Мой самый страшный сон

Личная жизнь? Нет, не слышали. И не только потому, что жили под прицелом камер, а потому, что на нашем диване практически поселилась рыжая бестия. В свои апартаменты Вика ходила только ночевать, да и то если не засыпала у нас перед телевизором. Вот и сейчас все вместе мы дружно готовили завтрак. Точнее, мы с Кирюхой готовили, а девушка командовала, разложив на два стула своё пострадавшее копытце. — И какое у тебя сегодня оправдание собственной лени? — смешливо поинтересовался Кирилл, переворачивая оладьи на сковороде. — Всё то же, — рыжуля закатила глаза и пошевелила пальцами на ноге. — Снятый гипс стопудово подтвердил твою работоспособность. — Кирюх, вот чего ты вредничаешь? — Вика отпила кофе и листнула поваренную книгу. — Тебе же от моего перелома одни плюсы. Смотри, какие оладушки аппетитные получаются. И вчерашние наггетсы, и курочка позавчера... Глядишь, выйдешь отсюда полноценной хозяюшкой, не страшно будет тебе Славку доверить. Я чуть сигарету не проглотил. — Чего, блин? — и девчонка лихо увернулась от прилетевшего полотенца. Детский сад. Из кухонного окна прекрасно видно открывающиеся ворота. "Гости или пополнение?" Стряхиваю пепел и внутренне напрягаюсь. Марина. Явилась-таки. Направляется к нашим дверям. Тушу сигарету и поворачиваюсь к входной двери. Здесь не принято запирать двери на замки. Виктор и домработница стуком оповещают о своём приходе, Вика и на это не заморачивается. Марина видела меня в окне, а потому входит без стука и приглашения. Она успела осунуться, но держится бодрячком. — Вкусно пахнет, — и моя сладкая парочка отвлекается от споров. — Тебе идёт, — подмигивает Киру, и тот, покраснев, отворачивается к холодильнику. — Здравствуйте, — Вика выпрямляет спину и перестаёт играть в больную. Они не знакомы, и это видно по её настороженному взгляду. — Марина, — представляется моя потеряшка и протягивает девушке руку. — Виктория. Официоз выдаёт её волнение и недоверие. — Марина принимала участие в расследовании дела Ультрамарина, — я беру разговор в свои руки. — Она моя хорошая знакомая. — Кофе будете? — Кирилл достаёт банку быстрорастворимого и сахарницу. — Ага, — Марина выставляет на стол содержимое сумки: бутылку вина и пакеты с фруктами. — О... — Вика и Кирилл присвистывают почти синхронно. — Тут нам крыть нечем. — Вы сперва позавтракайте, — Марина расслабилась и заулыбалась. — Это вам на вечер. На свой вкус завариваю ей кофе. На вечер, значит? У нас есть повод выпить? — Ты где пропадала? — ставлю перед ней чашку и пододвигаю тарелку с оладьями. — Тяжело было свои каблуки до нас донести? — А тебе, Бренич, я погляжу, совсем тяжело без няньки, — парировала Марина, игнорируя мой колючий взгляд. — А это тут вообще причём? — Я вообще-то работала, пока вы тут блинчики учились печь. Вкусные, кстати. — Это Кирилл кашеварит, — я не намерен отступать. — Так куда ты пропала после той ночи? — Фто-то не фрифомню, чтобы я перед тобой отфитывалась, — Марина с аппетитом наворачивает оладьи со сгущёнкой. — Ага, блин. Ты запихала нас в тонированный дастер и отправила на прожитьё к чёртовым гомофобам. — Бренич, так тебя из всего расследования и бесконечного суда волнует только то, что мальчики по ту сторону камер не разделяют твоих сексуальных предпочтений? — Марина аж всплеснула руками. — Да чего ты всё выворачиваешь? — я начинаю заводиться на её извороты. — Я что, на идиота похож? И что это ещё за рассказы о том, в какой смертельной опасности я нахожусь? Это с каких пор я стал свидетелем номер один? Меня даже на суд лично не вызывали! Я показания на долбанную камеру давал! Марина спокойно дожёвывает блинчик и протягивает мне папку. Открываю её и вчитываюсь во всю официальную тягомотину. И глазоньки мои вылезают на лоб от увиденного. Кир с любопытством пытается залезть мне под руку, за что получает по своему длинному носу. — Не лезь! Взрослые разговаривают! — и он вспыхивает от возмущения. В молчании пьём кофе, я сверлю Марину взглядом. На языке вертится куча вопросов, но устраивать базар не хочется, и я выжидаю удобного момента. На другом конце стола Вика тыкает Кира под рёбра и шёпотом спрашивает: — У вас что, шведская семья? — Чего? — пацан непонимающе округляет глаза. — Ну, ты со Славкой, — девушка пальцем изображает маленький вихрь, — она со Славкой... У меня квадратеют глаза, и только успеваю набрать воздуха в лёгкие, как Марина с улыбкой опережает: — Слава у нас очень разносторонний человек. Во всех смыслах этого слова, — исподтишка подначивает меня девушка. — Вик, может нам ретироваться отсюда нафиг? — Кирилл закуривает и прихватывает со стола свою кружку. — А то ещё рикошетом заденет, — и едва ли не показывает мне язык. — Одну секунду, — Марина жестом задерживает Вику на кухне и тянется к своей сумке. Рыжик вопросительно поднимает брови на протянутый ей конверт, и в ту же секунду её лицо озаряет догадка. — Это... — Вика в спешке высыпает содержимое конверта на стол. — Как и договаривались, ваша новая жизнь, — Марина кладёт ладонь на документы и взглядом показывает на нас с Кирюхой. — А это значит, никаких контактов вашей новой личности с вашим прошлым. Мы перестаём дурачиться и замираем. На малюсенькой кухне становится совсем тихо. Вика педантично, уголок к уголку собирает свои новые документы. И это чрезмерная аккуратность выдает её волнение с потрохами. В своих руках она держит билет в неизвестность. — Вика, а как же твоя семья? — Кирилл смотрит на неё во все глаза. На неё и на Марину. — Неужели это так необходимо? Ведь этих ублюдков прижали и рассовали по камерам! Кир вцепляется в спинку стула и зрительно просит моей поддержки. Но мне ничего не остаётся, как молчаливо рассматривать потрёпанную скатерть на столе. Вряд ли Марина просто допустила промашку, отдавая Вике бумаги в нашем присутствии. Скорее всего, она вынуждает её задуматься ещё на пару минут, возможно, даже изменить решение. У того, кто вечером собрался за билетами прочь из этого города, нет права что-то ей говорить, а, тем более, отговаривать. — У меня из семьи мать-алкашка и брат в психлечебнице после очередного передоза, — девушка поджимает губы. — Я за них особо не держусь. Вика поднимается и прихватывает костыль. Врачи посоветовали ей пока не напрягать ногу, и девушка всё ещё передвигается с этой уродливой штукой в руках. — Я пока у себя побуду, зовите на обед, — и, подмигнув Киру, скрывается в коридоре.

***

— Я волновался, — загоняю дым поглубже в лёгкие. — Прости, — Марина крутит в руке зажигалку, — Значит, всё-таки уезжаешь? — Да, после обеда съездим на вокзал за билетами. — Я могу отвезти... — Не нужно, — морщусь, ответ получился слегка резким. — Мы хотим прогуляться. Затягиваюсь и медленно выдыхаю тягучие клубы дыма. Девушку воротит от запаха сигарет, но она сама пошла за мной на веранду, и потому героически терпит. Впиваюсь в неё взглядом. — Значит, приманка? Серьёзно? — обидеться бы и разозлиться, но я слишком умиротворён для этих чувств. — Да, Бренич. На твою тощую задницу приманили подельников Винцевица. Но! — девушка постукивает зажигалкой по металлическим перилам. — Ты больше не имеешь отношение к этому делу. Я даже не удивлён. Это дело осточертело уже по самое «не хочу», и жирную точку на нём хотелось поставить как можно скорее. Сейчас, по факту, я был безработным журналистом на обеспечении государства, и такое положение дел мне совершенно не нравилось. Время утекало сквозь пальцы, пока мы с Киром валяли дурака в этом поднадоевшем доме, и я уже детально продумал, чем и в какой последовательности займусь, вновь обретя такую желанную сейчас свободу. — Значит, Игорь на свободе? — Да… — Марина фыркнула, выражая свою досаду. — Кинаев взял на себя всю ответственность, заявив, что воспользовался юридической неграмотностью богатого мальчика, подсовывая ему документы на подпись. К тому же, Игорь твой пошёл на сделку, согласившись поддержать выдуманную нами легенду про очень важного журналиста. — Значит, вышел сухим их воды. Не сказать, что это было неожиданно, но хоть на какое-то наказание для него я всё же рассчитывал, да и перспектива столкнуться с ним лицом к лицу особо не радовала. — Следователь добился для тебя запрета на его приближение к тебе и к членам твоей семьи, так что, коснись чего, можешь смело звонить в полицию. — О, да, мне сейчас резко полегчало, — и в ответ на свой сарказм я получил внушительный щелбан. Марина глянула на часы и заторопилась. — Бренич, не передумал насчёт вокзала? Могу закинуть по дороге. — Нет, — я развернул её за плечи к выходу, — езжай уже, я хоть отдохну от утреннего шума. И по её уходу действительно стало легче дышать. Мы больше не были пленниками и наконец-то получили возможность двигаться дальше.