Джон Тяк

Детей в спецагенты не берут по ряду причин, главной из которых является тот факт, что они тупые. Конечно, бывают исключения, но к мирному времени это почти не относится. Я для своего возраста считался гением с небывало высоким IQ — где-то за гранью возможного для восьмилеток и сто шестьдесят три из ста семидесяти семи возможных во «взрослой» группе, плюс кое-что я даже умел, так что меня взяли в оборот. Грубо говоря, дали специфические игрульки на компьютере по полчаса в день, обязательные консультации с каким-то умным парнем ни о чем, и попросили читать газеты. И заставили вступить в театральный кружок. Такое себе развлечение, из-за которого времени у меня стало меньше, а желание разодрать на ошметки каждый талмуд британской классики больше. В новом году школьная программа моего десятого и седьмого класса усложнилась, но до сих пор главной проблемой была литература — некоторые вещи я не понимал на интуитивном уровне, а что-то в духе «That flesh is heir to, ’tis a consummation», приходилось сверять с русскими переводами в нескольких вариантах и с пояснениями. В дополнение ко всему меня отправили на испанский, но с этим мне мог помочь мой сосед Марс. Проще всего было с прикладной математикой, а на науке мне разрешали сидеть со словарем… Так что… и в этой жизни я не гуманитарий. Смерть Шерлока, прошедшая для меня незаметно, подорвала британский интернет. Уж не помню, как все было обставлено в сериале, но люди повсеместно строили теории, выражали сожаления и форсили мемы. Конечно, с июня все уже поостыли, но учитывая его популярность в твиттере и на, господи боже, тамблере, боюсь представить, какие деньги получает Ватсон с монетизации блога. Когда меня для ежемесячного брифинга перехватила какая-то из секретарш Майкрофта — рыженькая — я честно спросил, не опасна ли вся эта движуха вокруг столь «тайной» фамилии. Меня поставили в известность, что пока нашу корону не перестанет удовлетворять работа старшего Холмса, или, что более вероятно, Майкрофт не приляжет в гроб (а скорее всего и после его смерти), данные не появятся нигде. И под «нигде» я подразумеваю его полное несуществование в мире. Как и его родителей, но тем вроде не сказали. Девушка, с явным удовольствием, отложив какие-то важные бумажки, чесала языком. Она одновременно была заинтересована в моих успехах в криптографии, учебе, спорте и натянуто улыбалась, когда я ей отвечал. Возможно ей было просто в радость послушать свой голос. В магазине, куда меня с благословением отправил тренер по стрельбе, секретарша помогла мне выбрать наручи и подвезла до занятий. Так же я в частном порядке познакомился с парочкой малолетних нищебродов из тех, кто сбежал из дома или кому просто не повезло. На то, чтобы выйти на эту шайку, я угробил кучу времени и денег, поручая грязным детишкам притаскивать мне черепа с мясных фабрик, дохлых птиц, всплывающих в Темзе котят и химикаты для работы со всем этим добром. Покупка последнего требовала взаимодействия с ребятами постарше — хотя бы пятнадцатилетними. Деятельность была едва ли полулегальной, и поэтому, чтобы весь этот детский сад особо не наглел на процентах, протаскивая через вереницу рук порошки купороса и дешевого мышьяка, я добился встречи с их… главным. Им оказался низенький парень с крысячими патлами, свисающими на глаза, мелким кривым ртом и куском лески, воткнутым в зеленую точку над правой бровью. Не думаю, что он был подростком — в его скуластом лице угадывались зрелые пропорции, в движениях — натянутая театральность. Насколько я успел расспросить моих знакомых, ему не платили за покрывательство или типа того, но он знал кому подлизать, чтобы выходило дешевле. — Я — Джон, — я протянул руку. Мы стояли под затюханным каменным мостом у грязной речки, поэтому я не сильно переживал, что меня увидят одноклассники или взрослые. Нагоняй от сходки с оборванцами гипотетически я мог получить — в Бенне на тяжелые темы вроде бедности учили смотреть только с башни благотворительности, и то лишний раз не раскрывая глаз до конца. Хотя выкрутился бы, что тут думать, но потерял бы доверие бездомных. Наверное. — Люди зовут меня Офелией, — молодой мужчина пожал мне руку и по-хитрому улыбнулся. — Люди? — я заставил себя сделать лицо подружелюбнее. — Те, кому делать нехрен, — он зажмурился и, вздернув руки, куда-то в бок пропел, — At theirs heads a grass-green turf! Я попытался вспомнить, хотя бы в какой части пьесы в речи юной девы всплывает этот пёрл, но со смущением осознал, что буквально на днях приконченный мною томик «Гамлета» уже стерся из моей памяти. — К сожалению, у меня тяжелые взаимоотношения со всем Шекспиром. Офелия беззлобно фыркнул: — Малявкам с ним знаться и не положено. Через неделю меня за шкирку затащили в грязный бетонный подвал и дали в руку ржавый медицинский скальпель. Передо мной, с влажной шерстью, на мокром полу лежала овчарка. Её тело было огромным — больше меня, со взрезанным горлом и выдавленными глазами. Еще теплая. Я с трудом срезал шкуру, отделил кости от мяса, аккуратно извлек кишечник и мочевой пузырь, получил свои двадцать фунтов и ушел. Зашел вместе со вторым потоком в школу, убрался в кладовке, проветрил помещение, собрал свои инструменты, облил ацетоном, спрятал под кровать. Через неделю, конечно, достал, так как из-за некачественных инструментов болели руки, но жизнь не наладилась. Через месяц мой тренер по стрельбе запретил держать мне что-либо тяжелее ложки — мозоли кровоточили. Посреди ночи я в ужасе просыпался от видений о чумазых людях, поедающих парное песье мясо испачканными в грязи руками. У людей были русские лица и лающие голоса, они обгладывали кости, слизывали с земли кровь, и от отвращения меня начинало тошнить. Потом я вспоминаю про химикаты, которые мне отдают буквально за центы, кости, абсолютно целые и без пороков, и мои личные полулегальные подвалы с морозилками «под ключ». И терплю. Продвижения в деловых взаимоотношениях с Майкрофтом произошли ближе к зиме: девятнадцатого ноября я справил свое условное восьмилетие и через неделю меня отправили на задание. Не задание, конечно, а просто посмотреть-поглядеть. Но, in a nutshell… Официально мы жили на черной ветке на станции Восточный Милл Хилл. На самом деле в Барнете поезд останавливался едва ли не каждые сто метров, но так как Восточный Милл Хилл был ответвлением от основной линии и являлся конечной, можно было попасть в совершенно пустой вагон. А вот вокруг самой станции кипела жизнь. В радиусе километра располагалось все — от гипермаркета и гольф клуба до косметической фабрики и детского лагеря скаутов. В Бенне считалось, что скауты для лохов (простите, Принц), поэтому мы любили прохаживаться вдоль забора и дразнить малышню в зеленых шляпках. Они дразнили нас в ответ, но по глазам видел, что после школы они бы и рады мяч погонять, а не вот это вот все. Теперь же я тусовался в кафетерии на территории этих самых скаутов и пялился на новостного диктора. Рожа его была смазливой, и являлась для меня эстетической отдушиной в этом месте зеленых галстучков и румяных щек, пусть даже её и перекрывали изображения скрипки Страдивари, всплывшей на каком-то аукционе. Вокруг меня творился лагерный бедлам. Позади меня сидела небольшая компания офисных работников в строгих костюмах, разговаривающих на повышенных тонах, кричали бойкие детишки, укутанные в свитера, мотал жалюзи легкий сквознячёк, раздражая дородных теток, и что-то распевали подзадолбавшиеся вожатые. Может, лет десять назад и я бы и смог уловить общее настроение, но сейчас чувствую себя… переболевшим. Судя по всему, концепция скаутов-наркодиллеров была чем-то новеньким, раз уж притащили тяжелую артиллерию сыскного мира вроде меня. Ха-ха. Но я никогда бы не подумал, что лагерная столовая может быть популярна у обычных людей. В кафетерии камера располагалась только на входе и над кассами, из-за чего метров двадцать между ними и еще по десять квадратных по бокам были плохо просматриваемой зоной. Уровня опасности не хватило, чтобы одобрить план с протаскиванием скрытых камер аж на ту же кухню, поэтому я здесь. Слава богу, умные люди уже расписали каждый мой шаг. Через день стало ясно, что надо смотреть не на зал, а на место выдачи сухпайков. Бумажные пакеты имели маркировку, на случай наличия в отряде лактозников, аллергиков, ово-лактоз-песко-вегетарианцев, веганов, сыроедов, приверженцев палеодиеты, людей с непереносимостью и евреев. Если паёк заказывал кто-то со стороны или у скаута был особый режим питания, то пакет подписывали и относили на отдельный стол. Я заказывал себе паёк сначала просто чтобы послушать ребят в очереди, но где-то в середине недели заметил, что половина людей это буквально частные службы доставки и какие-то не очень, либо слишком богатые молодые люди. В общем, откуда ветер дует было понятно как-то слишком явно. — Эй, коллега, — меня щелкнули по затылку. Я пихнул подростка локтем, и лишь потом понял, что это был мой сосед по комнате — Марс. Его темная кудрявая шевелюра и загорелая кожа сильно контрастировала на общем фоне бледных невыездных детишек, — решил сменить вектор деятельности? — Ага, местных поразила моя любовь к животным. — И что? Учишь правильно пускать кишки? — Зарабатываю мастер-классами. Мальчик перед нами икнул и, схватив свой пакет, вылетел на улицу. Я взглянул на заказы — у Марса был сэндвич на бездрожжевом хлебе, веганские котлеты из бобов и салат с гипоаллергенным соусом без чеснока со вкусом чеснока. Мы забрали заказ и пошли к выходу. Молча замотались в шарфы, молча зашли за здание столовой и также молча сели на деревянную лавку. Для меня она была высоковата, но Марс тактично не заметил моё подпрыгивание. Где-то на середине моего бутерброда с арахисовым маслом без арахиса, к нам стремительно подошел Феликс, вырвал сэндвич буквально у Марса из рук, плюхнулся между нами, и быстро его зажевал. Марс невозмутимо достал свои котлеты, стандартную пластиковую вилку и пакетик с солью. — Твой хлеб все равно херня. — От другого ты меня не откачаешь, — Феликс обиженно посопел, дожевал, а потом неловко смял упаковку, покрутил в руках и запихал ее в куртку. — Вы за мной следите? — Прости, — Феликс улыбнулся, — Миссис Браун и псих попросили узнать, не охотишься ли ты за бездомными кошками. Я поморщился. — Я уже говорил, если меня посетит желание прикончить соседскую кошку, собаку или девочку, Мистер Беланш узнает первым. — Больная тема? — Марс мне улыбнулся, а потом обернулся к Феликсу и трагичным шепотом спросил, — он ведь в психиатрии лежал? — Психиконеврологическом, — Феликс страшными глазами посмотрел на меня, — там самые отмороженные. — Хватит поясничать, — я толкнул Феликса плечом, — проблемы с нервными окончаниями или типа того. — Вылечили? Я вспомнил, как час провел обтыканный присосками во время ЭНГ, тридцать минут томографа, срочные анализы на все жидкости в организме, и невнятные лица врачей, которые объясняли сопровождающей, что, да, нерв защемлен, но нам придется вскрыть ногу ребенка, чтобы найти настоящую проблему. И если проблема не найдется в колене, придется последовательно искать в бедре, позвоночнике и еще хер знает где. — Сказали греть щечку и надеяться на лучшее. Морально я подготовился к двум-трем годам постоянных процедур и занятий какой-нибудь восстанавливающей гимнастикой. В прошлой жизни у меня после активных занятий спортом могло свести ногу, и хорошо, если без массажистов проходило дня за три. Эх... Кстати какая это была нога... — Ему запретили бегать и вести себя слишком активно. — Джон, — Марс выстрелил рукой, из-за чего Феликсу пришлось резко отклониться, схватил меня за плечо и нахмурился, — ты поэтому растолстел? Я поперхнулся. — Заткнись, я пытаюсь это игнорировать. Интересно, а дети участвуют во всей этой наркосхеме? Возможно… Возможно не знают, что они доставляют? Многие родители забирают детей после ужина, кто-то приезжает на машине, но ведь и были одиночки, бредущие до дома… Я рассмотрел мысль доебаться до десятилетки с разных углов и все же признал её несостоятельной. — Как думаешь, — голос Марса выдернул меня из размышлений, — мы могли бы организовать дружеский матч со скаутами? — в школе играть в футбол отпускали даже на переменах. Любили его почти все дети, и даже девочки в своих юбках умудрялись быть наравне. — Дружеский? — мы с сомнением переглянулись, — ну, — Феликс задумался, — дружественный… — Я пас. — В позапрошлом году Бенн против школы играл. Стоун заплатил Оливеру, но мы не пропускали мяч к воротам. — Стоун? — я попытался вспомнить ребят из школы, — Гарри? Из девятого? Феликс покивал. — И зачем ему это, — я вздохнул. В итоге мальчишки начали возню, на все про все ушло еще две недели. Соседние школы достаточно часто устраивали совместные мероприятия в весенне-осенний период, ноябрь был теплый, какие-то инициативы тоже были, поэтому идея выстрелила. Немножко странно вышло с командами, так как наш «дом призрения имени Бенна» решил выступать отдельно от школы, из-за чего образовалось две мужские команды — скауты Барнета, приют Бенн; и одна смешанная — школа Барнета. Стоун, кажется, опять очень хотел победить, поэтому он выгнал всех девочек и те образовали свою команду — «Амазонки Барнета». Я смеялся, но не так сильно, как после их победы. Сам я играть не мог, поэтому помогал нашему, ну, типа менеджеру — Томасу, пятнадцатилетнему парню из комнаты напротив. Он полноват для подвижных игр, но весьма дотошный и с неплохой, для ребенка, самоорганизацией. Он без вопросов всучил мне запасной ключ от раздевалки и сказал лишь появляться на матчи Бенна. Расследование у скаутов все это время не прекращалось, я успел найти какой-то недостижимый для меня слабозашифрованный талмуд, куски документов тут и там. Я же помог выявить примерный круг покупателей и невольных курьеров среди детей, успел пошуршать на кухне и набрать еще пару килограмм чистейшего жира к своему весу блять. Честно говоря, я надеялся, что во время матча мне удасться найти что-то еще, хотя бы в раздевалках, но Мистер Рейнад просигнализировал мне отбой и я пошел на трибуны. Даже успел посмотреть последние минуты и гол в последние секунды. Как я уже сказал, выиграли «Амазонки». О финале всего этого несомненно веселого и эпического наркоприключения я узнал только в декабре — полторы сотни человек были арестованы за хранение, продажу и употребление, скаутский директор умывает руки, повара и посудомойки мало знали, но много замечали и по ниточке, по ниточке все это вылезло в район Мэрилибон, а там уже и в Лиссон Гров, но без подробностей. Я слабо представлял, как все это работает, но если все действительно так скучно… я разочарован во всех сериалах современности. Хотя мне вручили мою первую супер-официальную зарплату на открытый лично для меня счет.