Джон Тяк

Малышка Шерлок сосала палец и восхищенно смотрела на меня своими синюшными глазами — будто я фея. Я корчил из себя злого дядю, но у этого пупса была напрочь отбита эмпатия, и она лишь сильнее показывала свою радость, дрыгая ножками и гудя. Майкрофт с Джоном находились в соседней комнате, наверняка обсуждая младшего Холмса, пока Эмили Ватсон дремала стоя, пялясь на жужжащую кофеварку. — Прошу прощения за бестактность, но в честь кого у Шерлок среднее имя? Эмили повела плечами, глянула на закрытую дверь, забрала свой тройной латте и повернулась ко мне. Я знал, что они наняли ночную няню, и ее сестра помогала сидеть с ребенком два на два, но возможно, глубоко-глубоко внутри, она спрашивала себя, насколько сильно все ее послеродовые осложнения с позвоночником, гормонами и севшим зрением стоят этого кусочка самостоятельной жизни. Я не лез глубоко в психологию — только в медкарту, но, в отличие от мелкой Шерлок, я чувствовал настроение. — Ты играешь в компьютерные игры? — Когда есть время. — Жаль, Ni no Kuni, что первая, что вторая — почти классическая азиатская… — она отпила кофе, — в общем, хорошая игра, сказочная. И там хороший герой, Сесиль. Только это секрет, — женщина сделал еще один глоток, — ответишь мне на вопрос, раз уж я поделилась этим с тобой? — Если… это в моих силах. — Ты какой-то тайный сын этого Майкрофта? У меня засосало под ложечкой. Не то, чтобы я поражался гостеприимностью Ватсонов в мою сторону, но я не удивлюсь, если… некоторые действительно так считают. Надеюсь, это не только из-за лишнего веса, господи. — Нет. Эмили равнодушно кивнула и ушла к креслу у телевизора. Тишина в гостиной была вязкой, Шерлок уснула с пальцем во рту, и я аккуратно положил ее ручку на животик — пусть сейчас это всего лишь инстинкт, потом это приведет к косой челюсти и кривым зубам. Я еще покатал эту мысль в голове и укрыл малышку одеяльцем, подоткнув по бокам. Под голову же подложил специальную подушечку — чтобы голова не сваливалась на бок, потому что для мягкого младенческого черепа это означало асимметрию в позднем возрасте, и попытался понять, в какой момент жизни я вдруг заделался неонатологом. В этой семье уже есть один чудесный врач, мой тезка, я то куда лезу. Господа секретничающие вышли в благостном расположении духа, то есть, что бы там не произошло, старший Шерлок опять нарвался на не смертельные неприятности. Ватсон, как почетный сорокалетний работящий отец, выглядел ничуть не лучше Эмили, но он улыбался и в нем, кажется, зиждилась вера в будущее. Майкрофт кивнул Эмили, сам себе сварганил эспрессо и потек на выход со мною на буксире. Я зажимал в руке какой-то сборник неврологии, всученный мне Джоном, и ни о чем не думал. Сегодня мне обещали шпионские игры. Мне дали инструкцию — что-то вроде смотри, записывай на диктофон, сам ушами не хлопай, доложи кто там мутит воду и сдай его мне. Судя по всему, в Лондонском университете Права кто-то мутит воду и у этих кого-то сегодня совсем не палевное собрание в Бедфордском сквере. Погода была как раз для пикника, поэтому я купил булочек в кондитерской напротив и пошел к самодельной трибуне, состоящей из ящиков. Молодежь слонялась туда-сюда, активно что-то обсуждая, там же среди студентов бегали мои ровесники, поэтому я не сильно выделялся. Правда, я сразу выцепил в толпе знакомую блондинистую шевелюру Льюиса в голубом пиджаке и не преминул спросить о происходящем. Друг мне обрадовался, сразу представил своим сокурсникам и в целом познакомил с раскладом. Он, как почетный третьекурсник, следит, чтобы перваки не бушевали и не привлекали внимание полиции. Четверокурсники готовятся к экзаменам, поэтому их тут почти нет, второкурсники пьют, абитуриенты пришли на агитацию, а магистры еще не на месте, но темнят — обещают предоставить то ли политический манифест, то ли порушить чью-то карьеру. За деревьями отирались журналисты, поэтому я оставил француза спорить с остальными и пошел задавать вопросы прессе. Пресса из стажеров за мои просящие глаза и булочки по секрету рассказала, что убийства не намечается, но репутация кого-то из совета директоров университета, по слухам, действительно под ударом (это я сопоставил информацию от The Independent, Daily Express и City A.M.). Кто сообщил? Представился мистером Дарси. К трем часам дня заявилась выхолощенная дюжина магистров, каждый в тройке и с огнем в глазах. Девушек среди них не было, что странно, ибо в целом их в толпе большинство. Потом, правда, они нашлись неровной кучкой там же — участия в выступлении они не принимали, но работали клакёрами и к общей связи с магистрами были подключены. Саму заводилу я нашел в отдалении — текст она не диктовала, но по ее нехитрым командам и прямым указаниям вроде «Калеб, теряешь зрителей, играй интонацией», «Ренди, вопи о четвертом законе», «Джули, пример фонда Бишопа». Долго я неприкаянно бродить вокруг нее не мог, поэтому записал все имена и в целом, что мог, и пошел фотографировать особенно активных и выделяющихся. Мои друзья из прессы уже были в первых рядах, пока Льюис помогал выворачиваться в кустах какому-то панку. — Закон защищает этого человека, подлого, всесильного, но мы… — я отвернулся от оратора. Говорил он, конечно, красиво, но я этого самого Бишопа в глаза не видел, а запись потом послушаю на их студенческом ютьюбе (в объективы я старался не попадаться). Разбежались все всего через два часа — были крики, маты и битье кулаками, но дольше публика стоять на ногах устала. Кто-то самый умный подрубил музыку, но здесь уже не выдержали и так нервничающие полицейские и начали всех по-быстрому разгонять. Льюис увел нас за руки с тем самым панком, как только студенты начали предъявлять полицейским претензии. Магистры напросились на арест сами и победно улыбались в камеры. — Этот Бишоп, — громко шептал мне по ходу Льюис, — он соперник Сэнда в нижней палате, первый из тори, второй из лейбористов. Я поступал — они уже срались, — панк споткнулся на выходе из парка, и мой друг потащил его за шкирку. — Я, честно говоря, даже не помнил, что ты здесь учишься. Где Ханна? Без нее я тебя не воспринимаю. — Оставил у Феликса в ветклинике, — он поиграл бровями, — и, эй, я думал ты ради меня сюда приперся. Или ты для школьной газеты? — Вроде того. Феликс работает в ветклинике? Он же еще не поступил? — Он там вроде волонтера, — Льюис вписал панка в ближайший поворот, а сам пошел со мной рядом, стараясь не слишком спешить и все время замедляя свой шаг, — тут недалеко. Клиника была частной. На входе я лицезрел мимишного щенка помски; черного мясистого лоснящегося лабрадора, чей хозяин спорил с персоналом, потому что отказывался цеплять расчехлившегося кобеля на поводок; три женщины сидели подряд, каждая с жирной кошкой; мужик с купированным доберманом; и шесть человек, совместно держащих на руках одну таксу мраморного окраса. Такса не умирала, но от сопливых причитаний семейки начинала паниковать. Мы прошли мимо бассейна в сторону комнат передержки и «детского сада» — большого голубого зала с носящимися по кругу собаками. Ханна была в самом эпицентре шерстистого урагана. Глаза убийцы, хвост щенка — классический бультерьер, кучей-малой она заправляла, как самый настоящий генерал. Льюис прилип носом к стеклу, стараясь не расплакаться от умиления. — Что-то мне подсказывает, — мое внутреннее знание, третий глаз и интуиция, — что Феликс в абсолютно противоположном направлении. — Я хотел сначала увидеть свою малышку, — он сделал несколько снимков и попытался сдержать улыбку, — ах, сейчас растаю. — Яяясно, погнали к кошкам, — я отодрал его от смотрового окошка, — веди. В кошачьей передержке было сонное царство. Феликс менял кошкам воду и был тут явно за своего. Ему приветственно мурлыкали, раскрывали пузики и строили глазки. Ну да, этот парень ведь вырос в доме с пятьюдесятью кошками, он наверное их молоко вместо материнского пил. Льюис прокашлялся. — Молодой человек, не соблаговолите ли провести нам экскурсию по этому чудесному месту? Феликс на нас зашипел, и я думал, что тут же уползет в какой-нибудь темный угол, но он за пять минут распрощался со всеми и, вытерев руки о кофту Льюиса, повел нас по клинике. Вернее, вел нас специально в морг, ибо «если что, пепел из печки у всех одинаковый, а ты бери, если кто-то понравится». В операционную мы заглянули через окошко в двери (меня подержали на ручках), там у суки овчарки родилось тринадцать щенят, и пять докторов их с красными лицами реанимировали. Во второй операционной кастрировали кота, в третьей пса, а в четвертой зашивали человека. Мы не сговариваясь сделали вид, что это галлюцинация и пошли от греха подальше к Ханне. Феликс нас перекрестил на дорожку и вернулся к своим обязанностям. Мы разошлись по домам. Дома в главной гостиной происходило таинство чайной дамской тусовки, откуда меня мягко отправили восвояси. Этажом выше Дадли с Шоном развлекали себя игрой на рояле в четыре руки, и тихий гул переложенных на клавиши современных песен отдавался в каждом углу. На журнальном столике у входа в мою комнату лежало письмо из школы — с моим идеальным табелем успеваемости и предложением, раз уж я такой умный, заспидранить биологию и взять курс лекций по анатомии при Королевском Лондонском Госпитале. В качестве куратора меня уже заранее зарезервировал Рейнад — наш зоолог на полставки, мой единоразовый товарищ в приключении с попугаями, неплохой знакомый, а так-то, оказывается, «отпускной по личным причинам» студент четвертого курса Бартса. Отпускной он был уже года три, и возвращаться не собирался, но составить план обучения, следить за моим посещением вполне мог, учитывая что в госпиталь он был вхож. Директору с этого была слава, Рейнаду — зарплата, а мне — куда приткнуть знания из ватсоновских книг. Эмили заполняла полки фантастикой, и мне от щедрот сплавляли не особо ценные экземпляры медицинской литературы. Блог Джона обновился. Теперь там, кажется, появились модераторы, и спам «команды Мориарти» потихоньку удалялся. Постились старые дела, у которых истек срок сокрытия, фотография Шерлока с гарпуном ушла в топы Твиттера, даже зеленые активисты отметились. Я пролистал галерею до десятого года и уставился на фото взрыва. У меня до сих пор на лице виднелись шрамы. С пожеланием спокойной ночи моя биологическая мама прислала в мессенджер мое детское фото — одно из многих — в костюме доктора. Я сидел на коленях Валентина, у нас обоих непроницаемое выражение лица. Правой рукой я показывал «спока», левой, кажется, кукиш. Фотографию делала моя няня-мексиканка — Полина. Половина ее фигуры отражалась в напольном зеркале. Я включил запись событий в парке и полез в архивы института — выяснять кто есть кто. Это займет ночь, может чуть больше. Потом мотивация, а это лезть в политику и клянчить у Оливера или Льюиса перевод «с чиновничьего на английский», а мне светиться интересом не хотелось; потом связи, потом как раз смотреть утренние издания. И где-то на задворках сознания все зрела и зрела мысль о том, что доктором я никогда быть так-то не хотел.