Связь fear

— Ты не будешь требовать от ребенка Ириссэ ввязываться в историю с исполнением Клятвы! — Твоего ребенка, — поправил Майтимо непонятным тоном. — И моего тоже, — ровно отозвался Финдекано. А если Ириссэ помирится с Тьелко и войдет в его дом, то и ей, и ребенку не уйти от влияния Клятвы. Хватит ли Тьелко ответственности и отцовской любви, чтобы оградить семью от фэанорова наследия? Финдекано подумал, что в этом вопросе может доверять только себе. И что бы ни решила Ириссэ в будущем, он обязательно проследит… — Ты серьезно думаешь, что я заставлю еще кого-то из наших родных принести Клятву? — это «Клятву» Майтимо произнес с отвращением и в то же время аккуратно. Словно слово было горьким, но колючим, и могло поранить ему язык. Финдекано смутился. Майтимо так сокрушался, что не остановил братьев и позволил им принести Клятву вслед за ним. А самого Финдекано, когда тот приревновав его к Макалаурэ, однажды в запальчивости брякнул: «А может, и мне дать эту вашу Клятву, чтобы ты доверял мне больше?!» — он отругал так, что принц Второго Дома краснел как мальчишка. Майтимо нуждался в любой помощи для исполнения Клятвы, но он никогда не позволил бы себе связать ею кого-то еще. Тем более, члена семьи. Как Финдекано угораздило предположить такое хоть на мгновение? — Извини, — пробормотал он. — Я имел в виду, что хотел бы быть уверенным, что даже если мы все погибнем, исполняя Клятву, то у нас останется продолжатель рода, — объяснил Майтимо. — А у нас на всех семерых один Тьелпе. Финдекано опустил взгляд. Майтимо столько сил прикладывал, чтобы оградить братьев от Клятвы, взять большую часть этого бремени на себя — а не навесить на еще кого-нибудь! Майтимо приблизился парой стремительных широких шагов и положил левую руку кузену на плечо. — Финдекано… малёк… брат мой. Посмотри на меня, — позвал он. Нолофинвион поднял голову. Серьезный взгляд Майтимо, казалось, проникал внутрь головы безо всякого осанвэ. — Я обещаю тебе, что никогда не потребую от вашего с Ириссэ ребенка и от твоих будущих детей принести Клятву или рискнуть жизнью, помогая нам ее исполнить. Он говорил с нажимом, но спокойно, размеренно, давая возможность обдумать каждое слово. Только его хватка на плече Финдекано становилась все более крепкой и уже причиняла боль. — Я знаю. Верю. Майтимо, правда, я верю тебе, — убеждал его Финдекано, но кузен словно не слышал его. — Я не морготово чудовище и не полуорк, — продолжал он, все сильнее повышая голос. На лице проступило отчаяние и почти детская обида. — Я не забыл, что такое совесть и честь, и никому из родных не пожелаю… Он оборвал себя на полуслове, выпустил плечо кузена и отступил на шаг. Отвернулся, явно сожалея о своей вспышке и резким, раздраженным движением поправил рукав, прикрывая отсутствие кисти. Майтимо часто так делал, когда чувствовал себя неуютно. Высокий и осанистый фэанарион, обычно носящий голову высоко поднятой, а плечи — расправленными, — в такие моменты сутулился и напоминал нахохлившегося, сердитого аиста. Финдекано метнулся к нему и сам вцепился в его руку, не позволяя оборвать разговор на такой ноте. — Я знаю, Майтимо! Да при чем тут морготовы чудовища? Кто тебе такое сказал?! Если Тьелко, то у нас появилась еще одна причина его убить, — Финдекано неловко улыбнулся, но Майтимо шутку не поддержал. Тогда он коснулся кончиками пальцев морщинки между его бровями: не разглаживая ее, а ожидая, когда от тепла его руки она расправится сама. — Хочешь, я его на поединок вызову, а? Чтобы не обижал тебя… После всего, что Майтимо пережил в плену, после того, как он сумел вернуть себя прежнего — неужели кто-то думал, что тот мог поддаться искажению? Неужели это Тьелко такое ему говорил? Даже Артанис, при всей ее язвительности, никогда бы не оскорбила родича подобным образом. Майтимо шумно выдохнул и вдруг сгреб его в охапку. Финдекано успокаивающе погладил возлюбленного по спине, наслаждаясь моментом близости. «Конечно, ты не причинишь вреда нашему ребенку и не втравишь его в неприятности, ты же не Фэанаро», — хотел сказать он, но на это Майтимо может и обидеться. И вообще незачем напоминать о своем глупом недоверии. — У тебя все получится, — заверил он вместо этого. — Я же тебя знаю, тебе вечно как дядя Фэанаро сложную задачу поставит, так ты на ней концентрируешься и ни о чем другом думать не можешь. А Тьелко ты не слушай, он лоботряс, от него даже невеста сбежала. Майтимо фыркнул ему в макушку. — Спасибо, что веришь в меня. Год, пока Ириссэ носила дитя, пролетел быстро. Финдекано радовался возможности часто видеть сестру и возлюбленного. Сама же Ириссэ хорохорилась и уверяла, что выбросила ветреного кузена из головы, а если и плакала иногда по ночам, то «имею право, и вообще, не твое, братец, дело». Тьелко искал ее в Химладе и окрестных землях, приезжал и к старшему брату. Майтимо и Финдекано пришлось тоже изобразить поиски и беспокойство, зато был повод вместе надолго покидать крепость. Сначала было очень легко лгать другу в лицо, будто ничего не знает о сестре. Финдекано не любил обманывать, но в эти моменты ощущал торжество и удовлетворение: а вот, помучайся, пойми какую деву потерял! Балбес! Потом письма от Тьелко становились все более взволнованными, сам он приезжал бледный, осунувшийся. Месть уже не радовала, необходимость скрывать правду мучила Финдекано. Он не видел смысла терзать Тьелко и дальше. Фэанарион не исправит свое поведение, оттого что беспокоится, будто Ириссэ могла попасть в лапы оркам и погибнуть. Надо ему хотя бы часть правды сообщить. Ириссэ же и слышать ничего не хотела о том, как волнует Тьелко ее исчезновение. Майтимо просил ее хоть письмо написать, но она все упиралась. Он грозился обо всем рассказать брату, Ириссэ злилась и угрожала в ответ. Только когда поняла, что не успокоившись и не оставив розыски, Тьелко может найти ее и тут, уступила. Майтимо сказал брату, будто его разведчики выяснили, что Ириссэ вернулась в тайный город к Турукано — по крайней мере, о таких намерениях говорила в одном из поселений. Тьелко ничем не выдал своих мыслей. Может, понял, в чем была причина, а может подумал, будто она хочет у брата благословления просить. Финдекано не предлагал ему разговора по душам и вообще чувствовал, как отдалился от лучшего друга. За все месяцы, пока жил на Востоке, навестил его в Химладе только раз. Гораздо приятнее было проводить время с сестрой и возлюбленным. Ириссэ прежде хорошо ладила с Майтимо, теперь же они часто переругивались. Финдекано не мог понять: в шутку, для развлечения или всерьез. Однако потом Ириссэ признала, что они не зря обратились за помощью к старшему кузену. Он стал незаменим. В любое время года приносил фруктов и овощей, помогал незаметно для жителей соседних поселений запастись дровами и разными нужными вещами. А когда подошел срок младенцу появляться на свет, Майтимо нашел опытную целительницу из народа синдар, ни слова не говорившую на квенья. Рожала Ириссэ долго: младенец оказался крупным. Финдекано извелся от беспокойства, нарезая круги за дверью. А когда Ириссэ потребовала присутствия брата, чтобы поддерживал ее и держал за руку во время потуг, он растерялся и перепугался ее бледного, измученного вида. Да он бы лучше еще раз к Ангамандо сунулся, чем на родах побывал — а ведь Ириссэ пришлось куда тяжелее! Так что, когда щекастенький мальчик появился на свет, нолофинвионы уже были не в состоянии позаботиться о нем должным образом. Все делали синдарская целительница и Майтимо. Он же потом учил кузенов пеленать, одевать и купать дитя. Они, выросшие в доме, где всегда хватало помощников, понятия не имели, как ухаживать за младенцами. От няни отказывалась Ириссэ, опасаясь за сохранность своей тайны. Так что без Майтимо им пришлось бы туго. Поначалу новоиспеченная мама была к ребенку холодна. Не брала его на руки, если не требовалось кормить, не разговаривала с ним. С малышом возились Финдекано и Майтимо, и оба находили в этом радость и умиротворение. А недели через две постепенно оттаяла и сама Ириссэ. Финдекано тонул в потоке теплых и светлых чувств, наполнявших его при виде возлюбленного с малышом на руках. Но все равно он был рад, что у сестры с ее сыном все наладилось: мальчик имел право быть со своей мамой, чувствовать ее любовь. Ириссэ материнство пошло на пользу. Она совсем перестала вспоминать Тьелко, больше не плакала по ночам. Даже жаловалась, что у нее устают щеки, оттого что она постоянно улыбается маленькому. А как ему не улыбаться, когда он такой хорошенький и забавный?! Когда Ириссэ кормила его молоком, малыш присасывался крепко-крепко, обхватывал мамину грудь ручками. Старался, добывая себе еду, даже покрывался капельками пота от усердия — и все это с уморительно серьезным видом. Сынок был похож на Ириссэ: загнутые кверху ресницы, вздернутая верхняя губка. Ее разрез глаз и оттенок: серо-голубой, сияющий как звезды зимней ночью. Финдекано нравилось наблюдать за ними. Видеть, как сестра с нежностью смотрит на малыша. Одной рукой придерживала, пока кормила, а вторую протянула, чтобы погладить по ушку, но остановилась, чтобы не отвлекать от важного процесса. — Правда он милый, Финьо? — Очень! Финдекано сел рядом и осторожно обнял Ириссэ повыше талии: так, чтобы ее рука лежала на его собственной и не чувствовала веса младенца. Это было непередаваемо прекрасно — обнимать их обоих, таких родных и любимых. Его семья… Теперь она точно не отдаст дитя. Одно дело рассуждать о нерожденном, незнакомом малыше, а другое — действительно отдать своего сыночка, которого сама родила, держала на руках, кормила своим молоком. А Финдекано уже понадеялся, что они с Майтимо хотя бы недолго смогут побыть счастливыми родителями… Но что поделать, малыш — не чаша с вином, которую передают друг другу, щедро делясь на ритуальном пиру. Ребенку лучше с родной матерью. К тому же, и Ириссэ и малыш все равно останутся с Финдекано — не поедет же она обратно в опостылевший тайный город к Турукано. Разве что захочет стать правительницей Невраста — но все равно это близко. — На нас с тобой похож, — улыбнулась Ириссэ. — Только волосы светлые, но, может, еще потемнеют. У Аракано тоже были при рождении такие, если я правильно помню. Финдекано кивнул. Да, у Аракано волосы потемнели годам к двум. Вот и у сына Ириссэ голова была покрыта редким, почти прозрачным пушком. Если у него будут волосы цвета темного серебра, как у Тьелко и Мириэль, то некоторые могут догадаться. Сам Тьелко в первую очередь. Придется напоминать о четверти ваниарской крови в жилах Ириссэ, которая в сочетании с нолдорской могла дать не золотистый, а вот такой оттенок. Или пусть соврет, будто родила от синда. Малыш закрыл глазенки и уснул, не выпуская мамину грудь. — Эй, не спи, — Ириссэ пощекотала его щечку пальчиком и принялась ворковать. — Ты весь день спишь. Что ночью делать будешь? Тоже спать? Да ты же милая звездочка, поесть бы да поспать, мне бы твои заботы. Поменялся бы со мной, а племяшулечка? — П-племяшулечка? — запнулся Финдекано. Нет, дело было не в издевательстве над квенья. Просто он был уверен, что Ириссэ передумала, и назовет дитя как полагается — своим сыном, первенцем. — Ты уже придумал ему имя? — поинтересовалась сестра. — Имя? — переспросил Финдекано, чувствуя себя невероятно глупо. Она серьезно? Их план все еще в силе? Ему казалось, Ириссэ привыкла к мысли, что стала матерью, а она, оказывается, видела себя лишь любящей тетей. Ребенка своего брата ей любить проще, чем собственного, рожденного от Тьелко? Финдекано считал, что она поступает неправильно, но не мог сказать об этом вслух. Ее обидели, ее сердце разбито. Вправе ли он упрекать ее? Он-то не был в такой ситуации. И потом… ему ведь и правда нужен наследник. И у них с Майтимо будет ребенок… — Да, имя, — настойчиво подтвердила Ириссэ, когда брат замолчал. — Малышу скоро месяц, пора бы уже. — Но я думал, ты дашь ему амилессэ… Финдекано, похоже, еще предстояло давать отцовское имя, атарессэ. Оба имени от одного родителя — это не по правилам, против обычаев нолдор, да и вообще несправедливо. Нолофинвионы спорили весь вечер, даже поругались — шепотом, чтобы не разбудить ребенка. Сошлись на компромиссе: пусть материнское имя придумывает Майтимо, как еще один непосредственный участник «заговора». — Мамочка, — смеялась Ириссэ над ошарашенным лицом кузена, услышавшего такую новость. — Ты же хотел чтобы у ребенка что-то было от фэанарионов, так действуй. Майтимо взял паузу на два дня. Вернулся в Химьярингу, зарылся в книги и свитки, увлеченно изучая труды языковедов ламбенголморской школы. Финдекано ужасно нравилось любоваться его сосредоточенным видом. Рыжие пряди постоянно падали ему на лицо, но Финдекано не подходил и не предлагал заплести их. Чтобы оставалась возможность видеть, как Майтимо убирает волосы за уши, не отрывая горящего взгляда от строк. Он выглядел таким счастливым в эти моменты! Что может быть более жизнеутверждающим, чем сочинять имя ребенку твоего рода? Их общему ребенку. Если бы Ириссэ была в эти дни в Химьяринге, Финдекано непременно расцеловал бы ее, благодаря за рождение малыша и эту замечательную идею — доверить Майтимо выбор амилессэ. Наконец, Майтимо убрал со стола горы книг и объявил, что это неправильный способ. Он откинулся в кресле, закрыл глаза и погрузился в мысли. Сидел так, молча, где-то час — Финдекано даже показалось, что кузен заснул. Но Майтимо поднялся и сказал, что готов объявить имя. — Аранион, — провозгласил он, когда они приехали в домик Ириссэ. Аранион — потомок короля. Какого именно короля? — не мог не задуматься Финдекано и, судя по вздернутой брови, Ириссэ тоже. Кого Майтимо считал истинным королем нолдор? Хорошо еще, если он имел в виду Финвэ… Какое получилось дерзкое, двусмысленное и провокационное имя, когда его дает фэанарион! — Непло-о-охо, — мрачно скривившись, протянула Ириссэ. Если отвлечься от автора идеи, то имя было хорошее. Красивое и правдоподобное — в том смысле, что не противоречило байке об отцовстве Финдекано. Родив от принца, от старшего сына нолдорана, любая дева могла пожелать подчеркнуть благородство крови своего ребенка. Никто, в том числе и Нолофинвэ, ничего не заподозрит. Но неужели Ириссэ позволит назвать своего сына потомком Фэанаро, бросившего их во Льдах? Если бы Майтимо, тоже носивший в свое время корону нолдорана, имел в виду себя, Финдекано бы только порадовался. Прекрасно, если бы Майтимо уже сейчас считал, что это их ребенок. Но он же совершенно точно говорил не о себе! — Аранион на синдарине будет Эрейнион, — задумчиво произнесла Ириссэ, не только переведя имя на другой язык, но и сменив число на множественное. Получилось «потомок королей». — Лучше оставить синдарийский вариант. Пусть думают, что его мать — синдэ, тогда никто не удивится, если у него будут серебристые волосы. — Эрейнион, — повторил Финдекано, пробуя амилессэ на вкус. Синдарин обычно коверкал слова, делая их более грубыми и резкими по звучанию, но это был тот редкий случай, когда имя получилось даже красивее. — Эрейнион, — повторил за ним и Майтимо. — Потомок королей, внук и Фэанаро, и Нолофинвэ. Родился бы раньше, может, и не было этой вражды… Ириссэ сердито зыркнула на него. Майтимо поднял руки: мол, сдаюсь, молчу, не напоминаю о родстве с Фэанаро и, следовательно, с Тьелко. Финдекано заметил, что кузен хитро усмехается краешком рта. Все-таки заставил Ириссэ дать ребенку имя! Обыграл ее, а она даже ничего не заметила. Опытный старший брат, Майтимо прекрасно знал, как добиться своего от упрямых младших. Кузены переглянулись, тихо посмеиваясь про себя. Хотелось смеяться вместе в осанвэ, но Майтимо после плена никогда не убирал аванир. Итак, малыш Эрейнион получил свое первое имя. Замечательное, благозвучное и достойное принца, данное его настоящей матерью и будущим вторым отцом. Правда, по смыслу у них все равно получилось атарессэ, а не амилессэ. Матери обычно дают имя не так. Вынашивая дитя, они постигают его душу и характер, замечают какие-то важные особенности, иногда даже прозревают судьбу. Или выражают в имени свою любовь и нежность. Майтимо и Ириссэ подчеркнули происхождение ребенка и положение в обществе — так дают имя отцы. Не случайно Фэанаро всем детям дал дедушкино «Финвэ» в имена. А у всех сыновей Нолофинвэ имя заканчивалось на «кано» — вождь, а атарэссэ дочери говорило о благородстве и королевской крови. Дядя Арафинвэ любил в именах своих детей использовать корень «арта» — благородный, высокородный. Если бы Ириссэ не переделывала предложенный Майтимо вариант, а давала имя сама, она бы придумала иное. Например… У детей, родившихся в Эндорэ, в глазах редко появлялось сияние Света Амана, но у Эрейниона оно было ярким, словно малыш впитал в себя свет Телпериона или всех созданных Вардой звезд. Ириссэ ласково называла его Маленькой Звездочкой, Эленинкэ, но такое имя больше подошло бы девочке. Ребенку-то нормально, а взрослый нолдо будет стесняться слишком миленького амилессэ, даже если чужие о нем и не узнают. Финдекано пришло в голову что-то наподобие Звездного Света, «Сильме», но напоминать о Сильмариллах в их семье — плохая идея. Хотя какое было бы красивое имя для принца — Яркий, как свет звезд! Даже Майтимо потом признавался, что сначала подбирал имя в этом направлении. Был бы и у Второго Дома свой Сильмарилл. Когда Эрейниону исполнилось полгода, а ледяные метели в землях Майтимо сменились теплым весенним ветерком, Финдекано поехал домой. Как бы ни был он счастлив полтора года в Химьяринге, по переписке вести дела своей страны невозможно. Обычно Финдекано путешествовал на Восток и обратно через Дортонион, по пути навещая кузенов Айканаро и Ангарато. Но сейчас не рискнул тащить малыша в горы. Поехал по цветущим равнинам Ард Гален — за время Долгого мира эти земли стали достаточно безопасными. Путь чуть длиннее, через топи Серех, мимо артарестовой крепости на Тол Сирион, зато удобнее. Ириссэ же планировала обогнуть Дориат с юга. Ей придется сделать петлю по Таргелиону и свободным землям Восточного Белерианда, чтобы не пересекать тьелков Химлад. Затем ее путь пройдет через равнину Талан Дирнен или западнее, через Фалас. Проведя долгие годы в тайном городе, Ириссэ хотела посмотреть красоты Белерианда и повидать знакомых среди фалатрим. К тому же, им с Финдекано следовало приехать в разное время, чтобы никто не связал рождение Эрейниона и ее появление в Дор-ломине. А так она честно всем скажет, что уехала от Турукано и путешествовала. Возвращение Финдекано с ребенком на руках, но без супруги, вызвало у отца и приближенных реакцию неоднозначную, но ожидаемую. Они с Ириссэ всегда были очень похожи лицом и телосложением, так что никто не усомнился в его отцовстве. Как и советовала Ириссэ, новоиспеченный отец молчал и опускал взгляд в ответ на расспросы. Потому народ предпочитал радоваться появлению принца Эрейниона и обсуждать его между собой. С Финдекано же окружающие поначалу стали необычайно предупредительны и деликатны. Зато потом появилось все больше желающих вызвать его на откровенность. Нолофинвэ приехал из Барад-Эйтиль и заверял в своей готовности выслушать все, что бы Финдекано ни захотел ему рассказать. — Держать все в себе — не лучшая стратегия, — говорил отец, от которого никто ни разу не услышал ни единой жалобы. Финдекано стискивал зубы и молчал. Скорее бы дождаться Ириссэ! Все будут думать, что он доверил свои горести сестре, а она его поддерживает — и тогда перестанут лезть со своим сочувствием! Нолофинвэ стал приезжать в Дор-ломин часто и оставаться надолго. Прежде он предпочитал требовать старшего сына к себе, теперь же считал, что нечего таскать малыша по всей стране. Эрейнион не знал недостатка в дедушкиной любви. Нолофинвэ никогда не баловал своих сыновей, даже дочери и внучке доставалось не намного больше внимания и ласки. Зато теперь, видимо, соскучился по детскому смеху. Он полюбил прохаживаться по дворцовым террасам и садам с Эрейнионом на руках и гордо поглядывать на подданных. Положение нолдорана укрепилось еще сильнее, теперь у всех на глазах были два его наследника, но Нолофинвэ в кой-то веки о политике не говорил. Он искренне радовался рождению внука — Финдекано ясно видел это в его глазах. За несколько недель отношения между отцом и сыном, уважительные, но довольно прохладные, стали ближе и теплее. Если бы еще не приходилось скрывать от него так много… Через три месяца после возвращения Финдекано, в Дор-ломин вдруг заявился Тьелко. Он не предупреждал о своих планах письмом, да и в Химьяринге они виделись не так давно. Разве что только об Эрейнионе Финдекано не рассказывал, но в их последнюю встречу тот еще и не родился. У Тьелко не было причин приезжать, поздравления можно было прислать и в письме. Майтимо не стал бы ему рассказывать, он дал слово… Или интересы брата оказались для него важнее? Финдекано упрекнул себя за нехватку доверия к любимому. Тьелко мог сопоставить объявленный день зачатия Эрейниона с их встречами с Ириссэ и заподозрить, что в это время мог появиться на свет его ребенок. Финдекано, конечно, накинул несколько недель, но полугодовалого малыша не выдашь за, скажем, десятимесячного. Услышав объявление придворного, что Туркафинвэ Фэанарион ждет аудиенции, Финдекано подавил порыв схватить Эрейниона в охапку и приказать страже запереть и двери в кабинет, и дворцовые ворота. А ведь Финдекано, по сути, похитил ребенка своего кузена, обманом назвал его своим. Неужели теперь всегда общение с давним другом будет отравлено подозрениями и страхом, что обман будет раскрыт? «Брат будет предавать брата, и страх предательства погубит вас». Глупости все это. У Тьелко не может быть ничего, кроме не подкрепленных фактами домыслов. И он сам виноват, что Ириссэ не пожелала родить дитя ему. — Если не хочешь с ним встречаться, я могу сам поговорить с фэанарионом, — предложил вдруг Нолофинвэ. — С чего бы мне не хотеть? — деланно удивился Финдекано. — Тьелко мой лучший друг. Наверняка он приехал поздравить меня с рождением сына. Нолофинвэ, до этого рассеянно покачивавший Эрейниона на колене, вдруг притянул внука к себе ближе каким-то защитным жестом. Словно опасался, что малыша могут обидеть или забрать. Финдекано похолодел. Почему отца так насторожил визит среднего фэанариона? Нолофинвэ не одобрял их дружбы, но и не пытался ее запретить. Старался быть вежливым и терпеливым с подчас несносным племянником. Он все знает? Догадывается? Но откуда? Шпионы на Востоке донесли, что Тьелко разыскивал Ириссэ? Или среди его собственной стражи, сопровождавшей принца на Восток, появились те, кто служит не только ему? «Брат будет предавать брата…» Финдекано поморщился. Если уже родного отца и законного правителя подозревать в подкупе его доверенных воинов, то точно «страх предательства погубит вас». Отец неидеален, но он не поступит столь бесчестно. Нолофинвэ, не слушая никаких возражений, объявил, что будет присутствовать на встрече. Поручил Эрейниона одной из многочисленных добровольных нянь, поправил королевский венец и решительным шагом направился в приемный зал. Финдекано вздохнул и последовал за ним: не бегать же по дворцу наперегонки. Ничего, что это, вообще-то, его, а не отцовский, дворец, его приемный зал и его гость?! Прежде Нолофинвэ не позволял себе подобного в Дор-ломине. Наоборот, всячески демонстрировал подданным, что сын пользуется полным его доверием. С Тьелко Нолофинвэ был безукоризненно вежлив, но не слишком радушен. Поздравляй и убирайся, — читалось в каждом его жесте. Знает, точно знает, как этот балбес обидел Ириссэ! Но откуда?! Финдекано казалось, что они с сестрой и с Майтимо скрыли все следы! Нолофинвэ вел себя странно. Увидеться с Эрейнионом не позволил: куда ты в пыльном дорожном плаще, ребенок спит и вообще нечего на него пялиться, не венец с Сильмариллами. Когда Финдекано начало казаться, что отец и с ним самим не даст Тьелко поговорить наедине, то пришлось брать ситуацию в свои руки. Надо выяснить, что у кузена на уме! Он предложил Тьелко располагаться во дворце, а завтра — сходить на охоту. Нолофинвэ ничего на это не сказал, но Финдекано всей кожей чувствовал исходящие от отца неодобрение и почему-то беспокойство. В лесу кузены смогли поговорить свободно. На самом деле Тьелко ничего не заподозрил — и когда Финдекано это понял, общаться стало гораздо легче и веселее. Рождение Эрейниона было скорее предлогом для визита. Тьелко, оказывается, предположил, что Ириссэ написала или приехала в Хитлум. Услышав о ее отъезде к Турукано, он на время успокоился, но теперь не понимал, почему невеста так долго не возвращается. Зря Ириссэ не позволила рассказать ему истинную причину своего побега. Пусть бы переосмыслил свое поведение — или, хотя бы, получил на это шанс. А так Финдекано снова пришлось врать, будто ничего о сестре не знает. Тьелко поджал губы, помолчал и увел разговор в сторону. — Так ты, значит, родитель теперь. Был бы жив отец, он бы мне сейчас бутылку красного лориенского проспорил бы, — задумчиво протянул он, греясь на солнышке на привале. — Дядя думал, что я никогда не заведу семьи? — спросил Финдекано без особого любопытства, просто поддерживая беседу. — Почему? — Хе, — фыркнул Тьелко. — Ты всегда бегал за Майтимо как восторженный щенок, отец был уверен, что ты в него влюблен. Финдекано на мгновение замер. Тьелко не в первый раз шутил на эту тему, и эти насмешки всякий раз пугали. А вдруг Майтимо услышит и оскорбится? А вдруг припомнит тот давний разговор? Вдруг потребует держаться от него подальше, раз не может скрыть своих неправильных, искаженных чувств?! — Если бы Фэанаро так думал, — тщательно соблюдая ровный беспечный тон, отозвался Финдекано, — то на порог бы меня не пустил! — Что за глупости, — снисходительно усмехнулся Тьелко и продолжил, кривляясь. — Это же Майтимо, старшенький, первенец, «рыженький как мама». Отец бы не встал на его пути к счастью. Финдекано с недоверием покосился на него. Как-то подозрительно мудро и снисходительно для Пламенного Духа. Заливает Тьелко, похоже. Этот эльда умел нести совершеннейшую чушь с серьезным и уверенным видом, и если принимать любые его слова на веру, можно оказаться посмешищем. Скепсис слушателя не смутил кузена. — Отец так и сказал, мол, или их fear связаны, и не стоит мешать, или Майтимо нолофинвиона отвергнет, и тогда тем более какой смысл в это лезть. Но отец ставил на твой успех. Вот последнее — уже совсем не правдоподобно! — Сочиняешь, — отмахнулся Финдекано. Но помимо воли принялся припоминать различные мелочи, взгляды, разговоры, которые в свете заявления Тьелко можно было трактовать иначе. Вот, например, нашумевшая история с изменением квенья, когда нолдор о многих словах стали произносить «s» вместо «t». В доме Фэанаро нужно было говорить только через «t», в доме отца — наоборот. Хорошо хоть, дядя Арафинвэ и дедушка с бабушкой не ставили строгих правил. Отец и дядя требовали от Финдекано принять чью-то сторону, но тот отстоял свое право оставаться в стороне от лингвистической войны. — Я готов уважать обычаи ваших домов и говорить в них так, как у вас принято, а как я говорю в иное время — только мое дело, — упрямо заявлял он. И все равно иногда забывался и заговаривался. Майтимо, услышав «s», не ругался, а лишь автоматически поправлял его. Зато от отца и дяди можно было услышать длиннющую нотацию в духе «как ты меня разочаровал сейчас…». Нолофинвэ даже временами грозился запретить общение с Первым Домом, раз уж сын уже произносить слова стал, как они. Однажды, когда Фэанаро с семейством поселились в Форменосе, а вражда уже основательно накалилась, Финдекано, передавая привет от Ириссэ ляпнул «seler» вместо «teler» — сестра. Он понял, что совершил ошибку, еще до того, как закончил произносить слово. Майтимо напрягся, ожидая грозы. Явно готовится увести Финдекано, как только Фэанаро начнет пылать гневом. Тьелко закрутил головой, выискивая, чем можно отвлечь отца. Обстановку разрядил, как ни странно, сам Фэанаро. Подошел, небрежно обнял Финдекано за шею. — Кто же это моему любимому племяннику выбил зуб, что он теперь шепелявит? — насмешливо протянул он. — Ты только скажи, и мои сыновья с ним разберутся. А тебе мы новый зуб вставим. — Золотой, — тут же поддержал шутку Тьелко. — Серебряный, — встряли близнецы. — Костяной, — снисходительно бросил Атаринкэ. — Как настоящий будет. — М? Так кто же? — допытывался Фэанаро, которого явно веселил сконфуженный вид племянника. — Никто, — буркнул Финдекано. Он был рад, что все обошлось, но досада на свою глупость и насмешки вогнали его в краску. Но, по крайней мере, гроза миновала. Даже Майтимо ухмыльнулся, с нежностью глядя на своих родных. — А может, ты язык прикусил, деточка? — Тьелко оценил забаву и теперь изощрялся в шпильках. — Да пьяный он, язык заплетается, — хохотнул Карнистир. Тогда Финдекано был уверен, что Фэанаро просто не захотел портить приятный семейный вечер некрасивым скандалом. Но может и правда воспринимал его как… возможного зятя? Или, например, когда выстроив Форменос, Фэанаро показывал крепость племяннику. Финдекано опасался, что его даже не пустят вовнутрь — чтобы не шпионил. Вместо этого дядя хвастался своим творением, рассказывал о многих элементах и их назначении. И при этом поглядывал на племянника с какой-то снисходительной насмешкой. Финдекано думал, что это был намек, мол, мотай на ус, а потом расскажи отцу, что крепость неприступна, и замышлять дурное против Первого Дома — бесполезно. А еще приписывал это снисхождение собственной дипломатичности. Все с Первым Домом рассорились, а он, такой умный и тактичный — нет. Но может, Фэанаро хотел ему показать, что его семья сможет защитить нолофинвиона, если тот решит переселиться к Майтимо? Финдекано тряхнул головой так, что косы ударили по плечам. Что это с ним?! Надо же, чуть было не поверил в тьелковы байки! — Но я-то знал, что однажды ты очаруешь какую-нибудь красотку, — продолжал тем временем кузен. — Ты же у меня учился обращаться с девами! Синдэ, да? Красивая? Познакомь! Будет свадьба или ты так, — Тьелко поиграл бровями, явно имея в виду что-то нехорошее. Мол, бросил деву, у которой происхождение недостаточно высокое для супруги принца нолдор или что-то том же духе. В другое время Финдекано посмеялся бы: кто о чем, а Тьелко о красивых девах. Но его легкомыслие разбило Ириссэ сердце, и теперь такие разговоры совсем не веселили. Заметив, что Финдекано помрачнел, Тьелко полез с расспросами. Пришлось вежливо попросить его отстать. Вернулись с охоты они ближе к середине дня. Отец встретил их, оглядел Финдекано с головы до ног, как будто злобный фэанарион мог попытаться сожрать его живьем. Боялся, что Тьелко тоже догадается и будет угрожать, чтобы отдал сына? Нолофинвэ готовился прогнать племянника и пригрозить ему в ответ? Объявить ему войну, если будет настаивать на своих правах? Финдекано усилием воли отогнал тревожные мысли. Отец не может ни в чем быть уверенным! Пусть догадывается, сколько угодно! Он не развяжет ссору с союзниками из-за одних только подозрений. Ни у него, ни у Тьелко нет доказательств. Ириссэ приедет и подтвердит, что Эрейнион ей — только племянник. Прошло несколько месяцев: достаточно для путешествия по длинному южному маршруту. Финдекано ожидал появления сестры со дня на день. Но Ириссэ… не приехала.