Зверь

Шершавый чугун грыз запястья. Оставшись наедине с новым другом, бездушным камнем, она не переставала думать о том, что станется с её домом, папой и с ней самой. «Нужно было стрелять. Хуже уже точно бы не стало…» Каждая мышца тела была расслаблена и отзывалась тяжестью и истощением — сплав облепил всё тело, не только руки. Скука уходила корнями в бесконечность и прорастала сквозь само естество этого места. Мыши с глазами-бусинами тенями шарахались по углам. Папа как-то обмолвился, что от них нужно держаться подальше, чтобы не подцепить хворь и не сгинуть с белого света. Сейчас она могла только молить о таком исходе. Стесняя желание убиться, внутри тёплым угольком томилось желание бороться. Она не знала, откуда под кожей взялся тонкий слой энергии, но он зудил и требовал выхода. Замёрзшее, раненое время поползло быстрее, когда она услышала скрежет металла. Кто-то открыл решётку. Медленно, как спросонья, она подняла голову, и тёмные ремни, испещряющие тело мужчины, врезались в мозг. Взгляды столкнулись. — Отвечай честно, и тогда, может быть, я не буду выворачивать тебе пальцы. Он сидел в серости каменных стен, скрестив ноги и руки. Девушка сглотнула, опустив голову. — Ладно. Тусклое согласие. Голос был не своим, грязным, немым. Точно таким же, как и тело. Которое покинула всякая воля, вплоть до дыхания. Ещё никогда в жизни так не хотелось перестать дышать. Впрочем, здесь и нечем было. Леви не раз сталкивался с этим. На поле боя, когда кровь обагряет траву, а солдат не может сфокусировать взгляд, капрал в сотый раз понимает, что не способен ничего изменить. Сейчас всё повторялось, только без поля и крови. Образ угрозы перевоплотился в образ жертвы, но Леви не спешил ей верить. — Расскажи, кем работает твой отец. Зашевелились только глазные яблоки девушки, обратившись к нему. Они словно не были частью остального тела. — Он доктор в спецсекторе Созидания. — Чем он занимается? — Не знаю, — Язык едва двигался. — Он не говорил. Леви поднял брови и слегка наклонил голову. Выходит, папаша заранее позаботился о том, чтобы дочь не смогла проболтаться, даже если вдруг захочет. Хитрец. — На какой промежуток времени он обычно возвращался домой? Что делал? Неловкое пожатие плечами. — Пара дней. Общался со мной, смотрел, как я слежу за домом. Соседей расспрашивал обо всём. — Ты замечала что-то необычное в его поведении или чём-то ещё? Ещё более слабое движение плечами. На большее не было сил. — Он стал волочиться. Не идти. Говорит, что устаёт, как собака, хоть и содержат его хорошо. Их кормят три раза в день. Каждый вечер мясо, щука... Много фруктов… И это когда за Розой люди дрались за буханку хлеба? Откуда у них только деньги?.. — А… — слегка подорвалась она, — Он возвращался и сразу заболевал. Даже летом. Кажется, это была обычная простуда, но… у него выпадали зубы. Без Мелиссы ему не разобраться в том, что это за болезнь. Нужно идти дальше. Леви задал ещё несколько вопросов: говорил ли папа что-нибудь подозрительное? на какие сроки пропадал? что она знала о спецсекторе? Но ничего полезного она более не могла сказать. Он стал уходить. Неужели так всё и закончится? Её — за решётку, подальше от нормального общества, а отца — в ту же камеру, только добровольную, ту самую, в которой он зарабатывал деньги. Хотя, теперь-то его наверняка уволят и забросят в ближайший дом престарелых. Если не хуже. Он не заслужил этого. И она не заслужила. Царство плесени и мха до глубины трещин наполнилось эхом шагов. Сначала только его. Через мгновение — её тоже. Она подбежала быстро, как рысь, даже цепи подчинились воле и звякнули лишь в один момент — когда она накинула чугунную нить на его тонкую шею и рывком прижала к себе. Осознание того, что это могла быть последняя возможность повлиять на судьбу отца, разлила в ней столько силы, что капрала пробило на удивление. Он мог бы запросто сбросить с шеи эту удавку, отбиться на раз-два и уйти отсюда, но девушка заговорила над самым ухом, тихо и проникновенно: — Я соврала, — слышал Леви в ворохе дыхания, — Я расскажу больше. Пообещайте, что с отцом будет всё хорошо. — Это не от меня зависит, — Он повернул голову в сторону, — Не могу ничего обещать. Помутился рассудок, рассуждал Леви. Ещё бы, сначала потеря, теперь заключение, да иначе и быть не могло. Она больше не могла вести себя, как обычно. Кадык врезался в горло, и позволять девушке давать волю эмоциям ещё ярче просто нельзя. — Неправда! — взорвалась она. Цепь враз натянулась туже, оставляя следы. — Вы можете повлиять, я… Не дал договорить. Пальцы поддели цепь и рывком потянули вперёд. Макушка Леви ударилась о её переносицу. Он и так неосознанно уступил, предположив, что она скажет что-то, стоящее внимания. Дальше это заходить не могло. Хрустнула кость. Девушка завыла от боли, растирая хлынувшую кровь над губой. Липко на пальцах, солоно во рту. Леви высвободился из металлического плена, развернулся и схватил ворот грязной, потрепанной блузки. — А теперь говори. Думала, что в таком состоянии потягается с ним? Ещё одна ошибка. Проще уже было убить себя, чем продолжать портачить, делать всё хуже и хуже для себя и для папы. Можно считать, что на самоубийство она уже подписалась. Преступница даже не представляла, сколь гигантским силуэтом трагедии обернутся её действия. — Говори, пока не вырыла себе могилу поглубже. Тебе не захочется узнавать, о чём я. Его лицо расслаблено, кулаки плотно сжаты, кровь бурлила, а глаза не оставляли ни единого шанса на неповиновение. Она чувствовала себя жалкой. Любая попытка всё исправить была столь же жалкой, сколько глупой и необдуманной. На пороге новой надежды каждый раз стояли старые грабли. Пришло время сдаваться. Она ничего не может переписать. Левая сторона лица задёргалась. Глаз заслезился, покрылся стеклянным блеском, а светлые ресницы задрожали. — От-ткрытие, — всхлипнула, — Что… Что-то необычное. — Я не предсказатель, — поторопил он, слегка встряхнув за ворот, — Говори яснее. — В спецсектор приглашают только тех, кто высказывает необычные идеи. Тех, кто выступает со своими достижениями, ведёт себя активно. — Мышцы устали быть в напряжении. Она попыталась вырваться, но Леви держал крепко. Единственный способ избавиться от него — договорить, и она затараторила, вспоминая рассказы отца: — Для женщин есть и иной путь, но даже так они чаще становятся уборщицами и ассистентками. Полноценно работают только две женщины… — А что расскажешь о Сете? — поднажал Леви, потянув за ворот чуть выше. — Я н-не знаю ничего! Он невидимка, тень… Его трудно вывести из себя, но если удастся — он не станет сомневаться. Отпустите… Груз кандалов потянул её вниз, когда ноги полностью встали на пол. Тело заныло в расслаблении. Выходя из камеры, Леви потёр шею, надавил в тех местах, где пришлось больнее всего. Кожа отзывалась покалыванием. Повторяя следы цепи, зрели кровоподтёки. Мелисса к тому моменту будет составлять план дальнейших действий в отряде. С наступлением сентября она больше не сможет работать в Легионе по будням, а значит, змеёй ползти через другой вход в здание придётся по выходным, и только по выходным встречаться с отрядом. Работа в Легионе сыпалась, трещала по швам и становилась хрупкой, как карточный домик. — Доктор Картер, вы нас оставляете? — Энди с опаской поглядывал то на руководителя, то на Джо с Розой. — Мы что-нибудь… Не постучав, в комнату ворвался Леви. Она встала, приветствуя и ощущая, как его взгляд проколол ей глаза. — Лисса, выйди на минуту. Отряд стал переглядываться, одной мимикой задавая друг другу вопросы. Лиссе оставалось только сурово наказать им заниматься делом. Она вышла и подлетела к окну напротив. Солнце подсветило её лицо персиковым цветом, а рама окна отпечаталась чёрным крестом. Леви невозмутимо ждал у подоконника, пока лучи поджигали и его волосы. Он поднял голову, и Лисса моментально заметила следы на шее. Губы разомкнулись в удивлении и тревоге. — Я узнал кое-что, — немедленно начал он. Иначе за своим треклятым забором жалости Мелисса не воспримет ничего, но уже ничто не остановит включившегося как по рубильнику прежнего доктора. — Это та девчонка умудрилась? Боже… Кончики её пальцев мягко коснулись ядовито-лилового синяка, бережно оглаживая границы, разливая по горлу нежность и желание прильнуть к руке ближе. Подстриженный под корень розовый ноготок скользил по следу правее, пока синюшная тропинка не оборвалась. Время остановилось, чтобы дать ему прийти в себя, а ей — осознать, что переступила грань. — Лучше бы я туда пошла. — Шутишь? — А что, похоже? Вам нужна настойка кален… — Как-нибудь переживу. Лисса поджала губы и отняла руку, с удивлением отмечая — он не отпрянул. Уголки губ медленно потянулись в стороны, так и не став лукавой улыбкой, потому что Леви заговорил, и всё внимание переключилось на слова. — Отец девушки сильно уставал, когда возвращался домой. Она говорит, симптомы простуды, но кроме того у него выпадали зубы. Тишина ознаменовалась взаимными взглядами. Он ждал ответа. Она ждала продолжения. — Капрал, — хмыкнула Лисса, поняв его молчание. — Вы ведь не просите меня поставить диагноз только со слов? — Есть другие варианты? Я слушаю. Она задумчиво провела языком по губам и повернула голову. Тень рамы поплыла вверх, позволяя солнцу озолотить прикрытые глаза. Простуда, усталость, выпадение зубов… Разброс так разброс. — Это либо стресс, — начала она, а затем вновь пристально посмотрела на Леви, думая, стоит ли озвучивать следующую догадку. — Либо, к сожалению, сами знаете что. Стоило ему уловить тень жалости в голосе, как он всё понял, но не решался сказать вслух. Верить не хотелось. — Недостаток солнца, — заключила она, и ответ прошёлся по воздуху, как стук молотка в зале суда. — То есть, он работает под землёй. — Вовсе не обязательно. Факт в том, что девяносто девять процентов времени он проводит в помещении. Возможно, без окон. Возможно, с плотными занавесками. Одно из двух: или солнечный свет мешает работе, или они избегают лишних зрителей. — Лисса развела руками. — Ничего нельзя утверждать. Мы можем высосать из этих фактов какой угодно вывод, но на деле это может объясняться индивидуальной проблемой человека. Тем же старением, например. Так что не спешите строить предположение. Есть ещё новости? Она почувствовала себя разрушителем надежд, причём своих же собственных. Бесполезная трата времени раздражала и давала ощущение того, что Чед выигрывает. Уж кому, но этому лису она победу не отдаст. — Чтобы попасть в спецсектор, нужно быть активным и участвовать в мероприятиях. Проводить исследования и высказывать «необычные идеи», что бы это не значило… Но женщин туда берут редко. Сейчас их там две. — Чёрт. Ну и как мне теперь… — Лисса зарычала от обиды. Вены на шее вздулись. — Какая им к чёрту разница, женщина или мужчина? Мне что? Парнем притвориться? — Успокойся. Мы найдём кого-то другого для этого… — Только посмейте! — кинулась она. — Ещё способы есть? — Нет, — уверенно соврал он. — Остынь и послушай сюда. Мне всё это не нравится. Они ведут себя подозрительно, и хер знает, чем занимаются в спецсекторе. Хочешь, чтобы и на твоём здоровье пребывание там отразилось? — Да мне плевать! Это моё задание, моя ответственность и мой способ искупления вины. Замолкла. Громко задышала, сглотнула, принялась ни с того ни с сего поправлять волосы, заправляя за ухо выбившиеся прядки, хоть таковых и не было. — Способ чего? Леви сделал шаг к ней, и в этом движении столько власти, что Лисса растерялась. Словно теперь-то она никуда не спрячет ни единой своей оплошности. Будто ещё секунда — и он поймёт, что заслуга в борьбе с эпидемией не её, что о Кайле она безбожно наврала, что она — не она вовсе, а выставленный напоказ образ трудолюбивой, целеустремлённой, умной и особенной девушки. Такой, какой она никогда не была. Она хотела представлять из себя что-то. Хотела, чтобы её место сейчас было заслуженным. Чтобы её любили за те качества личности, которые она воспитала в себе. Но их не было. Ничего не было. Беспомощность страшна и уродлива. — Вау, она сказала это. Тем временем чьи-то любопытные уши ловили каждый шорох из коридора. Щека Энди приникла к двери, а дыхание стало поверхностным, чтобы не мешало слышать. — Брось, Энди, — махнул рукой брат, откидываясь на спинку. — Она вовсе не обязательно говорит о том, что ты думаешь. — Да, но… разве это не крючок? Никто, кроме троих, не понимал, о чём они говорили. Третьей была Роза. Растрачивать слова на безосновательный разговор ей не хотелось. Она лишь невольно прищурила глаза, стараясь услышать ещё что-нибудь из-за двери. Все посторонние звуки раздавлены усилием воли. — Она может говорить о чём угодно. — уже более враждебно отозвался Джо, раздражая Розу бессмысленным трёпом. — Не додумывай. — Тц, защищаешь её, потому что она тебе понравилась. Взгляни на вещи реально. Энди цокнул языком снова. На сей раз, потому что отвлёкся. — Перестань. Тебя не похва… — Да заткнись. Мелисса обернулась к кабинету, и страх выветрился из сознания, которое тут же наполнилось шорохом и крошками разговора, что просачивался сквозь дверь. — Что-то не так, — произнесла она на выдохе. Фраза стала летним ветром, предвещающим ураган. — У меня плохое предчувствие. — И даже предчувствие не вставит тебе мозг обратно и не заставит отступить? — Леви сжал её плечо, дозируя силу так, чтобы она была ощутима, но не слишком. — Это может кончиться не по плану. — Всё пойдёт по плану, — успокаивала она себя, а в голове настойчиво гвоздём в бетон пробивалось: «Просто, возможно, не по нашему». — Давайте договоримся. За неделю я раздобуду что-нибудь действительно полезное, что перевернёт расследование, и при этом не пострадаю, конечно же. А вы взамен перестанете меня переубеждать. Его не прельщал этот уговор. Но больше всего он не желал продолжать бороться с патологическим упрямством. — Идёт. Сладко-горький четверг она встретила покупкой дома. Сентябрь выгнал её из Легиона. Это было скромное двухэтажное сооружение с тонкими стенами и большими окнами. Красный кирпич впитывал последнее тепло заходящего солнца, в стекле отражались прохожие. Укрепления из тёмного дерева опоясывали дом, подобно тому, как сидят ремни УПМ. Лисса поднялась по трём ступенькам и вошла внутрь, где пахло лаком и одиночеством. Цена оправдывала интерьер, но ни за какие деньги не купить лекарства от беспокойства, которое вселяет безлюдье. К кому ей возвращаться домой? К кипарисам в горшках? У неё даже не будет времени поливать их. Словно продолжая шутку, в спальне на втором этаже ждала… двуспальная кровать. Очевидно, для семьи, что жила здесь до того, как решила переехать в дом получше, кровать была полезной. Для Мелиссы же само её наличие — издевательство. Как и всё остальное в доме. Кухня. Она даже не умеет готовить. Детская. Без комментариев. Из приятного только камин с лепниной да книжная полка во всю стену и по мелочи: посуда со сказочным рисунком красных роз и узоров; мягкий, как вата, ковёр; тёмно-зелёные шторы. Впрочем, любоваться всем этим добром она навряд ли будет успевать. Лисса села за стол, поставив перед собой стакан воды, в которой плескались солнце и облака. Пустота прекрасна и тошнотворна. Вся кухня облита персиковыми разводами и лиственными тенями, постоянно двигающимися от ветра. Где-то далеко шаркала ногами по гравию местная детвора, ругались на что-то люди, зажигали фонари. Лисса осушила стакан и положила голову на руки, чтобы остаться в этом мгновении ещё пару минут. Но в итоге упала в бархатный сон до полуночи, пока не застонали кости. Остаток времени до утра раскладывала вещи из чемодана, слушала треск цикад, подолгу задерживалась у окна, разглядывая вымокший во тьме лес на холме, пыталась уснуть и думала, как перехитрить Чеда. На большой для одного человека постели она чувствовала себя, как в самом центре небытия. Решение проблемы со спецсектором не приходило. Тогда остался только один выход. — Чед, — обратилась она к нему, пока тот, как обычно, отпивал неводу. — Помнишь ту девушку, что устроила шумиху на этой неделе? Он резко поставил пустой бокал. Стук сопроводила дёрганная, довольная улыбка, стандартная для того, кто опрокинул в себя алкоголь. — Помню. А что? — Она говорила что-то о спецсекторе и отце. Не знаешь, в чём там конфликт? Её желание узнать подробности можно счесть нормальным. Любой бы стал интересоваться. Ничего подозрительного. Важно понять, скажет он правду или опять соврёт. — Ну… Дочка распереживалась, а папаша всего лишь погряз в работе. Ничего сверхъестественного, — Он развёл руками, не зная, что ещё добавить. Или не собираясь добавлять. — А что там такого делают, что приходится пропадать так долго? Детское любопытство. Живой блеск в глазах. Чистый интерес и актёрская игра, достоверности которой хватило, чтобы Чед в неё поверил. Горсть людей едва заметно вела беседу в центре столовой, голоса летали под высоким потолком, столовые приборы звякали о посуду. Время лениво перевалило за шесть часов, а значит, в здании остались только те, кто собирался работать сверхурочно. Лисса была одной из них, но хвост в виде Чеда всюду следовал за ней, так что и он оказался в том же котле, по крайней мере до тех пор, пока Лисса не доест и не вернётся на рабочее место. — Как на счёт того… — Он поставил перед ней флягу и самым соблазнительным тоном проговорил: — Чтобы выпить со мной? Чертёнок. Косая улыбка так и брала на слабо. Ещё бы взъерошил свои русые волосы и сразил наповал харизмой, козлина. Словно прочитав мысли, Чед запустил пятерню в патлы. Точно козлина. Не нужно быть гадалкой, чтобы прочесть его план — хотел споить Мелиссу, чтобы она не смогла остаться, а если и смогла бы, то ударившаяся в ноль продуктивность обернула бы намерения в тотальную неудачу. — Не съезжай с вопроса так бесстыдно. Я не пью. — Не пьёшь? Жа-а-аль. Значит, ничего я и не смогу рассказать… Повернув голову в профиль, Лисса вдохнула до упора, чтобы упрятать от него раздражение хотя бы с половины лица. Это вызов. Чед либо рассчитывал на то, что в порыве пьянства она забудет всё, либо и не собирался ничего говорить, чтобы потом утверждать, будто он и так выложил всё. — Ты обманешь. Плутовская улыбка выдаёт тебя с потрохами. — И в мыслях не было, дорогая моя. Просто хочу посмотреть, кто кого перепьёт. — Опять брешешь. Употребляешь посреди дня и ещё и задаёшься вопросом, кто из нас кого перепьёт? Да не строй из себя дурачка. Немного растерявшийся с того, что его подловили два раза подряд, Чед пожал плечами. — Как знаешь, — И влил в себя остатки со дна. В носу забился запах спирта. Она оглядела пустеющий зал. Единожды в жизни у неё на языке расцветал сладковатый вкус ежевичного вина, и ничего алкогольного больше. То было сразу после посвящения. Если бы вино в бокале не было разбавленным, вероятно, ей хватило бы только вдохнуть, чтобы опьянеть, потому что двигающиеся стены после одного бокала она уже навряд ли сможет забыть. Сейчас это было выбором между чем-то и ничем. И похоже, на самом-то деле выбора особо нет. Спирт зажурчал, наполнив сначала стакан, затем — глотку, разгорячил горло и грудь. Едкая волна накатила почти сразу. — Все последствия будут на твоей совести, ты понял? — отшутилась она, пока ещё ясно осознавая, что за последствия отвечать как раз-таки ей. Даже нечем закусить. Ужин только что съеден. — Ну конечно, — услужливо ответил он, и в следующее мгновение фляга стала на два стакана пустее. Звон столкнувшихся толстых стёкол глушил жжение на языке, вырвать который она сейчас мечтала. — Как ты… — Вопрос оборвался на середине, чтобы Лисса смогла перетерпеть самый омерзительный момент, когда вкус пойла сродни взгляду на голое солнце. Только потом от него остаются лишь острые отголоски — цветные пятна перед глазами. — Как ты это хлещешь? Её нос сморщился, а слюна становилась уксусной. — Привык, — Он развёл руками, мол, ну вот так вот. Раз ему не привыкать, то пьёт он часто, но Лисса не видела никаких внешних признаков. Алкоголь не истоптал ему лицо, не вызеленел кожу. Пока. — Почему тебе так нужен спецсектор? — Все о нём говорят, вот и интересно. Неужели ореол тайны не привлекает твоё внимание? Чед недоверчиво наклонил голову. — На самом деле, за ореолом нет ничего, что заслуживало бы такого внимания, — сгрустнул он, вновь наполняя стаканы. — На пустом месте ажиотаж не возникает. — О, поверь, Тереза, все рвутся туда, потому что это престижно, но никто не знает и капли того объёма работы, какой спецсектор выполняет. Ты бы охотно согласилась таскать булыжники с одного конца Сины на другой, нежели впахивать в качестве спеца. Они не просто так не возвращаются домой месяцами. Звон. Дно кверху. Яд во рту. — Почему спецсектор считают престижным? — Потому что больше нигде в Сине не платят столько. Но ты быстро пожалеешь, если пойдёшь туда из-за денег. Тебе покажется, что никакие золотые горы не оправдывают твоих трудов. — Так что за труды? Что там де… Лисса обречённо вздохнула. Спирт ударил по мозгам, пошатнув всё, что попадало в поле зрения. Стены начинали заходиться разводами. Чед нелепо усмехнулся, увидев проступающую розовину её щёк. Он дотронулся до них костяшками пальцев, проверяя, насколько они горячие. — Кажется, ты проигрываешь. — Что делают в спецсекторе? — не отступала Лисса, хотя язык уже слабо слушался и стукался о зубы невпопад. Ох, твою-то мать. Контроль над телом — хлипкая скользкая субстанция, удерживать которую всё сложнее. Она разжижается, течёт сквозь пальцы и оставляет после себя только несуразные капли. Мир колупался на осколки, как в калейдоскопе, и дребезжал, как в повозке, что везут по ухабистому бездорожью. — Всё то же самое, что и мы. Только двадцать четыре часа в сутки без выходных. Лицо Чеда или вязкая овсянка? — М-м… — Она приказывала самой себе говорить, но получалось только мычать, пока она не собрала мысли в кучу. — И как… туда… Ей так хорошо и так плохо одновременно, что реальность и сон связались в одно неразделимое. Собирая последнюю концентрацию в кулак, она облокотилась о стол и слушала. — Обрати на себя внимание. В хорошем смысле. Выступи с исследованием. О лечении огнестрельных ранений, например. — Столько людей у-уже выступило же… Чед усмехнулся и склонился над столом. Его нос совсем недалеко от её. — Разница в теме исследования. Низкий гул заполнил черепную коробку, но она успела ухватиться за его мысль и отказывалась отпускать. Ребёнок, которому дали любимую игрушку. Разница в теме исследования. В теме исследования разница. Исследования тема разница. Разница исследования в теме. — Спасиб, — выдавила она из себя. — Что сказал. Он улыбнулся самой доброй в мире улыбкой и стал медленно отодвигаться назад, игнорируя пролетевшую меж ними искру. Смеркалось, или это в глазах темнело? Момент появления безумных идей уже невозможно отследить. Что будет, если попробовать засунуть голову вон в тот котёл с чем-то съестным? Не стоит. Ну блять! А чё такого-то? А если попробовать на вкус вон тот кусок мыла? Ещё чего… Тогда хотя бы Чеда? Лисса могла контролировать поток пререкающихся слов в голове, но хотела ли? Весь остальной мир стёрло ластиком. Легион на другой планете. Её не разделённая любовь осталась не разделённой в предыдущей жизни. Это не Созидание, это… дом Чеда, наверное? И ничего же страшного не будет, если встать из-за стола и убрать посуду за собой? Ну, стакан ронять было не обязательно. Падать, впрочем, тоже. И вообще, стоило бы пойти порабо-о-отать… Лисса выскажет это желание только спустя тридцать минут разговора ни о чём, беспричинного пронзительного смеха и столь же беспричинных слёз. Тридцать минут глупых вопросов, веселья, отсутствия чего-либо отрицательного на этой земле, пения умирающего павлина и жалобного «а ты меня уважаешь?» Она не вспомнит ответа. И оно к лучшему. Вот только… теперь и правда пора заняться делом. А чтобы он оставил её, нужно сделать трезвый вид. Кое-как она выдернула из змеиного клубка мыслей идею подняться в кабинет и наконец начать работать, а тут ещё и нужно заставить Чеда поверить в то, что она в адеквате. Час от часу не легче. Где-то под вторым дном Лисса нашла мотивацию взять себя в руки. Если очень постараться, то глаза смогут сосредотачиваться на одном объекте. И если очень постараться, то голос станет обычным, ровным. Постепенно, шаг за шагом, Мелисса добилась цели. — Ла-а-адно, было весело, но пора идти обратно, — произнесла она и даже не запнулась. Отлично, так держать… — Уверена, что не хочешь пойти домой? На сей раз морщинки собрались у его глаз не из-за улыбки. «Чед, я каждый раз говорю себе, что останусь, и каждый раз ухожу. Так не пойдёт». Хм, нет, слишком сложно будет выговорить. Поэтому просто… — Не-а. Её грудь теснил приступ смеха, от которого в конечном итоге остались лишь поднятые уголки губ. Ха-ха, кажется, пронесло. Чед искал в Мелиссе что-нибудь, за что можно зацепиться, чтобы убедить пойти домой, но нашёл только красные щёки и нос. Жаль, что они работать не мешают. Глубокий вздох, и он отступил: — Как скажешь. Пойдём, хоть доведу тебя до кабинета. «П-пойдём?!!» Она шла за его спиной, оступившись единожды лишь в дверном проёме. Чед обернулся, но к тому моменту Лисса уже оттолкнулась от косяка и успела встать прямо, поэтому на вопросительный взгляд она с искренним удивлением издала: — М? Настоящим испытанием оказалась лестница. По ней приходилось идти, держась за перила обеими руками и бесконечно вопрошая, кто, мать вашу, придумал эти ступеньки? Что, нельзя было по стенам карабкаться научиться? Так и хочется посмотреть, что в голове у того, кто додумался сделать ступени. Желательно, пилой. Беспредел. В кабинете, ожидаемо, было целых никого. Но Чед предупредил: — Некоторые, как ты, бывает, ночуют здесь, так что не пугайся. Они всего лишь трудоголики. Могут спать на кушетках в залах или ещё где. Поняла? Уверенный, боевой кивок. Солдаты в Легионе обзавидывались бы. — Удачи тебе, Тереза. Он заботливо застегнул шальную пуговицу на её блузке, прежде чем уйти, и тогда Лисса ухватилась за бортик одного из столов, чтобы не проломить пол, и всё равно упала. Когда она перестала контролировать своё тело, из-под контроля вышло всё. Это было дико, утомительно и дико утомительно. Землетрясение, поступь титана или всего лишь эффект столкновения головы с полом? Мелисса верила, что ответ — всё вместе взятое и перемноженное друг на друга. Вдохнув напитавший дезинфицирующего раствора воздух, она поднялась, держась за всё устойчивое, как за скалы над обрывом. Господь всемогущий, лишь бы никто её такой не видел. Особенно Леви. Леви! Чёрт, она предупредила, что задержится, но не настолько… Лишь бы его там не было, надеялась Лисса, подползая к окну, лишь бы ушёл… Подоконник стал следующей жертвой её слабеньких пальцев. Сонное, уставшее лицо на секунду приобрело собранный вид, прежде чем наткнуться на знакомый затылок. Лавина мата накрыла Мелиссу. Может, привиделось? Но что, если нет? Ещё горсть ругательств. Придётся спускаться, заставляя перила возненавидеть её, и снова делать вид, что трезвая. Отпинав напоследок пару ступеней, чтоб неповадно было, Лисса стала искать выход. Пересекая порог здания, она попутно медленно старалась прийти в себя и готовилась снова притвориться трезвой. Взгляд уверенный, веки подняты, походка более-менее прямая и… — Ты что, напилась? От тебя за километр несёт алкоголем. А впрочем, уже без разницы. Мелисса подвинула ногой какой-то камень, и земля продолжила уходить из-под ног. Единственная опора здесь, кроме Леви, — дорога. — Я в порядке, — сказала она и пала на корточки. Намеренно. — Лисса… — Капрал потёр переносицу, явно не зная, как можно охарактеризовать то, что видел. А видел он, как вот эта девица, госпожа «я раздобуду что-нибудь и не пострадаю», подхватила божью коровку и с трепетом рассматривала ту. Средь промежутков между кладкой росли травинки, так что найти можно было любую живность. — Как можно было… — Бу. — Что? — Страшно? Она подняла руку с весело ползущим жучком к Леви. Во всяком случае, ей показалось, что весело, потому что крохотные лапки щекотали кожу. Капрал ничего понятного в жесте не нашёл, поэтому она объяснила: — Божьи коровки красные, чтобы отпугивать хищников. Страшно?! — Нет. Вставай. — Злы-ы-ыдень. Чего ждали? Своих дел нет? Дорога широкая, а кажется, будто приходится стоять на канате. Миллиметр в сторону — и останутся только кровавые ошмётки. Но Мелисса преодолевала, вернее, игнорировала страх и быстро встала, чтобы столь же быстро накрениться и ухватиться за плечо Леви. — Чувствовал, что произойдёт какая-нибудь херня. И ты не разочаровала. — саркастично заметил он, подхватывая под локоть неустойчивую тушу. — Что ты вообще творишь? Это могло кончиться горизонтально. Для вас обоих. Постояв и попытавшись обдумать его слова, она так и не смогла уловить их смысл. — Чед думал, что проведёт меня, но я-то всё-ё запомнила! — решила похвастаться Лисса. Её кулачок вдарил по ночному порыву ветра. — Разница в теме исследования. Вот. Пусть сосёт. Леви не стал уточнять и спрашивать подробности. Вместо этого встал перед ней спиной и присел. — Залезай. Божья коровка улетела с ладони, а щеки стали её же цвета. Ещё краснее, чем были, как перцем намазанные. — Ну это пере… — Не испытывай моё терпение, — торопил Леви. Земля задвигалась, вырисовывая новые направления и узоры. Лисса скомкала подол юбки чуть выше колена, чтобы не мешалась. Вскоре под эти колени уместились его руки. Её же руки обвили шею и уцепились за ремни. — Я подготовлю исследование… Об огнестрельных ранах. Выступлю с ним, и меня пригласят в спецсектор. — Так просто? Жёлтый фонарь, мимо которого они прошли, набил под ресницы больше света, чем можно было вынести. Она подняла глаза к тяжелому небу с крошевом цинковых звёзд. — Да… — заворожённая увиденным, сказала Мелисса. — В смысле нет. Это не просто. И я пока не могу понять подвоха… Воздух холоден и мягок, но внутри обжигающе горячо, и она не понимала, в алкоголе причина или в Леви, но от этого тепла парадоксально сильно хотелось прижаться теснее. — Чёрт подери. — зло прошептала Лисса, прежде чем щекой прижаться к его волосам. — Что такое? — Ничего. Поприставать к вам хочу, — Она не видела смысла скрывать то, что и так очевидно. Казалось, что если озвучить желание, то оно хоть немного да перестанет выгрызать её. — Но я знаю, что пожалею об этом, когда… Ну, кхм, протрезвею. — Не сможешь вспомнить, — сухо констатировал Леви. — Верно, но вы сможете. А я не хочу этого… Вот если бы вы то-о-оже ничего не помнили… Леви пресно усмехнулся. Мимо проезжали повозки, лошади цокали копытами по дороге, свистела плеть кучера, что-то кричали друг другу люди. Для неё существовал только один человек. — Какой тогда смысл? — наконец произнёс он. На этот раз Лисса могла с лёгкостью понять, о чём он думал, пока молчал. И её усмешка не пресная. — Какой смысл, если не останется воспоминаний? Никакого. Она почти чувствовала, как ускорялась кровь просто от звука его дыхания. Последние силы уходили на то, чтобы держать себя в руках и не делать ничего, из-за чего потом пришлось бы чувствовать стыд. Она могла бы обвить его пояс и сказать, что ей нравится обнимать его ногами. Могла бы наклониться к шее. Гладить пальцами его скулы. Говорить пьяный, милый бред над ухом. Могла бы, но не может. — Я слишком… В голове эта фраза звучала приторно, поэтому Лисса, будучи на середине, решила не заканчивать её. Промычала что-то непонятное и успокоилась на этом. Расцвело молчание. Лисса обняла шею поудобнее, утыкаясь носом в свою ладонь, и закрыла глаза. Ритмичные шаги баюкали. — И почему… Я так… Потонула во всём этом… — бормотала она, надеясь, что капрал не слышал или хотя бы не обращал внимания. — Мы бы… позаботились друг о друге. И извините, что ставлю вас в неловкое положение своими словами. Я просто… правда очень сильно… Очень сильно опьянела, нужно было бы сказать вместо того, что вертелось на уме, но этому предложению не суждено найти конец. — И у меня правда болит сердце, но отвар адониса весеннего здесь бесполезен, — шептала она, водя пальцем по своей щеке. — Вот же… Я всего лишь хотела спокойно работать в родном городе, растить детей и проводить время с семьёй. Как я оказалась здесь? Почему жизнь так несправедлива ко мне?! Она грозно помотала одной ногой, а Леви мысленно отметил — вот и началась стадия задушевных разговоров, жалоб на судьбу и философских вопросов. Лисса, она и пьяная — Лисса. До дома осталось немного, и если он успеет немного сбить тон монолога в другое русло, то ему не придётся выслушивать нытьё. — Когда ты поняла, что хочешь быть врачом? Она замолкла, роясь в памяти, переворачивая там всё вверх дном в поисках ответа. — Наверное, когда пришла навестить свою сестру в больнице. — То есть, из любви к сестре? — О, нет, просто в палате был ещё старичок. Когда раздатчица принесла ему завтрак, он из-за трясущихся рук уронил тарелку. Раздатчица разозлилась и сказала… хм, что же она сказала… А! Она сказала: «Ну, значит, сегодня будешь голодать!» Мне стало так жаль его… Я подумала, что я могла бы… восстановить баланс хороших и плохих людей, наверное. — Баланс? Ты слишком добрая. Боюсь представить тварь, которая существует в противовес тебе. Он ещё не знал, что эта тварь — она сама. Лисса сладко зевнула и упала головой на его плечо. Когда она сомкнула веки, в промозглой темноте начали взрываться цвета, успокаивая и усыпляя. Сон обволакивал, и она позволила себе наполовину втянуться в него, оставив напряжёнными лишь руки, чтобы не свалиться. Провалиться в беспамятство ещё никогда не было так приятно. Завтра никогда не настанет. Ночь никогда не закончится. Очнулась она только, когда Леви спросил: — Ключ? Обречённый вздох. Она поспешила слезть с капрала, но не подумала, что нужно вспомнить, как правильно стоять, поэтому ему снова пришлось выпутывать её из проблем. Едва Лисса начала падать назад, он подхватил летящее тело под локти. — Не торопись, — предостерёг Леви. — Где ключ? Зря спрашивал — она всё равно уже не слышала, только смотрела перед собой. Тень от навеса неровно, как шрам, разделила его лицо так, что рыжий фонарь подсвечивал только один глаз. — Мелисса, не спи. Давай ключ. Обиженно поджав губы, она всё же вытащила связку из сумки и передала Леви, а пока он разбирался с замком, держалась за колонну, на которую опирался навес над крыльцом. Услышав щелчок, она обернулась, и капрал сразу подхватил её под руку. — Неплохо ты устроилась. — Какой толк, если не к кому возвращаться? Переступив порог, Лисса плюхнулась на пол и стала снимать туфли. — Спасибо, Леви. Спокойной ночи. — Спальня на первом этаже? — Нет, но мне и тут неплохо. Он недовольно цокнул и стянул сапоги. — Вы чего? Я научилась спать в любом месте и в любом положении, мне правда… — Да-да, вставай уже. Они шли медленно, и даже так Мелисса умудрялась путаться, наступать на свои ноги, иногда на ноги Леви. Подниматься по лестнице пришлось ступенька за ступенькой и постоянно извиняясь. Упав на покрывало, Лисса глубоко вдохнула запах свежих простыней. Кровать холодна и огромна. Она только успела моргнуть, как Леви уже принёс что-то снизу. — На левый бок, — коротко приказал он, ставя ведро к изголовью. Дверь скрипнула, и Мелисса, не открывая глаз, в шутку прохрипела: — Уже бросаете меня? Он остановился на полушаге, раздумывая и колеблясь. — Я тебя ещё и не брал. Лисса подавилась слюной. Кашель заглушил хлопок двери. Стягивая одежду, она не знала, что и думать, как вдруг решение настигло её на полпути избавления от лифа — кто-то словно дернул рубильник, и сознание провалилось в крепкий сон, чтобы на рассвете так же внезапно проснуться. О произошедшем вчера напоминала только иссушенная глотка. Она укуталась в простынь, решив не искать сейчас сорочку, и спустилась, чтобы попить воды. Сидя за столом, Лисса стала сортировать вчерашние события. Созидание. Чед. Спирт. Информация о спецсекторе. К счастью, воспоминания обрываются на осыпании проклятиями лестницы. «Значит, исследование на тему лечения огнестрельных ранений…» Всё казалось вполне нормальным, пока она не задумалась о том, как придётся вести исследование. Стакан едва не выскользнул из рук. «Мне что, придётся экспериментировать на людях?»