Усаги:
Минуты тянутся… Белоснежные стены палаты будто сужаются… давят… Воздуха катастрофически не хватает — я задыхаюсь… Писк электроники, нарушая воцарившуюся тишину, сводит с ума…
Помню встревоженный голос Харуки, как она, впервые обращаясь ко мне по имени, потребовала последовать за ней, и я, чувствуя беду, молча исполнила её просьбу.
Остановившись у входа в больницу, я уже знала: то, чего я так боялась, случилось.
Не помню, как вышла из машины и зашла в здание…
— Он в операционной… Он в операционной… Ты слышишь, Усаги… — но я не обращала внимание на слова Ятена.
Сердце и разум били тревогу, и все органы чувств просто отключились… перегорели…
Неотрывно смотрела на табличку — «Идёт операция», горящую красным светом, шепча и умоляя бога, чтобы всё обошлось и он вернулся ко мне. И вот она погасла, а я, затаив дыхание и больно сжимая кулаки, стала считать в обратную сторону: 10, 9, 8… 3, 2…
— Посмотрим, что будет дальше… — голос врача, и я опустилась на колени, рыдая во весь голос.
Стиснув зубы и задержав дыхание, встаю с кресла и, оттачивая каждый шаг, подхожу к окну.
Мрачные мысли лезут в голову, страх пронзает сердце, и оно судорожно подпрыгивает в груди, истекая кровью.
Уже второй день, как он не приходит в себя, не реагирует ни на что, и это убивает меня… нас всех.
Никто из нас не покидал больницу, не сомкнул и глаза в ожидании взглянуть в открывшийся глаза нашего горячо любимого человека и поприветствовать… поздравить с пробуждением.
Сейчас я одна в палате, и у меня есть возможность поговорить с ним… Но смотреть на него, находящегося при смерти, и говорить… Сказать нужные слова не легко…
— Зачем мне жить в мире, где не будет тебя? Мне это не нужно! — переборов себя, произношу тихим голосом, обращаясь к лежащему без сознания мужчине. — Кто я без тебя? Никто! Существо, чуждое всему и всем… Все вокруг чужие… лишь ты являешься единственным близким мне человеком…
Не знаю, на каком этаже я нахожусь, но из окна открывается восхитительный вид… Мой взгляд устремлен в бескрайнюю ночную мглу.
— Ты единственный, кто нужен мне. Лунный луч в кромешной тьме. — Прикрываю веки, тяжело вздыхая: как же чуждо мне всё вокруг, как одиноко… — Что будет дальше? Зачем мне жить, притворяться живой, если не будет тебя? Незачем!
Токио сверкает, зажёгшимися в ночи золотистыми огоньками, притягивая к себе взгляды одиноких людей, возможно, как и я, смотрящих из окон пустующих домов в эту минуту…
— На улице ночь, — выдержав паузу, продолжаю. — Город прекрасен и загадочен в это время суток… Даже обычные и привычные взгляду высокие небоскребы, превращаются во что-то магическое. Хочу, чтобы ты встал и взглянул на это великолепие…
Грустная улыбка озаряет моё лицо, вспоминая нашу близость в мой день рождения, как я первая призналась ему в любви… точнее одно время я думала, что это я была первой, а на самом деле это он признался первым, а я и не поняла этого…
— А ночные звуки… часто незнакомые и непонятные нам — в них каждый слышит что-то своё, что-то сокровенное… то, что хочет услышать… — На секунду голос теряется, но лишь на секунду, шумно сглотнув, продолжаю: — Я хочу услышать твой голос… прошу, любимый… — Можно поплакать: чернота этих ночей спрячет меня, мои мысли и слёзы… — За что нам всё это? Вся эта боль? Честно, не знаю…
И слёзы срываются с ресниц, обжигая щёки; с каждой минутой всё больше крепнет ощущение, что мир угасает без него. Только он в силе избавить меня от этой боли, очнувшись, назвав меня Куколкой, прижав к груди со словами:
«Я с тобой… я с тобой навеки…»
Ему знакома эта боль — сжигающая изнутри, рвущая сердце боль одиночества. Такая острая, что хочется кричать, выть и плакать.
Одиночество — все вокруг чужие… Никому не понятно это чувство — потребность постоянного эмоционального и физического контакта, потребность чувствовать друг друга, открываться друг другу, делиться всем, малейшими ощущениями… Всё это никому не нужно…
Крик в пустоту. Никто не слышит, не воспринимает всерьёз. Никто не ответит…
Ему всё это знакомо, и он не поступит со мной вот так!!! Не поступит!!!
Думайте, он не слышит мой крик? Он не видит моих слёз? Он хочет уйти?..
Нет! Я так люблю его — он это знает! Чувствую себя счастливой, когда тот просто обнимает меня, прикасается — он это знает и не отнимет счастья у меня! Не отнимет!!!
— Не надо уходить… ты слышишь? Я люблю тебя!!! Люблю… люблю… — рыдая и дрожа, прикасаюсь лбом к холодному стеклу.
Может быть, это — только мираж, нарисованный тонущим в бреду сознанием, меркнущим от душевной боли?..
Душевная боль — глубокая рана… горе, трагедия и боль… разломанное сердце, расколотая голова, ком в горле и нежелание жить… Бессонница… Плач души, обилие слёз, рёв, отчаяние и тяжесть в груди… Злость, пустота, апатия и автопилотное состояние… Страдания, возмущение и вопросы без ответов. Мысли о том, чтобы поддержали… Недоверие, крик в никуда дрожащим голосом… Тягота, одиночество и муки ада. Все эти слова даже приблизительно не могут передать всю глубину, тяжесть душевной боли разрывающей меня.
— Боже… — молю, сама уже без признаков жизни. Капли солёных слёз скользят по щекам, оставляя влажные дорожки.
Небо давно спит, а на его тёмном лоне то здесь, то там загораются огни далёких звёзд…
— Моя звезда… Мой Воин… — сердце разрывается на части… Тяжело вздыхая, присаживаюсь на подоконник.
Едва виден тонкий серпик молодой луны, окруженный проглядывающими сквозь облака звёздами, дающий туману местами желтовато-розовый оттенок.
Ватные комки пара неуклюже, медленно шевелятся за окном. Отворить створки окна, попробовать дотянуться, вдохнуть эти маленькие сонные облачка… Но мистическая дымка исчезает, отдаляется всё дальше и дальше от протянутой руки…
— Сейя, прошу, любимый, вернись к нам. Ты обещал быть рядом, вдохнуть жизнь нашим мечтам… Так вернись к семье. Мы все тебя ждём. Твои братья места себя не находят. Разве ты сделаешь им больно?! — обернувшись, медленно подхожу к кровати, с болью смотря на него.
Белоснежная простыня прикрывает тело мужчины до пояса, широкая повязка на груди слегка испачкана кровью, к рукам прикреплены многочисленные приборы для перелевания крови и так далее.
Встав возле кровати, не в силах больше сдерживать себя, наклонившись, прикасаюсь к его губам своими и целую нежно… трепетно… всем чувством…
«Прошу, милый, прошу…» — молю мысленно, прикрывая веки и продолжая целовать. Сердце затрепетало. —
«Прошу…»
— Куколка…
Медленно и неохотно отстраняясь от губ любимого, слышу родной голос… Огрубевший, но всё же родной и, разлепив веки, смотрю на него глазами полными слёз.
— Не плачь, прошу! Я рядом… — Сапфировые глаза смотрят с любовью. — Поцелуй меня…
— Сейя… — срывается с моих уст радостный возглас, и вновь накрываю его губы. Сердце радостно затрепетало, когда тот ответил на поцелуй; тяжесть и мрак отступают — значит, это не сон, не фантазия уставшей души.
Дверь от палаты резко открывается, и в комнату заходят врач с медсестрой, а за ними и братья Коу, оставив меня одну лишь для того, чтобы поговорить с Юкио, и я отстраняюсь, прервав поцелуй.
— Сейя… — в один голос произносят они, светясь от счастья, и желают наброситься на младшего брата, чтобы обнять его, как можно крепче, но грозный голос врача не даёт им сделать и шаг.
— Прошу всех покинуть палату немедленно. Я должен осмотреть пациента.
И мы, втроем, счастливые, выходим в коридор, закрывая дверь за собою.
— Он пришёл в себя… Наш Воин пришёл в себя… — радостно щебечет Ятен и, обняв меня крепче, целует в щёчку. — Мы победили, Усаги. Он победил… Теперь всё будет хорошо…
Его слова вызывают непонятные чувства во мне…
Я счастлива — мой любимый человек смог выбраться из костлявых рук смерти и вернуться ко мне… к нам, но смерть другого, как бы я к нему не относилась, также важного в моей жизни человека, огорчает меня. Каким бы человеком он не был, как бы жестоко со мной не обходился, он был отцом моей дочери — частицы меня самой, и я никогда не желала ему смерти, несмотря ни на что…
«Прости, что не смогла полюбить тебя… ведь, в том, что происходило между нами, была и моя вина».
Через несколько минут врач даёт согласие на посещение больного, и мы заходим в палату. Тайки с Ятеном бросаются к Сейе, обнимая и целуя его, они шутят, светясь от счастья. Сейя улыбается им, отвечая с трудом на их подколи. А я стою в углу и наблюдаю за всем этим с лёгкой улыбкой на губах, не говоря ни слова, давая возможность братьям насладиться общением друг с другом… И видя, чувствуя их любовь, сердце наполняется счастьем… Их взаимодействие друг с другом напоминает мне мои отношения с родителями.
Заметив сапфировые глаза, влюблённо смотрящие на меня, я виновато опускаю голову, явно краснея, как спелый помидор. Мне стыдно… Мне больно смотреть ему в глаза, ведь он чуть не умер по моей вине. Это всё произошло из-за меня…
— Сейя, нам с Ятеном, нужно зайти к Юкио… сам понимаешь… — произносит Тайки, и оба брата встают с кресла, посмотрев на меня и улыбнувшись. — Оставляем тебя в надёжных руках. — Тот кивает головой в знак одобрения, и они выходят, оставив нас одних.
— Куколка, подойди… — хрипловатый голос мужчины заставляет меня сделать шаг в его сторону и подойти ближе. — Взгляни на меня… — Поднимаю голову и смотрю на него со слезами на глазах. — В этом нет твоей вины! Заруби это на своём милом носике!
Глаза цвета ночного неба смотрят на меня ожидающе, и я, слегка улыбнувшись, киваю головой в знак согласия.
— Прости… — шепчет он, взяв меня за руку и нежно сжимая ладонь. — Я напугал тебя и не смог сдержать слова… — Прильнув к его губам, я не даю ему договорить.
— Даже не заикайся об этом, — прервав поцелуй, проговариваю ему в губы.
— А то что? Будешь затыкать мне рот поцелуями? — знакомый огонёк загорается в глазах парня, а лицо озаряет озорная улыбка.
— Всегда! — и вновь целую, вкладывая в поцелуй всю глубину своих чувств.
— А где малышка? — спрашивает Сейя после, и я застываю, не зная, как сказать ему правду. — Она зла на меня, да? — больше уточняет, чем спрашивает, и я виновато опускаю взгляд. — Ничего, я этого ожидал. Не огорчайся, как только выйду из больницы, я сам поговорю с ней. — Его горячие губы касаются моей ладони, запечатляя на ней лёгкий поцелуй. — А сейчас, я прошу тебя, поезжай домой и отдохни. — Поднимаю недовольный взгляд на мужчину. — Со мной всё в порядке и будет ещё лучше, если моя Королева, исполнит мою просьбу и отдохнёт… — улыбается он, и я, соглашаясь, через полчаса покидаю больницу.
***
Сейя:
Дни выдались тяжёлыми… По ночам я не мог заснуть из-за невыносимой боли, но по моей просьбе медперсонал и мои братья ничего не говорили Куколке. Усаги и так многое пережила и была на грани, так что незачем ей ещё лишние переживания. А днём, благодаря обезболивающим препаратам, я держался молодцом, стараясь не выдавать себя.
Врач говорит, это чудо, что пуля не пронзила сердце, но я-то знаю: оно тут совсем ни при чём — это превосходное исполнение расчётливого плана гениального ума. И письмо присланное к Юкио на моё имя, прикреплённое к папкам Эндимиона, доказывающее вину всех подсудимых, доказало мою правоту.
«Здравствуй, Коу! Прости за маскарад, но это было нужно. Согласись, что такому, как я, грехи не прощают. Мы оба знаем, что ждёт меня. Так что, если мне и помирать, то только по моим правилам. Самоубийство не для нас с тобой, ведь так?! Мы оба бойцы и пасть в бою — лучшая смерть для нас.
Прости за пулю в грудь… за ту боль, которую рана будет причинять тебе ещё долгое время. Хотя, кого я обманываю? Блин, мысль, что ты будешь извиваться от боли несколько недель, просто душу согревает. Если бы я мог, то дал бы тебе хороший подзатыльник при чтении этого письма.
Наверное, твой друг Интерпол уже сказал тебе о моём подарке ему, — там много работы, если честно, и разрушит она немало жизней «бизнесменов». Удачи ему в этом.
Хорошая новость для моего ангела — она свободна, уже давно. С того самого дня, когда мы встретились с тобой впервые. Помнишь ведь?! Больница, спящая королева, испугавшаяся принцесса, я — дракон и ты — благородный рыцарь. Можно хохотать во весь голос, если бы не было так грустно…
Уже тогда я понял, что потерял их навсегда. Но ты же знаешь, я не в силе отпустить… поэтому и держал в тайне всё это время. Можешь сказать ей — она давно уже Цукино, а не Джиба. Всё наследство её отца я возвращаю нетронутым, по закону оно её.
Вроде всё… Что я не смогу (смог — если учесть, что ты прочитаешь это после моей смерти) тебе сказать при нашей встречи, ты узнаешь тут.
У меня только одна просьба к тебе, друг (да, твои глаза тебя не подводят, я считаю тебя другом — достойным врагом)! Пусть моя маленькая леди забудет обо мне. Она должна забыть отца — тирана, будто меня никогда и не было, не я, а ты её отец! Сделай это для меня!
Надеюсь на «не до скорой встречи» с тобою!»
Хорошо его понимаю и, если быть честным, считаю его также другом — достойным врагом. Но в одном я категорически не согласен с ним — и этого никогда не будет…
***
Дверь медленно открывается, и в палату заходят врач вместе Тайки.
— Всё равно вы делайте по своему, мистер Коу? — недовольный взгляд моего врача ничуточки не пугает меня.
— Какая разница: днём раньше или днём позже? — улыбаюсь радостно и встаю с кровати, Ятен подает руку и мы идём к выходу. — Мой маленький ангел лежит в постели с температурой, и я должен быть рядом с ней. Вы это понимаете? Всё равно завтра ведь выписываете?
— Я сдаюсь, с вами бессмысленно спорить… — обречённо вздыхает тот, я же благодарю его за понимание, и мы покидаем больницу.
— Ты принёс то, что я просил? — спрашиваю Тайки, когда машина выезжает с парковки.
— Разумеется, — улыбается он, смотря на меня через зеркало заднего вида.
— Тогда прибавь газ и позвоните Кобре, пусть она выйдет незаметно и встретит нас. — Блаженно прикрываю веки, откинувшись на спинку сидения. Сердце радостно бьётся… ещё чуть-чуть — и всё встанет на свои места.
Через полчаса я уже стою перед Харукой. Женщина прожигает меня недовольным взглядом, скрестив руки на груди, но я-то знаю, она рада меня видеть.
— И моё мнение так важно, Хвостатый? — спрашивает она, прищурившись.
— Ты любишь мою королеву и ради неё ни раз рисковала жизнью… — произношу со всей серьёзностью. — Поэтому, мне важно услышать твой ответ. Можно сказать, ты единственный её родственник, и совсем не важно, что не кровный.
Голубые глаза девушки блеснули в ночи, а лицо озарила лёгкая улыбка. Опустив руки, она протягивает мне ключи и говорит:
— Она мне, как младшая сестра, смотри не облажайся, а то… зарою в земле живым и в пустыне!
У меня нет никаких сомнений, что она и вправду это сделает.
— Этого никогда не произойдёт, Кобра, — подмигиваю я и забегаю в здание.
Добравшись до нужной квартиры и открыв дверь с помощью ключа, незаметно пробираюсь внутрь. Колыбельную поёт моя радость божественным голосом, и я, прислушавшись, тихим шагом подхожу к спальной комнате Чибиусы. Приоткрыв дверь, захожу и сразу же привлекаю внимание двух ангелочков на себя.
— Сейя, что ты тут делаешь? — удивлению Куколки нет предела, малышка лишь недоверчиво смотрит на меня своими прекрасными глазами.
— Я к маленькой леди, с твоего позволения… — произношу, сокращая расстояние между нами шаг за шагом.
Усаги, приподнимаясь, смотрит на малышку, пытаясь узнать её мнение по этому поводу. Чибиуса не произносит ни слова, лишь переворачивается на бок ко мне спиной. Куколка, тяжело вздыхая, бросает на меня грустный взгляд и выходит из спальни, закрывая за собою дверь.
— Я виноват перед тобой, моя принцесса… — Присаживаясь на кровать, нежно касаюсь плеча девочки. — Я оставил тебя одну… ушёл, не попрощавшись… — Чувствую, как она дрожит, но отнюдь не от жары. — Мне нет прощения, я согласен с тобой. Но не было и дня, чтобы я не сожалел. Не ругал и наказывал себя за это. — Малышка переворачивается и смотрит на меня, прищурившись. — Мне больно жить в дали от тебя, моя кроха… Я скучаю…
— Правда? — васильковые глаза ребёнка зажигаются ярче светильника, стоящего на прикроватной тумбочке. Я киваю головой, грустно улыбнувшись. — Я тоже скучаю… — шепчет она и, приподнимая голову с подушки, присаживается на кровать. — Почему ты бросил меня? Я как-то провинилась?
Боль пронзает моё сердце, видя, как голубые глаза малышки наполняются слезами.
— Что ты, милая? — отрицательно качаю головой, взяв её за руку. — Это произошло по моей вине. Я совершил огромную ошибку…
— А её можно исправить? — спрашивает она с надеждой. Я, улыбнувшись, целую её в щечку.
— Конечно, можно! — Доставая из кармана маленькую бархатистую коробочку, добавляю: — Для этого я к тебе и пришёл.
Открываю коробку, достаю одно из колец — маленькое по размеру, с розовым камушком в форме сердечка, и протягиваю его ребенку. Она переводит удивлённый взгляд от меня на сверкающий предмет и обратно.
— Мы ведь всегда были честными друг с другом? — спарашиваю я. Она кивает и смотрит на меня в ожидании. — Сегодня я собираюсь честно признаться тебе в своих чувствах. Я люблю твою маму, Чибиуса. — Замолкаю, внимательно смотря на девочку, но не замечаю никаких изменений… Она также смотрит на меня, ожидающе. — Люблю так сильно, что словами не передать. Ты представляешь жизнь без воздуха? — Малышка отрицательно качает головой. — Вот, без неё я задыхаюсь, угасаю и умираю постепенно. Представь птичек, для которых любовь — это воздух. Без воздуха они же погибнут. А птицу без крыльев ты можешь представить? — Она вновь отрицательно качает головой. — Вот и я становлюсь птицей без крыльев без тебя, не в состоянии летать, жить полной жизнью, радоваться. Вы с мамой и есть мой воздух и мои крылья. Без вас мне никак не жить… Хочу, чтобы вы стали моей семьёй и дали мне возможность заботиться о вас. И я пришёл сперва к своим крыльям, ведь если они мне откажут, мне все равно незачем жить, если даже смогу дышать воздухом. — Держу паузу, чтобы унять своё бешено калатящееся сердце, и произношу со всей нежностью. — Ты сможешь принять меня, Чибиуса?
Секунды тянутся… Сердце, кажется, перестаёт биться и, затаив дыхание, я смотрю на маленькую девочку в надежде.
Тяжело вздохнув, она встаёт с кровати и выбегает из комнаты. Я же застываю…
«Это конец… ужасный конец»…
— Твой крылья согласны… — голос ребенка выводит меня из ступора, и я оживаю, видя моих ангелов стоящих передо мной.
Усаги удивлённо смотрит на меня, потом переводит взгляд на кольцо в моей руке и вновь на меня. Чибиуса же, смеясь, отбирает свой подарок, быстро надевает на палец и обращается ко мне.
— Где же мамино колечко? Или ты уже передумал?
— Никогда и не за что на свете! — Встав на одно колено перед своей королевой, достаю кольцо. — Усаги Цукино… ты согласна принять мою любовь и подарить мне право всю жизнь быть вашей с Чибиусой опорой… заботиться о вас и доставлять безмерное счастье?
Васильковые глаза излучают любовь, и слёзы радости сверкают серебром на щеках моей златовласки.
— Конечно же я согласна… — шепчет она.
Надев кольцо на безымянный палец девушки и привстав, я целую уже свою, по всем правилам, женщину… свою половинку.
А наша кроха счастливая и весёлая прыгает вокруг нас, хлопая в ладоши.
