Связь fear

Финдекано осторожно приподнял голову — комната кругом не пошла. Коснулся затылка — бинтами не замотан, только шишка прощупывается. Значит, не так уж и сильно он пострадал: в прошлый раз, когда получил по голове от клыкастого варга, ему было куда хуже. Тогда он даже не сразу вспомнил, как его угораздило пораниться. Сейчас же недавние события с беспощадной ясностью вспыхивали в памяти. Ириссэ все рассказала, наплевав на его запрет. Тьелко обвинил его во лжи и возненавидел. Эрейнион не мог понять и простить, что Финдекано годами скрывал правду. Как теперь посмотреть им в глаза, как теперь жить рядом с ними? Финдекано повернулся на бок, сжался в комок и обхватил руками колени. И упрекнуть даже некого — сам виноват. Знал, на что соглашался, когда давал слово сестре. Намеренно ничего не рассказывал ни Тьелко, ни сыну. И сам согласился пожертвовать кусками воспоминаний — хотя знал, что у него есть секрет. Лжец должен иметь хорошую память, чтобы не попасться. А Финдекано решил, что может часть ее потратить на свои цели. Глупец! Когда он проиграл сражение — то самое, которое в летописях назвали Битвой Бесчисленных Слез, ибо так много эльдар и эдайн он погубил, что по всему Белерианду стоял горестный плач вдов и сирот, — Финдекано мог обвинить еще и Моринготто. Теперь же только его собственные поступки лишили его сына. И хотя неправильно сравнивать гибель многих тысяч с одной семейной драмой, для Финдекано эти события встали рядом, как две его чудовищные ошибки. Поборов малодушное желание сбежать куда-нибудь подальше и избежать неприятных объяснений с родными, Финдекано заставил себя встать и одеться. Если Эрейнион хочет его изгнать, как это сделал с Майтимо, пусть скажет об этом сам. За окном защебетала птица. Финдекано покосился в сад, на заросли кустарника с мелкими сиреневыми цветами и удовлетворенно кивнул. Хоть одна хорошая новость: время года то же. Значит, Намо, который плевался издевками, что некоторым нельзя доверить даже их собственную fea, и грозился запереть его в Чертогах навечно, ему только пригрезился. При ходьбе голова все-таки кружилась, но не сильно. Не свалится. Финдекано распахнул дверь и шагнул в коридор, и тут же уткнулся лицом в широкую грудь, обтянутую синим бархатом. — Я с ума с тобой сойду! — пророкотало над головой. Сильные руки развернули его и осторожно подтолкнули обратно в комнату, в сторону постели. — Как чуял, что ты проснешься и что-нибудь выкинешь. Куда тебя понесло? Тебе кто разрешил вставать? Тебе кто разрешил вставать, я тебя спрашиваю, adar?! Громкость и язвительность нарастали с каждым упреком. Финдекано даже не сразу сообразил, что это его малыш. Когда отчитывает, голос точь-в-точь как у Нолофинвэ. — Эрейнион… — обернулся было Финдекано, когда его аккуратно оттолкали к кровати. — В постель. Живо. Чем ты ду… — рыкнул было Эрейнион, но все же глубоко вздохнул и взял тон помягче. — Adar, пожалуйста, просто разденься и ляг обратно. Тебе еще нельзя вставать. — Все мне можно, — проворчал Финдекано, послушно стягивая одежду. — Это же просто шишка, мне и не так доставалось… Он замер, внезапно осознав, как обратился к нему сын. Adar — отец. Значит, простил? Или по привычке, оговорился, потому что волновался за него, раненного? — Просто шиш-ш-шка?! — прошипел над головой Эрейнион в лучших традициях Намо. Он не утерпел и надел на Финдекано пижамную куртку сам — осталось только пропихнуть руки в рукава. Покончив, наконец, с переодеванием, Финдекано скользнул под одеяло и смог встретиться с сыном взглядом. Ничего обнадеживающего он там не увидел. Эрейнион злился и не скрывал этого. Финдекано виновато вздохнул. Несмело потянулся к руке сына — разрешал же он Ириссэ, может, и ему позволит. Однако сын встал, подошел к окну и зачем-то закрыл его, а потом вернулся и сам взял Финдекано за руку. Накрыл его ладонь своей. На пару мгновений прикрыл глаза и тяжело вздохнул. — Тебя лечили лично Валиэ Эстэ и Ирмо Лориен, и им удалось вернуть твою fea в тело. Не удержать, а вернуть, осознаешь разницу? — размеренно, но с пробивающимся осуждением произнес он. — Мне кажется, я стал понимать тебя лучше. Жизнь под опекой Валар расслабляет, а ты большую часть своей жизни провел на Амане. Но даже здесь нельзя так безответственно относиться к своей жизни! Финдекано хотел возразить, что беззаботная аманская юность тут ни при чем. Прежде ему не требовалось лечение ни от Валар, ни от майар. Да и не была их опека настолько всеобъемлющей, чтобы вокруг каждого эльда суетиться. А Финдекано, вообще-то, не умирал тут раньше — на Амане вообще никто по неосторожности не умирал, насколько ему известно. Только леди Мириэль от усталости fea и дедушка Финвэ — от рук Моринготто. Но сын не замедлит упрекнуть, что в таком случае Финдекано даже по аманским меркам ужасно легкомысленный. Получается, что Намо не пригрезился. А Тьелко… А кузен и лучший друг практически убил его. Финдекано заслужил его гнев — но не убийство же! Неужели Тьелко — Келегорм Жестокий — настолько изменился во время охоты за Сильмариллом? Или он таким и был, только Финдекано прежде не переходил ему дорогу… — Ко мне явился Намо Мандос, — Эрейнион подчеркнул тоном значимость. Намо не часто показывается живым эльдар. Разве что только напророчить что-то проклятьеподобное. — И мы имели долгую беседу. Договорились удержать все в тайне, чтобы избежать ненужных волнений среди нолдор. Финдекано кивнул: вот это очень разумно. Меньше всего возрожденным и едва закончившим очередную войну нужна новая вражда между Домами. А если учесть, что Валар в свое время за одну угрозу оружием выслали Фэанаро в Форменос, то что грозило бы Тьелко за почти-убийство… Просто чудо, что Эрейниону удалось уговорить Намо молчать. Вот это талант в дипломатии! — Твоя fea еще не привыкла к этому телу, — продолжал сын, — и поэтому легко покидает его. Но… — О, так значит, Тьелко не хотел меня убить! — оживился Финдекано. Не будь он только из Чертогов, такой удар не заставил бы fea отделиться от тела. Значит, Тьелко просто хотел ему врезать — вполне естественное желание, когда узнаешь о предательстве. Яростный прищур сына подсказал, что искать оправдания Тьелко лучше не при нолдоране. — Умирать вредно для fea, — отчеканил тот. — Тем более так часто. Владыка Намо описал мне возможные последствия, и… — Да он просто все делает, чтобы меня подольше не видеть, мы с ним не ладим! — Финдекано поспешил успокоить его. — Не надо думать, что все настолько опасно. — Учитывая, сколько сил и времени Намо пришлось потратить на твое исцеление в прошлый раз, не удивительно, что он не жаждет тебя увидеть снова в своих Чертогах! — возмутился сын. Его ладонь крепко сжала руку Финдекано: то ли хотел подчеркнуть свою мысль, то ли боялся отпустить. — Намо сказал, если тебя еще раз так угораздит, он заставит тебя снова родиться, а не возродиться, — припугнул Эрейнион. — Чтобы ты хотя бы год провел в безопасности в теле своей матери, и fea закрепилась. Леди Анайрэ уже согласилась и, честно говоря… — Не надо, — пискнул Финдекано, представив себя беспомощным младенцем. Эрейнион строго оглядел его, всем видом показывая, что не верит, будто безалаберный adar понял и проникся. — Я же не специально! — Не специально дружишь с фэанарионом, опасным убийцей? — с обманчивой кротостью уточнил Эрейнион. Финдекано сполз по подушке пониже и натянул одеяло до глаз. И возразить-то нечего… Зато… Получается, Эрейнион злится на Тьелко и не признал его своим отцом. Ох, Тьелко, ох балбес. Наверно, он и сам понимал, что Эрейнион не одобрит такое нападение на того, кто его вырастил. Вот и сдерживался, сколько мог. Тьелко не повезло: если бы он просто пересчитал Финдекано зубы — и получил фингал в ответ, — Эрейнион отнесся бы к нему спокойнее. А то ведь убийство во дворце, на глазах у короля — на Амане такое немыслимо. Эрейнион высвободил руку и осторожно погладил Финдекано по голове, невесомо коснувшись шишки на затылке. — Никогда больше не отпущу Элронда в такой долгий отпуск, — пообещал он. — Стоило ему уехать, тут балрог знает что творится! — Твой Элронд что, всемогущий? — проворчал Финдекано. Эти постоянные восхваления незаменимому и, в отличие от некоторых, ответственному и серьезному Элронду уже начали надоедать. — Строго глянул бы на Тьелко, и тот бы успокоился и все простил? Эрейнион фыркнул: по-доброму, без насмешки. — Элронд целитель, очень умелый. Был бы он во дворце, не пришлось бы беспокоить Фэантури. Да и мне, честно говоря, не мешало бы поговорить с кем-нибудь здравомыслящим… Последнюю фразу он произнес с грустью. Не с кем посоветоваться, да? Когда выясняется, что отец всю жизнь тебе лгал… — Прости! — прошептал Финдекано. Бросил нелепо прятаться под одеялом, виновато заглянул сыну в лицо. Но Элронда его родители вообще оставили в плену, а сами выбрали жизнь на Амане и путь по небосводу. Обсуждать с ним своего родителя, которые все-таки был рядом, хоть и недостаточно хорош — это не очень правильно. Или Эрейнион считал поступок соразмерным? — Ты знал, что я люблю тебя. Я говорил тебе об этом тысячу раз, — помрачнел тот. — Или я вел себя не как любящий сын? — Нет, конечно нет, все не так! Я знаю, что ты… — Мне обидно, что ты счел меня недостойным доверия, — медленно выдавил сын. — Что ты сомневался в моей любви и привязанности к тебе. Меньше всего Финдекано хотел его обидеть. Кому угодно бы возразил, дорогу перешел, лишь бы не потерять своего ребенка. Все ради него! И все равно ранил недоверием своего мальчика, ласковую Звездочку. Стыд противно жег горло изнутри. — Это не… «Неправда», — хотел возразить Финдекано. Но язык не повернулся солгать ему снова. Он ведь действительно сомневался. Боялся, что сын выберет Тьелко, а не его. Что не сумеет понять. Да что там, Финдекано до сих пор этого боялся! Это сейчас сын выбирает его, а со временем? Когда привыкнет к мысли о другом своем отце? И потому Финдекано втайне радовался, что Эрейнион разозлился на Тьелко. Как это низко и нечестно по отношению к ним обоим! Финдекано подскочил на кровати, сел, подогнув колени и потянулся к сыну. Хотел обнять его крепко-крепко, чтобы не расстраивался и не обижался. Эрейнион перехватил его руки и мягко уложил обратно. — Извини, тебе нельзя волноваться. Мы можем поговорить об этом в любой другой раз, — ласково, но твердо заявил он. Финдекано послушно улегся обратно, но нашарил на одеяле запястье сына и вцепился в него мертвой хваткой. Хотелось взять с него обещание — что простит, что не откажется и не променяет его на Тьелко. Но какое у него право требовать? Только надеяться. — Но ты ведь знаешь, что я тебя люблю, правда, сын? — Ada, — улыбнулся Эрейнион. — Ну конечно же, знаю. Финдекано улыбнулся в ответ. Его любимый, родной, драгоценный Сильмарилл. Сокровище, взятое не по праву. Хорошо, что его Сильмарилл сам может выбирать, кого считать своим отцом. Он уснул, слушая размеренное дыхание Эрейниона. А проснулся уже вечером. В комнате был эльда в мантии служителя Эстэ — он дал Финдекано травяного настоя и посоветовал больше спать. Заодно и просветил его насчет тысячи «нельзя», «рано» и «воздержаться». Едва целитель ушел, в спальню неслышно просочился Кирдан. — Все пропало, друг мой Фингон, — с похоронной миной прошептал он. Оглядел спальню, потом высунулся в коридор и вытащил из-за двери небольшой холщовый мешок. Внутри что-то приглушенно звякнуло. — Целители сказали, что тебе нельзя ни рома, ни даже вина как минимум месяц. И самое страшное, что Эрейнион все слышал. Но я принес тебе… ну, так, компотик. — Кирдан открыл шкаф и деловито составил содержимое мешка на верхнюю полку. — Выздоравливай, бедолага. Мы с парнями выпьем за твое здоровье. — Кирдан, стой. Расскажи мне все, что тут происходило. — А ты волноваться не будешь? Тебе нельзя. Кирдан склонился над ним, внимательно оглядел и, кажется, даже понюхал раненный затылок. — Думаешь, в неведении я не волнуюсь? — проворчал Финдекано. — Охохох, — вздохнул тот. Сел на край кровати, задумчиво разгладил складку на одеяле. — Да я ж на стройке был, пропустил все. Я почувствовал, что с Эрейнионом беда. Позвал его в осанвэ, он сказал, что ты мертв. Вот честное слово, хотелось заглянуть в Мандос и сказать тебе пару ласковых… — Но я же не… — Да знаю, ты не виноват! Но Эрейниону так больно, когда ты умираешь… Ну, а пока я до дворца добрался, Намо уже отправил Валар тебя лечить. Тут, конечно, хаос. К тебе не пускают, на Эрейнионе лица нет, Ирет рыдает у него на груди. В три ручья рыдает, даже язык не повернулся ее отругать. Келегорм с исцарапанной рожей, в темнице. У нас в Кортирионе, оказывается, есть темница, я и не знал. И в ней семь камер, даже не знаю почему… Финдекано невольно фыркнул. — То есть, ты виделся с Тьелко? — уточнил он деланно безразличным тоном. — Он что-то говорил обо мне? Тьелко теперь ненавидел его. Да и сам Финдекано не горел желанием просить прощения — не после того, как дорогой друг и кузен отправил его к Намо. Но… Но надо же что-то делать! — Говорил. Много и громко. Они с Ирет эти дни только и делали, что ругались и кричали друг на друга. Нет, я все понимаю, нолдорская кровь горяча, требует бурных страстей… Свет мой Гил-Галад тоже иной раз любит пошуметь. Но когда в семье двое таких, это уже не очень весело, — Кирдан покачал головой. — Что-то мне не хочется, чтобы рядом с Эрейнионом был такой пример отношений. — Вот, значит, как… — пробормотал Финдекано. Кирдан на его вопрос толком не ответил, но похоже, и сам не знал. Да Тьелко и не станет откровенничать с ним, они же едва знакомы. Разве что только попытается через него умаслить Эрейниона. Хотя он даже не знает, что эти двое — пара. — А Эрейнион? Он что-то говорил тебе? Кирдан взмахнул рукой, очерчивая круг. Мол, много чего говорил, конечно же. — Ты не рассказывай ему пока про письмо, ладно? — попросил он. — Как-нибудь, когда остынет и успокоится, поговорим с ним вместе. А то и мне достанется. — Тебе-то за что? — удивился Финдекано. Вот уж кто точно никаким боком не был виноват в этой истории. — Ну, а как же! За то, что знал и не рассказал. Это к тому, что если бы он знал раньше, все было бы по-другому. Глупость полнейшая, но Эрейнион же если что в голову вбил себе, так никого не слушает. Точно, Эрейнион же сокрушался: «если бы я знал». Тогда Финдекано вообразил себе самое худшее, но сын его простил — значит, дело не в этом. Тогда уж логичнее считать, что Эрейнион это сгоряча ляпнул. Или он имел в виду, что тогда больше виделся бы с Тьелко и выбрался бы в Нан Эльмот к Ириссэ? — А что было бы по-другому? — с опаской уточнил Финдекано. — Да Гавани Сириона же, будь они неладны! — в сердцах воскликнул Кирдан. Финдекано сморгнул. Припомнил карту Белерианда, мысленно нарисовал на ней кружок в дельте Сириона. Ответ Кирдана яснее не стал. — Фэанарионы пришли, резню устроили, — пояснил тот. — Да, я помню, — нахмурился Финдекано. — Но при чем тут я и Ириссэ… Даже Тьелко тут ни при чем. Может быть, если бы он знал, что у него есть сын, он не поддался бы зову Клятвы. Но в той резне Тьелко не участвовал, он к этому времени уже погиб. Собственно, ему поэтому и разрешалось жить в Кортирионе. — При том, что Ирет не имела отношения к Маэдросу. В смысле, он к ней, — «растолковал» Кирдан. Может, Финдекано зря обрадовался, что быстро оправился от удара головой? Соображает-то что-то совсем хуже некуда… — А почему между ними должно быть что-то? Они родственники, это все знают. Но Ириссэ никогда не бывала в Гаванях! — Эрейнион… давно еще, почти с самого детства, думал, что Маэдрос Бра… что Маэдрос причастен… эээ… виновен в гибели его матери, — невыносимо медленно сформулировал Кирдан. — В каком смысле? — оторопел Финдекано. Майтимо-то тут при чем? — В каком-то! Сопоставил разрозненные факты, притянул за уши теорию, и в каждом слове видел подтверждение. А когда ты погиб из-за их бегства с поля битвы… Надо ли объяснять, что Эрейнион фэанарионов ненавидел! Финдекано ничего не понимал. Хотел тряхнуть головой, чтобы соображала лучше, но вспомнил, что ему нельзя. Потер вместо этого лоб основанием ладони. — И теперь Эрейнион злится из-за более близкого родства с фэанарионами? — предположил он. Кирдан покачал головой. — Маэдрос писал ему. Хотел присягнуть ему на верность как королю, тогда ведь как раз твой брат Тургон назвался нолдораном в обход твоего наследника. Финдекано скрипнул зубами. Он хотел поговорить с Турукано об этом, призвать к ответу. Но в их первую после смерти встречу они начали с Ломиона и разругались так, что до других тем не дошло. Финдекано покинул его дом, хлопнув дверью, и игнорировал робкие просьбы Анайрэ помириться с братом. — Присяга Первого Дома решила бы проблему, но Эрейнион ответил гневным отказом, и слушать ничего не хотел. Отказался знаться с предателем и убийцей обоих его родителей, как он считал. Понимаешь? Понимал-то Финдекано не особо, но на всякий случай кивнул. — И когда фэанарионы напали на Гавани Сириона… Тогда Тургон уже погиб, Эрейнион стал нолдораном. Но жители Гаваней выбрали собственных правителей, и ни Эльвинг, ни Эарендиль главенства нолдорана не признавали. Мы отдали им эти земли, и чувствовали ответственность за них не только как за соседей, а… Ну понимаешь, как за тех, о ком уже начали заботиться. Финдекано подавил вздох. Вот, значит, как. Эрейнион считал жителей Гаваней своими подопечными, а фэанарионы пришли их убивать ради блестящего камня. Ох, неспроста в темнице Кортириона семь камер… — Эрейнион корил себя, что не принял присягу у Маэдроса. Тогда тот не напал бы, а попытался вести через него переговоры. И теперь Эрейнион считает, что если бы знал, что Маэдрос не имеет отношения к гибели его матери, и что ты его за свою гибель не винишь… Вроде как, он бы не был с Маэдросом так резок, принял бы эту несчастную присягу, и не было бы резни. Финдекано растерянно уставился на Кирдана. Неужели из-за его тайны погибло множество эльдар? Как в случае с Четвертой Битвой, когда он не желал никому зла, но именно из-за его ошибок были пролиты бесчисленные слезы. Но… он же не знал, что так выйдет! — Фингон, милое дитя, в той резне не виноват никто, кроме тех, кто пришел в Гавани с оружием, — проворчал Кирдан. — Эрейнион зря себя винит, и тебе уж точно незачем. Если уж на то пошло, Эльвинг не отдала бы камушек, да и у Валар на него были планы. Финдекано кивнул, признавая его правоту. Но что же это тогда получается… С чего Эрейнион вообще взял, что Майтимо имеет отношение к его матери? Его неприязнь началась очень давно. Значит, это вовсе не детская ревность была… Сын все это время обвинял Майтимо. И ничего не рассказывал! Финдекано знал, что избаловал сына. Потакал капризам, оберегал от тягот и опасностей. Но утешал себя тем, что вместо дисциплины в их семье царят взаимопонимание, любовь и доверие. Но, как видно, с доверием друг к другу у них уже давно все очень, очень плохо. Поздно ругать сына, Эрейнион и сам себя винит. Но почему же он не сказал ничего?! Боялся, что Финдекано примет сторону Майтимо, станет защищать его? Или потому что если Майтимо — виновник, то Финдекано… соучастник? В гибели своей матери Эрейнион винил и его тоже? Считал отца убийцей? Или как с Альквалондэ — обвинил во всем фэанариона, чтобы не винить Финдекано? Но чего еще Финдекано ждал, если сам годами отказывался отвечать на вопросы о маме! Если не мог скрыть своей влюбленности в кузена. И сам, напившись, проболтался об Ириссэ — и тем самым подтвердил все подозрения. Когда же в их семье будут мир и доверие?! — Что-то ты совсем загрустил, милое дитя. Все наладится, — Кирдан похлопал его по руке. Финдекано выдавил улыбку. А потом улыбнулся куда искренней. По крайней мере, теперь Эрейнион знает, что Майтимо к гибели его матери никакого отношения не имел. Значит, есть шансы их помирить! Вот бы еще придумать, как… Постельный режим — скучнейшая штука. Чувствовал себя Финдекано прекрасно — в тысячу раз лучше, чем когда оправлялся от близкого знакомства с варгом. Он был почти уверен, что строгие запреты и предписания Эстэ и ее последователей — это мелочная месть Намо. Читать Финдекано разрешили, но понемногу. Треньканье на лютне надоело. Эрейнион принес бумагу и карандаши, предложил спроектировать парк рядом со строящимся кварталом. Пару набросков Финдекано сделал, но потом смял и выкинул листы. Все его идеи казались ужасно немодными и несовременными по сравнению с тем, что он видел в Кортирионе. Полные страсти и напора устремленные вверх линии теперь считались пошлыми и примитивными. Эльдар хотели видеть кружевную хрупкость, а как, скажите на милость, изобразить утонченное увядание из полной жизни аманской растительности? За тысячелетия в Чертогах Финдекано ужасно отстал от жизни. А теперь, бездельничая в постели, он всей кожей чувствовал, что и сейчас упускает важные события, они стремительно проносятся мимо него. Сын терзается сожалениями. Ириссэ подлизывается к нему. Тьелко в темнице, озлобляется все сильнее. Ломион, бедный ребенок, совсем заброшен. Мама наверняка тревожится: ей не все сказали, но материнское сердце не могло не почувствовать гибели сына. Кузены, если им сообщили об отцовстве Тьелко, презирают Финдекано за обман. А Майтимо… А Майтимо не приедет, потому что Эрейнион запретил ему появляться на Тол-Эрессеа. В прошлый раз, когда Финдекано был ранен, с ним был его возлюбленный. И Тьелко был — он как раз тогда перестал на него злиться. Может и сейчас простил бы и спел свою странную, звериную, целительную песнь. Но Эрейнион злился даже на робкие просьбы отменить запреты. Возможно, надо было брать в союзники Ириссэ. Она не раз заглядывала к Финдекано — в прямом смысле. Приоткрывала дверь и тихо, на грани слышимости шептала «Финьо, ты спишь?». А он притворялся спящим, чтобы оттянуть неприятный разговор. Злился на нее, не знал, что сказать и как теперь вообще вести себя с сестрой. И вообще, ему же нельзя нервничать — вот и имеет право избежать встречи. Потом она все же застала его за обедом, и тут уж отвертеться не удалось. — Прости меня, брат, я такая дура, — Ириссэ виновато заглядывала ему в лицо. — Я не сообразила, что ты о Тьелко говорил, думала, ты про Эрейниона. Боялась, что ты помешаешь рассказать ему, вот и поторопилась опередить. А надо было сначала без Тьелко, конечно! Сестра села рядом и потерла пальцами его ладонь, прося взять ее за руку. Финдекано сделал вид, что не заметил безмолвной просьбы. Отложил ложку и заметил отстраненно: — Мудрые эльдар… — Когда не соображают сами, слушают других, — поспешно продолжила она. — Ты прав, Финьо, да! Как хорошо, что у меня есть такой мудрый старший брат. Я может, и не всегда слушаю, но очень тебя люблю. И рада, что ты уже почти в порядке. Мнимая покорность сестры бесила. Конечно, она добилась, чего хотела, и ходит по дворцу, торжествуя. Ей не трудно признать его правоту — это ведь ничего не изменит. — Но я была уверена, что Тьелко если и разозлится, то на меня. Ты-то в чем виноват, я сразу сказала, что это была только моя затея. Да если бы не ты, Тьелко бы сына вообще никогда не увидел, а так с самого детства его знал… Финдекано вздохнул. Ругаться бессмысленно, да и в чем упрекнуть сестру. Поторопилась, некрасиво вышло. Но руки распускала не она. И в переживаниях Эрейниона о резне в Гаванях Сириона точно ее вины нет. А объяснять, почему разрешил ей по ошибке, Финдекано не собирался. Но вот что надо сделать — это обозначить правила. — Ириссэ. Эрейнион — мой сын, — строго произнес Финдекано. — Конечно. Никто не отбирает. Наш сын, да, — часто-часто закивала сестра. И не дождавшись, сама взяла его за руку. — Ты же на меня не сердишься? Все ведь, в итоге, обошлось… — Обошлось?! — взвился Финдекано. — А с Тьелко мне теперь что делать? Он выдернул ладонь из ее рук и встал из-за стола. Аппетит пропал окончательно. Нет, он вовсе не жаждал, чтобы сестра мучилась раскаянием, но это легкомысленное «обошлось» злило и обижало. — Я его уже побила за тебя! — возмутилась сестра. — И как, помогло? Сестра надула губы, задетая его едким тоном. — Ну… давай, сходим к нему, поговорите… — пробурчала она. — То есть он меня почти убил, а я побегу к нему оправдываться? — Ну да, ну да, не дело так… — Ириссэ нахмурилась, помолчала пару минут, а потом тряхнула головой. — Придумаю что-нибудь. Не унывай, брат. Финдекано сделал пару медленных вдохов и выдохов, чтобы не высказаться резко. — Почему мне временами хочется тебя стукнуть? — устало бросил он. — Завидуешь моей красоте и решимости! — ни секунды не раздумывая весело отозвалась сестра. — Прости. Выздоравливай. Она чмокнула его в щеку и вышла. Уже за порогом обернулась и, восторженно сияя, поделилась: — Эрейнион стал называть меня мамой! Я так рада! Изнутри по ребрам, словно огненный хлыст валарауко, хлестнула ревность.