He lives in you

Слэш
NC-17
В процессе
296
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 284 страницы, 27 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
296 Нравится 592 Отзывы 66 В сборник Скачать

Jump Then Fall

Настройки текста
Вдох. Сжимаются пальцы. Вечностью тянутся несколько минут до проката, прожектора ледовой арены Осаки, обдавая сухим жаром, светят ярко и интенсивно, словно прожигают насквозь, ладони становятся влажными, а губы пересыхают. Выдох. Денис слушает медитативную музыку, концентрируясь на внутренних ощущениях, старается не смотреть на лед, ходит из стороны в сторону, разогревается и ждет. Чувствует, как подскакивает уровень адреналина в крови, как сердце колотится и мелкой дрожью прокатываются волны по всему телу. Не борись с этим — слова в голове. Прими состояние стресса, позволь этому случиться — вкрадчивыми интонациями, успокаивающим голосом перед важными соревнованиями. Ловит красноречивый пристальный взгляд и слабо улыбается в ответ — знает, что нужно делать, как правильно дышать и как отпустить себя, но каждый раз испытывает изматывающее напряжение, звоном бьющее по натянутым нервам. Страх, сковывающий сознание. То, о чем он никогда не скажет, в чем не признается открыто и не озвучит вслух. Тот оттенок сомнений, что скрыт глубоко внутри, похоронен под сотней «люблю» и «ты для меня самый лучший». Вдох. Отворачивается, шагает вдоль борта, прикрывает глаза на доли секунды. Выдох. Хочет быть лучше. Обязан быть, соответствовать, стремиться к новым достижениям, занимать высокие места, поднимаясь с каждым этапом все выше. Не просто спортивное желание побеждать, не просто гонка за результатом. В любимых глазах читать привязанность, влечение и нежность — отчаянно мало. Эгоистично и глупо? Пусть так. Ему нужно больше, гораздо больше. Медали и баллы имеют особое значение лишь по одной причине, ради которой готов вставать по утрам, двигаться вперед, учить четверные, шаги и дорожки, усложнять программы. Гордость и восхищение. Как к спортсмену, как к равному. Не потому что любовь, а потому что хочет быть лучшим во всем, вне зависимости от чувств друг к другу. Иногда это сложно, изматывающе и больно продираться через тернии к звездам, но иногда случается то, что маленькими искорками счастья покалывает на кончиках пальцев. То, что вдохновляет, придает мотивации и силы не опускать руки, совершенствоваться и покорять новые вершины. Время замедляет свой ход, позволяя крупицам осыпаться чуть медленнее в песочных часах мироздания, закольцовывая воспоминания на одном из самых удивительных моментов прошлого месяца. Московский этап Гран-при становится для Дениса чем-то вроде глотка свежего воздуха, потоком встреч, общения, спонтанных прогулок по Красной площади. В памяти в рандомном порядке всплывают обрывки мгновений, мелькающие лица фигуристов, крики поклонников, уютный ресторан в огнях ночного города, разговоры с друзьями, разноцветные и не очень удобные стулья Мегаспорта. Дождливые улицы, промозглая осень. Несколько сумбурных дней, наполненных смешанными эмоциями, в диком хаосе происходящего сложно сосредоточиться на чем-то одном — да он и не пытается, просто вдыхает загазованный московский воздух с примесью шальной свободы. Кажется, здесь так было всегда. Чересчур шумно, после тихой Шампери, скрытой в горах, многолюдно, серо и мокро, но как-то по-русски безумно, странно-свободно, будто только в этом месте срабатывает невидимый тумблер, стирающий границы дозволенного. И это в стране, где так много порицания, осуждения и запретов, где сложное отношение к разным вещам. Перед короткой программой он взволнован, нервно растирает запястья, блуждающим взглядом окидывает пространство, начиная ощущать первые волны подступающей паники, но Стефан лишь ему известным способом заставляет расслабиться — смотрит в глаза, улыбается краешком губ, шепчет ободряющие слова поддержки и верит. Безоговорочно, безусловно. Вселяет уверенность почти не прикладывая усилий. Этой веры хватает, чтобы перестать трястись осиновым листом, взять себя в руки и выехать в центр льда, чувствуя, как ровно бьется сердце и дыхание перестает сбоить. С первыми аккордами течение музыки подхватывает его, окутывает особенным шармом, проникает внутрь, задевая тонкие струны души и выплескивается красивой историей, смыслом, вложенным в программу и выражением чувств, что горят внутри так беспредельно и обжигающе-ярко. Recondita armonia di bellezze diverse Скрытая гармония контрастирующих красот bruna Floria, l'ardente amante mia Брюнетка Флория, пылкая любовница моя Мелодия звучит в нем самом, переливается призрачным гимном, и перед зрителями уже не просто спортсмен, воплощающий образ, а настоящий художник Марио, старательно пишущий портрет, но вместо Марии Магдалены на ледовом холсте проступает совершенно иной рисунок. Узорами-кружевами вышитый холст, сотканный из сплетения нитей-эмоций. Каждое движение лезвия, каждый взмах руки выводит образ его «Тоски» — человека, что стал безмерно дорог. Стал всем для него. Одно скольжение — и с кончиков пальцев, будто бы с кисти, срывается штрих. Вращение — обвод контура, легкая волна, с любовью закрашенные линии. Дугами вырисовывает милые сердцу черты, зубцами навсегда оставляя их в памяти зеркальной поверхности. На краю сознания мелькает короткое воспоминание о далеком холодном «Bring Him Home», о мечтах и отчаянии, темноте пустого Палладиума, почти потерянной надежде на счастье. Мелькает и исчезает, растворяется в твиззлах на скорости и быстрым взглядом за борт. Это было тогда, сейчас все иначе. L'arte nel suo mistero Искусство таинственным путем le diverse bellezze insiem confonde Соединяет воедино две красоты Впервые признание осыпается снежинками на испещренный царапинами лед, впервые звучит сквозь дорожку шагов, чисто исполненные прыжки и додержанные позиции вращений с прекрасной центровкой. Его способ рассказать, как необходим и важен тот, чье имя срывается с губ в самые счастливые моменты жизни. В минуты, когда все вокруг играет насыщенными красками, а до луны дотянуться недолго — с высоты Дент-дю-Миди кажется, что мир способен уместиться на его ладонях. Стефан дарит ему этот мир каждый день, каждую секунду этого дня, и сегодня он хочет только одного — показать в ответ как сильно он… Как невозможно глубоко и безгранично. Ma nel ritrar costei Но, рисуя ее Il mio solo pensiero Лишь одна мысль у меня Il mio sol pensier sei tu Лишь одна мысль — это ты Tosca, sei tu! Тоска, это ты! Денис улыбается в финале на поклонах, даже не стараясь выровнять дыхание, к борту скользит медленно, машинально поднимая со льда подарки. От криков толпы и аплодисментов невообразимый шум в ушах, прохладный воздух обдувает разгоряченную кожу, влажные пряди волос прилипли ко лбу, а в мыслях стучит единственное — справился? Смог передать то сокровенно-личное, что бьется в такт с зашкаливающим за сотню пульсом? Никто не узнает и не поймет, это лишь между ними. Их история, придуманная весенним вечером в лесу у водопада, в том месте, куда изредка выбираются, чтобы побыть вдвоем. Короткий взгляд, протянутые чехлы. Штормит от дикого коктейля физической усталости и адреналина, трясет и колотит от вспыхнувших в глазах напротив огоньков — секунда и все исчезает, но он успевает ухватить этот момент, уцепиться за оттенки мелькнувших эмоций. К черту самообладание — слишком хорошо знает, что бывает, когда его мужчина смотрит… так. Это всегда заканчивается чем-то особенно-интимным через край, и вот только не сейчас. Давай не сейчас, ладно? Не тогда, когда не может сопротивляться. Не хочет, не станет. Не в минуту, когда не способен думать о том, как они будут выглядеть со стороны. Пожалуйста? Что тебе стоит… Теплые губы касаются щеки. В нос ударяет шлейфовый аромат парфюма, сладкий и привычный, дарящий необходимое ощущение спокойствия, уверенности и нежности. Стефан целует его на глазах у всей арены, крепко прижимая к себе, что-то шепчет, поглаживая ладонью по шелковой ткани на лопатках, но он не может разобрать слов, не способен что-то услышать или понять, находясь под ударной дозой эйфории. Прикрывает глаза, делая вдох. Секунда раз… секунда два… Ну и пусть все видят. Это то, на что у них есть право — несколько мгновений друг для друга после удачно выполненной программы. Можно легко списать на радость, восторг, хорошее выступление. На что угодно, лишь бы стоять вот так, чувствуя себя в безопасности в кольце сильных рук, в вакууме их маленького мира, одного на двоих, осознавая то, что это не сон. Прикосновения губ к щеке наяву. Перед камерами в прямом эфире. Личное с работой разделять? Не переступать черту и знать допустимые пределы? Прикрытые глаза у обоих. В КиК идут намертво вцепившись друг в друга. Объятия-касания-тактильность на грани.

…Every time you smile, I smile Все время, когда ты улыбаешься, я улыбаюсь тоже And every time you shine, I’ll shine for you И когда ты сияешь, я буду сиять для тебя…

От Криса потом влетает по полной. С чувством и расстановкой распекает их, пытается воззвать к голосу разума и где-то потерявшейся совести, но больше, конечно, достается Стефану. За публичное проявление чувств, невозможность в руках себя держать, и руки при себе тоже, за тысячу причин, почему не, и «я же предупреждал, просил-умолял быть чуточку тише». Уволиться не грозится, и это единственное, что несказанно радует. Пристыженные и смущенные, осознавшие, что именно произошло и как это могло выглядеть по ту сторону экрана, они действительно обещают «больше не». Глаза в глаза — зеркальным отражением и синим бескрайним океаном плещется взаимное счастье. А смогут ли? Осторожное прикосновение ладони к плечу вырывает из подернутого туманной дымкой подсознания. Кажется, пора. Короткую программу на NHK Trophy Денис откатывает по своим идеальным меркам на слабую «тройку» — падает с тройного акселя, запарывает вращения, теряя уровень, и на дорожке чуть не наворачивается с твиззлов. Возможно, был недостаточно сосредоточен, совершенно не собран и мыслями где-то не здесь. В промозглой российской столице, где дышится совсем по-другому? В воспоминаниях об одном из особенных моментов прошлого месяца, в себе, не в прокате. Получит дедакшен и срежут баллов чуть больше. Та сторона жизни, условная зебра, без которой невозможно представить спортивную карьеру. Падения и взлеты. Взлеты и падения.  — Завтра будет лучше, — голос Стефана очень убедителен, несмотря на то, что его это тоже сильно задело.  — Вечно все идет не по плану, — в свое оправдание. Иногда это просто нужно принять.  — Да. Завтра будет лучше, — объятие ласковое, привычно-умиротворяющее. Всегда, несмотря ни на что. Поддержка и безусловная тренерская вера, которой с лихвой хватает на двоих. Любые неудачи кажутся каплей в Филиппинском море, по сравнению с безоговорочным пониманием, мягкостью фраз и улыбкой, проявляющей очаровательные морщинки-лучики в уголках глаз.  — Конечно. В КиКе во время повторов они внимательно смотрят на экран и разбирают ошибки, отмечая то, на что следует обратить внимание и не ждут слишком многого. Падение с трикселя, вращения и дорожка на третий уровень — он может лучше. Знает, что может. Хочется инстинктивно прижаться к плечу, чувствовать близость более полно, но короткое «не расстраивайся» в попытках разрядить напряжение между ними отнимает практически все силы. Ему сложно улыбаться и держать лицо, когда внутри острыми коготками скребет уверенность в том, что не соверши глупых ошибок, он мог бы подняться чуть выше, оказаться хоть на одну ступеньку, но ближе к пьедесталу. Почти нет шансов на это, почти совсем нет. — Мне немного грустно, но все хорошо, — Стефан улыбается и успокаивает его, продолжает верить, и ни в чем не упрекает. Понимает, что это их жизнь — такая, какая есть, со своими препятствиями и неидеальными прокатами. Всякое случается. От этого понимания жар разливается где-то в области солнечного сплетения, и так хорошо-хорошо, умиротворенно и очень тепло, но, в то же время, капелька грусти-дегтя отравляет медовую бочку приятных ощущений. 76.51 ничто по сравнению с бестом 82.44 за короткую в Москве. Вот как можно было так?..  — Дерьмо случается, — к черту камеры и маску приличного мальчика, который всегда следит за тем, что говорит. Нет, не всегда. Расстроил тренера, расстроился сам.  — Завтра, — одними губами. Да, завтра будет лучше.

…Be there, never gonna leave you Я буду рядом, и никогда не оставлю тебя Say that you wanna be with me too Скажи, что тоже хочешь быть со мной So I’m a stay through it all И я стану твоей опорой во всем So jump then fall Так что прыгни и упади…

* В отель возвращаются ближе к одиннадцати — вопреки тому, что их ждет автобус, Денис ловко подхватывает Стефана под руку, утягивая за собой в уютный городской парк, расположенный недалеко от арены, не объясняя причин. Тот послушно следует за ним, полагаясь на редко подводящую интуицию, понимая, что ему сейчас необходимо проветрить голову и немного отвлечься, пусть даже на полчаса, медленно шагая по извилистым, слабо освещенным аллеям. Сумерки уже опустились на город, но еще совсем не стемнело, и парк окутывает атмосфера легкого приятного полумрака. Под ногами шуршит красочный ковер из опавших листьев, цвета окружающей флоры в это время привлекают и зачаровывают своей насыщенностью. Красные, оранжевые, коричневые, зеленые, багряные — художественная палитра Японии на закате уходящего года многообразна и удивительна. Прохладный воздух наполнен прозрачностью и зыбкостью, и кажется, что малейший звук отзывается эхом в тишине отдаленных серпантинных дорог. Чувство гармонии и единения с природой замыкает их на себе, наполняя особенным умиротворением, напитывая целительной энергией, пока они неспешно молча идут вдоль карликовых деревьев, причудливых кустистых ограждений и пустых лавочек. Осенняя погода резонирует с меланхоличным настроением, на безоблачном темно-синем небосводе зажигаются первые звезды, и хочется мечтать, размышлять, строить планы и наслаждаться томительным предчувствием чего-то нового. Подобно тому, как в этот ноябрьский вечер природа затихает в торжественном ожидании зимних месяцев, оба невольно замедляют свой шаг, любуясь окружающим волшебством. Еще немного — и в парк, как и в их жизни, вместе с первыми легкими снежинками ворвется зима, закружив все вокруг белоснежным хороводом и ежедневной суетой. Но пока у них есть эти полчаса, это недолгое время наедине, растянутое бесконечностью утопающих в пространстве минут. Касаясь пальцами тыльной стороны ладони, прижимаясь к чужому-родному плечу, Денис снова окунается в воспоминания двухнедельной давности и улыбка сама собой возникает на его губах.  — О чем ты думаешь? — наклонившись, Стефан трется носом о его макушку, фыркает и ерошит растрепанные пряди волос. Привычный жест, без которого не может представить свою жизнь, та сторона их отношений, та удивительная неиссякаемая нежность в словах и движениях, что лишь усиливается день ото дня. Точно в сообщающихся сосудах она смешивается со страстью и физическим притяжением, дополняя и балансируя их чувства друг к другу.  — Вспомнил тебя на банкете, — закатывает глаза и головой качает, «пролистывая» мелькающие в мыслях образы-картинки. Кажется, что российские турниры обладают поистине уникальным духом всеобщего сумасшествия, взаимного помешательства и фейерверка вокруг, а то, что творится на финальных моментах и афтепати, нормальному адекватному человеку представлять лучше не стоит. Европейские банкеты не отличаются особой яркостью, ужины после этапов в Японии настолько традиционные и классически-правильные, насколько это вообще возможно, и только в России фигуристы отрываются так, что с утра соцсети пестрят компрометирующими постами, фотографиями в непотребном виде, пьяными танцами и диким смехом. Именно то, что Денис называет про себя «русской свободой», пусть он никогда и не сходил с ума до крайней степени и не поддавался на всю эту соблазнительно-безудержную эйфорию, витающую в воздухе. Но в этот раз, определенно, что-то идет не так. Стефан, обычно сопровождающий его на каждое мероприятие, будь то открытие, утренний бранч или ночная безбашенная тусовка, почему-то именуемая приличным словосочетанием «заключительный банкет», оживлен, по-мальчишески весел, до мурашек красив и умопомрачительно горяч. От него искрит так, что голова идет кругом, энергетикой накрывает без возможности остаться в здравом уме, щеки горят от неоднозначных взглядов, а руки, которые тот не может держать при себе, так и норовят потрогать-погладить-коснуться, от чего дыхание срывается и пульс зашкаливает за все возможные пределы. Этот необузданно-дикий коктейль в одном мужчине — немного слишком. Очень сложно вести себя спокойно и отстраненно, с невозмутимым видом общаться с девушками, когда ловкие пальцы случайно-намеренно касаются позвоночника, скользят вниз и впиваются в талию, весьма прозрачно и недвусмысленно намекая на то, что ему не следует увлекаться. Вопросительно приподнятые брови — коварная усмешка в ответ. От проявления хорошо замаскированного, но, тем не менее, явного для него темперамента, бросает в жар, мелкой дрожью колотит и мгновенно пересыхают губы. Собственник. Стефан не отрицает, лишь щурится и хмыкает — а чего ты вообще ожидал? Где-то в середине вечера Денис краем глаза наблюдает любопытную мизансцену, изо всех сил стараясь создать видимость того, что он к этому не причастен и его вовсе тут нет. Вовремя оказавшийся рядом Юзуру практически спасает положение — с ним можно поговорить на многие интересные темы, несмотря на его все еще не очень понятный английский со специфическим акцентом. Стефан в своей галантной манере приглашает на танец Йошико Кобаяши — миловидную даму, члена федерации конькобежного спорта Японии, очаровательно улыбается ей и уже протягивает руку, собираясь увести на танцпол, как вдруг перед ними возникает Алекс и преграждает дорогу. — Обычно она танцует со мной, я просто отошел. — Ты сделал перерыв, и я взял это на себя, — выражение лица при этом настолько серьезное, что невозможно понять, шутит он или действительно не собирается уступать. Дама смеется, и совсем не желая быть «поводом для дуэли», делает попытку их успокоить. Весьма безрезультатную. Алекс готов спорить до конца, но, вероятно, не осознает всех преимуществ оппонента.  — Сейчас я тренер.  — Да, это так.  — Даже если я не прав — я прав. Ему ничего не остается, как только поднять руки вверх и признать поражение, пряча хитрую усмешку в уголках губ. Секунды-мгновения растягиваются в минуты, полчаса превращаются в час — для влюбленных время течет совсем по-другому, замедляя свой ход, и уже не кажется таким скоротечным. Но в иной реальности, там, где над Осакой медленно опускается ночь — время не стоит на месте. Желтоватым мерцающим светом вспыхивают огни вдоль парковых аллей, все ярче загораются звезды, становится намного прохладнее — из приоткрытых губ вылетает маленькое облачко теплого дыхания. Стефан гладит его по предплечью, инстинктивно желая согреть, и взяв под руку, направляет к дороге, что ведет к выходу. Ходить по улице так интимно-близко, не стесняясь того, что их увидят и как-то неправильно поймут, слегка странно и все еще ново, но после прогулок по Москве Дениса отпускает. Когда они возвращаются от Мегаспорта в отель, разбирая по пути все ошибки произвольной, расстроенный и раздраженный, он дергается из стороны в сторону, пока чужая рука не подхватывает его под локоть, железно фиксируя, и не остается там до конца пути. Жесткая власть с возможностью выбора — держит не так чтобы крепко. Снова контрасты. И нет ничего такого в том, чтобы идти под руку. В конце концов, они не станут прятаться вечно. — Иногда не понимаю, когда ты серьезно делаешь что-то, когда прикалываешься, а когда во всем виноват алкоголь.  — Хочешь, раскрою секрет? Но потом ты сделаешь вид, что ничего не слышал, иначе у меня не останется шанса на то, чтобы тебя удивлять. — О, перестань. С этим у тебя вряд ли когда-нибудь возникнут проблемы. — Ты думаешь? — Абсолютно уверен.  — Ну, тогда ладно, — намеренно понижает интонации до хрипловатых оттенков, склоняется к самому уху, едва ощутимо дотрагивается кончиком языка до мочки и мягко шепчет: — Почти всегда я серьезно прикалываюсь, и только иногда в этом виноват алкоголь.  — Стеф!.. Смеется, пихает его в плечо и чувствует себя в это мгновение счастливым, полностью расслабленным, окутанным неповторимым флером мужского обаяния. Ему нравится, когда Стефан флиртует, осознанно добавляя к этому нотку шального веселья. Два выдоха туманной дымкой пара смешиваются в единое целое — в отель они возвращаются ближе к одиннадцати.

...I like the way your hair falls in your face Мне нравится, как лежат волосы на твоем лице You got the keys to me У тебя есть ключи от меня I love each freckle on your face, oh Я люблю каждую веснушку на твоем лице, ох I’ve never been so wrapped up, honey Я никогда не был так увлечен, дорогой I like the way you’re everything I ever wanted Мне нравится, что ты все, что мне нужно...

***

На утренней тренировке у Дениса полный разлад с прыжками. Заходит на тройной риттбергер с кораблика, отталкивается ребром, взмывая вверх… и раскрывается раньше, теряя плотность группировки. На проблемном трикселе шатает — едва удерживает равновесие, рукой льда касается, выпадая из оси. Крен корпуса, поломанный квадрат. Несколько тулупов подряд и сальхов выходят с недокрутами и падениями, отчего хочется со всей силы влупить по борту. Шипит и ругается сквозь зубы, нарезая круги по периметру, пытаясь таким образом погасить эмоциональный всплеск и досаду, что изнутри разъедает, нисколько не помогая воспринимать неудачи более рационально. Из множества попыток чистым остается один тройной лутц, но этого мало, ничтожно мало для того, чтобы почувствовать себя уверенно в момент, когда перед ним напрыгивают квады Михал и Дима. Чертовски глупо, и нет, он не сравнивает, но желание быть лучшим во всем грызет и царапает душу безжалостными когтями, оставляя после себя незаживающие алые раны-следы. Тело совсем ему неподвластно — группировка не работает, как нужно, не может справиться с осью, заводит плечо, хотя знает, что это неправильно. Знает и все равно автоматом выходит ошибка. Время от времени нечто подобное происходит на ежедневных тренировках, иногда вращения выходят отличными, дорожки быстрыми и четкими, но с простейших перебежек падает так, что сыплются искры из глаз. Трудные дни, трудные минуты. Сегодня между ним и льдом абсолютный диссонанс и взаимное непонимание. Кажется, он запарывает все. Теряет ритм на дорожке, путает шаги и не следит за ребрами, даже любимые твиззлы получаются медленными и вымученными. Ноги не слушаются. Думать о вращениях вообще не имеет смысла. Ошибки на них воспринимаются в разы болезненней, потому что… Потому что Стефан. Король вращений. Перед ним в принципе никогда не хочется ошибаться. Не хочется разочаровывать в любом качестве — ни как тренера, ни как любимого человека. А получается… Злится, психует, закапывая тихую ярость где-то глубоко внутри, не давая ей выхода и повода сорвать негатив на обеспокоенном тренере за бортом, который уже несколько раз красноречиво поджимал губы и хмурился, когда он полностью игнорировал его жесты. Перебежка назад, заход на ритт, толчок и взлет… Вместо тройного двойной — недодерживает и снова бабочка. Сжимаются и разжимаются пальцы. Неужели не способен выполнить то, что раз за разом получалось с закрытыми глазами? Вдох. На тренировочной арене довольно прохладно, пальцы мерзнут даже несмотря на теплые перчатки. Выдох облачком пара срывается с губ и растворяется в воздухе бесследной дымкой. Запуская ладонь в волосы, Денис теребит влажные пряди, смахивая мешающую челку, медленно по льду скользит, вслушиваясь в приятное шуршание лезвий. Весь отрицательный спектр эмоций смешивается воедино — злость-раздражение-досада и боль — соединяются в адский взрывоопасный коктейль и с силой ударяют по расшатанному нестабильному сознанию. Снежная пыль осыпает брызгами борт, когда игнорировать собственное имя, отражающееся от стен арены, становится совершенно небезопасно. — Посмотри на меня. Сейчас же, — не просьба, звенящий сталью приказ. Не хочет. Не может? Резкий тон не помогает справиться с эмоциями, лишь вызывает желание стиснуть челюсти и сжать зубы. И без того понимает, что косячит на каждом шагу, вот только не надо сейчас… Не надо? Прошу тебя. Мне, правда, очень жаль.  — Денис. Стефан ловко перегибается через ограждение и дергает его на себя, вынуждая оказаться ближе — настолько близко, чтобы невозможно было избежать прямого взгляда. Как будто бы он мог. — Что происходит? Слова доносятся, точно сквозь толстый слой снега, укрывающий их шале в зимние месяцы. Тот что-то говорит о целесообразности его действий, потери контроля, концентрации на своих ощущениях и физическом состоянии, но мимо торпедой проносится Алиев, взлетая на туеву кучу сантиметров надо льдом, входя в правильную аккуратную группировку, и выезжает свой идеальный четверной тулуп, чуть ли не искрами лед прожигая. Все, что вы хотели знать о желании расколоть зубцами гладкую поверхность на тысячу мелких осколков, но боялись спросить. — Да понятия я не имею, что происходит! — не может справиться с собой и все же срывается, руку отдергивает и больше не смотрит в глаза. — Тебе нужно успокоиться, потому что иначе… — Я спокоен! Дело не в этом, черт. Я не знаю, какого хрена… Несдержанно ругается, вцепляясь пальцами в край деревянного поручня, и в этом смешении русского мата и английских устойчивых выражений так мало чего-то прилично-цензурного. Потеря координации, накатившая усталость и неспособность контролировать вспышки плохого настроения причиняют щемящую в области сердца боль, ему очень стыдно за то, как ведет себя, как грубит без повода и проявляет ту сторону характера, от которой всегда одни неприятности. Удушающим бессилием снова возвращается запертый в сознании страх разочарования. Своими руками разрушает все, разбивает хрупкость доверия горькими обидными фразами. Обещал же себе, обещал. В тот предпоследний вечер в Москве после произвольной программы, когда оглушительно громкий хлопок двери разрезает тишину пустого номера. Триксель в тройки, четверной тулуп на две ноги с недокрутом, падение с акселя и потеря каскада, на риттбергере нагрязнил с выездом. После великолепно откатанной короткой, невероятного заряда энергии от шумных аплодисментов и взгляда, в котором восхищения и любви столько, что можно до луны взлететь — падать слишком больно. С высоты собственных ожиданий любой срыв ощущается в сотни раз острее, а когда к нему примешиваются не только амбиции с желанием добиваться вполне достижимых целей, но и личные чувства… В его достаточно продолжительной спортивной жизни случалось нечто, намного более изматывающее физически и морально — травма, едва ли совместимая с катанием, когда казалось, что выхода нет, и придется заканчивать карьеру, провалы и неудачи в различные промежутки времени. Но сейчас все иначе. Оборотная сторона медали отношений с человеком, которого разочаровывать для него недопустимо ни при каких обстоятельствах. Хочется, чтобы гордился. Чтобы смотрел каждую минуту каждого дня так, как смотрит в самые счастливые личные мгновения — с нескрываемым восхищением на дне искрящихся теплотой глаз. Хочется быть достойным учеником, способным достигнуть самых высоких звезд, а не блеклой копией легендарного фигуриста. На Кубке Ростелекома восьмой в общем зачете. При объявлении оценок едкое и выражающее всю степень досады ругательство звучит, несмотря на камеры. Стефан рядом, поддерживает весь путь до отеля, разбирая с ним помарки в прокате, стараясь донести рациональную мысль о том, что не всегда все получается так, как задумано. Средоточие множества факторов влияет на нервную систему и физическое состояние, неспособность справиться со стрессом или неумение его принять — не менее важный из них, поэтому необходимо проговорить все, что случилось, чтобы в дальнейшем, по возможности, избежать повторения этих ошибок.

…The bottom’s gonna drop out from under our feet Земля уходит из-под ног I’ll catch you, I’ll catch you Но я поймаю, поймаю тебя…

Все прекрасно понимает, знает свои слабые точки, но эмоционально его штормит с такой силой, абсолютно выбивая из колеи, что любые слова кажутся каплей в море и песчинкой на широком португальском пляже, не имея никакого положительного воздействия. Огрызается — защитная реакция. Нервы совсем не железные, впереди еще один этап, к которому надо быть готовым, прежде всего, ментально, но как, если руки дрожат и скулы сводит нещадно? В номере Денис из угла в угол ходит, мечется, словно лев по клетке, меряя шагами расстояние от уборной до окна в тщетных попытках выдохнуть и, наконец, успокоиться, пока его плечо не сжимает чужая ладонь. Секундами сквозь глухие удары сердца в такт дыханию. Глаза в глаза? Пугающая необходимость в доверии, размером с черную дыру. Спросить разрешения не хватит выдержки и сил, но первый шаг сделать до одури страшно — вдруг не?.. Ответом пальцы впиваются в плечо ощутимо, сжимая почти до боли. Я знаю, что тебе нужно. Возьми?.. И он берет. Вжимает Стефана в первую попавшуюся вертикальную поверхность, целует с какой-то ожесточенной яростью, сминая и прикусывая губы, оставляя отпечатки зубов чуть ниже, едва ли полностью осознавая, что этого делать не стоит. Вклинивается коленом между ног, пахом о бедро трется, беспорядочно шаря ладонями по груди, пытаясь расстегнуть непослушные мелкие пуговицы. Рычит, шипит и ругается, чувствуя хриплое «je le ferai moi-même, lionceau» горячим выдохом возле уха, от которого волны мурашек прокатываются по позвоночнику, раскаленной судорогой ударяя по взвинченным до предела нервам. Натиск становится увереннее и беспощаднее, как только они оба падают на постель, расправившись с одеждой, движения раскованнее, резче и агрессивнее — красноватые полосы-следы от ногтей на обнаженной коже, пальцы с силой тянут за пряди волос, чтобы открыть доступ к бьющейся венке-пульсу на шее. Начисто забывая об осторожности, отпускает себя, действует по наитию, выплескивая все эмоции через укусы, поцелуи и сорванное бессвязное «мой». Та грань, та зыбкая черта, от которой миллиметр до причинения боли, но каким-то невероятным чудом он удерживается на самом краю, инстинктивно притормаживая в наиболее опасные моменты. Стефан разрешает ему все. От царапин, неаккуратных движений и властных захватов, до возможности сбросить чрезмерное напряжение. Не перехватывает инициативу, как обычно случается в подобные вспышки-мгновения, а мягко отступает, позволяя вести, принимает заданные правила игры и лишь выгибается навстречу, отзывчиво реагируя на каждое настойчивое касание. Это вряд ли похоже на секс в прямом понимании, скорее на слепой исступленный порыв получить все и сразу, да и какой еще способ выпустить пар может найти влюбленный мальчишка в свои восемнадцать? Жаркие влажные объятия после, и не менее горячее «люблю», прикосновением губ к покрасневшей щеке приносят долгожданное спокойствие и исцеляют все душевные раны.

…The time is gonna come when you’re so mad you could cry Настанет время, когда ты будешь плакать от безумия But I’ll hold you through the night until you smile Но я буду с тобой всю ночь, пока ты не улыбнешься…

 — Прости, — виновато и очень тихо, снова возвращаясь к борту, склоняясь так низко, что может уткнуться носом в ворот тренерского пальто. — Не понимаю, что происходит. Тело не слушается и… Я просто хочу, чтобы все получалось. — Я знаю, — Стефан дотрагивается до его предплечья, и, кажется, совсем не сердится. — Пройди еще разминку по кругу, обрати внимание на положение корпуса. Если все хорошо, повтори дорожку и финальное вращение. А дальше посмотрим. И пожалуйста, дыши ровно. Когда Денис перестает циклиться на прыжках и трепать себе нервы бесполезными деструктивными мыслями, когда концентрируется на дыхании, повторяя необходимые упражнения, все получается с первого раза. В свете слепящих прожекторов арены, под прицелом парящих надо льдом камер, произвольная не выходит чистой и идеальной. Бабочка на акселе и флипе, передержанная первая позиция вращения и потерянная ось, крен на приземлении в ойлерном каскаде, потеря скорости выезда на риттбергере. Но во второй половине программы его будто включает, будит от тревожного сна зажигательной частью «Sway» — ловит волну драйва и шальной энергетики, посылает воздушный поцелуй в сторону борта, великолепно скручивает финальные вращения и заканчивает так, как это задумывалось с самого начала — ярко, соблазнительно и экспрессивно. В КиКе Стефан передает привет Латвии и Шампери, а он впервые сам инициирует объятия. Кладет руку на плечо и чуть сжимает, наслаждается прикосновением, в следующую секунду ощущая, как на колено ложится теплая ладонь. Они есть друг у друга. 158, 29 за произвольную, 234,80 итоговый результат. Не безупречно, но обновил свои бесты. Счастливо улыбается и машет зрителям — это его лучший результат в сезоне.

…Jump then fall baby Прыгни и упади, малыш Jump then fall into me Прыгни и упади в мои объятья…

***

Перед гала их приглашают на импровизированное ток-шоу «Комната Акико», которое ведет Акико Сузуки, где фигуристы в КиК отвечают на вопросы, выполняя различные задания-активности, и мило беседуют с ведущими. Ничего сверхсложного, обычное интервью со всеми вытекающими, каких уже было в достаточном количестве, вот только аудитория размером с арену немного смущает. Денис нервно перекатывает карандаш между пальцев, представляя маскота турнира Домо-куна в самурайских доспехах, чертит неровные короткие линии, штрихует пробелы, и склонив голову, придирчиво смотрит на промежуточный результат. Сейчас бы иероглифы вспомнить… — Все в порядке? Стефан подкрадывается незаметно, ступая бесшумно и мягко, кладет подбородок ему на плечо, не обращая внимания на снующих туда-сюда спортсменов, в набросок заглядывает и удовлетворенно хмыкает. Чувствует его подсознательно и безотчетно, будто настроенный на незримую радиоволну, что вибрацией отзывается при малейшем колебании, на каком бы расстоянии друг от друга они не находились. — Да. Желанная близость действует успокаивающе, мерно вздымающаяся грудная клетка и ровное дыхание умиротворяют, вызывая приятное покалывание между лопаток. Афродизиак и седативное в одной таблетке — как такое возможно? Забываясь, прижимается слишком тесно, трется спиной, собираясь усесться поудобнее, как это всегда происходит дома по вечерам, но тихое покашливание и выводит из приятной неги. Встречает ободряющий взгляд и слышит, как объявляют их выход.  — Здравствуйте. Денис, как ты себя чувствуешь здесь? Понравилось ли у нас выступать? Ему оказывается сложно работать одновременно с носителями языка и успевать при этом слушать английскую речь, звук микрофона резонирует, отражаясь от арены, в ушах шумит и довольно трудно сосредоточиться. Стефан аккуратно касается его предплечья, предлагая обратить внимание на переводчика.  — Мне очень понравилось. Огромное удовольствие быть и кататься здесь, — он, правда, счастлив уже во второй раз соревноваться в любимой им Японии, где все кажется новым, увлекательным и интересным. На экране без предупреждения включают повтор произвольной программы, секунды перед прокатом и последние наставления, прыжки, дорожку шагов, которая получилась в этот раз выразительной и живой. «Танец» тренера за бортом в такт движениям своего спортсмена заставляет всех присутствующих засмеяться, а Стефана смутиться, покраснеть и пробормотать неловкое «простите». Денису нравится наблюдать, как очаровательный румянец вспыхивает на его щеках, как в глазах загораются искорки-смешинки — немые свидетели особенного настроения, как пальцы вцепляются в микрофон, чтобы скрыть внезапное волнение. Улыбается, вскидывает брови, любуясь таким редким явлением — смущением своего мужчины. Пропускает вопрос, краем уха все же улавливая что-то о «парном катании», но не уверен, правильно ли понял то, что имелось в виду.  — Невозможно просто стоять, когда я смотрю прокат Дениса, — интонации мягкие-мягкие, голос текучий, словно патока, окутывающий приятными нотками вибрации. — Он настолько в программе, что я тоже втягиваюсь, позволяю ритму и его выступлению «взять» меня. Просто не может не. Знает, что не стоит, но внутренний чертенок ехидно потирает свои маленькие лапки, чешет острые рожки и буквально умоляет отпустить его на волю, чтобы вытворить что-нибудь эдакое. Давай же, это всего лишь невинная шутка. Их личная локальная фраза, смысл который понятен только им, но этого хватит, чтобы смутить еще сильнее и насладиться поистине гипнотичным зрелищем — безуспешными попытками придать себе невозмутимый вид.  — Унеси меня на луну… — напевает тихонько и смотрит, считывая реакцию. Стефан прекрасно все слышит — уголки губ дергаются, щеки алеют сильнее, он отворачивается к переводчику, переключая все внимание на нее, старательно вслушиваясь в слова, и это действительно выглядит как полное поражение, потому что в данный момент она говорит на японском. Открыто улыбаются оба спустя пару мгновений. Чертенок внутри сыто облизывается и затихает — шалость удалась.  — Денис, а ты знал, что тренер тоже катает программу вместе с тобой офф-айс?  — Я всегда знал, что он «выступает», камон! Ему до звездочек перед глазами нравится смущать и доводить до того, чтобы тот закрывал лицо руками. Какое-то маньячное удовольствие.  — И как ты к этому относишься?  — Оу, это очень, очень, очень помогает мне кататься! — на вопрос все же приходится дать более осмысленный и развернутый ответ, хотя возможность ограничиться шуткой невыносимо привлекательна. — Особенно когда я знаю, что я катаюсь и выступаю не один. Огромное удовольствие знать, что твой тренер «в этом» полностью, и полностью поддерживает тебя. Между ними почти нет свободного расстояния — касаются друг друга внешними сторонами ладоней, чувствуют нити физической связи, что крепко связали вместе в единое целое. Прикованные взгляды толпы и камеры вокруг не мешают и не раздражают — ощущать внимание и энергетику зрителей, получая от них отдачу и заряд положительных эмоций невероятно и удивительно. Новый уникальный опыт для него. На экране снова мелькают повторы, Акико рассказывает о вращениях, дорожках, философии и сходстве катания, и когда в завершении показывают «Вильгельма Телля» Стефана на Олимпийских Играх в Ванкувере, что-то сжимается в груди, щелкает и прокручивает с треском, подобно живой шестеренке. Ударами сердца дыханию в такт. Сорванному в миг дыханию. Слепое восхищение, уважение… гордость? Быть тем, кого учит этот легендарный фигурист, кумир сотен тысяч людей во всем мире. Его тренер, его герой, друг, любимый мужчина. Самый отчаянный поступок в жизни — смятение, страх, вдох-выдох и поднятая рука для участия в шоу. Могло ли все решиться уже тогда? Вспыхнуть с первого взгляда, еще неосознанно, немного наивно и очень хрупко. Могло ли? Будто дернул за один конец красной нити судьбы, что связывала их задолго до этой встречи. Волшебство? Провидение? Сейчас его герой сидит рядом с ним, такой родной и очаровательно-смущенный.

…Every time you smile, I smile Все время, когда ты улыбаешься, я улыбаюсь тоже And every time you shine, I’ll shine for you И когда ты сияешь, я буду сиять для тебя…

Снова пропускает вопрос, включаясь уже на ответе. — Да… Мы… На самом деле, он сказал мне вчера: «Пойдем домой, нам надо больше заниматься хореографией, потому что я действительно наслаждаюсь хореографией с тобой». Мне кажется, мы можем тратить часы на льду, занимаясь только хорео, используя наши тела, чтобы творить, использовать музыку, использовать «течение», использовать скорость. Это то, что мы любим в фигурном катании. Согласно кивает, прикладывая невообразимые старания, чтобы внутренний огонь не проступил на его щеках. Лицо руками закрыть хочется в достаточной степени сильно. Туше. Знает, на какие точки надавить, какие слова сказать тем самым особенным тоном, от которого мурашки россыпью по чувствительной коже. Один-один? Что ж, ладно. В эту игру можно играть до бесконечности долго, но победителя, как ни крути, определяет опыт и выдержка — здесь преимущество явно не на его стороне. Дорожка из «Sway», дорожка из «Телля». Закрытое лицо ладонью в этот момент покажется вполне уместным — до такого превосходного мастерства и высокого уровня владения коньком ему как до Луны из песни Синатры. — Я бы хотел снова быть способным делать это. Я действительно хотел бы. У времени только одна проблема — рано или поздно оно истекает. Прошлое растет, а будущее сокращается. Все меньше шансов что-нибудь сделать, и все обиднее за то, чего не успел.  — Вы ведь живете вместе в одном доме, да? И каково это: ученику жить с тренером? Личных вопросов не ожидают оба, им не давали заранее план или возможность как-то подготовиться к ответам, но Стефан, имеющий внушительный опыт в общении с интервьюерами, реагирует быстрее.  — Это… Что ж. Это… На самом деле мило, когда… Когда я начинаю готовить, и Денис приходит на кухню и спрашивает, может ли… Может ли он помочь. Иногда мне надо просто побыть одному. И готовить одному. Потому что мне нравится, когда все организовано мной. Иногда надо сделать столько всего, что я очень счастлив, что он может помочь, может сделать что-то. И еще в доме есть некоторые правила, которым он должен следовать. Это то, что нам пришлось… установить в самом начале. Но, в конце концов, я думаю, что он великолепный джентльмен, и я направляю его, чтобы в один прекрасный день он стал большим человеком. Каждое слово — воспоминание. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь занавески, бликуют в отражении зеркала, освещая комнату приятным мягким светом. Несмотря на то, что уже середина сентября, на улице все еще довольно тепло, и он с удовольствием распахивает окно, впуская внутрь свежий осенний воздух. Первый этаж встречает запахом свежесваренного кофе и негромкой музыкой, звучащей из кухни. В размытом тумане прошедших двух лет всплывают те дни, когда они только привыкали друг к другу, несмело и осторожно исследуя границы личного пространства, опасаясь сделать что-то не то, зайти за черту определенной близости. Денис боялся очень. Что все разрушится, растает снежинками на теплых руках из-за того, что он не сможет миновать неизбежных ошибок. В катании, в быту, в совместной жизни. Боялся не соответствовать уровню своего тренера, быть недостаточно успешным в том, что для него так важно. Разочарование пугало слишком. Лишь по прошествии некоторого времени начало понемногу отпускать — когда пришло осознанное понимание, что Стефан смотрит на него своими теплыми карими глазами по-особенному ласково, всегда готов помочь или дать необходимый совет. Широкие спортивные штаны, белая оверсайз футболка вкупе с растрепанными волосами делают его образ домашним, каким-то очень уютным, контрастирующим с тем, что он обычно привык видеть на льду. Насмешливое чуть хриплое «Bon matin, loir» до сих пор звучит так живо и красочно, точно это было вчера. — А что мы готовим? — так легко сказать это «мы», стать сопричастным к чему-то обычному, но по-своему волшебному. — Сам догадаешься? — указывает на разложенные на столе ингредиенты. Моцарелла и пармезан, фарш, томатная паста, сливки, и в отдалении тонкие сухие пласты теста. — Лазанья, — улыбается, когда получает согласный кивок. Из динамиков доносятся песни «Zero Assoluto», и это настолько в духе их итальянского утра, что он не выдерживает и тихонько посмеивается, пока тренер мурлычет припев, посыпая тертым сыром еще один слой теста. Образы и моменты их первой осени, прогулок в горах и в лесу у водопада затягивают глубоко, рассеивая внимание, погружая в омут памяти из сказки про мальчика-который-выжил. Не сразу удается вернуться — кивает спустя несколько секунд, но все еще находится в некотором расфокусе, пока переводчица пересказывает слова Стефана. Показывает рисунок и смеется, потому что ему кажется, что получилось нелепо, и он потратил целых пять минут, чтобы вспомнить, как Коширо учил писать «гамбаттэ» — с шестого раза это вышло у него почти сносно. Акико очаровательно улыбается, что-то говорит ведущему и оба с выражением искреннего восхищения ставят оценку «сугой», после которой можно облегченно выдохнуть. — Каким фигуристом ты хочешь стать? — Это очень сложный вопрос, чтобы ответить на него точно, — потому что сам все еще находится в поиске правильных ответов, совершая ошибки и нарабатывая опыт, прислушиваясь к советам, в каждом дне обретая новый смысл и мотивацию, помогающую двигаться дальше. — Думаю, я очень хочу стать профессионалом, кататься идеально и освоить все квады. Но, в то же время, всегда оставаться способным интерпретировать программу и приносить много радости всем, кто находится здесь. Уже в закулисье Стефан приобнимает его за талию, едва заметно щекочет большим пальцем запястье и шепчет тихонько на ухо, обдавая волной любимого аромата парфюма:  — Ты отлично справился, trésor. Знаешь, как сильно я горжусь тобой? Очаровательная улыбка трогает мальчишеские губы, счастья огоньки в посветлевших глазах. «Я тобой тоже, очень-очень» в ответном касании к месту, где ровно и четко бьется ударами пульс.

…Jump then fall baby Прыгни и упади, малыш Jump then fall into me Прыгни и упади в мои объятья…

***

— Уверен, что это не будет выглядеть слишком, мм… — Волнуешься? — Да с чего бы? Сто раз уже делал фото в номере отеля на расправленной кровати со своим… — …партнером? Любовником? — Тренером, Стефан. Фото с тренером на постели, сначала одетые, потом не очень. Я знаю твою затею, и совсем не возражаю, но… Что это вообще за журнал такой? — Ну, насколько я понял, он о моде. Костюмы, брюки, рубашки. — Постель! — Эта часть мне нравится еще больше. Денис закатывает глаза и даже не пытается призвать хоть к какой-то серьезности — Стефан в хорошем расположении духа, игрив, очарователен и выглядит дьявольски сексуальным, когда застегивает пуговицы на манжетах. Невозможно взгляд оторвать, невыносимо перестать следить за тем, как легким движением руки он укладывает волосы, приглаживая сбившиеся пряди набок, как надевает темно-синий пиджак и поправляет безупречно завязанный узел галстука, который подобран в тон к его костюму. Их маленькая игра контрастов в этот вечер — цветовая гамма аутфита полностью зеркальна, но созвучна и гармонична друг с другом. Каждое движение плавное и неторопливое, с грацией пантеры перед прыжком он тянется к парфюму, стоящему на туалетном столике, наносит его аккуратно, совсем немного в основание шеи, втирая теплыми пальцами. Дополняет образ неизменными «Hublot» на левом запястье. Невозможно взгляд оторвать. Его мужчина красив абсолютно всегда — растрепанный с утра, сонный и мокрый после душа, домашний и уютный по вечерам в обычных пижамных штанах и длинной растянутой футболке, в теплой вязаной кофте и безразмерных трениках на льду, обнаженный и хрупкий в своей уязвимости ночью, когда между ними миллиметры пространства. Но в элегантном костюме, подходящем ему настолько идеально и совершенно, он выглядит словно модель с обложки «GQ». Потрясающий и безумно притягательный. Хочется забыть обо всех делах, пересечь номер в несколько шагов, обнять со спины и носом уткнуться в шею, вдыхать-дышать-наслаждаться… Чувствовать, как чужие руки накроют сверху ладони и легонько сожмут, согреют даже если ему совсем не холодно. Хочется… Теребит несчастный узел галстука, который никак не желает принимать необходимую форму. — Тебе помочь? Кажется, это когда-то уже случалось. Но сейчас все по-другому. Беззвучное «да» миллиметрами дыхания между. Глаза в глаза — от взгляда бабочки в животе рассыпаются на раскаленную пыль и щеки окрашивает алый румянец. Почему с ним всегда через край? Невыносимо. Совсем не честно. Стефан действует ловко, но нарочито медленно, поддевая гладкую ткань пальцами, чтобы провернуть петлю, не разрывая при этом зрительного контакта. Свободной ладонью плечи оглаживает, скользит вниз по позвоночнику, надавливая на чувствительные точки возле лопаток, добиваясь сорванного выдоха и прикушенных губ. Хватит? Продолжай. Притягивает ближе к себе, пахом вжимается, заставляя ощутить всю неоднозначность положения и то, как сильно заводится сам с пол-оборота. Прикосновение-лед, касание-пламя. Поворот, еще поворот, поддеть, провернуть… Обычное завязывание галстука превращается в нечто куда более личное, интимное, волнующее. Невесомо дотрагивается до виска, обжигая горячим дыханием, ниже склоняется, чтобы оставить влажный поцелуй-отпечаток за краешком уха — короткий и быстрый — и сразу отодвигается, продолжая оборачивать ткань вокруг ладони. Денис рассудок теряет от откровенного соблазнения — мурашками до кончиков волос, смятением и возбуждением прикладывает так, что едва может, а ватных ногах удерживаться, вцепляясь пальцами в предплечья, сминая безупречно отглаженные рукава костюма. Как вообще… Почему это чувствуется… так? Насыщенно-ярко. Стефан играет с ним, дразнит и распаляет, намеренно не заходя за определенную черту, позволяя ощутить все грани доступно-недоступной близости. Обольстительная усмешка-ощутимое прикосновение-поцелуй в уголок губ. Холодно-горячо, горячо-холодно. Затягивает узел и отстраняется, всматриваясь в расфокусированные, подернутые дымкой глаза, словно ищет в них что-то — и найдя, что искал, внезапно перестает улыбаться. На контрасте это выглядит слегка пугающе — то, как он смотрит, как вспыхивает нечто темное и странно-знакомое на дне бездонного омута с чертями, как резко ломается выверенный ритм дыхания, будто повторяется нечто, что однажды ему довелось испытать в солнечной жаркой Португалии. Немного иначе, но… Делает шаг, вынуждая подчиниться и отступить назад, еще шаг и еще, пока не прижимает вплотную к стене. Вопросительный взгляд — немое разрешение. Ты же знаешь, я полностью доверяю тебе. Страшно? Любопытно. Хочется до невозможности повторить те ощущения из прошлого, больше не испытывая тревоги. Давай же, ну. Пока есть еще чуть времени до. Ладонь оборачивается вокруг кончика галстука. Раз оборот. Два оборот. Три. Вплотную к узлу на четвертом. Не останавливаясь, следует дальше, сокращая расстояние между шеей и шелковой тканью, сдавливая и затягивая еще плотнее. Перекрывая доступ к дыханию. Не до такой степени, чтобы было хоть сколько-нибудь критично или смертельно, но настолько, что зрачки затопляют радужку, а выброс адреналина в крови выжигает дотла и начисто стирает все мысли. Воздуха становится меньше. Безумие. Терпкое, жгучее, огненной лавой по венам до учащенного пульса и легкой асфиксии. Еще немного сильнее, узел впивается в рубашку, оставляя на коже отпечаток застегнутых пуговиц. Вторая рука проникает под пояс брюк, подушечки пальцев до поясницы дотрагиваются, нежно поглаживают, сразу же стремительно и полярно короткие ногти чертят узоры-царапины. Глаза в глаза. Несмотря на то, что оба где-то на грани только заточенного лезвия и не вполне держат себя в руках, Стефан в состоянии контролировать силу натяжения, готовый в любой момент отпустить, если он захочет. Интуитивно чувствует, что тот не зайдет дальше проведенной им самим допустимой линии. Но он не хочет. Не сейчас, не так. Еще несколько секунд этой странной мучительной пытки доверия-подчинения, когда все вокруг расплывается и тает в эфемерном тумане новых впечатлений. Иррациональная реальность, где его мужчина несдержан, резок и разрешает себе сдвинуть рамки привычной заботы и трепетного отношения. Темная сторона солнца. Денис вжимается в него, запрокидывает голову, давая полный доступ к шее, к бедру притирается и тихо стонет, вызывая мгновенную ответную реакцию. Это похоже на вспышки от бенгальских огней или на обрушившуюся снежную лавину — поцелуи выходят смазанными и быстрыми, похожими на жалящие укусы, руки путаются, лихорадочно стискивают и обнимают, в попытках дотянуться до всего, что возможно, проникнуть под одежду, чтобы ощутить касание кожа к коже. Так нельзя и это точно обоюдная обсессия, но их клинит друг на друге с какой-то поразительно-дикой страстью. Выдох. Вдох. Кажется, это когда-то уже случалось. Но сейчас все по-другому. Спустя несколько минут, вместивших в себя вечность, Стефан все еще тяжело дышит, виновато трется носом о его щеку и с сожалением отстраняется. До того, как в номер войдут фотографы, почти не остается времени — у них нет возможности на что-то большее. — Прости. Думаю, что я не могу… Держать себя в руках с тобой, это… Низкие обертона, звучащие в севшем до хрипоты голосе, вызывают новый приступ дрожи. Да что же это? Только не снова. Не способен оставаться безучастным или удерживать иллюзорную видимость спокойствия, когда с ним вытворяют подобные вещи. Чувствует, как становится все более импульсивным, вспыхивающим с одного прикосновения, отпускает себя, доверяет и открывается навстречу новому опыту и неизведанным ощущениям. Себя открывает с иной стороны, оставляя прохладный прибалтийский темперамент в далекой родной Латвии. Здесь ему проще проявлять те черты характера, те стороны юношеской горячности, о существовании которых раньше не имел ни малейшего понятия. Возможно, они всегда тлели слабыми угольками где-то в глубине сознания, ожидая подходящего момента или ситуации, что станет катализатором — своеобразным фитилем, превратившим эти угольки в полноценное пламя. Не знал, что может нравиться настолько странная и необычная сторона чувственных игр, волнующая и опасная — слишком опасная не с тем человеком и не в тех обстоятельствах, но лишь раз испытав это с тем, ради кого сердце бьется в бешеном ритме, лишь раз доверив себя безусловно…  — Я хочу, — едва слышно, поскольку признание дается Денису сквозь огромных масштабов смущение. — Хочу еще. Вот так. Только не здесь и не сейчас, но… я не против. О том, что это больше чем «хочу», а «хочу очень» он умолчит. Потому что сам не до конца понял, до какого предела готов дойти, и насколько вообще Стефан позволит этому случиться — в голове вместо мыслей рваные обрывки ватного тумана. Объятие. Осторожное, успокаивающее и какое-то очень мягкое, позволяющее ощутить другие оттенки их чувств– нежность, внимание, бережную заботу и всю ту любовь, что намного глубже и сильнее физической страсти. — Дэни, — шепотом ласковым щекочет ухо. Благодаря импровизированной вспышке, позволившей выплеснуть часть нервного напряжения, съемка проходит достаточно гладко, в атмосфере расслабленной легкости, забавных подколок и завуалированного флирта. Денис ловит пристальные взгляды, не оставляющие простора для фантазии — не в меру в них энтузиазма и азарта, смешанного с желанием раздразнить и завести, чересчур много того, что не должно отражаться в любимых глазах на виду у посторонних. Как только освободимся, я сам сниму с тебя этот костюм звучит в неуловимом прикосновении к шее. С этим человеком разве бывает иначе? Статичные позы, замереть на мгновение. Фото у стены в разных ракурсах, крупные планы, позволяющие запечатлеть «химию между ними», как говорит им японский фотограф Такеми Ябуки, в руках которого небольшая зеркалка превращается в нечто вроде волшебной палочки. Создает искусство, подобное магии, ловит стоп-кадры в оттенках эмоций, словно бабочек в сачок, чтобы чуть позже отобрать самые выразительные и удачные, и поместить их в журнал с говорящим названием «SPUR». Именно это они делают сейчас — подстрекают, подстегивают и побуждают к тому, что фотосессия вызовет неслабый резонанс среди поклонников. Не только среди них. Снимая пиджак, усаживаясь на белоснежное одеяло постели, он поворачивается к камере и улыбается, стараясь не щуриться от яркого света прожектора. — … не станем этого делать, если ты не захочешь. В любом случае, это решение, которое мы должны принимать вместе. Когда-нибудь мы «окончательно спалимся», выражаясь языком Криса, и мне хотелось бы оградить тебя от любых негативных последствий. Я хорошо знаю, что бывает, когда пресса и медиа раздувают из мухи слона, когда одно случайное фото способно вызвать дикий скандал, и если у нас есть возможность каким-то образом повернуть все в нужное русло, то неразумно ей не воспользоваться. Одна фотосессия, кадр из отпуска без лишних намеков, еще коллаборация с журналом — и после первой волны шума, вторая будет чуть тише. По моему опыту, это должно сработать. Пусть лучше сейчас и с нашей подачи, чем потом выпутываться из сложных ситуаций. К тому моменту, как… если мы решимся на что-то серьезное, все уже не будут настолько шокированы. Я хочу… Знаешь, если я не смог… быть до конца профессиональным и правильным, не смог удержаться и сказать себе «нет» — не спорь, пожалуйста, я должен был! — я просто хочу защитить тебя. Настолько, насколько это возможно.

…I had time to think it oh, over У меня было время подумать обо всем And all I can say is come closer И все, что я могу сказать — подойди ближе Take a deep breath then jump then fall into me Сделай глубокий вдох, затем прыгни и упади в мои объятия…

Высокие объемные софтбоксы насквозь пронизывают жаром, и даже открытое окно особо не помогает избавиться от высокой температуры в номере. Улыбка друг другу. Дотрагивается до запястья, пока Такеми отсматривает снимок. Вот что ты творишь? Бессмысленно вопрос — знает зачем и для чего. Чтобы отвлекся и не зажимался, позволил себе быть расслабленным и естественным, концентрируя внимание на привычных касаниях, от которых током щекочет кончики пальцев. Денис послушно отпускает себя, и в самом конце, на коротком интервью, в котором они рассказывают о программах, эмоциях от прошедшего турнира и предстоящем путешествии на Олимпийские Игры в Корею, смеется, опрокидывая Стефана на кровать, падает рядом и смотрит в глаза, не скрывая желания отомстить ему за всю чрезмерную тактильность какой-нибудь двусмысленной невинной шуткой. — Кажется, ты еще вырос? — Думаю, мой рост уже около 174 см. Я такой же высокий, как ты, сенсей! — Но ноги у тебя длиннее! — А что насчет рук? — Руки у тебя тоже длиннее, чем у меня! — Серьезно? Но волосы у тебя точно длиннее! О том, что еще у кого длиннее оба не скажут вслух. В конце концов, не все сразу. Прощаясь, Такеми и команда желают им приятного вечера, и не забывают напомнить, что с нетерпением ждут встречи для съемок второй части «Sensei and I», которая должна состояться в их следующий приезд в Японию.

…Every time you smile, I smile Все время, когда ты улыбаешься, я улыбаюсь тоже And every time you shine, I’ll shine for you И когда ты сияешь, я буду сиять для тебя And every time you’re here И все время, когда ты здесь Baby I’ll show you, I’ll show you Малыш, я покажу тебе, я покажу тебе You can Jump then fall, jump then fall Ты можешь прыгнуть и упасть, прыгнуть и упасть Jump then fall into me, into me, yeah Прыгнуть и упасть в мои объятия, в мои объятия, да…

Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.