Связь fear

Поспешный отъезд Эрейниона ужасно расстроил Майтимо. Мальчишка даже не дал шанса наладить отношения! Финдекано пытался сгладить ситуацию, представить ее как очередную подростковую блажь, но того, кто вырастил шестерых братьев и возился с оравой кузенов, не проведешь. — Я готовился к едким выпадам и хлопанью дверью, как это было с Тьелко и Атаринкэ, — растерянно выдавил Майтимо. — Что же он сбегает-то от меня? Он опустил голову и уставился на свои руки. Когда-то у Майтимо была привычка в задумчивости сцеплять пальцы в замок, теперь же он обхватывал ладонью край узорчатого наруча. Словно прятал отсутствие правой кисти. Неприязнь Эрейниона была не из-за увечья! Финдекано перебрал в голове сотни версий, и эту вычеркнул однозначно. Эрейнион видел в Дор-ломине эльдар, пострадавших на войне, в том числе и искалеченных. И относился к ним нормально: с сочувствием. Как объяснить это Майтимо, чтобы не задеть его гордость? Пока Финдекано подбирал слова, кузен скривил губы в горькой усмешке. — Я понимаю… Столько лет прошло… Я даже перестал об этом вспоминать. Но такие поступки так просто не забываются. Я пролил кровь сородичей, а Эрейнион еще и считает тэлери родней своей матери. Финдекано вздохнул. Эта версия ему тоже приходила в голову. И он прекрасно мог вообразить, в каком свете Эрейниону могли представить те события: вероломное нападение, резня, убийство мирных, беззащитных, безоружных соседей. И все ради наживы, ради кораблей, которые не хотелось строить самим или выкупить, выменять у владельцев. Даже если в Химьяринге от кого-то из эльдар Майтимо Эрейнион узнал, как все было на самом деле, то потом, расспрашивая синдар или верных Второго Дома, мог услышать совсем другой рассказ. — Я тоже сражался в Альквалондэ, — напомнил Финдекано. К нему сын отношения не изменил: почти, за исключением тех случаев, когда Финдекано пытался защищать Майтимо и убедить Эрейниона встретиться с ним. Но там понятно: мальчик злился, что ему противоречат. А если бы он считал отца виновным в убийстве родичей его обожаемого Кирдана и возможной матери, то реагировал бы иначе. — Да. И Ноло однозначно дал понять, что это и было нашим самым гнусным преступлением, — сухо заметил Майтимо. «Фэанаро и его сыновья заставили твоего отца совершить ужасную ошибку. Он не знал, отчего завязалась битва, и они воспользовались этим», — зазвучал в голове Финдекано воображаемый голос Нолофинвэ. Он поморщился. Отец не стал бы так поступать, да и началась неприязнь Эрейниона не здесь, а в Химьяринге. Но если Майтимо прав, и причина — битва в Альквалондэ, то тут сложно что-то сделать. Даже если Финдекано расскажет сыну, как на самом деле происходила схватка. Проблема не в незрелости или высокомерии Эрейниона, и бессмысленно будет надеяться, что тот просто повзрослеет и поумнеет. Сын злится на Майтимо из-за лучших своих качеств: неприятия насилия и убийств сородичей, любви к отцу, к друзьям-фалатрим. Но это не объясняло, почему Эрейнион избегал Майтимо, вместо того, чтобы бросить ему и Финдекано все обвинения в лицо. Он должен был прийти и потребовать объяснений. Как ему представили эту историю, что он предпочел держаться от «преступника» подальше? Финдекано ничего не понимал. Наверно, нужно было снова попытаться вызвать сына на откровенный, доверительный разговор. Самому завести речь об Альквалондэ, рассказать как все было. Но что, если дело не в этом? Что, если Эрейнион злится на Майтимо за что-то другое, а Финдекано этой историей о схватке только окончательно все испортит? Они с Майтимо просидели, обнявшись, весь вечер. Разговаривать не хотелось. Их семье — их большой, воинственной и гордой семье, — не привыкать к ссорам, обидам и конфликтам. Но ни Финдекано, ни Майтимо прежде не сталкивались с таким безоговорочным отвержением. Даже когда вражда между Домами достигала пика, они, как старшие и разумные, сохраняли терпимые отношения со всеми. Ну, или насмешками и уговорами охлаждали пыл кого-нибудь особо распетушившегося. Единственный пример, который приходил Финдекано в голову — это отношение Фэанаро к Индис и, позже, к ее сыновьям. Даже, скорее, к Индис и Нолофинвэ, потому что дядя Арафинвэ со своей показной наивностью и дружелюбием мог пробиться сквозь любую стену отчуждения — или попросту сделать вид, что не заметил ее. Фэанаро закатывал глаза, презрительно усмехался, отпускал нелестные комментарии, но не отказывал младшему полубрату ни в общении, ни в помощи. Финдекано знал, что такое отношение Фэанаро расстраивало и отца, и бабушку. Но теперь, обнимая помрачневшего Майтимо, понимал — насколько. Фэанаро не озвучивал внятных причин своей неприязни. «Ваниарская дева», «ваниарское отродье», «безграмотные, сюсюкают как младенцы», — вот и все его объяснения. Только позже, когда Моринготто начал сеять меж нолдор недоверие и раздоры, Фэанаро говорил прямо, в чем подозревает Нолофинвэ. А до этого все понимали, что он ревнует Финвэ, своего отца, к новой жене и сыновьям, считает Индис живым оскорблением памяти его матери. Но это не то, что можно произнести вслух, честно и открыто. Фэанаро выглядел бы глупым ребенком, если бы сказал, как есть. Может быть, и у Эрейниона такая же ситуация? Он за что-то злится на Майтимо, но понимает, что не очень-то прав? Вряд ли дело было в ревности. Эрейнион с детства привык, что его отец много времени проводит с кузеном. Да и Майтимо уделял мальчику столько внимания, что невозможно было счесть себя обделенным. Даже если бы Эрейнион изменил отношение, это не случилось бы так внезапно. Кузены не раз возвращались к этой теме, но так и не разгадали причины неприязни. Зато Майтимо вбил себе в голову, что своим приездом фактически выжил Эрейниона из дома. Как Финдекано не убеждал его в обратном, он решил сократить визит. Правда, потом настоял на поездке в Хитлум: к Нолофинвэ и Эрейниону. В конце концов, он имел право на объяснения. Мальчик держался с ним отстраненно и холодно, всем видом показывая, что не слушает его слов. Раздосадованный, Майтимо уехал. Финдекано стискивал зубы, пытаясь сдержать рвущиеся с языка обвинения. Зачем ты все портишь?! Какая глупая блажь тебе важнее счастья отца и дяди? Эрейнион имел право решать, как к кому относиться — уговаривал себя Финдекано. Если уж на то пошло, сын не устраивал скандалов и не сыпал оскорбительными, ядовитыми насмешками, как его незабвенный дедушка. Он не называл предателями всех, кто хочет продолжать дружить с его «врагом». Разочарование и обида на сына смешивались с жалостью: а если мальчик, узнав об Альквалондэ, вбил себе в голову, что его семья — кровожадные монстры, и ему придется жить среди них? Что такого жуткого происходило у него в голове, что вынуждало Эрейниона так вести себя со своими близкими? Мальчик не развлекался, разрушая их семью, ему тоже было плохо. Насколько было бы проще, если бы он согласился обо всем поговорить! — Откровенность за откровенность, adar. Я расскажу тебе все о твоем Майтимо, если ты расскажешь мне все о моей матери, — Эрейнион, с вызовом вздернув подбородок, выдвинул заведомо неприемлемое условие. Финдекано ненавидел эти расспросы, но время от времени Эрейнион принимал новые попытки узнать о маме. Его интерес был естественен и понятен, но у Финдекано не было ответов. Когда-то они с Ириссэ договаривались раскрыть мальчику правду о его родителях, когда тот вырастет. Эрейниону скоро пятьдесят — уже не ребенок, и, наверно, способен понять. Но Ириссэ исчезла из их жизни, заперлась в Нан Эльмоте с мужем и новым сыном. Рассказать о ней — значит, и сознаться, что Финдекано только дядя ему, а не отец. Не врать же, будто спал с родной сестрой. Отнять отца, но не дать взамен любящей матери — зачем? Он не решался сочинить какую-нибудь правдоподобную историю и солгать напрямую. Приходилось отмалчиваться и извиняться, рискуя доверием между ним и сыном. — Эрейнион, сынок… я не могу, — в тысячный раз ответил Финдекано. Отказывать сыну всякий раз было мучительно, и он отводил взгляд, не в силах видеть, как гаснет в родных глазах надежда. — Тогда не требуй и от меня! — Ты не понимаешь! Это не моя тайна! Если правда выплывет наружу, то страшно представить, что могут учинить Тьелко и Нолофинвэ в борьбе за мальчика. Да что там Нолофинвэ, разве сам Финдекано отдаст сына? Эрейнион будет требовать, чтобы ему позволили решать самому — и в свете последних его поступков невозможно предсказать, кого он выберет. Начнется отвратительнейшая семейная склока, каждый будет тянуть одеяло на себя и обвинять других в предательстве. Финдекано бы на его месте сбежал бы к Кирдану, подальше от безумной родни! И это не говоря уже о том, что правда почти наверняка разрушит брак Ириссэ, неожиданно оказавшийся довольно крепким и долгим. Эрейнион сверкнул глазами, приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но бросился вон из комнаты. Вот так теперь заканчивались все попытки поговорить по душам. Признав, что сам справиться с проблемой не в состоянии, Финдекано обратился за помощью к отцу. Тот вырастил четверых детей и, в отличие от них с Майтимо, мог посмотреть на ситуацию непредвзято, со стороны. — Такое золотце всегда, и только когда речь заходит о Майтимо, словно валарауко в него вселяется, — пожаловался Финдекано. Сочувствия он не дождался. Нолофинвэ сложил руки на груди, совершенно не по-королевски закатил глаза к потолку и усмехнулся снисходительно и даже как-то злорадно. — И в кого он такой, а, сынок? Это еще что! Вот его папочка постоянно вынуждал меня чувствовать себя бессердечным злодеем, самозванцем, подлецом и… — Отец! — Что «отец»? Ты и сейчас не образец послушного сына. Мальчику есть с кого брать пример. «Ты полвека ждал этого момента?» — хотел огрызнуться Финдекано. Неуместное веселье отца невероятно раздражало. Нашел время! — Я не требую от Эрейниона быть послушным, — терпеливо возразил он, сдерживая гневные слова. — Я не могу понять, почему он невзлюбил Майтимо так сильно, что готов ссориться, лишь бы его не видеть… И лишь бы я его не видел. — А почему ты вопил как кот, которому наступили на хвост, когда слышал, что к нам придут Лингвэ и его братья? Финдекано задохнулся от возмущения. Это же совсем другое! Лингвэ был одним из верных Нолофинвэ, если этим словом можно назвать того, кто притворяется другом, но при этом желает напакостить. Этот тип со своими братьями так старались рассорить Дома нолдор, словно были на службе у Моринготто. В Валиноре они рассказывали лживые байки, будто слышали как глава Первого Дома плетет заговоры против братьев. В Арамане они громче всех призывали свергнуть Фэанаро и назвать нолдораном Нолофинвэ, как более достойного сына погибшего короля. В Хелкараксэ — проклинали Первый Дом и разжигали в усталых путниках жажду мести. Лингвэ теперь был советником отца, и Финдекано его терпеть не мог. Как можно этого отвратительно типа с бессовестными белесыми, как у дохлой рыбы, глазами сравнивать с таким замечательным благородным эльда как Майтимо?! — Он настраивал тебя против твоего брата! — воскликнул Финдекано. Конечно, он не хотел, чтобы Лингвэ ссорил членов его семьи! И дело было не только в том, что это создавало проблемы в отношениях Финдекано и Майтимо. Самому Нолофинвэ разве становилось лучше от злобных науськиваний Лингвэ, отравляющих душу злобой, ревностью и подозрениями? Финдекано же за отца беспокоился! Любовь к родителю может выражаться по-разному. Кто-то считал, что любящие сыновья должны быть почтительны и послушны, беспрекословно выполнять волю отца, оправдывать его ожидания. Вот, фэанарионы, например, с этой их Клятвой, которая теперь казалось невыполнимой в обозримом будущем. Они призывали в свидетели Эру, но не это не позволяло им нарушить слово. Они давали Клятву отцу. Финдекано считал, что Фэанаро любил сыновей больше чем камни. Он велел им принести Клятву, но не предполагал, что исполнить ее будет труднее, чем собрать, вооружить и переправить войско. Если бы Фэанаро знал, к чему все приведет, он не согласился бы ради возвращения Сильмариллов превратить жизни детей в вечную войну. Они с Майтимо не раз спорили на эту тему. Но тот лишь пожимал плечами: он все равно не мог подвести отца и забыть о его наследии, его последней воле. Финдекано не понимал такой слепой верности отцу. Сам он прямо говорил Нолофинвэ, когда видел, что тот неправ. Например, когда он доверяет гадкому, злобному советнику. — От Лингвэ и его клики вообще ничего хорошего ждать не приходится! Я не понимаю, как ты терпишь его рядом с собой до сих пор. Разве он не доказал, что не желает мира между нолдор?! — О чем и речь, — Нолофинвэ снова усмехнулся и похлопал сына по плечу. — Не печалься. Утешай себя тем, что однажды и у тебя будут внуки, и Эрейнион еще наплачется с ними. — Злорадствуешь? — скривившись, прошипел Финдекано. — Наслаждаюсь торжеством справедливости, — парировал Нолофинвэ. — Я рассчитывал на отцовский совет, вообще-то! — О… — Нолофинвэ задумался или сделал вид. — Заходи ночью посмотреть, какой он милый, когда спит. Тогда днем тебе будет проще сдержаться и не всыпать ему так, как он этого заслуживает. Что ты так возмущенно на меня смотришь? Ты же просил совет. Мне это часто помогает… Финдекано поджал губы. Откровенное веселье Нолофинвэ его бесило. Пришел к отцу с проблемой, называется. Хотелось рявкнуть «Да чтоб я еще хоть раз обратился к тебе за советом!» и уйти, хлопнув дверью погромче. Хвала Валар, он — не вспыльчивый подросток и в состоянии вести себя взрослее. Отец заметил его настроение, перестал ухмыляться и смаковать триумф. Сел на резную скамью рядом с сыном, положил руку ему на плечо. — Финдекано… я, правда, не знаю, чем тут вам помочь. Я был бы рад сказать, что это пройдет, когда Эрейнион станет постарше, но у тебя же не проходит. — Это другое! У меня-то есть причины, и очень веские! — Почему ты думаешь, что у него нет? — Ты что-то знаешь? — насторожился Финдекано. Он мысленно упрекнул себя за недогадливость. Его собственные отношения с отцом уже давно были далеки от доверительных. Но почему же он не подумал, что сын мог поделиться проблемами с любимым дедушкой? — Эрейнион говорил с тобой? Нолофинвэ неопределенно повел плечом. Похоже, пообещал внуку сохранить разговор втайне. Как же разговорить его? Финдекано расспрашивал и так и эдак, но все, что сумел выяснить: Эрейнион беспокоится о нем. Нолофинвэ даже не признался, просил ли внук помощи в том, чтобы держать Майтимо подальше от их семьи. — Эрейнион когда-нибудь расспрашивал тебя об Альквалондэ? — спросил Финдекано. — Нет. Ты тоже думаешь, что дело в этом? Фэанарионы вечно втравливают тебя в неприятности и опасные истории, но Альквалондэ — самая веская причина беспокоиться о тебе. — Я сам отвечаю за свои поступки, — глухо прорычал Финдекано сквозь зубы. Он ненавидел разговоры о том, что Первый Дом плохо влияет на него. Отец выразительно покосился на него, но промолчал. Обычно он в таких случаях напоминал, что в послужном списке Финдекано нет ни одной глупой и неоправданно рискованной выходки, не связанной с фэанарионами. — Единственное, что меня смущает… Мне показалось, что Эрейнион злится на одного только Руссандола, хотя в Альквалондэ сражались все фэанарионы, — заметил Нолофинвэ через пару минут. Финдекано задумался. — С остальными он в принципе меньше общался… С Макалаурэ Финдекано держал дистанцию, и потому привозил к нему сына очень редко. Потом золотоголосый менестрель женился, и ревность поулеглась, но особой дружбы не было ни между кузенами, ни между дядей и племянником. Карнистир никогда не интересовался детьми и подростками. Финдекано с сыном гостили у него часто, но Карнистир всегда заранее приглашал в замок своих верных с детьми, чтобы племянник не мешал кузенам выпивать и вести дела. Эрейнион относился к дяде с уважением, но без особой привязанности. Однако согласился поехать к нему, когда два года назад потребовал покинуть Химьярингу. А ведь Карнистир пролил крови в Альквалондэ не меньше, чем остальные фэанарионы. Близнецы Амбаруссар были приветливы с Эрейнионом, но они жили далеко, вечно путешествовали, и встречаться с ними часто не получалось. К тому же Эрейнион, когда подрос, стал заметно ревновать кузена Тьелпе к ним, и потому не настаивал на поездках в Оссирианд. Атаринкэ так и не смирился с потерей Первым Домом короны, и поэтому не жаловал ни Финдекано, ни Эрейниона. Но оскорблениями не сыпал: Тьелпе уговорил его не обижать их, и — о чудо! — язвительный, завистливый Атаринкэ уступил. Финдекано его понимал: у него самого сын мог выпросить практически все, что угодно. Обычно Атаринкэ просто не приезжал ни в Дор-ломин, ни к тому из своих братьев, у кого гостили Финдекано и Эрейнион. Когда же они появлялись в Химладе, Атаринкэ старался пореже видеться. Финдекано был этому только рад. Внимательный взгляд кузена, направленный на Эрейниона, сильно беспокоил его. С годами в мальчике стала проявляться кровь его настоящего отца: едва уловимое сходство в жестах, интонациях, манере вздергивать подбородок и изображать самую очаровательную улыбку. Эрейнион унаследовал мягкие, округлые черты лица Ириссэ, а не вызывающую точеную красоту Тьелкормо, но что-то общее все равно проглядывало. Да и статью Эрейнион, похоже, пошел в Тьелко: уже сейчас был одного роста с Финдекано, а ведь он еще растет. Атаринкэ наблюдателен и умен, с него станется обратить внимание на сходство между вроде как очень дальними родственниками. Что же касается Тьелко… то здесь все было непросто. При виде кузена Финдекано испытывал целый ком противоречащих друг другу, но тесно перепутавшихся чувств. Злость — если бы не глупое поведение этого эльда, Ириссэ не заперлась бы в Нан Эльмоте со своим угрюмым затворником. Вина — Финдекано обманом похитил у него сына, лишил Тьелко счастья быть отцом. Жалость — Тьелко делал вид, будто скучает об Ириссэ только как о друге и кузине, но Финдекано замечал его боль, обиду, уязвленное самолюбие, ревность и тоску. Страх — что Тьелко обо всем догадается и попытается отнять у него Эрейниона. Нолофинвэ всегда учил сыновей, что нужно встречать опасность лицом к лицу, навязывая свои условия встречи. Поэтому Финдекано не избегал общения с Тьелко. Тот относился к его сыну, в целом, тепло и приветливо. Тьелко, в отличие от Майтимо, не особо любил детей, и поначалу возня с малышом надоедала ему уже через несколько минут. Но чем старше становился Эрейнион, тем сильнее Тьелко интересовался им. Звал на охоту, учил стрелять из лука и даже пытался научить его понимать птиц. Рассказывал, как понравиться юным девам, а как — девам постарше. Финдекано не нравился этот растущий интерес. Он боялся, что Тьелко все понял, и теперь пытается очаровать его сына, занять в его сердце место отца, чтобы потом Эрейнион выбрал его, а не Финдекано. Не будет же Второй Дом удерживать наследника силой. А временами ему казалось, что Тьелко захочет завести с его сыном совсем не родственные отношения. Эрейнион уже не ребенок, и он так похож на Ириссэ… Особенно сильно Финдекано стал опасаться за сына после одной попойки с кузеном. Тьелко был оживлен и показушно весел, он травил охотничьи байки и опрокидывал в себя бокал за бокалом. Напился раньше Финдекано, понес какую-то чушь. Потом плюхнулся рядом с ним на диван, обнял за плечи и зашептал в самое ухо, так что горячее дыхание щекотало кожу. Тысячи вопросов: расскажи об Ириссэ. Что она пишет о своей жизни в Нан Эльмоте? Она писала обо мне? Синдар владеют магией, как думаешь, этот Эол мог зачаровать ее? Майтимо сказал, что не даст мне войск прищучить Эола, а ты со мной пойдешь вызволять сестру? Ты правда думаешь, что она скоро уйдет от него? Финдекано отвечал, осторожно подбирая слова, чтобы на пьяную голову не сболтнуть лишнего. И вдруг заметил, что Тьелко распустил ленты на его прическе и пытается расплести ему косы. — Что ты делаешь? — Финдекано мотнул головой и поморщился. Он не любил, когда пряди лезли в лицо. — Распусти волосы, — велел Тьелко. — Зачем? — Распусти. Тьелко обнял его крепче, чуть ли не навалился, прижимая кузена к спинке дивана и подлокотнику. От него пахло вином — сильно, резко, и хоть Финдекано тоже пил, этот запах показался ему неприятным. Что ему надо от него вообще?! Финдекано с силой оттолкнул его, вскочил на ноги. Тьелко не попытался удержать его или вскочить следом. Только вперил в него взгляд: пристальный, голодный, полный отчаяния и волчьей тоски. Ты сам, бестолочь, виноват, что упустил ее! — Напиши ей! — воскликнул Финдекано вместо этого. Теперь уже точно не имело смысла делать вид, будто не догадывается о чувствах друга к его сестре. Жалко их обоих: мучаются же два балбеса. Тьелко обидел Ириссэ, теперь она терзала его fea разлукой. Может быть, она пыталась забыть неверного возлюбленного и начать новую жизнь с новой семьей, но Финдекано почему-то не очень в это верил. Это все назло Тьелко, Ириссэ так наказывает его. Да, изначально был не прав именно ветреный кузен, но они двое стоят друг друга! — Я писал, — Тьелко покачал головой и больше ничего не добавил. Видимо, не ответила или написала, что не вернется. Тьелко опустил голову, неприбранные волосы завесили лицо. Финдекано невольно выдохнул. Когда тот перестал впиваться в него жутким взглядом, стало намного легче. Тьелко, не снимая обуви, подтянул колени к груди и обхватил их руками. Он выглядел ужасно одиноким и несчастным в этот момент. Пьяный, отвергнутый. Ненужный. Финдекано почувствовал, как в груди сдавило сердце. Но он ничем не мог помочь другу! Только сказать: «у тебя есть от нее сын», — но на это он никогда не пойдет. Как она могла их всех бросить? Финдекано, Эрейнион, отец, Тьелко — они же все любят ее и ждут! Он сел обратно на диван и осторожно погладил Тьелко по волосам. После ухода Ириссэ у кузена стали временами проявляться вспышки злости и невыносимого высокомерия, и он мог взбеситься от проявления простого сочувствия. Вместо этого Тьелко, так и не отпустив своих коленей, повалился на бок, уронив голову Финдекано на бедро. Тот поерзал, чтобы кузену было удобнее. Тьелко молчал. Его лицо было скрыто волосами, не поймешь, о чем думает. Финдекано не знал, что ему сказать, и мог только продолжать гладить по голове, словно большую собаку, а не ее хозяина. Плечи Тьелко дрогнули. Он поднял руку к лицу, наверно, закусил костяшки пальцев, но все равно вырвался всхлип и странный звук, похожий на скуление щенка. Гордый фэанарион тихо давился слезами у него на коленях — а может, Финдекано только послышалось. Наутро Тьелко пытался компенсировать свой позор насмешками — конечно же, в адрес кузена. — Заткнись уже, пьяница. Не умеешь пить, так нечего на других кивать! — не выдержал Финдекано. Ему было жаль Тьелко. Но, обдумав вчерашнее на трезвую голову, он понял, что кузен ищет замену Ириссэ. Не в смысле — новую невесту или подругу, а временную замену или напоминание, ее образ в других — что-то, что позволит ему меньше скучать, пока Ириссэ разбирается в отношениях со своим мужем. Ох уж этот Тьелко, вечно ему неймется! Но отдавать ему на съедение Эрейниона Финдекано не собирался. «Распусти волосы…» Финдекано поежился. Ладно, он! Он-то знает, как сладить с кузеном. А Эрейнион, скорее всего, растеряется, позволит Тьелко заговаривать ему зубы, и… Как далеко может зайти скучающий по Ириссэ фэанарион, Финдекано не хотел даже представлять. Избегать общения не получалось. И потому что Тьелко не понял бы такой перемены отношения, и потому что Финдекано сам нуждался в его обществе. Они были друзьями с самого детства, и без буйного кузена жизнь Финдекано временами становилась слишком пресной и скучной. Нолофинвэ ни за что бы в это не поверил, но Финдекано обладал чертой, которая подчас бесила его в себе самом: он был благоразумен до тошноты. Да, нолдор называли его Астальдо, Отважный. Ввязаться в историю, пойдя на поводу у друга, или рискнуть ради любимых — это запросто. Вот, например, около века назад он с малым отрядом бросился на дракона, потому что защищал кузенов и своих подданных. А сам по себе он сразу начинал думать, как доставит всем проблем и беспокойства. Запал и жажда впечатлений быстро проходили, задавленные мыслями об ответственности. И если Финдекано хотелось сотворить что-то безумное, то ему требовался кто-то попавший в беду — или Тьелко. В последние годы Финдекано предпочитал ездить к Тьелко один. Иногда оставлял Эрейниона у Майтимо, а сам отправлялся в Химлад. Но Эрейнион хотел видеть своего кузена Тьелпе, и не всегда соглашался на такие условия. Приходилось постоянно бдить, чтобы сын и его дядюшка не бывали подолгу наедине. А теперь, скорее, придется наоборот: оставлять сына в Химладе, чтобы увидеться с Майтимо. Да ни за что! Пусть лучше у Макалаурэ пению учится! Из всех принцев Первого Дома Эрейнион был ближе всего с Майтимо и Тьелпе. С троюродным братом разница в возрасте была самая маленькая, но значительная. Тьелпе был старше и из старшего Дома, и потому видел лишь один вариант их дружбы: беспрекословное подчинение младшего кузена ему. Эрейнион, разбалованный вниманием отца и деда, не привык, что ему приказывают. С ним обычно можно было договориться, если подробно объяснить, почему требуется поступить именно так. Тьелпе же, хоть и считался обладателем самого мягкого и терпеливого характера в Первом Доме, похоже, просто придерживал свою властность и амбиции, пока в семье не появился кто-то младше него. Кузены ругались постоянно, но не упускали возможности встретиться и никогда не позволяли своим ссорам испортить настроение другим. Тьелпе не участвовал в битве при Альквалондэ — был еще слишком юн, и Атаринкэ заставил верных Первого Дома удерживать его подальше от опасности. То, что Эрейнион все еще переписывался с Тьелпе, ни о чем не говорило. Чтобы проверить, в Альквалондэ ли дело, Финдекано через несколько дней после отъезда Майтимо предложил съездить в Оссирианд. Они с Эрейнионом давно не навещали Амбаруссар, а у тех скоро день зачатия. — Только в Оссирианд? — сощурился сын. — Можем заехать в Таргелион или Химлад, раз уж будем на Востоке… — И не севернее Химлада? — Не севернее, — вздохнул Финдекано. Действительно, зачем вообще куда-то ехать, если он не сможет увидеться с возлюбленным? — И не встретим случайно кого-нибудь, скажем, в Таргелионе, — вкрадчивый тон Эрейниона и требовательное выражение мордашки раздражали. Может, все дело в том, что Финдекано дает ему слишком много свободы, вот сын и пытается управлять жизнью своих родных? — Ты не встретишь, — проворчал Финдекано. — Хорошо, — согласился Эрейнион. Вот, значит как? Он все-таки не злился на остальных фэанарионов. Майтимо отвечает за всех как старший? Или Эрейнион обижался, потому что прежде доверял ему больше, чем всем остальным? Финдекано все больше склонялся к мысли, что дело было не в Альквалондэ. Или, по крайней мере, не только в Альквалондэ. Эрейнион злится за что-то еще, и само по себе это было не так страшно, но в сочетании с рассказом о битве с тэлери…? Надо было во всем разбираться сразу, не позволять словам Майтимо, будто это обычные подростковые капризы, усыпить бдительность. Теперь уже и не вспомнить, кто и что именно мог в те дни сказать или сделать, и почему Эрейнион мог что-то неверно истолковать! Проходили годы, Финдекано старался помирить сына с Майтимо — ведь тот так любил дядю раньше! Сам Майтимо сотни раз со всем возможным терпением уговаривал его объясниться. Но чем больше они старались, тем сильнее упрямился Эрейнион. Финдекано несколько раз заводил разговор с твердым намерением не отступать, пока не добьется ответов. В результате или получалась неприятная ссора, или же сын закрывался стеной глухого молчания. — Почему ты не можешь довериться мне? Разве я когда-то подводил тебя? — в отчаянии вопрошал Финдекано. И сердце пропускало удар: сын отворачивался и не отвечал. Как смириться с недоверием любимого сына? Финдекано старался не повторять ошибок своего отца, не отталкивать Эрейниона холодностью и властностью. Он хотел быть ему другом, защитником, к которому можно прийти с любой проблемой, поделиться и радостью, и печалью. У него вроде бы даже получалось — пока речь не заходила о Майтимо. Теперь Эрейнион не просто не желал видеть дядю. Пытался и отца не пустить к нему. Упрашивал, цеплялся, вис на Финдекано, словно ребенок, которому несколько месяцев разлуки кажутся вечностью. Обещал быть идеальным сыном и делать все, что скажут — да разве от него кто-то этого требовал?! Финдекано все равно уезжал, хотя сердце разрывалось от необходимости покидать обиженного, несчастного сына. Однажды Эрейнион убежал в лес и сломал ногу, лишь бы отец никуда не поехал. Глупая, детская выходка, а ведь парню в тот год было уже восемьдесят! Финдекано тогда пригласил Майтимо к ним, чтобы сын не думал, что такие методы будут действенны. Даже Нолофинвэ встал на его сторону и устроил выволочку внуку. Но переубедить Эрейниона не удавалось. Финдекано и Майтимо пришлось смириться, что их маленькая семья больше не будет единой. Что же до остальной родни, то Ириссэ писала редко. Иногда приходилось ждать новостей по пять-шесть лет. Все обещала выбраться и приехать, но всякий раз что-то мешало. В осанвэ Финдекано не мог дотянуться до нее, даже когда бывал неподалеку, в Химладе. Связь между братом и сестрой ослабла за годы разлуки. Финдекано никогда не думал, что будет скучать по отвратительным годам, которые они провели в Хелкараксэ. Но там Второй Дом был единым, они поддерживали друг друга… Турукано не давал о себе знать почти три сотни лет — с тех пор как тот оставил Невраст и увел свой народ. Но однажды гонец — синда, живший неподалеку от Митрим, — принес письмо. Отправителя не знал, получил его от другого гонца, не пожелавшего назвать свое имя. Финдекано оглядел незнакомый герб в бело-ало-золотых цветах. Серебристый круг — видимо луна, яркий двойной лепесток или сердце и стилизованное солнце со множеством лучей. Финдекано сосчитал их: двенадцать. Гордые Нолофинвэ и Фэанаро, даже напыщенный Эльвэ Синдиколло, Владыка Дориата, обходились восьмью, только у Финвэ на гербе было шестнадцать. Кто же это такой самоуверенный и претенциозный? Даже не глядя на подпись, Финдекано понял, от кого это послание. Что заставило дорогого братца Турукано прервать длительное молчание? Неужели соскучился по родным? Финдекано покрутил в пальцах конверт и понял, что совсем не хочет вскрывать его. Не потому, что злится на брата, не может простить его внезапный отъезд или то, что он не выпускал Ириссэ. Что-то случилось? Прикрыв глаза, Финдекано глаза и мысленно воззвал к Элентари. Пожалуйста, пусть там будет просто новость, что Итариллэ вышла замуж, и Турукано стал счастливым дедом.