Мой самый страшный сон

В своём самом страшном сне я никак не могу найти выход из родительского дома. Ощупываю руками стены, мечусь из комнаты в комнату в поисках спасительной двери. В какой-то момент я ощущаю рядом с собой его присутствие, и его огромные липкие руки начинают разрывать меня в разные стороны. Со всех сторон меня оглушает пронзительный истеричный женский вопль на всё той же ноте, на которой он сохранился в памяти. Я силюсь вырваться и начинаю задыхаться в своём собственном кошмаре… — Открой глаза, — и я сбрасываю с себя чужие цепкие пальцы, подрываюсь, изворачиваюсь и подминаю под себя чудовище из своих кошмаров. В темноте вглядываюсь в его лицо, что есть сил вжимая в подушку. У моего самого страшного сна большие карие глаза… И в животном инстинкте я подаюсь вперёд, подхватываю его под лопатки и с силой прижимаю к себе. Хотя бы во сне. Взять его и сделать своим. Хотя бы во сне. Припасть губами к его ключицам. Хотя бы во сне. Сорвать стон с его мягких губ и почувствовать себя вне его власти. — Слава… — мой страшный сон с его глазами никогда со мной не говорил. Я просыпаюсь окончательно. В моих руках щупленькая горячая тушка шестнадцатилетнего подростка.

***

Непослушными пальцами протягиваю ему сигарету. — И часто тебе снятся такие кошмары? — огонёк зажигалки на секунду освещает его лицо. — Бывает, — кое-как выбиваю сигарету из пачки и тоже закуриваю. Мне всё ещё тяжело дышать, а ладони зудят, помня мягкость и податливость его тела. Резкое пробуждение сохранило почти физическую память о произошедшем. — Прости. Синяки, наверное, будут. — Я сам к тебе полез, — слышу, усмехается. И уже тише, серьёзнее. — Тебе дома то же самое снилось? — Да, наверное, — затягиваюсь полной грудью. — Я уже и не помню, когда это началось. Докуриваем молча, нервный мандраж отступил, и ему на смену пришла невероятная усталость. Смотрю Кириллу прямо в глаза. — Больше не заходи ко мне по ночам, не ровен час, покалечу ещё. Кир пожимает плечами. — Как хочешь, — и, выходя из комнаты, добавляет. — А мне понравилось.