Он не ослышался? А ничего, что у него ни жены, ни даже невесты нет и не планируется? Он подумал, что выглядит очень потешно с вытаращенными глазами и приоткрывшимся в удивлении ртом. Но сестрица не смеялась: в серых глазах словно яркие звезды горели решительность и вызов. — Я беременна, — заявила она. — От Тьелко. Если отец или Турукано узнают, ему не жить. Начнется война. Тебе придется назвать мое дитя своим. Почему Нолофинвэ должен убивать Тьелко? Рассердится, несомненно, но не до войны же! Тьелко что, отказывается от родного сына? Он сошел с ума? Ну и без него прекрасно обойдутся! А он вообще знает о беременности? Финдекано и не подозревал, что эти двое… Тьелкормо нравился многим девам, он любил намеренно их очаровывать, чтобы потом гордиться победой. Но Ириссэ знала его столько лет и не должна была попасться на его уловки… Разве не слышала она обо всех покоренных и безжалостно покинутых Тьелко девах? Финдекано был уверен, что слышала, да все в Тирионе сплетничали! Если бы он думал, что Тьелко нравится сестрице не только как друг и кузен — он бы обязательно лично предостерег ее. Неудачный выбор пары. Не уследил… Но она же ничего не говорила! А теперь они поссорились? Но ведь чтобы зачать дитя, оба родителя должны не только соединить свои тела, но и любить друг друга. Или очень сильно желать появления ребенка — что, в принципе, вытекает из предыдущего. Все прочие похождения Тьелко к беременности не приводили — ни разу. А раз чувства взаимны, то и обиды можно пережить. — А может, вы просто поженитесь? — растерянно спросил Финдекано, запутавшись в предположениях. — Никогда! — взвизгнула Ириссэ. Она, гордившаяся своей выдержкой и стойкостью, разрыдалась как дитя, отчаянно и безутешно. Финдекано ничего не оставалось, кроме как обнять ее и позволить заливать слезами его плечо. Он и сам может убить Тьелко. Тихо, безо всякой войны…