…Night Ночь And the spirit of life calling И дух жизни зовет Mamela Слушай…
В половине двенадцатого ночи шале встречает Стефана безмолвной первозданной тишиной и занавесом густого сумрака уже уснувшего дома. Приглушенный свет не горит в гостиной, где обычно остается включенным небольшой торшер, не слышны голоса, даже в такое позднее время наполняющие пространство живыми увлекательными беседами — только мерно скрипят под ногами половицы, когда он проходит на кухню, по пути разматывая шарф и снимая пальто. Чемодан оставлен в коридоре, с ним разберется завтра утром. Губы трогает невольная улыбка, когда прохладные пальцы касаются еще не остывшего чайника — Денис как всегда перед сном пил молочный улун с имбирем. Достает кружку, наливает теплый чай, и прикрыв глаза на мгновение чувствует, как приятный шлейфовый аромат окутывает его, обволакивает, вызывая ни с чем не сравнимое ощущение — он вернулся домой. Три сложные недели постоянных разъездов и стартов, этапы у учеников, переезды-перелеты-гостиницы-аэропорты, репетиции к шоу в любую свободную минуту, яркие прожектора Арены-ди-Вероны, пойманный в ловушку сирен Улисс и прекрасный Нарцисс под особенные вокальные обертоны Андреа Бочелли. Все это сливается в сплошной клубок многогранных впечатлений, в мелькающие обрывки образов-картинок из которых невозможно вытянуть что-то одно. Немного устал. Немного? Слишком быстрый, форсированный темп начала Олимпийского сезона, что обещает быть долгим, насыщенным и трудным, переполненным волнением и новыми захватывающими эмоциями. Он поднимается по лестнице, стараясь совсем не шуметь, чтобы случайно не потревожить хрупкое умиротворение, не разбить царящую атмосферу спокойствия и уюта. Всего на пару мгновений останавливается у комнаты своего мальчика, дотрагивается до двери, но открыть все же не решается — не сможет уйти. Не захочет. После возвращения из Ломбардии стремительный водоворот рабочих будней, тренировок и постоянных путешествий закручивается с невиданной силой, полностью поглощая все свободное время. Они почти не имеют возможности остаться наедине из-за ужасной занятости обоих, а те редкие минуты, что удается урвать между офф-айс занятиями и по вечерам, то и дело нарушаются телефонными звонками, учениками, снующими туда-сюда по дому после часа кардио-упражнений, или Крисом, который внимательно следит за тем, чтобы его подопечным «не сорвало крышу в не самом удачном месте». Короткие моменты близости перед сном, чтобы пожелать друг другу доброй ночи, сорванные второпях поцелуи, быстрые выразительные взгляды и случайные касания — все, что было доступно им в дни медленно опускающейся на Шампери осени. Оба скучают. Иногда, в украдкой смотрящих на него глазах, Стефан ловит едва заметные отголоски печали, смешанные с желанием сделать шаг и просто обнять. Единственный шаг, разделяющий пространство между ними. Прижаться, опустить голову, уткнуться в плечо. Вдох-выдох. Слепая иррациональная необходимость. В такие мгновения, метким ударом попадающие точно в цель, сжимающие крепкими тисками любящее сердце, он больше обычного старается показать, что тоже чувствует потребность в интимном общении, в тактильном контакте и времени, проведенном только вдвоем. Ласково улыбается, дотрагивается до лопаток, обнимает за талию и дарит самый теплый взгляд, наполненный лишь им двоим известной нежностью. Приоткрывает дверь в свою комнату, решая проснуться чуть раньше и успеть перехватить своего мальчика еще до завтрака, тянется к выключателю, чтобы зажечь свет, но подозрительное шуршание одеяла и странный скрип кровати заставляют его замереть на пороге. Щурится, всматривается в тонкие блики лунного мерцания на белоснежном белье, и обнаружив причину посторонних звуков со вздохом прислоняется к стене. Маленькое личное безумие. Неизбежностью по истерзанному тоской сознанию так, что сопротивляться бесполезно. Денис лежит на постели, крепко обнимая обеими руками его подушку, вцепляясь пальцами в мягкую ткань, и кажется таким хрупким среди сбитого в ватный ком одеяла, таким домашним, уютным и родным, что выдох теряется где-то между застывших секунд-песчинок октябрьской ночи. Любимый, трогательный, желанный. Пушистые пряди спадают на лоб, прикрывая сомкнутые глаза, и, вероятно, щекочут чувствительную кожу, потому как в следующее мгновение он смахивает их привычным движением ладони, забавно морщится во сне, и перевернувшись на спину, приняв удобное положение, все еще прижимает к себе одной рукой соседнюю подушку. В полутьме совсем беззащитный, утопающий в ворохе объемного гнезда-сооружения, словно в снежном сугробе. Ребенок, еще совсем ребенок, открытый и уязвимый, которого хочется оберегать, заботиться и ласкать до невозможности долго. Спрятать от всего мира. Скрыть так, чтобы никто и ничто не смогло его отнять. Удерживать не должен? В интервью говорить правильные слова о самостоятельности и поиске собственного пути. На вопросы отвечать прозрачно. Размытые клише, нечеткие выражения. Захочет уйти? Свобода выбора, удерживать не станет — несложный фарс из множества туманных фраз. И только что-то глубоко внутри упрямо крутится рефреном — не отпустит. И к черту этику. Не сможет отпустить.…He lives in you Он живёт в тебе He lives in me Он живёт во мне…
Стефан еще долго стоит у стены и просто смотрит на то, как спит его мальчик, как трепещут ресницы на подрагивающих веках, как сопит немного заложенный нос, как приоткрывается край одеяла и из-под него высовываются ступни — в комнате довольно жарко. А потом осторожно, почти беззвучно крадется к комоду, чтобы достать оттуда пижаму. Не любит спать в белье, предпочитая не стеснять себя лишней одеждой, но сейчас точно не решится лечь в постель обнаженным. Слишком велик соблазн и ничтожно мало терпения. Так же осторожно, буквально на носочках выходит из комнаты, не желая шуметь и принимать душ в смежной ванной. Горячие капли воды стекают по напряженным мышцам вниз, разогревая и расслабляя, но он не чувствует температуры, не ощущает теплоты, замыкая в себе образ чистой юности, приоткрытых губ и разметавшихся по подушке светлых прядей волос. Образ-необходимость. Образ-желание. Засыпать, тесно прижимая к себе, обнимая свое солнечное счастье. Просыпаться за несколько минут до его пробуждения, чтобы видеть, как приоткрываются сомкнутые веки, как морщится очаровательный нос и улыбка касается губ. Как потягивается, прогибаясь всем телом — невероятно соблазнительным, податливым с утра телом. Жмурится от удовольствия, трется щекой о плечо, как большой ласковый котенок, растрепанный и зевающий, до звезд перед глазами любимый. Они редко проводят ночи вдвоем. Прежде всего из-за осторожности, и чтобы не привыкнуть. И без того сложно отделять личные чувства от профессиональных, быть внешне спокойными и отстраненными настолько, насколько это возможно, переключаться в нужный момент между ролями становится слишком трудно. Их тяга друг к другу физически ощутима. Чем больше моментов близости, разрушенных допустимых пределов и стертых границ, чем крепче и теснее становится связь, тем более однозначным все кажется со стороны. Крис хмурится, качает головой, не оставляя попыток призвать к благоразумию, но даже он не способен хоть как-то это контролировать. Слишком и через край. — Ты сильно рискуешь, — однажды говорит он очень серьезно. — Вы оба. Его родители… — Я знаю. — И все вокруг видят, что между вами… — Знаю. — Послушай, я не прошу тебя… — вздыхает, потирая пальцем переносицу, — вас прекратить, потому что вы не можете спокойно стоять в метре друг от друга. Просто… Не делайте глупостей, ладно? Когда ты смотришь на него… — Предлагаешь мне на него не смотреть? — Стефан насмешливо вздергивает брови. Прекрасно понимает, что друг имеет в виду, но если бы это было так легко, они бы не перешли черту. По крайней мере, не так стремительно, как это случилось. — Предлагаю тебе включить голову и подумать о последствиях. И о том, как долго сможешь держать себя в руках, если сейчас все зайдет еще дальше. Внимательно смотрит на Криса и после короткой паузы только кивает. Нет смысла возражать — то, что происходит между ним и Денисом, действительно, порой выходит за рамки. Более чем говорящие взгляды, бесконечные прикосновения, улыбки друг другу, время, проведенное вместе вне льда, особое отношение к нему, как к любимому ученику, в конце концов. Поистине счастливая случайность и невероятное везение, что другие студенты без ревности, даже с некоторым пониманием относятся к их уникальным отношениям, и в дружной сплоченной команде преобладает атмосфера взаимной поддержки и уважения. Они редко проводят ночи вдвоем. Но сегодня у него совершенно нет сил сопротивляться этому.…Wait Подожди There's no mountain too great Нет таких гор, которые нельзя перейти Hear these words and have faith Слушай эти слова и верь Have faith Верь…
Аккуратный щелчок дверного замка, шорох босых ног о ворсистый ковер, поверхностное частое дыхание, нарушающее обманчивую тишину комнаты. Стефан присаживается на угол кровати, проводит рукой по белой поверхности, разглаживая смятые складки, стараясь немного остыть и не думать. Просто не думать о том, что Денис сейчас так близко — лежит в его постели, сонный, доступный, теплый и такой доверчивый, уткнувшись носом в подушку, все еще хранящую его запах. Выдох. Вдох. Дышит им, чувствует его. Так сильно скучал? Несколько дней вдали друг от друга. Несколько недель без возможности остаться наедине, ощущая потребность касаться на кончиках пальцев. Обсессия. Обоюдная, странная, острая. Любовь. Глубокая, сильная. Складывающая пополам от желания принадлежности. Без атрибутов-оков и кольца от Cartier на безымянном. Дыхание жизни, весеннее, свежее, пронизывающее насквозь потребностью идти по выбранному пути рука об руку, весь мир открыть и уместить на его ладонях. Не хочет будить — укладывается рядом осторожно и медленно, чтобы не потревожить чуткий сон своего мальчика. Приходится изрядно постараться, вытягивая захваченную в плен подушку, при этом пытаясь приглушить предательское шуршание одеяла. Движение — пауза — еще попытка. Когда с боем отвоеванный предмет, наконец, занимает свое место в изголовье кровати, он закрывает глаза и придвигается ближе. Трется носом о плечо, невесомо касается места на стыке футболки с горячей кожей. Сжимаются и разжимаются пальцы. Притяжением бьет по натянутым нервам, тактильной необходимостью ломает, заставляя зажмуриться и считать от десяти в обратном порядке, концентрируясь на порывах ветра за окном. Капли дождя на стекле и упавшие на подоконник листья. Не хочет будить. Чувствует, как поднимается и опускается грудная клетка, бьется ровный пульс-венка на шее, как трепещут веки, и кончик языка очерчивает приоткрытые губы. Одно движение, единственный жест, подобно триггеру срывает все внутренние «нельзя» и «я выдержу». Не выдерживает, просто не может. Отпускает себя. Разворачивает, обнимает бережно, но крепко, запуская ладонь в шелковистые пряди. Хаотично целует щеки, скулы, от виска к подбородку легкими прикосновениями, шепчет что-то бессвязное, запальчивое, до одури нежное. Гладит по волосам, вдыхает аромат шампуня с примесью личного уникального запаха, от которого кружится голова и начисто стирает все мысли. Что происходит с ним? Почему накрывает так, будто они не виделись долгие месяцы, а не меньше недели? Вдох-выдох, изгиб в изгиб. Короткое хриплое «Стеф?..» и пальцы, вцепляющиеся в его плечи. Денис не открывает глаз, лишь дышит поверхностно, льнет ближе, вжимаясь, словно желая раствориться в обрушившемся на него урагане ласки. Еще не проснувшийся полностью, расслабленный и растерянный, не успевает отвечать и едва пытается зеркалить жесты, ловить воздух в перерывах между лишающими рассудка глубокими поцелуями. Немного слишком сейчас, в темноте между грезами и явью, в тишине уснувшего дома, в близости, что доводит до грани. В том состоянии, когда до остроты чувствителен к любым касаниям и каждое движение вызывает неконтролируемую дрожь, заставляя выгибаться навстречу, без слов умоляя о большем. Ладони живут собственной жизнью, скользят вверх-вниз, проникая под футболку, снимают ее, почти ожесточенно сдирают, чтобы ощутить более тесный физический контакт. Их замыкает друг на друге, как цепь замыкается током электронов по проводам, как фиксируются полюса с различными сопротивлениями. Поцелуй-укус в шею, влажной дорожкой до ключиц, в сбившемся сердечном ритме и сорванном дыхании. Отпечатки нежности, смешанные с чем-то опасным, смазано-мутным, обрывочным. Руки-губы-прикосновения. Стефан непривычно порывист, горяч и резок, когда послав к черту все правила, забывая о данных себе обещаниях, все же заходит за черту. Не способен противостоять той степени доверия, что возникает между ними в подобные минуты, не может и не хочет сопротивляться неприкрытому желанию, тщательно сдерживаемой страсти внутри юного пылкого темперамента, что выплескивается через край в мгновения наибольшей уязвимости. Язык тела красноречивее слов. Его ведет от чуть слышного полустона, шороха сбитой простыни и пальцев, сминающих ткань, от срывающихся невольных просьб остановиться и продолжать — не в силах выбрать, от метаний бьющегося под ним распаленного и раскрасневшегося мальчика. Что может быть прекраснее чистой эйфории? Едва ли тот представляет, как красив, как до безумия восхитителен сейчас. Всегда. С каждым днем раскрывается и расцветает, взрослеет и набирается опыта в тонких гранях интимных отношений, по наитию действует сам — и когда это происходит, Стефан теряет способность мыслить хоть сколько-нибудь адекватно. Обжигающий взгляд глаза в глаза, стиснутые до боли запястья, прилипшая ко лбу влажная челка, касание-касание-касание… В плотном давлении, в жарком плену рта. Развратно, дразняще, сбиваясь с ритма. Вверх-вниз, до основания… Пауза. Снова. Мучительно-сладко. Еще? Давай же, прошу… Вместе? Полувыдох-полувсхлип на пике, сквозь шум в ушах и мерцающий белыми пятнами расфокус. Терпкий привкус на языке, острый и пряный. Прикосновение к губам странное, необычное. Немного липкое. Чувствуешь себя? До дрожи смущающее, знаю. Вопросительный взгляд с нотками ошеломленного доверия. Да, вот так тоже бывает. Ты научишься, я покажу. Лихорадочный румянец, голос, на несколько тональностей ниже. Мне просто хотелось этого, очень. Очень скучал. Они редко проводят ночи вдвоем. Но сегодня, после яркой близости и изматывающих нескольких дней друг без друга это просто случается. Денис льнет к нему, прижимается близко-близко, укладывая голову на грудь, руками-ногами обхватывает, трется щекой и чуть ли не мурчит от удовольствия. Разомлевший, довольный и мягкий, он бормочет что-то неосознанное, сонное, влажными губами разгоряченной кожи касается, будто не может остановиться, перестать трогать, осязать. Сопит так смешно, носом уткнувшись в изгиб шеи, вдыхает глубоко, втягивая в себя концентрированный запах феромонов, сгустившийся между ними. Надо встать и проветрить комнату, но… Тот фыркает, вцепляется еще крепче и снова сопит. Не может удержаться — смеется тихонько, целует в макушку, жмурясь от переизбытка собственных эмоций. Пушистые волосы пахнут апельсинами, солнцем и счастьем. Сладостью, ветром и немного снежинками с горных вершин. Как вообще можно быть таким? Рассудка лишиться недолго. — Львенок, — вибрирующе-мягко. Просто потому что хочется быть нежным и ласковым с ним. Не «trésor», не «chaton», не привычное «Дэни». Только вот так наедине, редко и очень особенно. Львенок. Большой, плюшевый и жаркий — от него тепло исходит волнами. Дикий и ручной одновременно. Уютный и домашний, до безумия доверчивый и открытый, но боже упаси рассердить — взглядом полыхнет так, что не покажется мало. И руку откусит. Иногда даже две. За внешним образом солнечного обаяния скрывается взрывной непредсказуемый темперамент, тщательно сдерживаемый огонь, который гасить порой довольно сложно. — Стеф, — должно получиться укоризненно, но голос выдает улыбку. Его пушистое рычащее создание. С некоторых пор это весьма символично. Темой шоу в Вилларе в этом году становится мюзикл «Король Лев», и репетиции начинаются уже в конце августа — основной каст собирается на планерку, обсуждаются роли и музыка, назначаются даты. На холодном полуоткрытом катке, где прошло почти все его детство и юность, кипит работа, ставятся первые программы и групповые номера с хором в ускоренном темпе, поскольку начинается сезон, и для подготовки потом будет слишком мало времени. Любит камерную обстановку родного льда, любит окунаться в приятные хлопоты, как в омут воспоминаний, связанных с этим местом. Столько всего произошло здесь… Разного. Ученики тоже участвуют в шоу. Ноэми отдана роль Налы, Коширо примеряет на себя образ Симбы, а Денису, как самому взрослому и опытному достается Муфаса. Ему нравится. С первых аккордов саундтрека он погружается в историю, придумывает и дорабатывает то, что потом окажется очень личным, объемным и насыщенным, и как же ярко горят его глаза, как светится что-то манящее и притягательное в глубине темных зрачков. Хореографию ставят оба. Стефан показывает несколько вариаций, предлагает и дает свободу самовыражения, подсказывает, направляя в необходимое русло. Понимают и чувствуют друг друга ментально — незримая магия творчества окутывает волшебным флером снежинок из-под лезвий, что начинает один продолжает второй, и невозможно остановиться, не существует паузы в том вихре ощущений, что захватывает обоих на долгие минуты вдохновенного полета фантазии. На третий день, когда рисунок программы полностью готов, он замечает нечто иное в катании, нечто непривычное, слегка измененное. Не может понять что, но улавливает смену настроения, от легкого и увлеченного в сосредоточенное, вдумчивое, таинственное. Шагает за борт и смотрит прокат, стараясь понять, в чем причина таких перемен. Денис в звуках музыки и в образе до мурашек, гибкий и красивый, каждым движением и жестом выражающий чувства, известные пока лишь ему. От него искрит так, что перехватывает дыхание, почти невозможно стоять спокойно и не пытаться «откатывать» программу вместе. Плавит лезвиями лед, невероятный, особенный в эти мгновения. Взрослый. Под саундтрек к мультфильму катает совершенно серьезно, обозначая акценты, вырисовывая узоры петлями-твиззлами. …He lives in you Он живёт в тебе He lives in me Он живёт во мне… He watches over Он наблюдает Everything we see Во всем, что мы видим… Сильный, горящий, живой. Приоткрытые губы шепчут слова песни, рассказывая историю, раскрывая ее, впечатывая намертво в морозную зеркальную поверхность. Взмах руки, поворот головы, скольжение уверенное, легкое, аккуратное. Как лев крадется бесшумно, ступая по льду мягкими лапами. Намеренно тормозит рядом — глаза в глаза. …In every creature В каждом создании In every star В каждой звезде In your reflection В твоем отражении… He lives in you Он живёт в тебе… Сердце пропускает удар. Вот. Оно. Что. Без лишних слов — короткий взгляд все ставит на свои места. Так просто и сложно. Их жизнь изменилась с той первой встречи. Друг в друге отражение сокровенных желаний, вновь обретенный смысл и больше чем творчество. Больше чем страсть ко льду. Зеркально. Искренне. Их мир, их чувства — все в одном. Ему не требуется отвечать, мальчик понимает и улыбается, и на щеках его вспыхивает очаровательный легкий румянец. А вечером он говорит, что хочет оставить себе эту программу в качестве показательного номера. Стефан не против. Обнимает, целует настойчиво, умопомрачительно долго, позволяя ощутить всю степень своего восхищения. Оба понимают, что вкладывают в это больше подтекста, чем необходимо, но оба молчат. Их маленькую тайну никто не узнает. То, что останется где-то глубоко внутри, откровенное и личное, но, в то же время, будет звучать так часто и так громко, отдаваясь синхронным биением сердца одного на двоих. Когда встает вопрос об образе, Денис наотрез отказывается выбирать тот, что придуман для шоу. Вместо этого очень серьезно просит разрешения посмотреть его старые костюмы. В приглушенном свете гардеробной дотрагивается до тканей разнообразных структур и расцветок, вглядывается внимательно, вдумчиво, подушечками пальцев пробегается по темному бархату жилета от «Поэты». Ты должен мне желание… Полутемный пустой Палладиум, прожектора надо льдом и звуки чарующего фламенко. На какие безумства способны влюбленные? Никогда не думал, что будет терять себя так — сложно и просто. Объятие со спины. Поцелуй в основание шеи. — Еще одно желание? — Когда получишь еще одно золото. Серебристый шелк рубашки от «Грига», матово-синий от «Anthem». Понятия не имеет, что тот ищет, есть ли какие-то соображения или выбирает интуитивно, полагаясь на туманное внутреннее представление. Вряд ли это хорошая идея. Совсем-совсем нет, и дело не в самом костюме, а в том, сколько вопросов все это вызовет. Готов держать удар? За столько лет спортивной карьеры ему не привыкать отвечать на однотипные вопросы журналистов, хитрить и умалчивать, мастерски уходя от нежелательных тем. А у Дениса природный дар с невозмутимым видом вдаваться в пространные объяснения и несомненный талант к философии. Справятся? Крис голову открутит точно. Но в этот момент перед глазами живые и красочные эмоции, воплощение страсти и силы, юности и огня, и приоткрытые губы как заклинание повторяют… …He lives in you Он живёт в тебе He lives in me Он живёт во мне… Позволить ему? Позволить себе мимолетную тень-откровение, никто не поймет, но для них это имеет значение. Костюм от «The Water» и снова — глаза в глаза. Вопросительный взгляд и взгляд-разрешение. В мыслях проносятся мемори-кадры собственной программы, смысл, вложенный в нее, история, образы, ощущения. Три года прошло, а словно в другой жизни. Глубина ледяного океана. Тонкость, хрупкость. В воде есть что-то, что заставляет чувствовать себя уязвимым, и это почти всегда похоже на пытку быть так близко. Тревога в каждом жесте, неявные отзвуки страха. Костюм простой — черные брюки и темно-красная водолазка, облегающая фигуру, отдаленно напоминающая костюм для дайвинга. Ему был необходим эффект второй кожи, удобной для движений, но также подчеркивающей их. Верх должен был выглядеть водонепроницаемым, будто он существо из подводного мира, которое может выжить на берегу, немое, но красочное. Такой была его жизнь тогда — немой, но не лишенной красок. Постоянные шоу, сумасшедший график, разъезды, метания. Отчаянный поиск себя и тоска, сжигающая сердце и душу. Путь в никуда. В вакууме рефлексии и постоянных «зачем, для чего?». Сумбурный поток из лиц-улыбок-смазанных впечатлений, беспорядочные связи без особой привязанности — так долго выкарабкивался из темного прошлого, что любой шаг в сторону ментальной вовлеченности казался смерти подобным. До единственного «однажды», что круто перевернуло его мир. Жизнь, разделенная на «до» и «после». Солнечным светом в конце длинного пути, спасительным якорем и обретенным спокойствием впервые за долгие годы становится этот взрослый и мудрый ребенок. Взгляд-разрешение — бери. Вот только не костюм отдает, а нечто куда более ценное. Денис понимает. Встречает глубину и отклики воспоминаний, читает эхо-отражение и вкладывает в ответный взгляд всю теплоту, заботу и нежность, на которую способен в свои восемнадцать. Тонкой нитью между ними звучат невысказанные вслух признания. — Тебе пойдет, — Стефан прикладывает водолазку к его груди, смотрит оценивающе и довольно хмыкает. — Под цвет волос, и, думаю, сядет отлично. Если хочешь, можно что-то изменить, добавить, или… — Нет. Твердое, решительное, упрямое. Щеки горят, в глазах огня беспощадное пламя. И на контрасте тихий выдох: — Не надо ничего менять. Достаточно того, что она — твоя. Когда Денис на тренировке откатывает показательную от начала до конца в образе и костюме, расставляя необходимые акценты, воплощая в себе дикую смесь страсти, гибкой пластики, горячих эмоций и легкости, в мыслях Стефана проносится единственно верное… Львенок.…Ingonyama nengw' enamabala Лев и леопард Ingonyama nengw' enamabala Лев и леопард…