Связь fear

Щека Тьелко тут же вспыхнула малиновым. Но он не разозлился — наоборот, забеспокоился: — Ты все не так поняла! — Думаешь, я не слышала сплетни о вас! А я еще считала, что становлюсь мудрее, раз не слушаю глупости! А ты из-за него же и Артафиндэ, и Дориат! — выкрикнула Ириссэ бессвязно. — У нас беда, а ты за старое! Ненавижу тебя! Финдекано ничего не понимал. Артафиндэ? Дориат? Из-за него? О чем она вообще?! — Да нет же! — Тьелко осторожно взял ее за руку, но Ириссэ брезгливо вырвала ее. — А ты… — повернулась она к Финдекано. Не выплюнула оскорбление, только скривилась от обиды и отвращения. Развернулась и выбежала из комнаты. — Объясни ей! — рявкнул Тьелко, хватая Финдекано за плечи. — Мне она теперь не верит! И вытолкал его в коридор. Финдекано сообразил, наконец, что получили они с Тьелко вовсе не за пьянку. И хотя сейчас ни о чем лишнем речь не шла, в Эндорэ-то их уже однажды застали во время поцелуя. А Ириссэ уже говорила, что прощала жениха с условием «это было в последний раз». — Ириссэ, стой! Хорошо, мы дрались! — крикнул Финдекано вслед сестре. Она остановилась, позволила себя догнать. — Дрались. Немножко. Имеют же право два друга чуть-чуть подраться? — Точно дрались? — жалобно переспросила она. Финдекано кивнул. Сестра смотрела с такой надеждой, что нельзя было не подтвердить, даже если бы это не было правдой. — Точно, — заявил догнавший их Тьелко. — А запах? Ромом пахло… — Это Тьелко так много ныл о своей несчастной судьбе, что решил промочить горло. А я нет, мне же нельзя, — отперся Финдекано и сделал честное лицо. — А это? — Ириссэ аккуратно ткнула пальцем в его шею. Тьелко положил ладонь ему на горло и несильно сжал, показывая, откуда остались следы. Ириссэ выдохнула — и тут же ринулась в новую атаку. — Как ты мог! Я для этого тебя из темницы выпустила?! Чтобы ты свои кулачищи к моему брату тянул? Ириссэ, невысокая, хрупкая, особенно рядом с плечистым Тьелко, напирала, вынуждая его отступить на полшага. На его на лице медленно проступало надменное выражение. Он был снисходителен к возлюбленной, но до поры до времени: только пока чувствовал свою вину. А сейчас как скажет какую-нибудь гадость! Нет, Финдекано совсем не настроен быть свидетелем их нолдорских страстей или как там они свою грызню называют. — Ладно, не ссорьтесь, ничего же не произошло, — встрял он между ними. Как же хорошо, что Эрейнион выбрал себе в пару добродушного Кирдана, а не кого-то столь же невыносимого, как Ириссэ и Тьелко. Сестрица фыркнула: — Ничего? Он обещал мне, что пойдет мириться! — Но мы помирились! — вступился за друга Финдекано. — Предварительно подравшись! Ты представляешь, что нам всем троим будет, если Эрейнион узнает? — возмутилась она и рявкнула на Тьелко: — Живо прячь все следы, пока он не пришел и не увидел! Она подтолкнула их обоих обратно к его покоям. А брату шепнула в осанвэ: «Я же говорила, что все исправлю!» — Там следов-то… — проворчал Тьелко. Против такой ерунды его хиленькие целительные навыки могут вообще не помочь. А Финдекано, пристыженный, вздохнул. Сын волнуется за его жизнь, а он дерется и пьет, хотя ему запретили. А Ириссэ, хоть и с добрыми намерениями, за спиной нолдорана выпустила из темницы преступника. А тот еще и в драку полез. Ох, хороши все трое… Как Эрейнион сможет им доверять, когда они то лгут ему, то вот такое устраивают? — Кто-нибудь еще помнит, что это мы родители Эрейниона, а не он наш папочка? — протянул Тьелко. — Финьо, что он наглый-то такой? Ты его хоть пытался воспитывать? — Эрейнион — самый милый эльда в Эа! — огрызнулся Финдекано. Будет еще его сына критиковать, образец покладистости выискался. — Так объясни этому милому, что я ему не враг и… — Это потом, — оборвала их Ириссэ. — У нас ребенок в беде! — Кто в беде? Эрейнион? Ломион? — всполошились Финдекано и Тьелко. — Ломион! Турукано видел, как он рано утром вылезал из окна спальни Итариллэ. Теперь братец ищет его по всему Кортириону, и его верные тоже, — Ириссэ схватилась за голову. — Великие Валар, что Ломиону понадобилось в спальне замужней дамы?! — О малыш решил снова попытать счастья? Теперь у него есть шанс, я кое-чему поучил его, — ухмыльнулся Тьелко. Поучил, как же. То-то он при виде кузины такую жуткую физиономию делает, что в пору под кроватью прятаться. Вот только кто просил его к Итариллэ в окна лазить! А она сама о чем думает?! Финдекано потер ладонями виски. Сказать Турукано, что сам предложил детям помириться и объясниться? Это поможет, если только Ломион не продолжит преследовать Итариллэ. — Поучил! — ворчала тем временем Ириссэ. — Но теперь у ребенка проблемы, опять проблемы из-за этой девчонки! Итариллэ не пара ему, а ее муж уже однажды убил моего мальчика! Точно, Туор. Вот кого нужно опасаться побольше, чем Турукано. Артанис рассказывала, что муж Итариллэ много путешествует, но Финдекано не знал, в Кортирионе тот сейчас или уплыл. В любом случае, Туор — не родственник Ломиону, на его снисхождение рассчитывать не приходится. Но пусть знает, что тут ему никто не позволит убивать нолдор! Зачем, зачем Финдекано вообще влез во все это?! Не подумал о Туоре, втравил Ломиона в неприятности, опасные для жизни. Ох, прав был отец, упрекая его в безответственности! Тьелко мрачно хмыкнул, потянулся к мечу — но оружия на поясе не было, при аресте, наверно, забрали. — Гениально, — фыркнул Финдекано. — Ты отец нолдорана, забыл? Это, знаешь ли, ответственность. Давай, сразись с Туором и объясняй Эрейниону, что он сын преступника, пролившего кровь в Амане. — Нет, ты это слышала? — громко зашептал Тьелко на ухо Ириссэ. — То сына ни в какую не хотел отдавать, то теперь «ты же отец», «ответственность». Сейчас еще удумает «подавай достойный пример». Финдекано отмахнулся. — Это я сказал Ломиону, что он должен извиниться перед Итариллэ. Я объясню это Турукано и Туору, — выдавил он обреченно. Он старший и не должен провоцировать ссоры в своей семье. — А Ириссэ пока… Он хотел сказать ей, чтобы подержала Ломиона дома, пока все не уляжется. Но тут пришла в голову более интересная идея. — А ты пока увези Ломиона из города, например, на охоту, — предложил он сестре. — А вдруг выследят? — нахмурился Тьелко. — Лучше тогда уж во дворце пожить. — Ломион не согласится на дворец… — с сомнением протянула Ириссэ. Да уж, прибежать под крылышко успешного, во-всем-лучше-него старшего брата и просить защиты — этого гордость Ломиона не перенесет. — Пусть не выдумывает! — возмутился Тьелко. — Заварил кашу, так пусть делает, что говорят. По женским спальням лазает, значит, не ребенок уже. Хватит ему потакать и баловать. Ириссэ зашипела как рассерженная кошка. Да, когда твои методы воспитания критикуют — это неприятно. Особенно, когда это делают те, кто сам детей не воспитывал: братья не в счет. — Ну так, наверное, нужно сказать ему об этом. Нужно, чтобы глава семьи стукнул кулаком по столу и запретил спорить. Но ты же не мо-о-ожешь! — не скрывая ехидства протянула она. — Ты же у нас в темни-и-ице! За самый глупый… «Сестрица, ты бьешь лежачего. Можешь не злорадствовать хотя бы?!» — упрекнул Финдекано. Ириссэ, конечно, права, но могла бы не быть такой невыносимой в своей правоте. С предупреждением он опоздал. Лицо Тьелко застыло, глаза зло сверкнули. — Разберусь, — рыкнул он, и направился прочь. «Без тебя» — ясно слышалось несказанное. Да сколько можно ссориться! И не сказать, что кто-то один всегда не прав — они стоят друг друга! Когда Ириссэ и Тьелко просто дружили, они так не цапались. Хотя, конечно, между ними не стояло так много обид. Если в ближайшее время не простят друг друга по-настоящему, их брак развалится еще до свадьбы. Финдекано бросился за Тьелко вслед, нагнал у порога. — Разберешься, конечно, — зашептал он кузену на ухо. — Давай ты увезешь их отдохнуть, подальше от всех причин ссор. А я все объясню Эрейниону. Скажу, что это я выпустил тебя из темницы, чтобы ты защищал их в случае чего. Тьелко хмыкнул. — Ты просто хочешь услать нас подальше от Эрейниона, — без труда разгадал он его план. — Да оставайся сколько хочешь, двери темницы всегда открыты для тебя, — обиделся Финдекано. — Нравится с Ириссэ ссорится и препираться? Тут поводов хватит! Тьелко молча изучал его лицо несколько мгновений. — Ладно, съездим на пару недель. Но потом ты от меня не отделаешься, — пообещал он и развернулся к мрачно сверлящей их взглядом Ириссэ. — Ну что, до-ро-гая, собираемся? Хоть поучу Ломиона охотится, ведь ты, бедолажка моя криворукая, не могла научить… — Ха! Посоревнуемся, до-ро-гой? Я тебя уделаю, ты же в темнице отяжелел, отъелся, — фыркнула Ириссэ и ущипнула Тьелко за ягодицу. Тот не замедлил ущипнуть ее в ответ. Она взвизгнула. Как дети, честное слово! Хорошо, хоть быстро остывают после ссор. Семейная жизнь была бы невозможна, если бы Тьелко дулся на Ириссэ по несколько лет. Пока Финдекано готовился объясняться с сыном, почему выпустил пленника, тот позвал его в осанвэ. Предупредил, что задержится в порту до завтра. Как нельзя вовремя! Тогда Финдекано отправил брату послание с просьбой о встрече: надо отдать долг Итариллэ, она свою часть уговора выполнила с лихвой. У них с Ломионом получилось! Каждый получит свою семью хотя бы на пару недель! Он пришел к Турукано в назначенный час, с облегчением узнал, что Туор в отъезде и будет не раньше чем через три дня. Как раз Ломион с родителями успеют собраться и уехать подальше от города, от Туора и от Эрейниона. — Да не собираюсь я трогать вашего Ломиона, — поморщился брат в ответ на просьбу отстать от парня. — Мне Итариллэ уже все объяснила. Говорит, что Ломион милый мальчик, и она, глядя на него, хочет родить еще ребенка. Так что Туору, когда приедет, не до Ломиона будет. — Вот и хорошо. — Нашла «милого мальчика», — пробурчал брат под нос, и Финдекано сделал вид, что не расслышал. Ну да, не такой обаятельный, как его приемный отец, но так кто должен был помочь ему, научить дружелюбию? Это они в прошлый раз выяснили. За все былое братец оправдывался долго, нудно и детально. Извинился за своего приятеля Нельоннена, уверял, что тот не сделал бы ничего дурного. «Он просто спросил, это не повод причислять его к предателям». А Финдекано слушал молча — не потому, что обещал Итариллэ, а потому что дырявая память не могла подсказать, кто и за какие проступки Нельоннена к предателям причислил. Хороший же эльда был, герой многих битв, мудрый советник и не зануда. Про Эрейниона, о том, как в обход него назвался нолдораном, Турукано начал с уверток. Мол, нолдораны стали слишком часто умирать, орки и валараукар целенаправленно выслеживали Финдекано на поле боя. — Хорош бы я был, если бы заставил рисковать мальчишку, — заявил Турукано. Звучало совсем не правдоподобно. Наверно, неверие отразилось на лице Финдекано, потому что братец поджал губы, а потом выпалил настоящую причину: — И вообще, у меня побольше прав на корону, чем у сына Ириссэ. — Эрейнион — мой сын! — заорал Финдекано, давя порыв бросится на брата с кулаками. Разнюхал уже! Откуда? — Ну да, ты к нему относился как к сыну. Возможно, в этом и причина того, что он не похож на настоящего отца и вырос хорошим парнем. Куда лучше, чем его младший брат. Ты хороший воспитатель, Финдекано, — только братец умел признавать чье-то достоинство так, что его хотелось треснуть. — Да с чего ты взял это вообще?! — Ириссэ, когда лежала на смертном одре, открыла мне вашу тайну. Да эта девица вообще умеет держать язык за зубами? Может, еще и Эол в курсе, и пол Нан-Эльмота? — Бредила она! — рявкнул Финдекано. — Она еще и простить Эола просила, ты сам рассказывал. А теперь в ее доме его имя не произносят! Турукано набычился. — Ну и кто же тогда мать твоего сына? — с нескрываемым сомнением спросил он. — Не твое дело! Турукано поджал губы. Он сложил руки на груди и возвышался перед Финдекано несокрушимой скалой — как любил это делать Нолофинвэ, заставляя его чувствовать себя глупым ребенком. Но только Турукано, будучи здоровенным верзилой, ухитрялся выглядеть несправедливо обиженной скалой. Финдекано был уверен, что брату хочется пробурчать «вот и иди отсюда со своим детьми и держи их от меня подальше». Он почти слышал эти слова, видел тенгвы, зависшие между ним и братом в воздухе. Но Турукано молчал. Правильно: он не может такое сказать, он же сам хотел помириться. А хотел ли? Может, его Итариллэ и Анайрэ заставляют? Сам-то он превосходно себя чувствовал в своем Гондолине. А выйдет его Эленвэ из Чертогов, так и совсем никто не будет нужен. Финдекано медленно выдохнул. Он пришел, он выслушал — условие Итариллэ выполнено. Можно даже сказать, что они с Турукано помирились: просто у них нет общих тем для разговоров. Он вежливо попрощался и направился к выходу. — Ну прости меня, брат! Я не должен был уезжать от вас! — не выдержал Турукано. Надо же, какая разумная мысль. Сам догадался или подсказал кто? — Или должен был вернуться, когда погиб отец, — продолжил брат, глядя на него с высоты несчастным, щенячьим взглядом. — Но я не мог из-за свих личных причин бросить народ Гондолина или заставить их бросить свои дома. Я понадеялся, что ты справишься без меня… — А я, значит, не справился без тебя, а не потому что Враг был сильнее? — огрызнулся Финдекано, уязвленный такой постановкой вопроса. Спаситель выискался! Турукано неопределенно повел плечом. — Я бы отговорил тебя от самоубийственного союза с фэанарионами. Не дал бы лезть в Ангамандо в Четвертую битву… Финдекано закатил глаза. Нет, самомнение этого парня невыносимо. — Я буду помогать тебе лучше! Ну, хочешь, что-нибудь сделаю для тебя, а? — пристал Турукано. Вцепился брату в плечи, показывая, что не отпустит, пока не услышит слова о прощении. — Что хочешь! Финдекано медленно выдохнул. Слово отстать от Ломиона он уже получил, а больше-то ему от брата ничего не требовалось. Злиться на Турукано глупо: он же сам говорил Эрейнину, что в Чертогах нолдор отбыли наказание, и теперь о прежних проступках нужно забыть. И пусть в голове накрепко засела мысль, что брату нельзя доверять, нельзя на него полагаться — так ведь и не война у них больше. Ничего более ответственного, чем выбор вин к семейному празднику, от Турукано и не потребуется. Турукано, разглядев на его лице безразличие, взревел разъяренным медведем: — Почему ты все прощаешь фэанарионам, а меня — никогда? Они нас бросили в Арамане, подставили Артафиндэ, они нас предали в Четвертую битву, а ты снова дружишь с Тьелкормо! А меня видеть не желаешь! Финдекано замялся. Он решил не держать на брата обиды, но — и тут Турукано совершенно прав, — родного брата он желал видеть намного меньше, чем кузена и друга. Ну просто характеры у них разные, бывает же такое. — Ты злишься, что я ушел от вас, а сам только и делаешь, что показываешь, насколько я тебе не нужен! — распалялся тем временем брат. — Почему ты в Барад-Эйтель не сказал мне остаться с тобой?! — Я должен был упрашивать? — больше опешил, чем рассердился Финдекано. — Ты был нолдораном, ты мог приказать! А вместо этого: «ждем фэанарионов, лорды Востока нам помогут, возьму Тьелкормо в советники и заживем»! Я пришел, в отличие от них, ты это хоть заметил?! Ты совсем как наш отец! Финдекано задохнулся от возмущения. Открыл рот, но не нашел слов. Он всегда был уверен, что он, может, и не идеальный сын, но хороший старший брат. Не как Майтимо, конечно, но Ириссэ и Аракано тысячу раз говорили ему, что он лучший в мире! А что, надо было связать Турукано Клятвой, что поможет сразить Моринготто? Тогда да, остался бы рядом с ним и с отцом, каждый день осады чувствовал бы себя ох каким нужным! «Мог приказать» — ничего себе! Как можно было заставить Турукано остаться, если тот всем видом подчеркивал, что отделился от них! В свой Гондолин он увел народ тайно, чтобы никто не сумел остановить. А потом так старательно держал местоположение города в секрете, что даже письма слал раз в два века. Ну приказал бы Финдекано — и что толку? Брат бы сбежал через пару лет. Или нужно было ежедневно плакаться, что без него ему не справиться? А если не хочет ныть и жаловаться — значит, он сразу «как отец»? Отец-то как раз наоборот, без проблем запер одного сына в крепости, и второго бы не выпустил, сумей найти. «Ты нужен мне здесь, это для твоего же блага» — такого обращения хотел Турукано? Пока Финдекано беззвучно открывал и закрывал рот, точно выброшенная на берег рыба, в зал горделивой лебедушкой вплыла Итариллэ. — Дядя Финьо, как ты вовремя. Останься на ужин, — дорогая племянница мертвой хваткой вцепилась в его локоть и повела вглубь дома. — Да, совсем как он, — продолжал Турукано, довольный эффектом от своего заявления. — Папа, — ласково, но непререкаемо одернула Итариллэ. Турукано фыркнул и утих. «Папочка под твоим присмотром, да?» — засмеялся Финдекано в осанвэ. Итариллэ услышала, усмехнулась краешком губ. «Вы все под моим присмотром, мои дорогие», — пропела она. — «Я ведь старшая во Втором Доме, кому как не мне наводить порядок». Финдекано поперхнулся воздухом. Наглеет младшее поколение, определенно. Это он — старший во Втором Доме, пока отец не вернулся из Чертогов! Но, конечно, он не откажется от помощи Итариллэ в поддержании мира в семье. За столом они с братом не ругались из уважения к даме. Как воспитанные принцы выпили за примирение. Потом — за возвращение из Чертогов. За победу над силами Зла. За нолдор. За всех родных, кто еще испытывает гостеприимство Намо. За то, чтобы Ириссэ выдрессировала Тьелкормо. За Аракано, который увидит Эндорэ мирным. За детей и внуков — у кого они есть и еще будут. С непривычки, да после распитого с Тьелко рома, Финдекано этого оказалось многовато. Брат одолжил ему синий плащ с глубоким капюшоном и повез ко дворцу на своей лошади, придерживая, чтобы не свалился. Вроде бы, признал вслух, что Эрейнион — самый милый в Эа и самый лучший король, что был когда-либо у нолдор. Но может, Финдекано это привиделось спьяну. По дороге до дворца свежий ночной ветер прогнал хмель. Финдекано прошел мимо стражей, не вызвав ни единого вопроса и подозрения. Никто не полез с предложениями проводить его до покоев. А вот Эрейнион, поджидавший его в спальне, почуял вино с десяти шагов, словно валинорская гончая. «Ты же хотел только завтра вернуться», — чуть было не ляпнул Финдекано. Что-то случилось или о побеге из темницы доложили? Сын сложил руки на груди и сверкнул глазами — точь-в-точь как Судия из-под своего капюшона. Раньше от долгих нотаций у нолдорана Финдекано спасал сын, но теперь, когда тот сам король — кого звать на помощь?