Джон Тяк

Что я имел после ночи погружения в британскую политику? Ничего. Я не стал, к сожалению, умным в этой сфере. Только зачем-то знал, что дочка Сэнда — Рэндолин — учится под другой фамилией (Дэнс) и была одной из клакёров. Дамочка-координаторша была ее моральной наставницей, а вообще дочь брата секретарши Бишопа. А я этих секретарш знаю — у Майкрофта таких целый аквариум. Магистры, которые юноши с очами горящими, даже с третьего взгляда оказались не при делах, кроме любовных связей с сокурсницами. Я не утверждаю, что их использовали втемную, но пахнет все именно так. Еще я бы поспрашивал их преподавателей — потому что если в политизированном институте, где директор сам Бишоп, на такой движ закрыли глаза, то либо он, либо секретарша что-то готовят. В конечном итоге, если Шерлок действительно хранит в голове всю эту лабуду вместо модели солнечной системы, то про наличие в голове «только нужных знаний» он нагло пиздит. Я оттолкнулся ногами и проехал на стуле до другого стола. Там лежала моя вскрытая коллекция насекомых. Из-за того, что я не мог над ней нормально работать в детском доме, некоторые жуки и бабочки разломались, приходилось со слезами на глазах пересортировывать все и выбрасывать в мусор. Я смотрел на мелких насекомых и чувствовал себя не в своей тарелке. Я чувствовал себя больше. Я как будто перерос, как будто моя кожа стала мне мала. В руках поблескивал майский жук. Я аккуратно отцепил его изумрудные крылышки и посмотрел на невзрачное существо, оставшееся в руках. В голову почему-то пришла мертвая Фиона этажом выше. Сухая… Почерневшая. Я откусил половину. Отвратительно на вкус. За этим занятием меня застал Дадли, но никак не прокомментировал. Он вообще был как-то слишком чутким и понимающим для своих исполинских размеров. Брат сказал причесываться и лететь вниз — из аэропорта привезли моих родителей и мелкого Артёма. Как временная глава семьи их приветствовала плотно сидящая на успокоительных Лилия — своих родителей она не оповестила, старательно обходя их упоминание в любых официальных документах. Насколько я понял, старшие Хэтвуды язык за зубами держать не умели и весь сор постоянно выставляли напоказ. Они не были такими единственными среди английской аристократии, конечно — психушки, оргии, наркотики, бродяжничества, убийства — все это было на слуху, и хотя никто никому ничего не рассказывал, все всё знали. Я даже откопал настоящее имя Офелии! Вот уж кого в родстве с богатыми не заподозришь. Однако сейчас в нашей гостиной сидели незнакомые мне родственники и посербывали чай с молоком. Вернее, Артём пил только молоко, у матери должна быть непереносимость лактозы, а Валентин в целом не смахивал на чувака способного гонять чаи. Но способного, однако, отправить этой самой фарфоровой чашкой в нокаут, ага. Я огляделся в поисках Полины — моей няни, но мне ответили, что после моего исчезновения у нее случился ментальный сдвиг в депрессию, и она, дорастив Артёмку до ясель, вернулась домой. Ну в целом я ее понимаю — проспать белого ребенка в чужой стране это же прописаться в полиции. Там таких любят. На моем примере за последние три года детективы отработали сотни иммигрантов и богачей, пытаясь понять, откуда я появился. Я даже был в группе жертв человеческого трафика — там искали тех, кто меня мог встретить. Кстати один ребенок меня таки едва вспомнил, правда я почему-то тусил у группы врачей на одной из пересадок в Испании. Это ничем особо не помогло, но меня очень дотошно проверили на наличие всех необходимых органов. С мелким братом я разговорился достаточно умело — во-первых я подарил ему крылышки майского жука, которые оставил кармане. Потом повел хвастаться ему жуками-трупоедами в террариумах и коллекцией волнистых попугайчиков во всевозможных позах. Лилия с Дадли сначала пытались контролировать количество показываемых в минуту трупов, но семейка Михаицэ была со мной на одной и той же профессиональной волне, и даже мелкий пацан прекрасно знал как все трогать и не ломать. Он уже успел покрошить крылья жука и натереть ими лицо, поэтому ходил довольный и светящийся. Настоящий Тяк. Ночевать все уехали в гостиницу, а на следующий день я с выходным Феликсом провели семью экскурсиями по музеям, Дадли и Шон позже прокатились с нами на колесе обозрения. Они оба очень хотели попасть именно в ту самую кабинку и, мне кажется, ребята чуть не расплакались, когда ее номер прошел мимо буквально в двух посадках от нас. Параллельно мы проходили генетические экспертизы, сверку воспоминаний и перепроверку истории с детективами. Было понятно, что за год до взрыва у дворца я был в Испании. Фотошоперы грамотно расчистили мое лицо от шрамов, натянули худящий фильтр, поверх наложили с десяток возможных стрижек и отправили во все портовые города без особой надежды. Ну да, внешность у меня не особо выделяющаяся. В конце недели мы со всеми Михаицэ распрощались друзьями и пообещали ими оставаться и дальше. Лилия впервые с момента нахождения моей семьи вздохнула спокойно и ушла звать подружек на вечернее гадание. Я бы и напросился к ним, если бы не Оливер со срочным звонком. Он был спокоен, как удав, и потому сразу стало понятно, что дело-дрянь. В этом мире каждый пятый человек псих, каждый четвертый — альтернативно одаренный, а каждый третий — моральный девиант. Так уж случилось, что в нашей детдомовской компании все характеристики сошлись у этой мразоты белобрысой, и ожидаемый джекпот мы, как лучшие друзья, будем помогать зачищать. Джоселин даже после смерти была той еще красавицей. На улице было тепло, и она, наверное, собиралась начинать пованивать, поэтому я закрыл багажник и вопросительно уставился на Феликса и Оливера. У первого начались лекции на коровниках, поэтому некоторое дерьмо за последний месяц ему уже примелькалось, а вот на второго было жалко смотреть. Оливер, в крови с головы до ног, на угнанной у друга тачке, под кайфом провез в багажнике труп из какого-то злачного центрального притона почти до нашего приюта. В пути в левой руке он держал учебник по вождению, потому что прав у него не было и пока не планировалось. У меня накопились определенные вопросы, но мы решили сначала избавиться от трупа. Нам нужен был крематорий и вытащить из девочки все импланты, чтобы серийный номер не выдал личность. Пока мы, запихав труп в мусорное ведро, катили все это к ветклинике по зассанным переулкам, наше коллективное «алиби» в виде Льюиса и Марса искало подходящее место попойки — куда можно было зайти незаметно, но выйти на камеры и так, чтобы каждая собака подтвердила твое присутствие. В операционных было мало людей, доступ был свободный. Феликс, попривыкший к местным правилам что-то там задернул, отключил и повесил, чтобы к нам не заходили. Свою сменную форму он сразу кинул за перегородку, я тоже что-то такое притащил из дома, а Оливер разделся и пошел мыться в раковине. Мы, под шумок воды из крана, переглянулись. — Есть, чем зубы вырвать? — Феликс повел плечами, неуверенно прошелся между стеллажами и присмотрелся к инструментам. На самом деле, после кремации мы их можем хоть в Темзу выкинуть, но мне хотелось сделать полноценный человеческий разворот со всеми венирами и костными мозолями, которые только могли образоваться, — есть эта хуйня. — Тащи, ща кровь сольем, — я обернулся к Оливеру, голой жопой сидящему на табуретке с накинутой на волосы хирургической салфеткой, — а ты помоги стол с одной стороны приподнять и закрепить твою подружку, — метались мы двадцать минут, пока наконец в ведро не потекла кровь. Вряд ли у нас получится ссосать все, но хотя бы меня не сильно зальет, пока буду резать ее грудь, жопу, лицо и скальп на наличие имплантов. Откровенно говоря, я боюсь что такое большое количество силикона, пластика и металла просто убьет печку, и умные люди придут требовать долг за ремонт с персонала. Оставив труп на Феликса и вдупляющего потихоньку Оливера, я с ультрафиолетом и галлоном перекиси полез драить багажник и передние сидения. Время было позднее, и я позвонил Лилии, предупреждая о гулянке с друзьями. Не то, что бы я мастер чистки, но требовалось избавиться от крови и не подставлять хотя бы владельца этой ауди. В целом, стирать отпечатки Оливера в салоне я не стал — и так и так будут подозрения, но с отпечатками можно просто отделаться штрафом или сказать, что, мол дал попробовать на неделе. Друзья Оливера были из тех, кто родился не просто с золотой ложкой во рту, а с буфетом золотой посуды. Им насрать, если кто-то из своих возьмет запасные ключи и сгоняет в соседний город. У этих ребят вообще все почти было общее — главное не наглеть. В итоге череп пришлось полностью отдирать от шеи — в таком замесе медицинских бьюти-приблуд я буду часов семь копаться, а ведь придется все это от кости отдирать! Поэтому совместными усилиями мы соскоблили скальпа сколько было возможно, постоянно поднимая с пола золотистые волосы. Но они тоже были искусственными, поэтому наверняка вели к какой-нибудь вьетнамской деревенской женщине. Или к лошади, если Джоселин было жалко денег, что вряд ли. Все остальное я резал без особого энтузиазма — но бодро, потому что за окном светало. В итоге тело кое-как мы запихнули в печь, часть органов пропустили через мясорубку (долго думали, не оставить ли почки, но они оказались испорчены) и отдали самым непривередливым собакам (пришлось идти туда с Оливером), кровь и порубленные кишки спустили в унитаз и пошли убираться в комнате, слизывая все отпечатки, волосы и прочий мусор. Прах мы рассыпали по всем остальным урнам, а остатки костей Феликс скинул в аквариум к рыбкам. Смотрелось норм. Мы переоделись и после повторного осмотра машины отправились к бару. Уже знакомый мне панк сонным голосом по телефону диктовал маршрут. Еще до выступления магистров-юристов по поводу Бишопа, местным панкам и прочей шпане заплатили за тематическую ответную акцию. Этот панк, которого почему-то звали Эрнест, эту херню делать умел и любил, а зачистка района от камер входила в компетенцию банды. Ветеринарка, парк и Институт Права — все находилось рядом и потому, проехав сюда, Оливер зашел в относительную слепую зону. Льюис, походу, был в курсе местной кухни и бар нашел тут же. Пришлось, правда, тащить голову с собой в коробке от обуви, но у меня сердце скручивало при мысли об уничтожении этого черепа. Неа. Моё! На свету у Феликса обнаружился крупный синяк на челюсти. Думал, они до моего приезда с Оливером повздорили, но это его теленок головой боднул. На рефлексах — они так вымя болтают, чтобы молоко лучше шло. Марса мы в дело не посвящали, но рожа у него была всезнающая, Льюис сам договорился с Эрнестом о контролируемом поджоге того самого притона, а я, кажется, знал, какого бомжа там сжечь. Есть одна сука, которая до сих пор с моей помощью жрет свежих собак. Все как-то поостыли ко мне кости носить — потому что я не на Костёл Всех Святых собираю, а для развлечения, а он один остался по своим тупым гурманским понятиям. Мне было откровенно жалко всех тех псин, что он притаскивал мне в подвалы. А если там будет Ханна? Я таксидермист. Я запечатлею жизнь в мертвом теле. Я правда, очень, очень люблю животных — и потому я этим занимаюсь. Я посмотрел на кусок свинины в бульоне, она посмотрела на меня, я вытер слюни и отмел прилетевшую в голову мысль. Свинина просто очень вкусно пахнет. Бомжа в итоге мы как-то приманили и таки сожгли.