Мой самый страшный сон

Под курткой и толстовкой оказалась ещё водолазка, натянутая чуть ли не до ушей. На щеке несколько царапин, да и костяшки побиты — подрался с кем-то, наверное. Долговязый протянул ему руку и, улыбаясь во весь рот, представился: — Игорь. — Кирилл, — буркнул мальчишка, но глаза поднял. И руку протянул в ответ. Тьфу! — Так ты его брат? — Игорь аж засветился. — Славка про тебя рассказывал, — «завались нахрен!» — Не поздно для прогулок? У нас район не самый спокойный, — и снова лыбится. Открываю окно и закуриваю. Район и в самом деле не самый благополучный, зато квартиры дешёвые, за съём совсем копейки берут. На улице действительно моросит дождь. Игорь за спиной слащавым голоском пытается разговорить Кирилла, но взамен получает всего лишь односложные ответы. Остаётся только надеяться, что ему, в конце концов, просто надоест, и он всё-таки свалит спать. Очень уж не хотелось вести при нём личные разговоры. Игорь парень, конечно, мозговитый и трахается каждый раз как в последний, но семейное — это семейное, а Игорь мне даже не пара, скорее... Сексуальный партнёр, который вовремя оплачивает свою часть жилплощади, что, конечно, не может не радовать. Так что, извиняй. — Гош, тебе вроде завтра в универ рано вставать, — стряхиваю пепел и смотрю ему в глаза через отражение в окне. — Понял, не дурак, — и снова эта улыбка, чёрт-те что у него на уме делается. Жду, когда хлопнет дверь его комнаты, и бросаю на стол пачку сигарет. — Выкладывай. Мелкий закуривает, пытается расслабиться и на выдохе произносит: — Мне бы перекантоваться пару месяцев, а потом свалю. — Кирилл, я не дебил и прекрасно понял, что ты из дома сдристнул, ещё когда сумку увидел, — начинаю закипать. — Вопрос — какого хера? — С родителями поругался, — не прокатит. Затягиваюсь и пристально смотрю на него. — Сильно. Они за мной сюда точно не придут. — А с каких пор я подрядился решать твои проблемы? — смотрю на него. Совсем ещё мелкий. Патлы отрастил, будто девка. А вообще, он у них симпотный получился: правильные черты лица, кайма тёмных ресниц, губы после мороза стали красными. И глаза, как в детстве, такие же глубокие и внимательные. Лучше бы и вправду девкой родился. — Мне даром не надо, чтобы ты что-то решал, — смотрит в ответ, злится, но не отступает. — У меня есть подработка, за койку заплачу. Ты же Игоря пустил соседом, что, на третьего места не хватит? — Так чего в гостиницу не пошёл, если с баблом? И такси не вызвал, чтобы под дождём не шорохаться? — Экономия, — вломить бы… Но знаю — врёт. Разговорить бы, да хрен его знает, как. — Да оставь ты его, пусть на диване спит, — сука, всё-таки не свалил в комнату, а стоял подслушивал. — У нас же вечно жрать нечего, и воды горячей нет — условия те ещё. И холодище по ночам такой, что он сам через неделю отсюда смоется. Не понаслышке знаю: такие, как он, — народ изнеженный. У Игоря в глазах тепло вперемешку со смешинками. И привычная улыбка во весь рот… Благодетель, чтоб его. — Нянек нет — готовишь сам, стираешь тоже. Баб в квартиру не таскаешь, — и бросив на стол пару сигарет, ухожу к себе. Сна нет ни в одном глазу. Пялюсь в потолок и прислушиваюсь к тому, как мелкий паршивец укладывается на скрипучем диване. Мы нормально не общались лет шесть, как раз с той памятной ссоры, когда я высказал отчиму всё, что про него думаю, на что мать запретила мне возвращаться домой. На лице Кирилла тогда застыла ухмылка, а в глазах промелькнуло некое презрение к «приёмышу», как называл меня отчим. Этот взгляд ещё долго преследовал меня по ночам, как и ощущение собственной ненужности. Матерюсь сквозь зубы в никуда и через пару секунд слышу со стороны дивана глухое тихое «спасибо».