Связь fear

— Ты слишком мало занимаешься Дор-ломином, — заявил Нолофинвэ. — Редко там бываешь, постоянно в разъездах: то у фэанарионов, то в Фаласе. Конечно, надо… — Я могу себе позволить поездки, потому что управляю Дор-ломином так хорошо, что мое постоянное присутствие не требуется! — перебил Финдекано. — Дор-ломин процветает! Не это ли признак того, что я справляюсь? Он никогда не считал правильным контролировать лично каждую мелочь. Чем больше доверяешь своим верным, тем больше они ценят твое доверие. Не все, конечно. Но Финдекано старался назначать на важные должности эльдар особого склада характера: ответственных, увлеченных, талантливых. Следить за каждым их шагом, когда все и так идет хорошо — только сковывать инициативу. Майтимо придерживался прямо противоположной точки зрения, а Нолофинвэ, как Финдекано прежде казалось, занимал промежуточную позицию. Похоже, он ошибался. — Ты мог бы заниматься им больше, и дела шли бы еще лучше. Ты не использовал всего потенциала доверенной тебе земли. Финдекано отказывался верить глазам и ушам. Это несусветная чушь, нелепица, наглая и чудовищная ложь! Но Нолофинвэ произносил ее так, словно действительно верил в свои слова. Как настоящее обвинение. Финдекано уже совершенно не понимал, что происходит. То, что делает Нолофинвэ — это не похоже на родительскую заботу, даже перешедшую границы разумного. Ему одиноко — но ведь Финдекано не бросил его одного после гибели Ириссэ! Или он сам, или Эрейнион, или они оба почти всегда были рядом. А отец вот как! Значит, слова о плохом управлении Дор-ломином — правда? Но за что такое суровое наказание? Лишить земель, запереть в крепости — так карают предателей! А не тех, кто справился недостаточно хорошо! И если Нолофинвэ что-то не нравилось, он мог высказать претензии раньше! — Ты ждал четыреста лет, чтобы сообщить мне о своем недовольстве только сейчас?! — закричал Финдекано. — Финьо, я не хочу с тобой ссориться, — произнес Нолофинвэ вроде бы примирительным тоном. Однако в нем слышалось очень четкое «но». «Но не изменю своего решения, и буду ссориться, если не прекратишь спорить». О, так это, оказывается, Финдекано такой зловредный, разводит в семье ссоры, а не отец своим произволом лишает его всего, чтобы запереть тут! Да лучше бы всех разведчиков Белерианда на уши поставил, чтобы нашли Турукано! Чтобы Нолофинвэ было кого воспитывать и о ком беспокоиться! На самом деле их семья вдвое больше: Турукано, Итариллэ, Ломион! Нолофинвэ не нужно вцепляться в Финдекано как утопающему — в единственный обломок корабля! — Это хорошее решение по многим причинам, — размеренно продолжал Нолофинвэ, расправляя невидимую складку на одеянии. — Число эдайн быстро растет, и им нужны новые земли. А эльдар еще предстоит заново заселять Невраст. Я скажу, что мне требуется твоя помощь здесь, и никто не посмеет подумать о тебе что-то не… — Я, как ты тогда в Арамане, скажу, что нолдоран безумен, и кто-то должен присмотреть за ним! — выплюнул Финдекано. Глупый, бессмысленный выпад, но что он еще мог сказать. Нолофинвэ бросил на него грозный взгляд сверху вниз, но повел плечом и махнул рукой. Мол, говори, что хочешь. Знал, конечно, что Финдекано так не скажет. Что Финдекано вообще ничего не может сделать ему — королю! Это был самый неподходящий момент, чтобы проявлять слабость, но Финдекано вдруг почувствовал себя отвратительно. Как в первые дни после ранения в Химладе. Голова закружилась, виски и лоб заломило, к горлу подкатила тошнота. И снова задрожала, зазвенела в голове стальная заготовка. Острая — будущий меч. Сейчас соскользнет с наковальни, отскочит от пола, рубанет — случайно, без замаха, только под собственным весом, но этого хватит, чтобы брызнула кровь. Оружие, даже неготовое — это всегда опасно. Это все равно оружие. Власть, даже в руках родного отца — тоже. Мир вокруг подернулся туманной пеленой. Происходящее казалось нереальным. Может, это сон? Ему все это грезится, а отец вовсе не лишал его земли, не собирался показать всему Белерианду, что Финдекано — никчемный нолдо. Никто, по ошибке родившийся принцем. Бесполезный, неумелый лордик, которому нельзя доверить даже небольшой уютный край на безопасном юге, по соседству с союзными землями. За что ты так со мной, отец?! — Отец, давай поговорим нормально. Как двое взрослых эльдар. Я справляюсь с управлением Дор-ломином, и прежде тебя все устраивало. Если что-то не так, я все исправлю, только скажи! Финдекано услышал в своем голосе умоляющие нотки и мысленно обругал себя. Нолофинвэ презирал неумение держать себя в руках. Он прощал и даже не упрекал, если это случалось наедине или в кругу семьи, но считал признаком незрелости. — Хватит, — на лице Нолофинвэ дернулся мускул, но тут же вернулось величественное и властное выражение. — Я твой отец и король, и я приказываю тебе. Отец и король. И имеет право приказывать. Финдекано с отчаянием подумал, что у него только один способ избежать заключения — отречься от отца. Свою землю он и так уже потерял. Отношения и так уже испорчены: как доверять ему после такого, как любить, принимать и прощать? Уедет к фэанарионам — не прогонят же. А если власть нолдорана дотянется и туда — отправится еще дальше на восток. Но как же Эрейнион? Надо забирать его с собой, но отец не отпустит их обоих. А как не отпустит? В темницу посадит? Отец не может… Но он может! Он нолдоран, и в его руках власть. И что тогда? Сбегать, забирая сына, и развязывать противостояние, убедив Майтимо не выдавать их? Как Финдекано может обречь Эрейниона на такую жизнь? И нолдор на новую вражду? А у Майтимо еще Клятва, для исполнения которой критически важны союзники. «Брат будет предавать брата…» Но не отец же! Проклятая железка звенела в голове все громче и громче, кровь застучала в висках. Финдекано почувствовал, как кривятся в отвращении губы. Никогда прежде он не испытывал такого унижения. Как же хотелось сбежать отсюда — подальше от него, навсегда, даже не потрудившись бросить гневные слова в лицо Нолофинвэ. Но он не может. Эрейнион. Майтимо. Нолдор. — Твой приказ будет выполнен… нолдоран. Финдекано развернулся и вышел, не глядя на короля. Под каменными сводами Барад-Эйтель шаги звучали гулко и громко. Казалось, с каждым шагом пропасть между ним и отцом, через которую они старательно наводили мосты последние десять лет, становится все шире и глубже. Нолофинвэ не передумает — он уже все решил. Финдекано заперся в своих покоях и бездумно уставился в окно. Надо было написать сотни писем, организовать переезд эдайн и эльдар. Король не уточнил, но наверно, ожидал, что Финдекано сам займется этим вопросом. Но он не смог заставить себя взяться за перо. Это ведь не одного его лишили положения и собственности. Сколько эльдар потеряют свои должности просто потому, что здесь аналогичные места уже заняты? В дверь поскребся Эрейнион. Финдекано не хотел никого видеть, но не стал обижать сына невниманием. Тот зашел, сел у ног отца, сложил голову ему на колени. Финдекано тут же запустил пальцы в волосы сыну. Эру, спасибо за этого доброго и ласкового мальчика. За то, что тот не похож на своего бесчувственного деда! — Опять вы с дедушкой поссорились, — с мягким упреком протянул Эрейнион. — Он сам не свой… Это Финдекано не свой — в смысле, не принадлежит себе и не может за себя решать… Слово за слово, Эрейнион вытянул из него подробности разговора с Нолофинвэ. Какой смысл скрывать: сын уже не маленький, и он не слепой, сам поймет, что «беспокоился за отца и решил перебраться к нему поближе» — вранье. — Когда я получу Невраст, я заберу тебя к себе, — пообещал Эрейнион после долгого молчания. — Это не нам решать, — напомнил Финдекано, перебирая его локоны. Простое бессмысленное действие успокаивало и отвлекало от мрачных мыслей. — Это его земля. Нолофинвэ не доверит им Невраст, ему проще держать их при себе. Как домашних зверушек. Ярость, что нолдоран может так поступить и с Эрейнионом, его, Финдекано, сыном, обжигающим потоком поднялась от груди к голове. Он еле сдержался, чтобы не вскочить на ноги и не броситься продолжить спор с Нолофинвэ. Видно будет. Эрейнион становится все старше, ему в прошлом году исполнилась сотня — скоро можно будет доверить собственную землю. И теперь у него будет, кем править. Хорошо бы, если Нолофинвэ отдал ему Невраст в ближайшее время — тогда Финдекано не придется ломать голову, куда пристроить своих верных. Тех, кто не пожелает оставаться в Дор-ломине под властью атани. — Тогда уедем на юг! Восточнее Фаласа есть свободные земли. Устроим там наш маленький «Валинор», — Эрейнион развернулся, чтобы смотреть отцу в лицо. Его глаза были полны тревоги и жалости: в хорошем смысле, сочувствия. Финдекано улыбнулся, хоть и вышло криво. Эта готовность все бросить и уйти с ним и умиляла, и трогала до глубины души. Эрейниону-то пока никто ничего не запрещал, ему из Барад-Эйтель чуть дальше ездить в Фалас к Кирдану и друзьям, но только и всего. А он все равно согласен — ради него. — Договорились, adar? — Договорились. Как ни старался Финдекано убедительнее изобразить встревоженного сына, по Хитлуму поползли слухи. Некоторые эльдар — особенно те, кто потерял высокие должности, — даже прямо спрашивали его о настоящей причине. Ага, так он и сознался! С Нолофинвэ Финдекано разговаривал только по делу, называя его исключительно по титулу. Да и вообще старался поменьше встречаться с ним даже взглядом в залах и коридорах Барад-Эйтель. За глаза хватало советов и мероприятий, когда приходилось делать вид, будто в королевской семье мир и лад. Видел, что отцу это неприятно, что это задевает его. Но жалеть и утешать обидчика — опасная стратегия. Хотя, наверно, Ниэнна нашла бы, что возразить. Сказала бы она, что это жестоко — не видеть, как тяжело переносит отец гибель Аракано и Ириссэ и свое одиночество? Что он не со зла, просто не умеет просить о помощи иначе… А должен был уметь! Финдекано считал поступок отца предательством. И не собирался прощать. Хотелось закрыться от него ледяным панцирем, который всегда выставлял сам отец между собой и другими. Выстроить несокрушимый аванир, подобно тому, что защищал fea Майтимо после плена. Хотелось презирать Нолофинвэ, вырвать из сердца любовь к нему — с корнем, как сорную траву! Рвешь ее, рвешь, а она все прорастает и прорастает… Спустя несколько недель, когда гнев улегся, в голову полезли мысли о примирении. Как легко было бы забыть, что у него вообще был когда-то Дор-ломин, его маленький «Валинор», в который он вкладывал душу, как мастер в свое творение. Отец мог вообще не давать ему земли, с самого начала оставить его при себе, и не было бы причин для обид. Сколько можно изводить себя злыми мыслями и разобщать семью? Кому от этого лучше? Они ведь любят друг друга, на самом-то деле… Финдекано злился, ловя себя на таких рассуждениях. Ириссэ вон хватило духу сбежать и от Турукано, и от Эола, когда те пытались ее запереть. А он? И он сбежит. Если Нолофинвэ не отдаст Эрейниону Невраст, то ничего их тут держать не будет! Через два года приехал Майтимо. Финдекано написал ему не сразу, зная, что на Восток еще не скоро дойдут вести. Потом, все же, решился. Причин не уточнял, просто «обосновался в Барад-Эйтель». Выяснение подробностей по переписке растянулось надолго, тем более что Финдекано старался писать обтекаемо: не лгать напрямую, но и не жаловаться на отца. Но в глубине души надеялся, что Майтимо догадается, приедет и поддержит его. — Ты настолько беспокоишься за него? — нахмурился тот, когда все-таки выбрался в Барад-Эйтель. Финдекано кивнул. Он собирался все рассказать при личной встрече, но почему-то язык не повернулся признаться, как отец с ним поступил. Как он позволил отцу поступить. Как сказать вслух, что не справился с управлением данной ему землей? Что он, гордившийся своей дипломатичностью, не смог найти общий язык с родным отцом? Отстоять свои права взрослого эльда, а не ребенка. — Я тебя чем-то обидел? — Майтимо положил руку ему на плечо и нахмурился еще сильнее. Темно-рыжие брови почти сошлись на переносице. — Думал, что заслужил твое доверие… Майтимо умел упрекать так, что сразу становилось совестно. — Прости, — Финдекано опустил взгляд. Самое время было все объяснить, но ему была противна мысль обсуждать это. Он понимал, что ведет себя глупо, ожидая, что Майтимо сам все поймет без слов, без осанвэ, и все же что-то мешало поговорить. Может быть, то самое, что не давало Ириссэ признаться в письмах, что она несчастлива с Эолом… — Это не твое решение, — скорее с утвердительной интонацией произнес Майтимо. А что, можно было поверить, будто это его решение?! Что он сам отказался от ответственности за своих эльдар?! Что он сам выбрал быть никем при владычествующем папочке, а не лордом Дор-ломина, прекрасного и уютного края?! Он, валарауко его дери, любил Дор-ломин! И он справлялся! Финдекано выстроил сеть дозорных башен с системой быстрого оповещения. Да, не сам ее придумал, заимствовал у фэанарионов — но что с того! В Дор-ломине процветало земледелие и разведение скота. Отец сразу предупреждал, что от этой, самой южной части Хитлума, ожидается, что она поддержит и север, и Невраст в случае неурожая и голода. И кладовые ломились от запасов! А какие мечи и доспехи ковали у них! За лучших молодых кузнецов Финдекано лично просил у Атаринкэ и Тьелпе, чтобы те взяли их в ученики… Но он действительно часто и надолго оставлял Дор-ломин… Делу это не мешало, тем более что в поездках Финдекано тоже не забывал об интересах своей земли и своих верных. Но, может, остальным это было не так заметно? Вдруг, и нолдорану, и эльдар такое поведение казалось легкомысленным? А может, его верные, привыкшие самостоятельно решать вопросы, просто не докладывали ему, если им приходилось туго без помощи лорда? Думали, что он самоустранился от забот о них? Но это же не так… И не факт, что Хадор справится лучше! А может, и не важно, насколько хорошо Финдекано справлялся. Нолофинвэ просто захотел и отнял у него все, невзирая на выгоды для Дор-ломина и всего королевства… Финдекано кивнул, не поднимая взгляда. — Я поговорю с ним, — решил Майтимо. Финдекано благодарно ткнулся лбом любимому в плечо. Поговорить — плохая идея, только разругаются. Но до чего же приятно, когда тебя хотят защитить, пусть даже и от родного отца. — Не надо, — вздохнул он. — Что ты ему скажешь? Я его сын, но он и меня не пожелал слушать. Майтимо хмыкнул и потрепал его по затылку. — Я скажу, что ты наш брат, и что мы примем и защитим тебя в любое время, когда ты этого пожелаешь. Финдекано рассмеялся. Ох уж этот Майтимо! Старший брат — это на всю жизнь. Он не думал, что из этой затеи что-нибудь получится. Но пусть хоть кто-то, кроме них с Эрейнионом, скажет Нолофинвэ, что тот — болван! Что он добивается прямо противоположного результата, и сам лишает себя сына! — Он сказал, что примет к сведению, — доложил Майтимо после долгой, двухчасовой аудиенции с нолдораном. Финдекано прекрасно мог себе представить, каким тоном Нолофинвэ это говорил. Мол, ты высказался, а теперь проваливай и не лезь не в свое дело. Но Майтимо, похоже, считал иначе или придумал какой-то план. Скорее, второе, потому что вскоре после его отъезда в Барад-Эйтель явился Тьелко. Финдекано не знал, что именно Майтимо рассказал брату, но тот не задавал вопросов. С порога потребовал праздника с вином и музыкой в честь приезда его, красивого. Напившись, бил себя в грудь и требовал пустить его к нолдорану. — Я просто поговорю, — обещал он. — Скажу, что возьму тебя на охоту. Как мужчине без охоты, ты же зачахнешь! Я бы и его позвал, но он своей кислой миной всю дичь распугает! Вот после химладских варгов только об охоте с нолдораном говорить! Финдекано с Эрейнионом еле утихомирили его. Но наутро Тьелко завел ту же песню. — Тебе надо развеяться, — непривычно серьезным тоном убеждал он. — Ты похож на зверя в клетке, у тебя в глазах тоска волчья, и нет, я не для красного словца это говорю. Тьелко требовал идти на кабанов в Бретиль. Или хотя бы на оленя. — С птицами, с собаками, с загонщиками. Ничего опасного, пусть Нолофинвэ сам проверит. А ты хоть по лесу погуляешь, без этого камня над головой! Да бывал Финдекано в лесу! Его под замком держали в переносном смысле, а не в прямом. Первый день лета, например, недавно на природе встречали, большой праздник был. Если бы Нолофинвэ позволил, Финдекано предпочел бы поехать в Нарготронд. И пусть там такой же камень над головой, зато у кузена Артафиндэ можно будет под благовидным предлогом задержаться надолго. В его-то благоразумии нолдоран не сомневался. Эрейнион, как обычно, хотел в Фалас. Потому что Кирдан, море, корабли и его собственная команда таких же юных бездельников (половина из которых — девы, но «нет, adar, внуков ждать рано, они мне все нравятся только как моряки»). Эрейнион обещал прокатить отца и дядю по морю так, что они, что мигом забудут про такую скукотень как охота. Разумеется, в споре победил Эрейнион — потому что знал подход к Нолофинвэ. Каким-то чудом сумел убедить его отпустить их ненадолго. — Под мою ответственность, дедушка, — уговаривал сын. — Я прослежу за отцом и за тем, чтобы Тьелко не впутал его в неприятности. Нолофинвэ смотрел на внука подозрительно, скептически. Возражал, но потом все же кивнул. Доверил ему присмотр за непутевым папочкой. Финедкано молча злился и призывал себя быть терпимее и снисходительнее к своей безумной семье. — Я с них обоих глаз не спущу! — обещал радостный Эрейнион. — Хоть кто-то в нашей семье устойчив к обаянию этого пройдохи Туркафинвэ, — удовлетворенно кивнул Нолофинвэ. Финдекано мысленно скорчил рожу. Устойчив, как же! В Химладе Эрейнион, распахнув глаза и разинув рот, слушал истории и советы дядюшки: как ублажить деву, когда уединитесь. Так и хотелось дать Тьелко затрещину — он же с Ириссэ таких знаний набирался, о ней трепался! Или не только с Ириссэ — а это еще хуже. Но не портить же насмешками дипломатический успех сына с несговорчивым нолдораном. Финдекано промолчал. Он вообще всю беседу простоял с каменным лицом, делая вид, что не разрешения просить пришел, а исполняет роль свиты принца Эрейниона. — Ты неправильно себя ведешь, — упрекнул его потом сын. — Неужели так трудно было помочь мне и сказать, что будешь благоразумен?! — Я не собираюсь ничего у него выпрашивать, — спокойно отозвался Финдекано, давя раздражение. И вообще, изначально речь шла о запрете ездить только на Восток, а не хоть куда-нибудь, за пределы Хитлума. Деспотизм Нолофинвэ не знает границ, так о чем тогда вообще с ним разговаривать? — Вы сейчас оба в тупике и не знаете, как вам быть дальше, — с умным видом разглагольствовал Эрейнион. — Я уверен, что дедушка уже понял, что был не прав, и сожалеет. Дор-ломин он у Хадора уже не отберет, это выглядело бы глупо. Но во всем остальном вы можете прийти к согласию. Ты должен дать ему шанс достойно отступить! Возможность отменить запреты и при этом не выглядеть непоследовательным… Хотя я уверен, если ты снова назовешь его отцом, он отпустит тебя и в Фалас, и в Нарготронд, и даже в Химлад. Ты должен помочь ему сохранить гордость, должен… — Я должен?! На чьей ты вообще стороне?! — не выдержал Финдекано. — На твоей, всегда на твоей! — вскинулся уязвленный сын. — Но вы же не можете теперь вечно ходить как чужие! Надо же решать проблему! Ada, ну что ты как маленький… Финдекано ожег Эрейниона гневным взглядом. Как маленький, да? Его ставят в положение ребенка, который вынужден отпрашиваться для поездки с друзьями, но требуют вести себя по-взрослому?! Как — по-взрослому? Он не уклонялся от обязанностей и делал все, что нолдоран приказывал ему. И даже больше, потому что теперь приходилось топить обиду и убивать лишнее время в работе. Нолофинвэ устроил проблему — пусть он ее и решает! Если действительно понял, что был не прав — так пусть скажет об этом! А с Финдекано хватит бесплодных попыток договориться с тираном! Он не будет делать вид, будто все понял и теперь исправился. Имеет он право на остатки гордости, в конце-то концов?! Эрейнион явно расстроился: вздохнул, опустил взгляд, замолчал. Финдекано почувствовал себя мерзавцем, ни за что ни про что обидевшим ребенка. Эрейнион ведь так старался его поддержать, даже в приезд Майтимо вел себя практически идеально: ну, пока не понял, что тот все равно не переубедил Нолофинвэ. И к примирению он сейчас призывал, потому что заботился о нем, Финдекано. Он обнял сына за плечи, поцеловал в переносицу — для этого пришлось привстать на цыпочки, несмотря на то, что Эрейнион стоял, повесив голову. Совсем большой уже… — Разберемся, моя Звездочка, разберемся. Не переживай. — Меня зовут Гил-галад, а не Эленинкэ! — возмутился сын, не пытаясь, впрочем, вырваться из объятий. Финдекано усмехнулся. Он мог бы сказать, что мама Эрейниона называла его именно Эленинкэ, а не синдаринским эпессэ, но это был бы запрещенный прием. И вот, с дозволения короля, трое нолдорских принцев с небольшой свитой отправились в Фалас: в Эгларест, южную гавань. Гонец к Кирдану опережал их всего на два дня — фалатримский правитель не любил церемоний и обиделся бы на предварительные переговоры и переписку. Кирдан был им рад. Крепко обнял всех троих, даже малознакомого ему Тьелко, затрещал о новостях, местных сплетнях, веселых планах на ближайшие дни. Уговорил угоститься сладким пирогом с водорослями, между делом подарил Эрейниону красивую и крупную черную жемчужину. Стал рассказывать какие-то морские байки, понятные только им с Эрейнионом. — Финьо! — громко зашептал Тьелко. — Он хочет сделать из твоего сына тэлеро! Кирдан расхохотался так заразительно, что Финдекано прямо физически ощутил, как тает тяжелый груз тоски на душе. Эрейнион был прав: море, солнечный Фалас и безумный суматошный тэлеро Кирдан — именно то, что нужно, чтобы забыть о проблемах с нолдораном. Вот бы Кирдан был его отцом, а не Нолофинвэ. Финдекано устыдился этой мысли. Каким бы замечательным ни был Кирдан, все же не он подарил ему жизнь и вырастил его. Не он провел через безжалостное Хелкараксэ. Это Нолофинвэ, а не Кирдан поддерживал его после Альквалондэ. Нолофинвэ защищал от «искаженца»-Тьелко, а потом сходил с ума от беспокойства, когда Финдекано валялся с перебинтованной головой в Химладе. Почему же тогда так уютно и легко с Кирданом, а не с родным отцом?! Эрейнион тем временем наслаждался поездкой. «Я привез не только вашего доброго союзника, но еще и своего дядю, который, вообще-то, ваш герой и спаситель», — крупными тенгвами было написано у него на лбу. Когда Первый Дом высадился в Эндорэ — а Второй и Третий готовились топать по Вздыбленным Льдам, — Фалас был захвачен войсками Моринготто. Орки осадили Эгларест и Бритомбар, фалатрим вели спешную эвакуацию. Что бы там ни думали некоторые сухопутные нолдор, в Фаласе на каждого жителя все же не приходилось по личному кораблю. Фалатрим, отрезанные от союзных синдар, отчаянно обороняли два оставшихся укрепления и надеялись, что выживут хотя бы перевезенные женщины и дети. И тут им на помощь пришли нолдор с горящими звездным светом глазами: войска Первого Дома, те отряды, которые вел Тьелко. Он не шел спасать фалатрим, он тогда вообще не знал, что там у них города. Просто разведчики доложили об армии орков, и Фэанаро доверил ему возможность расправиться с ней. Входить в город и красоваться перед спасенными Тьелко тогда было некогда, он гнал орков на север. А потом гибель Фэанаро, пленение Майтимо — не до поездок к фалатрим было. А позже весь Белерианд обошли слухи об Альквалондэ. Так что герой показался в спасенном городе впервые. Зато Эрейнион бывал тут так часто, что чувствовал себя как дома. Налюбезничавшись с Кирданом, Эрейнион позвал Тьелко смотреть Эгларест и, конечно же, корабли. А потом позволил запастись вином и фруктами и потащил за городскую стену к утесам. Оттуда открывался прекрасный вид на город и его окрестности. Белоснежные корабли было видно и отсюда. Эрейнион много говорил о форме киля, об оснастке, правильном развороте парусов. Финдекано гордился им: какой же умница, сколькому научился. Тьелко подшучивал над не нолдорским интересом, предлагал промочить горло вином, но слушал — внимательно слушал, небрежно обняв племянника за плечи. Финдекано засмотрелся на них. Гордые, статные. Дядя и племянник — или отец и сын? Красивы, но каждый по-своему. Не так уж и похожи — не больше, чем правдоподобно для дальних родственников. Никто не догадается… Но правильно ли это, скрывать от обоих правду? Если бы они узнали — что сказали бы тогда? Бросились бы так же спасать его от уныния и тоски? Или забыли бы о странном нолдо, продолжавшем выполнять данное сестре обещание, даже когда ее не стало, и оно потеряло смысл? Финдекано на несколько мгновений опустил веки, чтобы не видеть их вдвоем. Оттолкнуть Тьелко, оттащить Эрейниона. Это мой сын! Лекция о кораблях закончилась, и теперь Эрейнион и Тьелко о чем-то перешептывались, бросая друг на друга быстрые хитрые взгляды. Весело им вместе. Если Финдекано не говорил им правды, то мог хотя бы не препятствовать общению. А то ведь как Нолофинвэ: из-за тревоги за ребенка готов лишить его удовольствий в жизни. Пусть видятся сколько угодно! Нужно просто взять с Тьелко обещание не приставать к мальчику, и все. И плевать, что глядя на них, Финдекано безумно ревнует и чувствует себя лишним… — Ada, а правда, что Ниэнна хотела взять тебя в ученики? Тьелко говорит, — Эрейнион, юный наглец, обычно называл дядю просто по имени, раз уж тот не возражал. — Я ему не верю, но ты сейчас стоял с таким скорбным ликом… Финдекано вздрогнул, когда голос сына вывел его из круговорота нерадостных мыслей. Он недоуменно моргнул. Какие странные у них темы для разговоров. — Валиэ Ниэнна не говорила о наставничестве, но мы часто беседовали с ней. Я был бы горд стать ее учеником, если бы она пожелала… Если бы она пожелала этого до того, как вскрылась причастность Мелькора к раздору среди нолдор. — Чему она могла тебя научить? — фыркнул Эрейнион. — Плакать красиво? — По-моему, тебе хватит вина, — строго сказал Финдекано, но Тьелко не дал ему забрать у них бутылку. — Смотри, какие мудрые мысли приходят твоему сыну в голову благодаря вину! — наставительно отметил он. — Что мудрого в том, чтобы говорить о Валар неуважительно? — проворчал Финдекано. Тьелко выразительно фыркнул. В Первом Доме забыли о почтительности к их покровителям. И даже спасение Майтимо на спине Великого Орла не изменило этого самоуверенного и гордого пренебрежения. Никого не волновало, что если бы не Отец Птиц, то они с Майтимо погибли бы там оба. Неуважение к Валар! Нет бы в чем хорошем подражать Фэанаро! Вот бы какой-нибудь ответственный фэанарион взял бы и отучил племянника вставлять в речь синдаринские слова, коверкая благородный и правильный квенья! — Так значит, в том, что на площади Тириона Фэанаро хулил Валар, виноваты винные погреба Форменоса? — поддел Финдекано, зная, что читать Тьелко нотации бесполезно. — Моему отцу не нужно было вино, чтобы говорить мудро! — снисходительно бросил фэанарион, делая большой глоток и передавая бутылку Эрейниону. — Ты хоть понимаешь, как двусмысленно это звучит? — Не умничай, — скривился Тьелко. Эрейнион потянул Финдекано за рукав, вынуждая шагнуть ближе. Всучил ему бутылку, потребовал выпить. Обнял его, усадил на траву. А Тьелко тут же пристроился с другой стороны, прислоняясь плечом к плечу Финдекано. Как же хорошо. И как не хочется возвращаться. За неспешной, беззаботной болтовней Финдекано не сразу и заметил, что эти двое попросту спаивают его. — Тьелко, хватит, — решительно отодвинул он его руку с бутылкой. — А то я до дворца не дойду. Тот хмыкнул. Ну да, Туркафинвэ доведет, не надорвется. — Я тут подумал, — заявил вдруг Тьелко. — Если бы я собирался тебя похитить, то уже выполнил две трети плана. Вывез в далекое уединенное место, напоил до беспомощного состояния. Осталось только сбегать за конем и привезти тебя на Восток. — Но-но! — погрозил пальцем Эрейнион. — Я обещал деду, что не спущу с вас глаз. — Могу и тебя заодно похитить, — предложил великодушный Тьелко. — Зачем тебе вообще кого-то похищать? — перебрав вина, Эрейнион не мог понять, шутит Тьелко или говорит серьезно. — Но я никогда никого не похищал! А Майтимо говорит, что если в мире существует какая-то глупость, то я ее уже хоть раз, да сделал. Значит…? — Значит, Майтимо сам говорит глупость? — Значит, похищение — это не глупость, а здравая мысль, — назидательно поднял палец Тьелко. Финдекано фыркнул: ну и чушь они несут. Растянулся на еще теплой траве, уставился в синее небо, уже начавшее покрываться звездами. Как восхитительны творения Варды, как чудесен вечер, и как прекрасно Эндорэ! — Делай, что хочешь, — выдохнул Финдекано и уставился на самую яркую звезду. Легкий морской бриз щекотал лицо, далекие крики чаек казались уютными. Хорошо-то как… В Барад-Эйтель они вернулись ровно через три месяца — не так уж и много, если учесть дорогу. Тьелко был недоволен, но Эрейнион настаивал на точном соблюдении оговоренного срока. Мол, тогда Нолофинвэ охотнее согласится в следующий раз. Финдекано всю дорогу поддевал Тьелко за нерешительность: никто же в итоге не был похищен. Но тут скорее нужно благодарить бдительность Эрейниона. Например, когда Тьелко вдруг предложил Финдекано устроить скачки наперегонки «во-о-он до того утеса», Эрейнион сразу же разгадал его план и навязался третьим. — Все прошло прекрасно, никаких неприятностей не случилось! — отчитался он по приезду в Барад-Эйтель. Нолдоран остался доволен. Хвалил внука за ответственность и исполнительность. Тот улыбался, обещал продолжать в том же духе, а потом тактично исчез, оставив короля и его сына вдвоем. Повисла пауза. — И ты тоже у меня умница и сокровище, — вздохнул вдруг Нолофинвэ. Подошел ближе, усмехнулся: — Пока рядом не появляются сыновья Фэанаро. Финдекано не улыбнулся в ответ. Шутка была старая, еще с детских лет, когда вражды как таковой между Домами не было. Тогда отец пенял ему за дурное влияние фэанарионов безо всякой политической подоплеки. Хотя сам же признавал, что до того, как подружился с кузенами, Финдекано был слишком тихим и правильным, словно не живой ребенок, а кукла. Сейчас поддерживать шутку желания не было. После вынужденного переезда в Барад-Эйтель Финдекано вел себя с Нолофинвэ как с чужим, с посторонним — королем, но которому служат из-за верности короне, а не суверену. Даже если у него не всегда получалось чувствовать эту отчужденность, демонстрировать он ее мог сколько угодно. Нолофинвэ не умел читать по его лицу. Неловкие попытки отца снова начать общаться как прежде, лишь подогревали гнев Финдекано. Но Эрейнион говорил, что нужно делать шаги навстречу… Может, Нолофинвэ нужно было время, чтобы справиться с родительской тревогой, начать доверять ему снова? Понять, что поступил отвратительно? Может быть, теперь появился шанс быть им услышанным? — А когда появляются? — ровным тоном спросил Финдекано. Пауза затянулась, и отец, задумавшись о своем, не сразу понял, к чему эти слова. Он нахмурился, вспоминая начало разговора, и снова вздохнул. — А когда появляются, ты сияешь, как Лаурелин, — тихо произнес он. И тут же сменил тон на более жесткий или, скорее, ворчливый. — Только поэтому я терплю вашу дружбу. Финдекано недоуменно захлопал глазами. А он был уверен: это из-за политики, ради влияния на восточных лордов. И еще потому, что Нолофинвэ все-таки любит своих племянников. В глубине души. Он помнил, как у берегов Митрим, после передачи короны, фэанарионы отправлялись на Восток. Отец, прощаясь, вдруг дернул рукой, словно хотел подойти и обнять Майтимо — по-настоящему, как и должно обнимать родного племянника, которого отпускаешь в неизведанные земли на долгий срок. Племянника, на котором оставляешь огромную ответственность за треть народа и неспокойных братьев. Нолофинвэ тогда так и не решился его обнять. Может, потому что Майтимо, гордый и демонстративно независимый, всем своим видом показывал готовность завоевывать и властвовать, а не искать защиты у дяди. Финдекано знал, что это лишь умелое притворство. Майтимо был в ужасе от предстоящей борьбы с Моринготто и Клятвой, грозящих отнять у него братьев. Но Нолофинвэ не знал и потому не подошел — но хотел. Размеренный голос отца оторвал Финдекано от воспоминаний: — Знаешь… Пока ты не явился с крохой Эрейнионом на руках, я опасался, что… — Нолофинвэ усмехнулся. — Что однажды ты придешь за руку с сыном Фэанаро и скажешь, что любишь его не как родича. Что ваши души связаны, и все в таком духе… Отец догадывался? Финдекано удивился. Ему казалось, что Нолофинвэ, при всей его мудрости, не очень-то замечает чувства и привязанности других. Иначе бы он и разногласия с Фэанаро не довел бы до открытого противостояния, и не вызвал бы недоверия Ириссэ. И не стал бы поступать как тиран с Финдекано. «Ты должен дать ему шанс достойно отступить!» — говорил Эрейнион, призывая помириться. Раз отец сам завел об этом разговор… Вот он — шанс открыться, дать понять, что Финдекано чувствует. Связь fear — это ведь аргумент, верно? После такого даже самые строгие родители уступают и не возражают против избранника своего ребенка. Может, отец не вернет Дор-ломин и не отдаст им сейчас Невраст, но не будет запрещать поездки на Восток? Не станет идти против замысла самого Эру и разлучать связанные, созданные друг для друга fear. — Они связаны… отец.