He lives in you

Утро четырнадцатого февраля начинается для Стефана в буквальном смысле сладко. Не до конца разлепив еще сонные веки, хаотично шаря рукой в поисках мобильного, чтобы отключить дребезжащий будильник, он натыкается на нечто шуршащее и объемное, занимающее слишком много места на прикроватной тумбочке. Приходится приподняться на локтях и включить светильник — в шесть утра слишком темно, чтобы свет мог пробиться сквозь плотно задернутые шторы. Губы внезапно трогает мягкая улыбка, взгляд теплеет, а в области солнечного сплетения приятной щекоткой отзывается нежность — шуршащее нечто оказывается красиво упакованной корзинкой, полной самых разных видов его любимого шоколада «Lindt Excellence». Кокосовый, апельсиновый, с морской солью, с перцем, с клубникой, с васаби, и главная страсть — с орехами и карамелью — тот самый, который он способен есть плитками, и не всегда может вовремя остановиться. Руки сами собой тянутся к этому сладкому безобразию, и в эти минуты ему абсолютно плевать и на режим питания, и на правильный полезный завтрак, потому что его мальчик совершенно коварно, соблазнительно и вероломно угадал с сюрпризом. Когда первая долька отправляется в рот, глаза чуть ли не закатываются от наслаждения. Когда туда отправляется вторая, третья и шестая, он думает о том, что своими же руками создал монстра. Чудесного, проницательного и невыносимо очаровательного монстра, держаться от которого на расстоянии призрачной дистанции с каждым днем становится все сложнее. Каким-то немыслимым образом Денису удается то, что не удавалось никому уже очень давно — одним взглядом глубоких выразительных глаз пошатнуть спортивную, годами тренированную выдержку, одним мимолетным касанием разрушить прочный барьер, старательно выстраиваемый долгими месяцами, а звуком собственного имени, произнесенного с глухим выдохом, начисто лишить всех адекватных мыслей. Все это настолько непреднамеренно, до такой степени наивно-искренне, честно и бесхитростно, что ему сложно и страшно представить тот момент, когда мальчик начнет добиваться своего, серьезно поставив перед собой цель окончательно свести его с ума. И ведь сведет — нисколько не сомневается в том, что у того получится — раскрошит и разотрет в пыль остатки здравого рассудка, пробьет основательную дыру в морально-нравственном аспекте, заставит сдаться почти без боя. Это лишь вопрос времени. И попыток оттянуть неизбежное. Чуть позже, когда он спускается на кухню, его снова накрывает волной оглушительной нежности и теплоты, расплескивающейся через край глубоко внутри, готовой вот-вот прорваться и обрушится сверху снежной горной лавиной, вроде тех, что срываются со склонов Порт-дю-Солей. На столе, сервированном только на двоих, уже разложены тосты с джемом, венские вафли и фрукты, от дымящегося в кружке кофе, приготовленного без помощи кофемашины, судя по находящемуся рядом френч-прессу, доносится приятный головокружительный аромат корицы. И, возможно, не стоило бы удивляться — мальчик часто встает раньше всех и готовит завтрак, в этом нет ничего такого, но сегодня атмосфера чувствуется совсем по-другому, а в воздухе, смешиваясь с запахом кофе и выпечки, витает нечто особенное и неповторимое.  — Доброе утро, — Денис ставит на стол кружку с зеленым чаем и улыбается чуть смущенно, нервно поводя плечами. Этого достаточно, чтобы Стефан вновь забыл о том, что обещал себе бесчисленное количество раз за последнее время — никаких нарушений границ, объятий по поводу и без, случано-неслучайных прикосновений. Все мысли улетучиваются ровно в ту самую секунду, как он ловит взгляд теплых карих глаз, как видит легкий румянец на щеках и слегка напряженные плечи. Это происходит само по себе, он не способен это контролировать — шаг, еще шаг, одной рукой прижать к себе, другой зарыться в светлые мягкие пряди, и наклонившись, коснуться носом макушки. — Bon matin, Deny. И замереть на несколько коротких мгновений, ощущая, как совсем близко, сильно и часто бьется чужое сердце, как руки крепко обнимают его в ответ, а горячее дыхание щекочет шею. В эту минуту ему отчаянно хочется послать к черту все свои принципы и обещания, подцепить пальцами острый мальчишеский подбородок, заглянуть в глаза, и поймав немое согласие на дне двух утягивающих в пропасть океанов, коснуться губ, тем самым разделяя их хрупкий мир на «до» и «после». Разумеется, он так не сделает. Слишком неосторожно и слишком опасно, без единой возможности вернуться в привычную колею и без того нестабильных отношений. И все же, перед тем как окончательно отстраниться и приступить к завтраку, Стефан позволяет себя маленькую вольность: тыльной стороной ладони очерчивает линию скул, подушечками пальцев дотрагивается шеи, и пользуясь легким замешательством, невесомо касается губами пылающей румянцем щеки. Всего пара коротких секунд, сделка с совестью, на поводу у собственных эгоистичных желаний. Ему очень хочется поблагодарить мальчика за утренний сладкий сюрприз, но у того взгляд в расфокусе, сорванное дыхание и бешеный сердечный ритм, и если он добавит к этому упоминание о Дне влюбленных, все это точно не закончится ничем хорошим и правильным. Усаживаясь за стол, он окидывает взглядом вопиющее сладкое безумие, качает головой, и усмехнувшись, тянется за вафлей — один раз можно. Денис, конечно же, замечает легкую усмешку на его губах, поэтому все еще смущенно и тихо сообщает, что вафли, вообще-то, без глютена, и даже ему можно одну. Или две. — Где Крис? — Кажется, он еще спит. Я не будил. Прикусывает губы и едва сдерживается, чтобы снова не улыбнуться — воистину, его мальчик таит в себе немало разных граней, от прямой искренности и непосредственности, до весьма ловких ухищрений, чтобы остаться наедине. Крис обычно не ставит будильник, поскольку привык, что кто-то из них двоих обязательно постучится и разбудит его к нужному времени, однако сегодня явно не тот день. Его так и подмывает вслух восхититься всей этой ситуацией, однако еще больше смущать Дениса было бы слишком жестоко. Не более жестоко, чем потом объясняться с Крисом, но все же. Вместо этого он посылает ему довольно выразительный взгляд, и, запихивая в рот очередную вафлю, как бы случайно интересуется:  — Есть какие-то планы на вечер? Выражение лица напротив, определенно, стоит того, чтобы понять — с вопросом, как и с самой идеей, подтолкнувшей его к этому, он не прогадал. В одних только глазах бесконечный ворох искр, смешанный с предвкушением, ожиданием и надеждой. Снова хочется коснуться щеки мягким успокаивающим жестом, или, хотя бы, погладить по голове, потому что выдержать такой вот взгляд стоит неимоверных усилий. — Особенно никаких. После тренировки хотел порисовать, но… Есть предложения? — Да. Как ты смотришь на то, чтобы приготовить что-то вечером? Вместе. У меня есть рецепт торта, до которого так и не дошли руки, и я буду очень рад, если ты поможешь мне с ним. Денис вздыхает и понуро опуская плечи, чуть ли не носом утыкается в чашку с уже почти остывшим чаем. Не то чтобы он рассчитывал на романтический ужин при свечах, цветы и романтику — совсем нет, но День влюбленных в его понимании и представлении выглядел, все же, несколько иначе. Возможно, он бы сам предложил нечто вроде прогулки, если бы позволила погода, и затяжной февральский снегопад, наконец, остановился. Или же набрался бы смелости и позвал бы его в Mitchell’s, чтобы просто немного побыть вдвоем где-то кроме дома и Палладиума. У него в запасе имелась еще пара идей, но после того как Стефан ни словом, ни взглядом не показал своей реакции на его маленький и скромный сюрприз в виде шоколадной корзинки, вдохновения и пыла слегка поубавилось. Хмуря брови, пытается найти этому хоть какое-то логичное объяснение. Может, тот просто не увидел? Но не заметить на обычно пустой тумбочке нечто постороннее и объемное вряд ли было возможно. Не понял от кого? Решил сделать вид, будто не заметил? Или ему не понравилось? Последний вариант отпадает совершенно точно — уж что-что, а за плитку с орехами и карамелью тот кому угодно мог душу продать. Шоколад именно с этим вкусом было найти сложнее всего — он почти два с половиной дня безуспешно гонялся за ним по всем магазинам, ругая себя последними словами за то, что не додумался купить его в Цюрихе или Давосе. В итоге, вчера рано утром ему пришлось просить Ноэми совершить сверхскоростной трип по супермаркетам Лозанны, и, хвала небесам, ей удалось найти целых три плитки орехово-карамельной мечты тренера. Правда, ему не удалось избежать странного взгляда из-под ресниц и перешептываний на пару с Селин. Всю совместную тренировочную сессию те смотрели на него с нескрываемым любопытством, раздражающе хихикали, шикали на Ноа, который пытался понять, в чем дело, и вели себя так, словно они что-то знают. Именно в тот момент он зарекся иметь дело с девчонками, и в любой затруднительной ситуации пообещал себе просить Криса, который, хотя бы не станет вести себя, как ненормальный. Идея с шоколадом пришла внезапно и случайно, он вообще не планировал ничего подобного, особенно после их возвращения с шоу. Признаться, он и сейчас думает о том, что зря все это затеял, потому что острые коготки обиды все еще неприятно царапают сердце, оставляя на нем неглубокие, но ощутимые ранки-сомнения. Обхватывая пальцами едва теплую кружку, делая глоток чая, он прикрывает глаза, восстанавливая в памяти события трехдневной давности, а именно то, что происходило на афтепати после завершения шоу.

***

Это не было его первой подобной вечеринкой, и он примерно предполагает, как все будет происходить, но явно не учитывает того, что бывает, когда Стефан и Дайске, после череды самых разнообразных коктейлей позволяют себе расслабиться настолько, что со стороны это выглядит очень… распаляющее, притягательно и до неприличия сексуально. Как всегда, всё начинается с фотовспышек, когда все еще пытаются быть официальными, в пиджаках и при галстуках, но как только в атмосферу вклинивается алкоголь и громкая музыка, весь официоз мгновенно слетает, испаряется и полностью исчезает, галстуки валяются чуть ли не на полу, а в зале становится весело, шумно и будоражащее хорошо. Денис тоже смеется над чьими-то шутками, пока Крис не спускает с него бдительного взгляда — веселье весельем, но ему все еще семнадцать, и по правилам он вообще не должен пить, даже ни единого бокала шампанского. Правда, это не мешает уже веселой Ксюше сжалиться над ним и незаметно поделиться своим довольно крепким коктейлем, а Феде чуть ли не силой опрокинуть в него пару шотов то ли водки, то ли текилы, просто потому что «Стеф слишком нудный, и видел бы ты, что он творил, когда…». Договорить он не успевает, потому что Ксюша зажимает ему рот рукой, хотя сама дико хохочет, вероятно, вспоминая что-то из рассказов Тани и Макса. Ему и не нужно знать — и без того наслышан и о танцах на сцене, и о том кошмарном видео в стиле «дранк Стефан», которое до сих пор не может смотреть спокойно. Как не может спокойно смотреть на Чарли, ощущая внутри жжение чего-то очень смахивающего на тонкие язычки пламени-ревности. А потом происходит это. Стефан дорывается до микрофона, молодежь валит толпой на сцену, чтобы под звуки «Достучаться до небес» сорвать себе голос, вторя мотивам легендарного Боба Дилана. Где-то рядом в такт музыке скачет Дайске, а ему просто очень-очень хорошо — совсем немного штормит от выпитого алкоголя, а перед глазами мир слегка качается, но не настолько, чтобы не понимать происходящего. Вечер плавно перетекает в ночь, музыканты, спортсмены и просто гости понемногу теряют разумные рамки, кто-то уже не стесняясь целуется за соседним столом, кто-то танцует на этом столе. Когда он переводит взгляд в сторону, то сердце невольно сжимается и щемит от неприятного покалывания — Стефан, который за все это время подошел к нему всего пару раз, чокается с Дайске и залпом выпивает, по-видимому, уже не первый бокал джина, запивая его тоником с лаймом. Смеется, когда тот что-то шепчет ему на ухо, приобнимает за плечи, практически повисает на нем, и снова что-то говорит в ответ. Наблюдая за этой сценой, Денис ощущает себя так, словно подсматривает за чем-то личным, вторгается в чужую жизнь, выхватывает обрывки чувств и эмоций, абсолютно недоступных ему сейчас. И, черт возьми, эти двое, растрепанные, с озорным блеском глаз, с отпечатком полуулыбок на губах смотрятся вместе так невыносимо прекрасно, что отвернуться и не смотреть совершенно не получается. Еще хуже от того, что перед ним два его кумира, живые легенды фигурного катания, такие близкие и доступные — протяни руку и дотронься, и, в то же время, бесконечно недосягаемые, совершенные, потрясающе красивые и притягательные. Ревновать к Дайске адски сложно, все равно что ворошить голыми руками раскаленную лаву — он безмерно восхищается им с детства и до сих пор, для него огромная честь делить с ним один лед на всевозможных шоу, но делить Стефана… это, кажется, выше его сил. Последним, что добивает хрупкое мальчишеское самообладание, оказывается еще одна совместная вылазка на сцену. На этот раз уже без диких воплей и криков, только танцы под аккомпанемент певцов и музыкантов. Но как раз это становится финальным аккордом в том, чтобы признать: ему до уровня взаимопонимания и невербальной синхронности этих двоих, как до луны пешком. Они творят на сцене поистине нечто невероятное, понимая друг друга с полужеста, с одного лишь поворота головы, с единственного взмаха рук. Стефан расслаблен, мягок и пластичен, он двигается подобно грациозной игривой кошке, улыбка не сходит с его губ, в то время как Дайске легко подхватывает его такт, плавно вливаясь в их общий ритм, и без труда повторяет и отзеркаливает каждое движение. Со стороны кажется, словно они на одной волне, возможно, это и правда так, отчего ему становится еще хуже. Он неловко пытается повторить их импровизированный танец, но только еще больше напрягается, чувствуя себя лишним рядом с этими двумя взрослыми и опытными мужчинами, способными одним взглядом зажечь и заставить пищать от восторга тех, кто остался внизу. В какой-то момент Стефан касается его плеча и кивает в ту сторону сцены, где танцуют девушки, без слов говоря о том, что в той стихии ему будет удобнее и комфортнее. Именно с этой минуты все идет кувырком. Денис снова попадает в цепкие лапы Феди и Ксюши, которые всеми силами пытаются его растормошить, скрывая от зоркого взгляда Криса, и зачем-то опять напоить. В это мгновение он совершенно не против, он уже готов на что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей, терзающих разум, душу и сердце, потому что видеть, как Стефан утыкается лбом в плечо Дайске, как запальчиво ему что-то говорит, эмоционально при этом жестикулируя, нет абсолютно никакого желания. Кажется, чуть позже к ним присоединяется Элладж и Флоран, загораживая собой то, что происходит буквально за их спинами, и он им почти благодарен за это. Когда Дайске крепко хватает Стефана за руку и ведет за собой по направлению к более тихому месту, чем-то напоминающему чилл-аут, он сам тянется за странным коктейлем, который ему протягивает Федя, и залпом выпивает, ощущая адское жжение в горле. Голова начинает кружиться почти сразу же, ноги слабеют и становятся ватными, перед глазами плывет легкая дымка тумана, а царапающая острыми когтями досада понемногу отступает, давая возможность хотя бы вздохнуть. И как только он чувствует, что его отпускает, чья-то ладонь ощутимо сжимает его плечо, безоговорочно разворачивает под прямым углом, и жестко подталкивает к выходу. Даже не пытается спорить: когда того требуют обстоятельства Крис, а именно его рука сейчас чуть ли не до синяков сжимает его плеч, может быть непреклонным, хладнокровным и очень строгим, каким с ним никогда не бывает даже Стефан. И все же он старательно крутит головой, высматривая объект своих бессмысленных терзаний, но тот исчез, а вместе с ним исчезла вся магия и смысл этой шумной веселой вечеринки. Крис не отчитывает, не ругается, не читает морали о вреде спиртного, просто смотрит внимательно, испытующе и проницательно, и от этого взгляда по всему телу разбегаются не слишком приятной щекоткой волны мурашек. Уже в номере, подождав пока Денис примет душ и переоденется, тот опускается в кресло и достает телефон, явно не собираясь никуда уходить. — Останешься здесь, как образцовая суперняня? — слова вырываются сами собой, он морщится, явно не желая выплескивать свою обиду на совершенно невиновного ни в чем человека. — Конечно. Как показал этот вечер, суперняня тебе все еще необходима, — Крис закатывает глаза и качает головой, но в его интонациях отчетливо сквозит странное понимание, а голос мягкий, начисто лишенный строгости и холодности. Денис посылает ему извиняющийся взгляд — это все, на что он способен в состоянии полного эмоционального раздрая — выключает свет, и забирается в кровать, с головой ныряя под белое накрахмалено-хрустящее одеяло. Как только его голова касается подушки он проваливается в сон, а на краю сознания все еще мелькают вспышки неоновых софитов, и где-то эхом в отдалении звучит «…Knock knock knockin' on heaven’s door…» Не знает, сколько проходит времени, прежде чем из беспокойной и тревожной полудремы его выдергивает звук негромких голосов где-то совсем рядом. Разлепить тяжелые веки, в которые будто насыпали песка совсем не получается, так же, как и полностью вынырнуть из туманного забвения. Он слышит лишь обрывки фраз, которые доносятся до него словно сквозь вату. — … а ведешь себя, как мальчишка. Чем ты думал? — … два варианта, и я выбрал наиболее безопасный… для нас обоих. — Ты хоть понимаешь, что он… и знаешь… на его месте я бы тоже… — … Дайс уже вправил мозги, я понял, я все понял, Крис. — … на мою голову? Ему-то семнадцать, ребенок еще, а ты? — Мне тоже когда-то было семнадцать, и… — … напомнить, чем все это закончилось? Не могу поверить, что ты снова… в одну и ту же реку… — … это совсем другое, не сравнивай. — Это еще хуже, Стеф. Потому что он подросток, потому что сам не знает, чего хочет, потому… — … перестань, я сам способен с этим разобраться. Иди… я останусь… — Вот уж нихрена подобного… давай… и пойдем, раз уж сегодня я суперняня. — Серьезно? Суперняня? — … просто заткнись. Я жду у двери. В номере повисает тишина, нарушаемая лишь тиканьем винтажных часов на стене. Денис отчаянно пытается собрать мысли в кучу, чтобы составить из услышанных фраз единую картину — ему почему-то кажется все это очень важным. Вот сейчас соберется, вспомнит и разложит по полочкам, и тогда, возможно, все встанет на свои места. Понимание происходящего витает где-то совсем-совсем близко, он точно знает, но в голове сплошная пелена густого тумана, и сон довлеет над ним, по-прежнему мешая окончательно проснуться и открыть глаза. Где-то на границе грез и яви он слабо ощущает, как постель прогибается под ним, а в нос ударяет убийственная смесь аромата дорого парфюма, алкоголя и сигарет. Он знает запах этих духов от Тома Форда — тяжелый, шипровый, терпкий, и, в то же время, с ноткой дразнящего цитруса, освежающе-стойкий, от которого голова кружится еще сильнее, и хочется вдыхать-вдыхать-вдыхать… Внезапно чувствует прикосновение прохладных пальцев ко лбу. Они едва ощутимо скользят по коже, отводят в сторону прядь волос, спускаются ниже от виска к щеке, гладят и ласкают осторожно и почти невесомо — если бы он спал, то, наверняка, даже не почувствовал бы этих бережных касаний. — Deny, mon trésor… — раздается над ухом мягкий шепот Стефана. — Je suis désolé, mon ange. Je suis désolé… Je te promets que tout ira bien… В мыслях полный хаос, в сознании шквальным вихрем вспыхивает ответное желание дотрагиваться и шептать бессвязные признания, потому что сил нет молчать, потому что слова огнем горят в сердце, но как только теплые губы с привкусом джина касаются его губ на какое-то невыносимо короткое мгновение, он давится и захлебывается вдохом. Все меркнет, весь мир исчезает, оставляя лишь сорванные выдохи и чуть слышный шепот, в котором едва возможно уловить нечто похожее на «mon coeur», «mon bébé» и «chéri». Его лицо покрывают отрывистыми короткими почти-поцелуями, больше похожими на исступленный порыв нежности, чем на продуманную и осмысленную чувственность. На каком-то интуитивном незримом уровне ощущает, как мужчину рядом с ним лихорадит, как быстро и часто вздымается его грудь, как под пальцами до скрипа и хруста сминается одеяло, и от всего этого ему очень жарко, дико горячо и до звезд перед закрытыми глазами восхитительно прекрасно. Хочет, чтобы это длилось вечно. Хочет ответить, но не в состоянии даже пошевелиться, боясь единственным неосторожным вздохом разрушить хрупкость и очарование момента, потому что Стефан почти никогда не позволяет себе быть таким неосторожным, не владеющим собой и уязвимым рядом с ним. И все же этот момент безнадежно рушится голосом Криса, который чуть ли не силой выдергивает мужчину с кровати. Тот едва успевает в последний раз коснуться пальцами пылающей щеки, шепнув «bonne nuit, Deny» перед тем, как его выпроваживают из номера, осторожно и бесшумно прикрыв за собой дверь. Когда утром Денис просыпается, все, что произошло ночью, ему кажется странным, иллюзорным и фантастическим сном. Он прикладывает пальцы к губам, словно стараясь воспроизвести в памяти приснившееся ему будоражащее прикосновение, но вспоминает афтепати, смеющихся ребят, Дайске, куда-то уводящего Стефана, и несколько шотов крепкого алкоголя, от которых голова до сих пор нещадно трещит. И только уже в машине по дороге домой он улавливает едва ощутимую, почти незаметную, но смутно знакомую смесь аромата парфюма, джина и сигаретного дыма. Кажется ночью… Нет. Этого просто не могло быть.

***

Вечером на кухне уютного шале творится легкое и веселое безумие. На свободной половине столешницы в хаотичном порядке разложены самые разнообразные ингредиенты от какао-порошка, сахарной пудры и яиц, до свежей малины и маскарпоне. Стол, на котором творится все действо, усыпан мукой, портативные колонки транслируют музыкальную радиопередачу, а Денис не перестает удивляться тому, как обычное приготовление выпечки Стефану удается превратить в настоящее шоу. Этот человек одним ловким взмахом рук способен обратить банальное в искусство, сочетать совершенно несочетаемое, бросаться с головой в самые дикие вкусовые эксперименты, при этом, в итоге получая нечто напоминающее кулинарный шедевр в своем первозданном виде. Особенная магия, волшебство в чистом виде, хотя конечно, прежде всего, это годы практики, приправленные талантом, вдохновением и творческими навыками. — Взбей три яйца, пока я займусь кремом, — командует топ-шеф, доставая из стеллажа с посудой глубокую тарелку. — Взбить как? До пузырьков пены или просто? Или до густой массы? Тогда надо сначала отделить белки от желтков…  — Mon Dieu, просто взбей их! — мягкий вибрирующий смех звучит прямо над ухом. — Ты же готовишь, а не выполняешь связки-вращения. Не нужно высчитывать угол наклона ребра, расслабься и получай удовольствие. Позволь разуму отдохнуть, а рукам творить. Послушно кивает, сдувая прилипшие ко лбу пряди, наконец, позволяет себе отвлечься, и не думая ни о чем, просто отдаться вдохновению. Это оказывается довольно легко, а еще весело, и интересно — Стефан рассказывает о своих попытках приготовить что-то более приличное, чем обычную пасту, о том, как начал покупать первые кулинарные книги, об «Адской кухне» и маэстро Рамзи, и еще о тысяче увлекательных вещей, умело совмещая истории с приготовлением крема и теста для коржей. О том, что сегодня люди по всему миру празднуют День всех влюбленных напоминает песня, доносящаяся из колонок.

…You are so sexy BOM Ты такой сексуальный Gonna make me crazy BOM Ты сводишь меня с ума We’re gonna do the BOM-BOM Мы будем этим заниматься Ain’t that amazing BOM Разве это не замечательно…

Совершенно глупая попса удивительно подходит под настроение, вливается в их общий ритм, подстегивая и заставляя улыбаться странной шальной улыбкой, подпевать и дурачиться, касаясь и задевая друг друга намеренно и не очень. Это самый странный День святого Валентина, который он себе мог представить, но ему, определенно, нравится то, что сейчас происходит. В конце концов, когда все было обычно, банально и просто? Каждый день с ним, словно фейерверк в эмоциональном плане, каждая минута наедине ценна сама по себе, а счастливые искорки в глазах напротив вызывают острое покалывание в кончиках пальцев — до одури приятно быть тем, кто способен пробуждать подобные чувства, кто может подарить капельку восторга этому необыкновенному мужчине.

…I’m very busy BOM Я очень занят It’s not so easy BOM И всё очень непросто I’m gonna tease you BOM BOM Я буду дразнить тебя Without a reason BOM Без всяких на то причин…

Стефан ослепительно улыбается, двигая бедрами в такт музыке. Разумеется, он знает, как выглядит при этом, и какое впечатление производят комбинации из определенных движений, поэтому реакция мальчика на его маленькое импровизированное представление не становится чем-то из ряда вон. Видя, как расширяющиеся зрачки темнеют и затопляют радужку до краев, как случайно-неслучайные прикосновения становятся более настойчивыми, долгими и требовательными, он просто не может отказать себе в удовольствии немного подразнить, принимая все более выгодные и откровенно соблазнительные позы. Близко-близко прислониться грудью к спине, доставая из верхнего шкафчика еще одну совершенно ненужную тарелку. Попросить передать сахар, и чуть дольше, чем необходимо касаться пальцев, напоследок мазнув подушечками по запястью, ощущая, как бешено бьется под ними учащенный пульс. Показать, как правильно вмешивать какао-порошок в крем, накрыв чужие ладони своими, носом касаясь светлой макушки, глубоко вдыхая аромат шампуня, смешанный с личным, самым дурманящим в мире запахом. Наконец, беззастенчиво флиртовать, ловя невообразимый кайф от того, как Денис смущается, но все же отвечает на комплименты и флирт с не менее запальчивым энтузиазмом. Это абсолютно не та игра, в какую можно играть с более опытными и искусными противниками, вроде Дайске или Джонни, которые будут извиваться и находить любые ухищрения, чтобы выйти победителями в импровизированном нарочитом соблазнении. Это вообще не игра, это больше, сильнее и глубже, настолько глубоко и по-настоящему серьезно, что затрагивает сердце. Ни одна, даже сама умелая игра-обольщение не способна вызвать такой оглушительный вихрь эмоций. Впервые за длительное время ему хочется не получать, а отдавать. Дарить нежность, оберегать, исполнять любые желания — он готов разрешить своему мальчику все, позволить абсолютно все, и пора признать, что увлечение, интерес и привязанность с течением времени переросли и трансформировались в нечто совершенно иное — вполне осознанную серьезную влюбленность. Ту самую влюбленность, которую он не надеялся испытать снова после основательно надломившего его разочарования.

…Baby baby you’re so fine Малыш, ты такой безупречный Be my be my Valentine Стань, стань моим возлюбленным Baby baby you’re so fine Малыш, ты такой безупречный Be my be my Valentine Стань, стань моим возлюбленным…

Ловко разворачиваясь вполоборота, Денис улыбается и сдувает с ладони небольшую горстку муки, осыпая ею Стефана — она оседает на его лице и волосах белоснежным слоем пыли, а тот недоуменно моргает, чем вызывает новый приступ веселого смеха. В это мгновение удивленный и растерянно-нелепый мужчина так очаровательно прекрасен, такой настоящий, живой, с отражением в глазах совершенно полярных эмоций, что он не удерживается, в один шаг оказывается в непосредственной близости, тянется вверх и касается губами уголка его губ. Это все эйфория, торт и ужасно приторная песня виноваты во всем, говорит его взгляд, в котором ни на йоту нет и капли раскаяния. Закатывает глаза и тоже смеется — ну что за несносный, невозможный и восхитительный мальчишка?  — Ах, так? Ну, ладно, — нарочито-возмущенно, на самом же деле таинственно произносит он, и в его взгляде в миг вспыхивают хитрые озорные искорки. Мгновение — и вот уже Денис ошеломленно хлопает глазами, ощущая на своем носу внушительную каплю шоколадного крема. Выглядит при этом едва ли менее нелепо, крутя головой по сторонам в поисках салфетки, потому что пачкать руки в липкой субстанции ему очевидно не хочется. В тот момент когда он, смеясь, уже тянется к стоящему на столе рулону с бумажными полотенцами, Стефан останавливает его, осторожно, но крепко перехватывая руку своей, отводя в сторону, и притягивает ближе к себе, одновременно делая полшага навстречу. Тот оказывается вплотную зажатым между столом и разгоряченным телом, которое, совершенно точно не собирается его выпускать из ловко расставленной ловушки.

…There’s nothing dangerous Нет ничего опасного I know what’s waiting on us Я знаю, что нас ждёт We’ll keep each other restless Мы не будем давать передышку друг другу Oh boy you look impressed О, малыш, ты, кажется, впечатлен…

Когда мужчина наклоняется ближе, не разрывая зрительного контакта, удерживая взглядом взгляд, смех резко прерывается. В эту секунду Денис чувствует себя кроликом перед хищным и затаившимся удавом, гипнотизирующим свою жертву. В темных глазах яркими искрами-вспышками полыхают горящие живые эмоции, азарт, смешанный с чем-то темным, отчаянно сдерживаемым, чтобы не выплеснуться через край. Где-то в глубине мелькает нежность, размытая и едва ли отчетливая, заглушенная более сильными волнующими порывами. Медленно, очень медленно Стефан касается указательным пальцем его носа, стирая липкую шоколадную сладость. И так же медленно, стараясь растянуть мгновение, дотрагивается этим пальцем до своего рта, слегка приоткрывая губы. Острый кончик языка скользит по подушечке, в то время как во взгляде все сильнее разгорается адское пламя, заставляющее щеки вспыхнуть, полностью сорвать дыхание, невольно потянуться навстречу, чтобы унять предательскую дрожь во всем теле, утолить внезапную жажду прикосновений и получить то, чего хочется бесконечно долгое время. Но вместо желанного поцелуя он лишь ощущает, как до горячего лба дотрагиваются прохладные пальцы.  — Ш-шш, ты обещал, помнишь? — они ласково зарываются в пряди, немного оттягивают их, перебирают, то ли успокаивая, то ли распаляя еще больше. — Вот сейчас это вообще нечестно! Ты же сам… начинаешь, — одновременно возмущенный разочарованный выдох и сведенные брови, выдающие чуть ли не вселенскую обиду. — Неужели? Возможно, да… Кажется, в твоих словах есть доля истины. — О, ну спасибо. — Дэни. Но тот молчит, только сопит в плечо сильнее, чем обычно. Стефан тихо фыркает в его макушку, и уже собирается сказать что-то успокаивающе-нежное, как телефон, лежащий рядом на столе, вибрирует, высвечивая на дисплее смс-уведомление от Дайске. Разумеется, мальчик не может не скосить взгляд и не увидеть адресата, и, черт возьми, более неуместного момента нельзя было найти для всего этого. Уже предчувствуя грозу и надвигающиеся раскаты грома, он крепко удерживает его на месте, не давая возможности извернуться и выскользнуть из объятий, хотя тот честно и упорно пытается это сделать. И его реакция вполне соответствует ситуации, особенно после событий трехдневной давности, в которых он виноват сам. Поведение на афтепати вряд ли может оправдать то, что из двух возможных вариантов — ни на шаг не отходить и смотреть влюбленными глазами, или же отвлечься на Дайса, который без слов понял все еще перед Рождеством, о чем не преминул сообщить, пока усердно вправлял ему мозги, утащив туда, где им не мешала музыка — он выбрал второй, как более безопасный и менее привлекающий внимание. Стоило на следующее утро завуалировано объяснить то, что произошло, но он промолчал, Бог знает почему, надеясь избежать этой темы. Но поговорить им все же придется, хотя бы для того, чтобы эта тема больше не висела над их головами темными сгущающимися тучами. — Если ты скажешь о том, что тебя беспокоит, то я отвечу на все твои вопросы, — мягко произносит он, дыханием сдувая щекочущие нос пряди. Денис все еще молчит, но уже перестает вырываться, не в силах противостоять вибрирующим проникновенным интонациям. Как только он расслабляется и снова утыкается лбом в подставленное плечо, железная хватка, удерживающая его на месте, сразу же ослабевает, становится более аккуратной и ненавязчивой. Ладони скользят по его лопаткам размеренными и осторожными движениями, даря ощущение безмолвной поддержки и понимания. Но это все равно не меняет того, что ему сложно самому начать этот странный разговор, спросить о том, что беспокоит и волнует уже не первый день — слишком пугающе реален иррациональный страх услышать в ответ то, что ему вряд ли понравится, и то, к чему он совсем не готов. В мыслях снова всплывают картинки-образы той ночи, громкая музыка и коктейли смешиваются с эфемерным сном, в котором Стефан был таким непривычно-открытым, чувственным и слегка безумным, шепча на ухо что-то бессвязно-ласковое, и все это превращается в хаотичный поток, в котором трудно разобраться самому без посторонней помощи.  — Ты и Дайске, — голос звучит глухо, потому что он все еще продолжает сверлить взглядом плечо — так проще, и можно хотя бы попытаться скрыть горящие от стыда щеки. — Между вами что-то… — не договаривает, просто не может понять, как правильно озвучить все это, предоставляя возможность самому интерпретировать его мысли. Прежде чем тот отвечает, в воздухе повисает недолгая пауза, от которой по спине пробегают мурашки, а волоски на коже становятся дыбом — напряжение возникает из ниоткуда, натягивается и вибрирует, словно струна на гитарном грифе.  — Нет. Струна разрывается, лопается с пронзительным звоном, дребезжит, распадаясь на несколько частей и исчезает, а вместе с ней исчезает сгустившийся в атмосфере накал, и даже дышать становится намного легче. Денис верит. Верит этому короткому тихому «нет», верит твердым и уверенным интонациям голоса, в которых сквозит больше, намного больше смысла, чем в сотне бесполезных сейчас слов и объяснений. Каким-то совершенно невероятным образом мужчине удается с одного касания, с одного слова или жеста дотронуться до его сердца, ослабить напряжение и усмирить терзающих монстров в его душе, развеять все опасения, потому что нет сил не доверять, когда тебе отвечают вот так — коротко, но без возможности на любые сомнения. Он больше не станет спрашивать о природе этих странных отношений, что связывают фигуристов одной эпохи, но кое-что ему все же хочется знать. — Там, на афтепати, вы с ним… — Прости, — Стефан перебивает его, не давая закончить фразу-вопрос, касаясь теплыми губами его виска. — Это было очень глупо с моей стороны, даже если на то были определенные причины. Я не должен был вести себя так, и обещаю, что… Крису больше не придется быть суперняней для нас обоих. Мне, правда, очень стыдно за тот вечер. После кодового слова «суперняня», которое срабатывает, словно триггер, он почти ничего не слышит, лихорадочно начиная перебирать в голове смутные и расплывчатые воспоминания. Стефан не мог слышать того разговора, в номере они с Крисом были одни, но почему ему кажется, что все это связано? В сотый раз, мысленно ругая себя за перебор с алкоголем, из-за которого все события той ночи смешались в памяти, он пытается собрать все воедино, сортируя и перекладывая обрывки и кусочки, словно пазл, прикладывая один к другому, отбрасывая ненужное, и оставляя лишь необходимое. … я останусь… …пойдем, раз уж сегодня я суперняня. …Серьезно? Суперняня?.. Приснилось ли? Могло ли оказаться реальным то, отчего до сих пор сердце стучало бешено и с перебоями? Отчего голова кружилась так сильно, едва стоило закрыть глаза и представить надломленный шепот вперемешку с быстрыми отрывистыми поцелуями. Сон или явь? Как только открывает рот, чтобы задать, возможно, самый важный и волнующий его вопрос, тишину кухни разрывает громкий писк таймера духовки, оповещающий о том, что коржи для торта уже готовы. Стефан сразу же отвлекается, посылая ему одну из своих самых теплых улыбок, и отстранившись, направляется за прихватками — момент безвозвратно утерян. Когда Крис возвращается домой, на столе стоит готовый торт из шоколадных коржей, украшенный свежими ягодами малины, посыпанный сахарной пудрой. В воздухе витает сладковатый аромат выпечки и свежезаваренного чая, из колонок доносится легкая непринужденная музыка, а сама атмосфера будто пронизана чем-то праздничным, торжественным, и одновременно, абсолютно обычным, уютным, разве что Стефан и Денис сидят слишком близко друг к другу и о чем-то тихо разговаривают. Прячет улыбку в уголках губ, наблюдая за ними со стороны. Возможно, его друг слегка сошел с ума, потеряв здравый рассудок, но если тот выглядит настолько счастливым, вдохновленным, и глаза его буквально сияют рядом с этим мальчиком, то ему стоит порадоваться за него, а уж потом хвататься за голову и пытаться удержать этих двоих от очередного выходящего за рамки безумия. Перед тем как разрезать торт, Денис просит сфотографировать его и Стефана с их творением, чтобы навсегда запечатлеть этот момент не только в памяти, но и в виде стоп-кадра, к которому всегда будет приятно возвратиться. — А мы отлично получились, — с улыбкой произносит он, разглядывая фото. — Надо обязательно отправить маме. И… я же могу опубликовать это в инстаграм? В тот момент, когда Стефан только пожимает плечами и кивает, выражая согласие, Крис припечатывает резким и жестким «нет», посылая слишком выразительный взгляд.  — В чем дело? Почему нельзя? —интересуется с недоумением, стараясь угнаться за переглядками этих двоих и понять, что происходит. — Стеф, я не думаю, что это… — О, да ладно, брось, они уже все забыли. — Очень в этом сомневаюсь. — Да какая разница? Кому может прийти в голову связать эти… — …мне бы пришла. И не только мне. — Просто ты меня знаешь. И паникуешь на ровном месте. — Я твой менеджер, и мне виднее, когда и где паниковать. — И что ты предлагаешь? Кажется, мы и так не особо активны в сети, тем более, если Денис хочет… — Вы два совершенно ненормальных… Только не сегодня. И не завтра. — Через год, м? — Стеф, это не смешно. — А я и не смеюсь. Ребенок достигнет совершеннолетия, и тогда… — Все, заткнись, ничего не хочу слышать и знать. Не раньше выходных. К тому времени это не должно вызвать таких… подозрений. Стефан поворачивается к Денису, который молча наблюдает, все еще пытаясь понять, о чем они говорят, улыбается и хитро прищуривает глаза. — Слышал? Наша суперняня разрешила опубликовать фото, только не раньше субботы. Потерпишь? Тот растерянно кивает и почти сразу же забывает об инстаграме — его гораздо больше интересует, кто где что забыл или не забыл, и каким образом одно несчастное фото с тортом может вызвать общественный резонанс. Чай пьет уже в скоростном режиме, и как только все расходятся по своим делам, он плотно прикрывает дверь своей комнаты и открывает лэптоп. Секундная заминка — пальцы уже вбивают в поисковую строку слова «торт» и «Стефан Ламбьель». Поначалу браузер забрасывает горой совершенно бесполезных ссылок, интервью многолетней давности, какими-то картинками, совершенно не имеющими отношения к запросу, и только спустя полчаса, методом подбора разнообразных ключевых фраз он, кажется, находит то, то искал на каком-то русскоязычном сайте. Как только взгляд пробегается по предложенным строкам, ему становится трудно дышать, а сердце пропускает несколько ударов, прежде ем зайтись в рваном ритме. »…В День Святого Валентина восемь спортсменов-олимпийцев рассказали, что они делают в этот праздник. В их числе был и Стефан Ламбьель, который сообщил: — Я, определенно, хотел бы испечь торт в виде сердца для моего партнера…» Интервью датировано февралем 2015 года, и было официально опубликовано в новостной ленте на сайте Международного Олимпийского Комитета. Захлопнув лэптоп, он еще долго сидит в тишине темной комнаты, растерянно и ошарашено смотря в окно, за которым снова кружат снежинки. Взметаясь в порывах сильного ветра бушующим белоснежным торнадо, они легко опадают на подоконник, накрывая его искрящимся белым покровом. Ночь медленно опускается на Шампери, отражаясь звездными бликами на склонах горных вершин. Уже засыпая, Денис прячет счастливую улыбку в складках мягкой подушки, и натягивая повыше одеяло, думает о том, что это был самый лучший, самый необыкновенный и удивительный День всех влюбленных в его жизни. Иногда нечто невысказанное прямо, сокровенный и важный жест, преподнесенный как что-то совершенно обычное, говорит куда громче самых искусных и виртуозных признаний.