Связь fear

Питание fea Майтимо отнимало все силы, и между лечениями Финдекано спал крепко. Он совсем не ощущал хода времени, а календарей в Чертогах не водилось. Когда в темном дыму Майтимо появилась первая светлая полоса, Ирмо обрадовался: — Отличный результат всего за полтысячелетия! Кроме того случая точных цифр Финдекано не слышал. Интьяле, в чей сектор определили Майтимо, когда признали неопасным, на неположенные вопросы не отвечала. Все еще дулась на нолдорана за безрассудство и за то, что тот злит Намо. При встречах Финдекано приходилось выслушивать ее нотации — и это она еще не знала, как именно он помогает лечить своего любимого! Когда fea Майтимо стала на четверть светлой, Намо отвел Финдекано далеко вглубь квенийской части Чертогов, к запертой двери, а оттуда — к гобелену. Финдекано удивился, зная, что право смотреть на творения Вайрэ дается fear за примерное поведение. Разве Намо не считал его худшим своим гостем, злодеем, безумцем, самоубийцей и коварным узурпатором — или кем-то в таком духе? Но не отказываться же от возможности узнать что-то родных и о нолдор! Гобелен был прекрасен. Морской берег, вытканные до мельчайших деталей снастей белые корабли. Пронзительно-синее небо, горные хребты на горизонте. Незнакомые деревья с огромными листьями — такие бывают только в теплых, солнечных краях. На берегу суетились квенди: разгружали корабли, ставили лагерь. Но все это Финдекано рассмотрел позже. А первым делом его взгляд прикипел к знакомому, родному лицу. Эрейнион, любимое дитя! Серьезный, взрослый, хотя и очень молодой. Немного усталый, но сильный и величественный, с гордой осанкой и ясным, уверенным взором. В короне нолдорана — той самой, которую когда-то оставляли в Барад-Эйтель Нолофинвэ, уезжая на поединок, и Финдекано, готовясь к битве. Финдекано переполняли гордость за сына и счастье, что с ним все в порядке. Он всматривался в каждую черточку повзрослевшего лица, пытался угадать, сколько бед пришлось пережить его мальчику, прежде чем в Эндорэ воцарился мир. Но в уголке губ сына притаилась мягкая полуулыбка — значит, все хорошо? Беды позади, Эрейнион счастлив. Слева, рука об руку с новым нолдораном, стоял Кирдан: в мудрых глазах таились грусть пополам с надеждой. Это не Фалас, осознал Финдекано. Кирдану пришлось бросить свою страну, где его народ процветал много веков. Финдекано поискал взглядом название: «Основание Митлонда». За спиной Эрейниона стояли… о, старые знакомые. Айгас и Олостэ! Выжили и теперь помогают его сыну! Финдекано был очень рад за них обоих и понял, что соскучился по своему другу. Но как же прекрасно, что сын в надежных руках! С ним заботливый Кирдан, несносный, но честный Олостэ и незаменимый Айгас — едва ли не единственный эльда, в чьей верности Финдекано никогда не сомневался. Пятый, последний из тех, кого Вайрэ изобразила на первом плане, был Финдекано не знаком, и потому не сразу привлек его внимание. Но, вглядевшись в его лицо, Финдекано не мог оторвать глаз. Этот эльда, молодой черноволосый нолдо, — да он же точно один из потомков Нолофинвэ! Кто еще может хмуриться так, словно он один обязан предугадать и предотвратить все беды в мире? Нолдо положил руку на запястье Эрейниону и показывал ему на что-то за пределами гобелена. Это ему улыбался нолдоран, его он слушал. Финдекано наклонил голову, чтобы посмотреть с иного ракурса. Как же они двое похожи, только неизвестный нолдо помладше… Да вот же и герб его плаще: ткань у плеча собралась в складки, но синее поле и звезду в центре Финдекано разглядел. — Владыка Намо, — с надеждой обернулся к Судии Финдекано. — Этот нолдо, рядом с Эрейнионом — это его сын? У меня родился внук? По правую руку стоит — точно наследник! Прошло больше половины тысячелетия, Эрейнион запросто мог успеть жениться и вырастить сына. Жаль, невестку Вайрэ не изобразила. Неужели, супруга Эрейниона погибла во время войны? Намо загадочно сверкнул глазами-звездами из-под капюшона. — О, с этим нолдо связана долгая история. Вайрэ понадобился целый зал гобеленов, чтобы рассказать ее. Ты можешь их все увидеть… Намо сделал паузу, и Финдекано сам додумался, какое условие нужно выполнить. — Скажи Ниэнне, что отказываешься дальше лечить своего друга, — подтвердил догадку Намо. — Майтимо восстановил немалую часть своей fea, остальное сделают Чертоги. Финдекано покачал головой. Он мертв и ничем не может помочь сыну, так что посмотреть гобелены — это просто потешить свое любопытство. Обойдется! Самое главное он уже увидел: с сыном все хорошо, он в надежных руках и, похоже, уже не нуждается в защите и опеке. — Не стыдно? — не удержавшись, упрекнул он Намо. Как можно вообще такое предлагать, это же предательство, самое настоящее. Бросить Майтимо здесь на тысячелетия… — А должно быть? — парировал тот и махнул рукой, указывая на выход. Непослушным fear больше гобеленов не положено. А в дверях зала Намо вдруг заявил: — Я сильнее моих сестры и брата, я вижу то, что им недоступно. Твоя fea не тускнеет, но истончается. И раз твои сознание и память в порядке, значит, страдает что-то другое, даже если мы не можем понять, что именно. Финдекано набычился и промолчал. Хотелось огрызнуться и потребовать не лезть в его дела, но Намо не послушает. Да и стыдно: старший из Фэантури недолюбливает его и не скрывает этого, однако же заботится, беспокоится. — Если бы Ниэнна смогла увидеть эти изменения, она приняла бы мою сторону, — проворчал Намо. Финдекано подавил усмешку. Беспокоится — ага, только не за него, а за свой авторитет всегда правого старшего брата и Судии, чьи решения неоспоримы. — Тебе совсем на себя плевать? — закипал Намо. — Нет, — тихо отозвался Финдекано и заставил себя изобразить извиняющийся тон. Не было ему на себя плевать, но Намо искал ущерб его fea напрасно. Страдала именно память, а не что-то иное. Финдекано это знал и тщательно отслеживал потери. Невеликие — по сравнению с тем результатом, которого удалось достичь. Приемлемая плата. Самому ему казалось, что он в полном порядке, но вопросы Фэантури выявляли прорехи. Приходилось выкручиваться. Финдекано забыл как звали мужа его сестры, того самого типа, что держал ее взаперти в Нан Эльмоте, а потом убил. Было бы ужасно обидно попасться на лжи именно из-за этого мерзавца. От злости Финдекано начал соображать яснее. Вспомнил письмо брата, где тот сообщал о гибели Ириссэ. Там было имя — Финдекано мысленно увидел его именно таким, написанным твердым почерком Турукано. — Эол, — выплюнул он. С именами, особенно теми, которые он слышал редко, было хуже всего. Он позабыл атарессэ близнецов-фэанарионов. Но тут было проще, Фэантури приняли уверенный ответ с амилессэ. Имя мужа Артанис он попросту вычислил, когда вспомнил, как гадал о переводе на квенья: «красный-блестящий» или «серебряное дерево». Забыл историю гибели Артафиндэ: помнил только, что к ней имел отношение Тьелко, но у него были хорошо продуманные оправдания. Финдекано яростно защищал Тьелко, потребовал позволить тому встретиться с Ириссэ, и Фэантури поспешили закончить опрос, чтобы не поссориться. Да что там Артафиндэ — Финдекано подробности собственной гибели забыл. Нет, битву с Готмогом он помнил. И выходку жениха Финдуилас припоминал. Но как нолдоран — нолдоран, а не простой воин, отбившийся от отряда! — оказался с валарауко один на один? Может, Намо не зря называет его самоубийцей? Нет, целенаправленное самоубийство почти полностью уничтожает fea, а это явно не его случай. Когда Ирмо задал вопрос о той битве, Финдекано пришлось сделать несчастное лицо. — Простите, — прошептал он. — Можно мы не будем обсуждать это? Повезло, Ирмо сразу же согласился. Потом еще пару раз Финдекано вывернулся с «о, это слишком личное, но я точно помню». Теперь Финдекано, даже уставший после лечений, даже во сне, из последних сил держал прочнейший аванир. Как Майтимо в плену у Врага и после него. Было ужасно стыдно перед Ниэнной и Ирмо за недоверие и ложь, но что тут еще поделаешь. Намо после неудачи с гобеленами — он что, серьезно рассчитывал купить его этим? — решил участвовать в обследованиях после каждого лечения. Вопросы он задавал странные. То задачи с цифрами приносил, то заставлял запоминать бессмысленные наборы слов, то требовал рисовать в воздухе фигуры и летать с закрытыми глазами. Ничего сложного. Но именно Намо однажды поймал его на незнании. — Что случилось с твоей невесткой Эленвэ в Хелкараксэ? — мягким, извиняющимся тоном спросил как-то Ирмо. Это Намо требовал, чтобы вопросы были и о самом радостном, и о самом печальном. — Она погибла. На самом деле он понятия не имел, что ней случилось, но знал, что в Эндорэ у Турукано не было жены. Не трудно предположить. — Как именно? — уточнил Ирмо. Финдекано сделал скорбное лицо и печально опустил голову — просто, чтобы выиграть время на раздумья. — Знаете, там, в Хелкараксэ, было много невзгод. Холод, голод, усталость и другие тяготы пути. Угасающая надежда. Все это медленно подтачивало силы, и что бы ни стало последней каплей, нельзя сказать, что это и была причина, — как можно обтекаемее ответил он. Ирмо кивнул, принимая ответ. Ниэнна вытерла слезы. А Намо из-за ее плеча вдруг впился в Финдекано таким взглядом, что казалось, сейчас и аванир разнесет, и саму fea изрешетит глазами-звездными стрелами. Погибнув — от чего бы ни было, — Эленвэ попала в Чертоги Судии. Но Намо же не может помнить все о каждой fea! Тот промолчал, и Финдекано вскоре успокоился. А когда младшие Фэантури ушли, Намо дал волю гневу. — Ты теряешь воспоминания! Ты все это время лгал нам! Ты глупое вероломное искаженное чудовище! — кипел он. — Ты хоть представляешь, что будут чувствовать Ниэнна и Ирмо, когда узнают, что ты сотворил со своей fea с их разрешения, с их помощью?! — Мы им не расскажем, — Финдекано ничего не оставалось, как признать поражение. — Я скажу, что хочу прекратить лечение и восстановиться сам… Майтимо все еще был далек даже от того состояния, в каком пришли в Чертоги его братья. Он не просыпался ни разу. Его fea была светлой наполовину, и он больше не вытягивал силу из Финдекано, брал только то, что тот отдавал ему сам. Вот и все достижения. Но в любом случае никакое отсечение части fea и воспоминаний ему больше не грозило. Только встречи в Валиноре Финдекано придется ждать еще долго. — Что еще ты забыл? — рявкнул Намо. Нагло врать Финдекано не осмелился, но, конечно, признался далеко не во всем. Намо хватило и этого. — Безумец! — взвыл он. — Самоубийца, лжец! Что ты натворил! Никогда такого в моих Чертогах… Обвел Фэантури вокруг пальца, как слепых котят! Какой позор! Истончил свою fea, погубил себя! О, Эру Илуватар, Всемогущий Отец… Что просил Намо у Эру: терпения себе или кары на голову обманщика, — Финдекано так и не узнал. Намо взмахнул рукой, погружая его в сон, и разбудил лишь затем, чтобы дать объясниться и Ниэнной и Ирмо. — Мудрое решение, — обрадовался Владыка Снов. Ну вот, а Финдекано начал было думать, что тот хороший, понимающий Вала. — Я и сама хотела предложить перерыв, — кивнула Ниэнна. — Ты выглядишь усталым. Финдекано выдавил улыбку. Может быть, когда его fea окрепнет, ему удастся убедить Намо попробовать снова? Владыка Судеб явно не хотел, чтобы их общий секрет — о пострадавшей прямо в Чертогах fea, — выплыл наружу. Опускаться до шантажа будет стыдно, но отступать без боя еще позорнее. — Давайте договоримся, — деловито начал он, когда они с Намо остались одни. — Я посплю сто, ну, двести лет, я быстро восстанавливаюсь, мне хватит. А потом… — Ты еще не понял? Не будет никакого «потом», — Намо распрямился во весь рост и свысока сверкнул на него глазами. Его голос гулким эхом отдавался от стен Чертогов, словно сотни айнур поддерживали Приговор Судии. — Ты безумен и опасен сам для себя. Я запру тебя, в цепях, за Четвертой дверью. И ты не выйдешь из Чертогов никогда! Ни до Второго Хора, ни после! Заметить движение Финдекано успел, а увернуться — уже нет. Он уснул и спал, судя по ощущениям, очень, очень долго. И, похоже, так крепко, что даже не видел снов. Только однажды ему то ли пригрезилось, то ли и вправду было, что Намо запустил руки по локоть в его fea и рассматривал каждое воспоминание, будто и не было никакой брони аванира. Пришел в себя Финдекано не в цепях, как ему грозили, а в своем же зале. Долго упрашивал майар позволить ему навестить Майтимо в секторе Интьяле. — Ну ты спохватился! — захихикала она, услышав просьбу о встрече. — Майтимо уже возродился. Майтимо выпустили? А когда? Но ведь он был далеко не здоров, а лечение прекратили. Вопросы бестолково кружили в голове, как случайно залетевшие в комнату пташки. Сколько же веков прошло, с тех пор как Финдекано видел Майтимо в прошлый раз? Неужели Намо говорил серьезно насчет вечности? Но это же… Даже Моринготто так не карали! А что же Ирмо и Ниэнна? Забыли о нем? — О, — Финдекано вспомнил об Интьяле, тряхнул головой и выдавил улыбку. — Майтимо возрожден, пора и мне, верно? — Владыка Намо сказал, что только по его приказу, — очень серьезно ответила Интьяле. — Ты у него на особом контроле. Только по приказу? Намо, ты подлец! И даже пригрозить ему не получится — он просто не позволит Финдекано встретиться с Ниэнной. А разбалтывать тайну майар бесполезно: и так понятно, на чьей стороне они будут. — Да он уже забыл про меня, наверное! — заметив, что Интьяле с удивлением приподнимает бровь, Финдекано поспешил скрыть возмущение и гнев. — Спроси у него, пожалуйста. — Да ты что! — запищала Интьяле, округляя глаза. — Владыка тебя каждую неделю осматривает, никому столько внимания в Чертогах нет! Даже Владыку Ирмо и Госпожу Ниэнну часто зовет! У тебя какой-то странный случай, то быстро восстанавливался, а потом хуже стало. Так что не сомневайся: Владыка в курсе, готов ты возрождению или нет. Намо лгал своим майар — никаких сомнений. За то время, что провел в Чертогах, Финдекано научился различать нуждающиеся в исцелении fear от здоровых. Сам он больше не клубился туманом, а превратился в плотный, вытянутый огонек. Значит, Намо не выпускает его из мести, наказывает за обман. Как недостойно! А Ниэнна не знает ничего, и значит — не вступится, не уговорит жестокого брата отменить приговор. — А мои родные? — с надеждой встрепенулся Фндекано. — Кто-то из моей семьи спрашивал обо мне, просил Валар, чтобы меня выпустили отсюда? На призрачном лице Интьяле явственно читались разочарование и упрек, но Финдекано не отвел взгляд, продолжая ждать ответа. — Все спрашивают, — пожала она плечами. Мол, ну что за глупые вопросы, сам что ли не понимаешь. — Сколько ни объясняй эльдар, что все для блага их родных, а все равно ходят, просят, требуют. Скучают, понятное дело… Ходят и требуют — но Намо плевать. Как это похоже на него! А может, и не плевать ему, наоборот: наслаждается мольбами и рыданиями. — Интьяле! — взмолился Финдекано. — Ты моя единственная надежда. Понимаешь, я уже исцелился, абсолютно, ты и сама это видишь. А Намо держит меня здесь, потому что мы поссорились, это его месть мне. Хотя, я не отрицаю, я тоже был не прав… Финдекано нервно огляделся: ему вдруг показалось, что Намо вот-вот вывернет из-за поворота, чтобы запереть неспокойную fea за Четвертую дверь. — Интьяле, пожалуйста, я не прошу меня выпустить, но просто расскажи Ниэнне. Скажи ей, чтобы разбудила меня, когда придет в следующий раз. Я все ей объясню, и… — Это не к Ниэнне. Это к Ирмо, — обеспокоенно нахмурилась Интьяле. Но не успел Финдекано порадоваться, что она скажет хотя бы младшему из Фэантури, как майэ обескуражила его: — Бред, навязчивые фантазии о заговорах и предательствах, страх преследования, это все к нему. Ты говорил кому-нибудь из Фэантури, что все это до сих пор чувствуешь? — Да нет же, это не фантазии! Мы действительно поссорились! — Ты не волнуйся. Мы разберемся. И не такие проблемы решали! — попыталась подбодрить она. — Пойдем, поговорим с Владыкой Намо, он знает обстоятельства твоей смерти, знает причину. — Не говори ему! Он запрет меня за Четвертой дверью и вообще не оставит шанса выбраться отсюда! — вскричал Финдекано, но по лицу Интьяле понял, что лишь сильнее укрепляет ее уверенность в его болезни. — Послушай, давай договоримся: ты сообщишь Ирмо и ничего не скажешь Намо. Хорошо? Хорошо, Интьяле? Майэ молчала, натянув на лицо непроницаемое выражение. Все равно хочет притащить его к своему Вала, как положено? Или наоборот, поверила объяснениям и теперь хочет не дать подлости Намо всплыть наружу. Не стоило упускать из виду, что здешние майар — не столько целители, сколько охранники. Тюремщики. Какой бы милой ни была Интьяле — она не встанет на сторону fea, посмевшей взбунтоваться против Намо. Финдекано несколько мгновений смотрел ей в глаза, потом резко развернулся и помчался к выходу из зала, набирая высоту. Рано опускать руки! В конце концов, он еще ни разу не пытался сбежать отсюда. Финдекано видел, как майар притаскивали Майтимо в Чертоги: так же как и его, через главный зал, сверху, из тумана. А с противоположной стороны — гобелены, значит, там владения Вайрэ. Выход в мир живых. — Стой! — закричала Интьяле ему вслед. Майар, над чьими головами он пролетел незамеченным, бросились в погоню. Финдекано метался, подныривал под тянущиеся к нему руки, толкался, уворачивался. Он не пролетел и половины пути до зала с табличками, как майар окружили его, отрезая пути к спасению. Призрачная рука ударила его в лоб, погружая в сон. А в следующий раз Финдекано проснулся… Проснулся от громкого, по-весеннему бодрого щебета птиц. Он лежал и слушал его несколько минут, вспоминая непривычные звуки и ощущения. Он лежал, а не парил в воздухе, у него было тело, руки и ноги! Под ним — мягкая кровать, а сверху простыня из плотного, грубоватого материала. Финдекано смял ее пальцами и почувствовал, как по лицу расползается улыбка. Как это прекрасно — осязать, слышать. Чувствовать запах цветущих яблонь. Жить! Сколько же времени он провел взаперти, в Чертогах? Финдекано подозревал, что не меньше тысячи. Но главное — он, наконец-то, снова жив! Он открыл глаза, с удивлением привыкая к многоцветию красок, совсем не похожих на бледные стены и белесый туман в Чертогах. А тут светлая, но уютная комната. За окном буйная зелень садов — слишком сочная и пышная для Эндорэ, даже для Фаласа. Валинор. Сады Лориена, скорее всего. Получается, Интьяле все-таки выполнила его просьбу, все рассказала Ирмо. Спросить у него прямо, знает ли он о вероломстве своего брата? Нет, лучше не рисковать долгожданной свободой! За дверью раздались голоса. Одного из говоривших — Ирмо, -Финдекано узнал сразу, а вот его собеседница… Какой же знакомый голос… Неужели он забыл кого-то важного для себя? Финдекано закрыл глаза, притворяясь спящим. Если идут к нему, так у него будет время попытаться вспомнить. Или подслушать разговор и вычислить, кто это мог быть. — Отпуск и путешествие, это отличная идея, — уверял Ирмо. — Новые впечатления и знакомства. Прошлой ночью я увидел небольшое, но явное улучшение. — Как же я рада наконец-то это слышать, — выдохнула его собеседница. — Может быть, посоветовать ей родить ребенка? Забота о ком-то крохотном и милом… — Рано, — вежливо, но твердо возразил Ирмо. — Свой сад и кот не пробудили в ней интереса. Но если за ними вы готовы ухаживать, то какую боль причинит ребенку равнодушная мать? Голоса приблизились, но затем начали снова отдаляться — собеседники прошли мимо его двери. — Я буду заботиться… — начала было дева, но одернула сама себя. — Но конечно, вы правы, Владыка Лориен. Келебриан будет мучиться виной, что не сможет дать малышу достаточно любви. — Вот именно. Исцеление fea — долгий процесс. Тем более, вы с дочерью не хотите принять предложение моего брата. Я боюсь, как бы Келебриан не повторила судьбу Мириэль, если ее fea будет не готова к материнству. Послушайте совет, дорогая Галадриэль. Если хотите понянчить малыша, быстрее родить самой. Галадриэль — это Алатариэль, сообразил Финдекано. Это же Артанис так звали в Дориате! Точно, это ее голос! Только интонации не свойственные ей, но так и тема беседы деликатная, у кого-то fea нуждается в исцелении. — Самой?! — переспросила Артанис, и в смягченном почтительностью голосе Финдекано услышал прежние язвительные нотки. — Владыка Лориен, мне восемь тысяч лет, и время детей для меня… — Сколько тебе?! — ошарашенный, Финдекано выскочил из палаты и ошалело уставился на кузину. Повзрослела, несомненно, на бабушку Индис стала сильно походить, в уголках лучистых глаз затаились морщинки, но не восемь же тысяч ей… — Мой дорогой Финьо! Отлично выглядишь, — не слишком удивленная, Артанис улыбнулась и подмигнула ему. Повела плечами, сбрасывая с них длинную белую накидку, и протянула ее кузену. Финдекано послушно взял, и только тогда сообразил, что выскочил в коридор совершенно голым. Отвык в Чертогах от тела и от одежды, вот и не обратил внимания, что под простыней на нем ничего не было. Он завернулся в накидку, но та, полупрозрачная, с кружевными узорами, решала проблему лишь отчасти. Под взглядами Артанис и Ирмо Финдекано почувствовал себя невероятно глупо, но убегать и искать одежду не стал, было дело поважнее. — Там правда шесть тысяч лет прошло? — Финдекано обратился к Ирмо с надеждой, что тот опровергнет. — Меня продержали в Чертогах так долго? — Исцеление fea… — оседлал любимого конька Ирмо. — У нас шла война, — вмешалась Артанис. — Владыка Намо полагал, что если выпустить исцеленных нолдор раньше, вы ринетесь помогать нам и снова погибнете. Погибнут, и Намо придется снова лечить их и размещать в тесных Чертогах. Как это на него похоже! И если бы не война — и значит, новые убитые, которым нужно место, — Финдекано еще, может, пяток-другой тысячелетий не выпускали бы. С-с-судия! Намо считал, что его важная роль в Арде дает ему право на любые действия и приговоры. Да кем он себя возомнил! Финдекано стиснул кулаки и опустил взгляд, пряча гнев на старшего из Фэантури, подлого, мстительного негодяя. — И не без оснований полагал, — строго глянул на нее Ирмо, но тут же смягчил тон. — Заберете кузена, дорогая Галадриэль? Артанис кивнула. — Собирайся Финдекано, — и добавила, обращаясь к Ирмо: — В общем, я сообщу Эрейниону, что отпуск Элронда и Келебриан необходимо продлить, что это ваша настоятельная рекомендация? — Настоятельнейшая, — подтвердил тот. — Мы слишком долго ждали этого улучшения. Никакие государственные хлопоты не могут быть важнее. Услышав имя сына, Финдекано навострил уши и застыл в дверях. Эрейнион в Валиноре, он вернулся, как и Артанис? — Милый Фи-и-иньо, — ласково пропела кузина. — Твой голый силуэт в кружевах прекрасен, но я не захватила мольберт. Собирайся, я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. Пока Финдекано торопливо искал и надевал просторную белую пижаму, пришла служительница Эстэ. Не майэ, а ваниэ в форменных бело-бирюзовых одеждах. Спрашивала о самочувствии, заставила дотрагиваться пальцем до кончика носа и рисовать в воздухе тенгвы, но долго терзать не стала. — Каждое утро делай зарядку, но нагружай мышцы постепенно. Первое время воздержись от опасных занятий, требующих ловкости и скорости. Никакой охоты и тренировок с настоящим оружием хотя бы месяц. Это понятно? — инструктировала ваниэ. — Если не получится общаться в осанвэ, не пугайся, это пройдет. А если не сможешь писать или заниматься ремеслом, то придется заново нарабатывать навыки. Но это быстрее, чем в первый раз. Финдекано только успевал кивать. И вот, наконец, они с Артанис двинулись по дорожке вдоль озера, к восточной стороне Садов. — Я связалась с родителями в осанвэ, попросила прислать кого-нибудь с конем для тебя. А пока поживешь у меня, ты не против? Пока моя дочь путешествует, я присматриваю за ее лориенским домиком. Финдекано хотел как можно скорее увидеть остальных своих родных, но пришлось согласиться. Не пешком же до Тириона добираться. Можно, конечно, поискать поселения поблизости и там попросить коня, но не факт, что получится быстрее. Он пробыл у Артанис несколько дней, но на задержку не сетовал. Заскучавшая в уединении, она нуждалась в собеседнике, а Финдекано — в информации. И кузина предоставила ее с лихвой. Пожалуй, хоть в чем-то Намо был прав: что не показывал ему другие гобелены. Вряд ли исцеляющий сон Финдекано в Чертогах был бы таким спокойным, знай он, что творилось с его родными.