Зверь

Люди готовы тратить золотые горы, чтобы почтить память ушедших: кто побогаче, заказывает портреты во всю стену с изображением любимых, другие не сдают в ломбард драгоценности, что принадлежали родным, оставляют себе их вещи и запирают ныне пустые комнаты, не решаясь впускать туда кого-либо. Леви запирал в ящике нашивки, превращая их в надгробия, а сам ящик — в маленькое большое кладбище. Лисса узнала о нём впервые в тот момент, когда пришла к нему в день возвращения с вылазки. Вернее, то был глубокий вечер. Она боялась, что к её приходу он ещё будет занят, и ей останется только с тяжелым сердцем ждать там. В итоге же с тяжёлым сердцем пришлось наблюдать за тем, как Леви возвращал надгробия на своё место в ту секунду, когда она вошла. — Я не помешала?.. — опешив, произнесла она. Капрал в ответ одной рукой потёр зажмуренные глаза и помотал головой. Лисса тихо закрыла дверь, осмотрелась. Стояла гнетущая аура, но с прошлого раза кабинет совсем не изменился. Источником гнёта был Леви. Он затаскивал свой измученный взгляд поглубже, под самое дно души, только бы её не встревожить. Знал ведь, ей только дай повод… А Лисса годами то и делала, что доставала из недр людского разума переживания и стирала их в порошок. Она спешным шагом двинулась к капралу, обошла стол и села на него, скрестив ноги. — Только никаких успокаиваний и «всё будет хорошо», — отрезал Леви, смотря с недовольством и полной неготовностью выслушивать бесплодное, бесполезное утешение. — Когда это я говорила, что всё будет хорошо? Ничего уже не будет хорошо, слишком поздно. Молчание неуютное и болезненное, с горьким послевкусием. Так сложно подобрать слова, когда подбираешь их для Леви. — Может, они и погибли, — наконец сказала она, — но ты ещё жив. Да, мир полон мучений, и, возможно, ты даже уже не хотел бы в нём оставаться… но он не так плох, если у тебя есть, с кем разделить переживания. Лисса стянула сапоги и поставила ноги на край его стула. — Я училась врачеванию с одним хорошим человеком. Он писал стихи, и на посвящении зачитал один. Всего стихотворения не упомнить, но… Было что-то вроде этого: «Я побуду здесь, рядом с тобою. Тёплым словом страх заговорю. Силу духа разделю с тобой, поделись страданием со мной»… — Ты так просишь рассказать о вылазке? — Именно. — Нет. Это ничего не изменит. — Я убеждена, что изменит. — Изменит что? — Что-нибудь в тебе. Лисса сказала это чуть громче, чем следовало. Чуть эмоциональнее, чем хотелось. И даже так, Леви не собирался отступать. Что ему эти разговоры? Мертвых они не оживят, только приведут к большему упадку сил, а он уже начал зарывать чувства и не желал вновь прикладывать усилия на эксгумацию. Но все его аргументы раскололись на куски, когда Лисса одним жестом, приложив его ладонь к своей щеке, и одним словом лишила его всякого оружия. — Пожалуйста? — Придыхание в голосе селило покой. А в сочетании со скользящей тыльной стороной кисти по коже выбило из колеи моментально. И Леви решил коротко очертить каждого, чьи нашивки ему удалось сохранить. — Эта принадлежала Софи Кернберг. В детстве родители отвели её в лес и сказали, что если идти по дороге, то скоро она найдёт много еды. Мелисса недолго радовалась своей маленькой победе. Она понимала, зачем родители девочки это сделали и не могла не держать зла. — Как можно… собственного ребёнка оставить в лесу, животным на растерзание? — Одним ртом в семье стало меньше. Видимо, бог забыл дать лужайку, — выдал он издевательским тоном. Лисса слишком хорошо забыла это ощущение, когда тебя бросают. Оттого теперь, вновь невольно примерив его на себя, еле сдерживала мелкую дрожь в руках. — Она смогла найти дорогу домой, вернулась целая. Тогда родители отправили её в кадеты, лишь бы под ногами не вилась. — Нужно иметь большое сердце, чтобы не возненавидеть потом всех и не потерять доверие к людям. — Она возненавидела. Но, должно быть, из ненависти она и черпала силы. К концу обучения она была первой. — И это несмотря на то, что в Разведке она только потому что, другого места в мире ей не нашлось? — Да, она была трудолюбивой. Наверное, хотела доказать кому-то, что она стоит того, чтобы жить. — Тогда… если она такая сильная, почему погибла? — …Выиграла время для нашего отступления. Лисса и дальше слушала внимательно, так внимательно, что сама невольно привязалась к тем девушкам и парням, пройдя через вылазку вместе с ними и потеряв что-то в себе. Именно так и перегорали все её коллеги-врачи — раздавая своё здоровье тем, кто в нём нуждался, и растрачивая духовные силы. Но в Мелиссе пока ещё есть, чему гореть, и с Леви она поделится огнём. — Их место, — заговорила она, когда последняя нашивка ускользнула в ящик, — займут другие люди. И рано или поздно жертвы окупятся. — Делая вид, что она совсем не переживала, Лисса поднялась и подошла к открытому окну, чтобы свежий воздух привёл её в чувства. Встав спиной к пейзажу и поставив локти на подоконник, она повернула голову к капралу и продолжила: — Будь готов, потому что когда это произойдёт, я уверена, даже камня вроде тебя будут переполнять эмоции за каждого из сотен и тысяч погибших солдат. Улыбка вышла непринуждённой и исполненной веры. У Леви нет другого выбора, кроме как заразиться воодушевлением. — Как ты это делаешь… — вставая и приближаясь к тому же окну, едва слышно произнёс он, чем вызвал усмешку. Леви поставил руки на подоконник, отрезая Лиссе любые пути отступления. Будто она хотела отступать. — Благодаря тебе. И руки сами потянулись к его горячей шее, обвивая и согреваясь. Из-за спины сквозило, поток ветра трепал пряди, вылезшие из убранных в хвост волос. Отчего-то боязно поднять глаза и встретиться с взглядом, но, предвкушая прилив крови к лицу, она всё же подняла их и не смогла сдержать влюблённой грустной улыбки. Слишком долго она шла по земле сама по себе, много вынесла в одиночку, здравомыслие едва не треснуло по швам от всего, через что пришлось пройти. Иметь подле себя человека, которому можно довериться, сродни глотку свежего воздуха душным днём. Но улыбка вдруг померкла на полтона. — Что-то не так? — спокойно, словно в полной уверенности, что он сможет это исправить, изрёк Леви. Лисса, отвернув голову на мгновение, тихо рассмеялась своей же глупости. — Нет, всё хорошо, и в этом проблема. — М-да, — вздохнул он, нахмурившись и качая головой. — Этого следовало ждать от тебя. — У всего есть конец. И когда-нибудь это коснётся и… — Не начинай. Ты перестала зависеть от прошлого, теперь пытаешься зависеть от будущего? Она недоверчиво посмотрела из-под чёрных ресниц. Что она могла сделать, если при каждой встрече с ним на задворках сознания появлялся вопрос — последний ли это раз? Чего ждать от судьбы-разлучницы? — Не падай в ту же яму дважды. Иначе всё было зря. Дневник, переживания… Разве ты хочешь жить с грузом? — Не хочу, конечно. — Тогда забудь обо всём. Никакое количество сожаления не исправляет прошлое и никакое количество тревоги не влияет на будущее. И хотя покой от этих слов состоял из того же вещества, что и сны, Лисса тихо улыбнулась и вновь подняла взгляд. Устав молчать, сердце забилось ясно и чисто. Леви наклонился ближе. Она тянулась к нему навстречу до тех пор, пока не соприкоснулись губы, пока всё её беспокойство не обнулилось и не превратилось в другое чувство, определить которое она не в состоянии. Что-то магическое, не здешнее, не поддающееся описаниям и объяснениям. Оно как редкая монета — такое, какое удаётся найти несколько раз за жизнь. Потому Лисса считала себя удачливой. Это нечто, должно быть, очень близко к тому, что испытывает цветок, когда расправляет лепестки, и его глубокий бордовый поглощает лучи солнца. Это нечто стёрло мысли. Только когда её руки гладили его затылок, а не держали механическое перо, она действительно могла забыть и о прошлом, и о будущем, о времени и о мире. От воздуха, совсем недавно омытого мелкими снежинками, в комнате было холодно, пламя свечей ёжилось… Но Лисса ощущала себя золой, взлетевшей из костра. Отстранившись, они некоторое время молчали. В тиши плыл стук сапог прохожих, тихое дыхание и поскрипывание ставней. — Нам нужно поговорить, — первым произнёс Леви, сделав несколько шагов назад, чем встревожил её. — Прошло много времени. Если не будет результатов, толку от твоего пребывания в Созидании ноль. У Мелиссы открылся рот от удивления. — Но что я могу сделать? Мне не хватает людей для исследования! Конечно, дело идёт медленно! — Ты можешь начать действовать, например. Давно пора, — пренебрежительным тоном отозвался он. — Что мешает узнавать у людей, изучать документы? — Риски мешают. Излишние разговоры и интерес приведут к излишнему вниманию. Меня и так всё ещё не воспринимают всерьёз из-за того, что я пришла из Легиона, так что я могу сделать?! — Лисса, — позвал он по имени, чем мгновенно отрезвил. — Придумай что-нибудь. Ты сообразительная и способная. Эти самые риски ты обойдёшь без проблем, если захочешь. Он ещё не знал, как жестоко ошибался. Она скрестила руки на груди и уставилась в пол, вернее, куда-то сквозь половицы, до тех пор, пока те не стали тёмной массой без границ и начал. «Чед отпадает. Из Чеда уже высосано максимум информации. Более того, теперь от него придётся избавиться, иначе он просто заблокирует мне всякую возможность. Ему это не понравится. И держать его подальше от себя будет сложно, если его задача — следить за мной. Тогда мне стоит набивать себе авторитет?.. Придётся почаще попадаться на глаза главам секторов и вообще производить впечатление… Можно попробовать последить за тем коридором, в котором люди шли на собрание. Но Чед мне не позволит. Нужно что-то с ним сделать». — Хорошо, — целеустремленно, подобно тому, как наёмный убийца обращается к заказчику, сказала Лисса. — Я сделаю что-нибудь. И Леви кивнул, увидев то, что хотел увидеть, — абсолютную решимость. На следующий же день Мелисса была готова примерить новое амплуа. Прямо с порога в Созидании, она бодро поздоровалась с охраной, другими работниками, также бодро дошла до своего рабочего места и, не став ждать представителей, обозначающих задачи на день, принялась выполнять вчерашнюю работу — хуже не будет. Зато всякий зашедший будет видеть её и делать выводы. Когда же представитель появился и спросил об итогах вчерашнего дня, Лисса встала и отчиталась первой, без вопросов и возни, как это бывает у других. В течение дня, когда возникала необходимость осведомиться о каких-либо данных из других секторов, Лисса вызывалась сходить. И непременно виделась с людьми, кто был выше по статусу. Достаточно было спросить, как идут дела, поинтересоваться какими-нибудь личными проблемами, вроде недавно захворавшей бабушки или успехах сына в школе, и её имя уже забывается не так быстро. Ещё через день, уже в больнице, нужно было накидать как можно больше вариантов лечения огнестрельных ранений, расписав каждый из них от первого до последнего шага, не обходясь лишь лекарственным средством. — Согласитесь, доктор Хофф, —держа в руках механическое перо, Лисса оторвалась от листа бумаги. — Если бы у пинцета была не совсем ровная поверхность на пластинах, пуле было бы за что зацепиться, и её было бы легче вытаскивать… Доктор Хофф, известный своим взяточничеством, сегодня мог прятать монеты в мешки под глазами. — Угу, — хрипло и недовольно с недосыпа отвечал он, едва слушая. Будь, однако, процент его бодрости повыше, вряд ли бы смог дать иной комментарий. Мелисса знала об этом. Все обращения к нему — не более, чем разговор с самой собой со скуки. — Агрессивные методы лечения нужно попробовать отложить… Вероятно, организм испытывает дополнительные нагрузки, когда в рану подливаешь масло, если причиной ожогов является именно это, конечно, а не сам прострел. Если сам прострел, то нужно узнать, сработают ли успокаивающие ожоги повязки… Доктор Хофф, нам надо вспомнить как можно больше противовоспалительных целебных трав. — Ага… — ответил очень внимательно слушающий доктор. — Агава, точно! Сок агавы может помочь. Хотя это и не основное его свойство, попробовать стоит. Надо же, Хофф, вы не такой бесполезный. Слюна с его открытого рта коснулась стола. Вновь в Созидании, Лисса помогала подготовить зал к представлению нового препарата. Перетаскивая с напарником длинный стол на возвышение возле стены, она услышала знакомый голос: — Ну и ну, пчёлка, — Чед присвистнул, — Кто тебе поручил заняться таким важным делом? — Мне не надо поручать. Я сама вызываюсь. «Если не быть занозой в заднице, никто на меня внимание не обратит…» — Надо же, пару дней назад вокруг тебя тучи сгущались, а теперь блестишь и сияешь. Что случилось, пчёлка? Лисса не ответила. Влетев в свой кабинет в больнице и закинув сумку с кучей записей на стол, она стала скидывать верхнюю одежду. — Доктор Хилл, четверо пострадавших ждут, — обратился ассистент. — Отлично. Приготовьте настойки манжетки и агавы и розовое масло, я сейчас приду. Больница, Созидание, дом, Созидание, больница… Бесконечная плёнка, калейдоскоп из трёх цветных стёклышек. Дома не было еды с момента её переезда — она питалась только на работе. Теперь его и язык не поворачивался назвать домом. Разве что гостиница, куда она приходила отоспаться. Поразительно, как каждый раз, полагая, что хуже уже не может быть, она снова и снова пробивала новое дно. Если бы рядом не было Леви, она бы уже давно сошла с ума. — Как дела в Созидании? — спросил он, по обычаю провожая её домой. Стоял очаровательно-морозный вечер, город поседел ещё больше, здания померкли, и всё живое окончательно погрузилось в анабиоз. Жизнь просочилась под мрамор и точёный камень, чтобы спрятаться там до весны. — Я везде. У них нет выбора, кроме как заметить меня и оценить мои старания, — ответила Лисса, смотря строго прямо перед собой. — Пускаешь пыль в глаза? Я думал, ты выберешь другой путь. — Какой? Слиться с массой? — Так было бы логичнее. Лисса помотала головой. Исключено. — Мне нужно заручиться всеобщим одобрением, прежде чем делать то, что я собираюсь делать. Леви повернул голову и увидел её профиль. Опущенный подбородок, поднятые глаза, изгиб носа и поджатые обветренные губы. Лисса явно не шагала по спящей Сине. Она ступала по собственному полю боя, по палящим углям навстречу со своим врагом. — Ты становишься совсем другой, когда думаешь о цели. Она чуть повернула голову и искоса взглянула на Леви. — Это плохо? — Это интересно. Уголки её губ чуть приподнялись. На этот раз она не имеет права проиграть. Особенно, когда за ней теперь стоял Леви. Вернувшись следующим утром в больницу, Лисса услышала то, что желала услышать последние несколько месяцев. — Доктор Хилл, двое ваших пациентов выжили. Фраза прошила мозг, прошлась по всему телу с мурашками, выбила усталость к чёрту. — Которые? — дребезжащим от волнения голосом спросила она. — Те, у которых повязки с розовым маслом. Молниеносно надев халат, ткань которого была на грани разрыва от силы, доктор побежала в палату. Оттуда как раз выносили второй труп. Носилки, рассчитанные на взрослое тело, были вдвое легче и наполовину пусты. Из-под тонкой чёрной ткани бугорком выступал маленький девичий нос. «Прости, дорогая, — пронеслось в мыслях, — Тебе повезло меньше». — Доброе утро. Как ваше самочувствие? Женщина и мальчик, мать и сын, траурно молчали, усердно разглядывая потолок сквозь толстые капли слёз на глазах. — Послушайте, я знаю, что вам нелегко. Я никогда не теряла своих родных в настолько ужасающих обстоятельствах и даже не представляю, через что вы проходите… но вам нельзя нервничать. Это может отразиться на процессе выздоровления. — Вот именно, — едва разжимая стиснутые зубы, ответила женщина. — Ты никогда не поймёшь, каково это. Могу поспорить, ты даже свой женский долг не выполнила. Если бы в таком случае её ребёнка тоже подстрелил пьяный муж, то Мелисса рада, что не выполнила женский долг. Тем не менее, эту резкость, что позволила себе пациентка, придётся проглотить, как и прежде. — Мне очень жаль. Я знаю, что это ничего не изменит, но примите мои соболезнования. — Ах, ты, стало быть, знаешь? Почему тогда ты не спасла их? Какая отговорка будет? Средств не хватило, времени, состояние у них тяжелее? Как ты можешь себя врачом называть? — Она стала медленно подниматься, видимо, чтобы сесть на кровати, но была остановлена Мелиссой, мягко положившей руки на её плечи. — Вам нельзя двигаться, рана может… — Не трогай меня! — взревела женщина, подобно раненому дикому животному. Доктор подняла руки, держа их перед собой так, чтобы пациентка могла их видеть. Затем развернулась и вышла из палаты. В коридоре, у противоположной стены, стояла ассистентка. Дождавшись, пока другие врачи с пациентом на коляске пройдут мимо, Лисса пересекла расстояние между собой и девушкой. — По утрам и вечерам давайте пациентам пустырника отвар. Будут отказываться пить — подливайте в чай, добавляйте в еду, делайте что угодно, хоть в глотку им заливайте, но они должны его принимать. С этого дня ещё будем колоть левкодиум. Следите за матерью чаще, она может в любой момент сорвать повязку и что-нибудь сделать с собой с горя. Мальчика надо в соседнюю палату. Если он будет видеть свою маму такой, ничего хорошего не случится. Всё понятно? Кивок, и ассистентка направилась выполнять поручение. Раз с одной выжившей поговорить не удалось, возможно, второй будет более расположен к беседе. Лисса дождалась, пока его под яростные крики матери перенесут в другую палату, и проскочила внутрь. — Здравствуй ещё раз, — поприветствовала она, — Не переживай, твоей маме просто понадобится немного другое лечение, поэтому мы перенесли тебя. В больнице сортируют больных по состоянию и необходимому им лечению. Ты не будешь переживать, хорошо? Лисса ободряюще улыбнулась, поправляя упавшую на лицо прядь за ухо. Мальчик рвано закивал, роняя слёзы. Она промокнула его щеки платком. Ему было около двенадцати. Красные глаза его выглядели, как игрушечные. Он редко моргал, смотрел в одну точку, постоянно сглатывал, отчего уголки его тонких губ чуть подрагивали. Щёки, нос, лоб, всё лицо было розовым и влажным от пота. — Дай-ка я взгляну на ранки. Мальчику досталось дважды — одна пуля прошла в бедро навылет, другая под ключицей слева. Та, что в бедре, не задела кость, так что осколков не было, повезло. А вот под ключицей… Лисса бережно сняла повязку. Сделанные надрезы позволяли заглянуть в рану чуть глубже. Красная корочка краёв блестела от влаги, скопившейся внутри. Развивался отёк — это хорошо, рана будет естественным путём промываться, оставалось только успевать вовремя чистить лишнее. Но под воспалённым слоем кожи виднелся слой омертвевающей мышцы. Лисса подавила желание смачно выругаться. Это придётся вырезать. Если начнётся сепсис, шансы на выживание стремительно поползут вниз. — Скажи мне, что тебя беспокоит? Её голос — махровое одеяло, пропитанное заботой и запахом тепла домашнего камина. Это не игра для того, чтобы успокоить мальчика, Мелисса и правда питала нежные чувства. — Пить очень хочется… — хныкнул он. — Постоянно. И больно. Она вздохнула, опустив голову. Жажду можно было укротить. Боль — нельзя. — Смотри на меня, — наконец произнесла доктор, взяв в обе руки небольшую ладонь, — У кошки боли, у собачки боли, а у Тома заживи, заживи, заживи. Ну вот, теперь нужно подождать, и точно заживёт. — Правда? — Конечно. Сильным мальчикам полагается быстрое выздоровление, а уж смелым — тем более. Кто ещё бы прикрыл младшеньких от пули? Когда главврач рассказывал, что произошло в доме семьи Тома, остальные могли только слушать и вскидывать брови. Отец напился и, обозлившись на всех вокруг за то, что его сократили на работе, закончил жизни родителей жены выстрелом в упор. На звуки прибежала жена, но не успев даже дойти до второго этажа, была подстрелена в грудь. Дети видели её падающее с лестницы тело перед тем, как отец спустился и открыл огонь по ним. Все трое ребёнка пострадали, прежде чем соседи пришли на помощь, но до тех пор Том закрывал собой сестёр. — Я больше ничего не мог сделать… — обречённо ответил он тонким, ещё не огрубевшим голосом. — Этого бы не случилось, если бы нас не обокрали. — Обокрали? — Да, мы жили в Хлорбе, пока какая-то девушка не украла деньги и драгоценности из дома, а сам дом сожгла. Потом нам пришлось переехать к родственникам за Розу, а оттуда из-за эпидемии за Сину. — Откуда ты знаешь, что это была девушка? — Мама говорила, её видели свидетели. Видели девушку с чёрными волосами. Только… я не знаю, кто такие свидетели… — Ох, малыш… Это те, кто во время преступления находился рядом и мог что-то знать. Но стоп… Чёрными волосами? Как… Не может же это быть Сара? — Ясно. — совершенно безэмоционально, словно поставив точку, сказала Лисса. — Я зайду через час, и мы поправим кое-что в ранке, хорошо? Я попрошу, чтобы за тобой следили почаще, так что если что-то понадобится, не стесняйся просить. Выйдя из палаты, Лисса вдруг почувствовала, как все силы до последней капли были выкачены. Ничего не осталось от той радости за успех всего двадцать минут назад. Веки не поднимались, ноги не держали, вся надежда на стену. Она знала, что должна была быть сильной, держать гордое лицо, но… — Потом я спросила его, — рассказывала Лисса, — Спросила, откуда он знает, что это девушка, и он ответил, что так говорили свидетели. Говорили, про чёрноволосую… — Как будто мало чёрноволосых преступниц по земле бегает, — отвечал Леви, делая глоток крепкого чая. — Будь разумнее, Лисса. Нет ни одной причины говорить, что это точно твоя сестра. — Но много ли ты видел воровок с чёрными волосами? — А ты думаешь, на кражи способны только обиженные жизнью мальчишки? Или грабят только русые? Или у тебя статистика есть, подтверждающая хотя бы одно из этого? Не найдя ничего, что можно было противопоставить его словам, она уронила голову на сложенные на спинке стула руки. Увидь её мать, непременно сказала бы что-нибудь вроде «Мелисса Картер, как тебе в голову пришла мысль сесть так, особенно перед мужчиной?» Но мамы здесь не было. И коль юбка позволяла, она сидела лицом к спинке. — Ты ведь, — хрипло и слабо, точно после долгих криков, бормотала она в мягкую обивку. — Знаешь, что скорее всего, это была она, но не говоришь мне. — Слушай. Она резко вдохнула, когда почувствовала, что её тело начало падать вместе со стулом вперёд, но стул остановился на полпути. Леви крепко держал его, позволяя балансировать на двух ножках. Лица оказались совсем близко. Его — как никогда сосредоточенное, и её — удивленное, испуганное неожиданностью. — Ты думаешь, я бы тебе соврал? Тон не оставлял других вариантов ответа. — Нет. — Тогда что за тупые предположения? Если я сказал, что есть дохера причин, почему это может быть не она, то я это и имел в виду. От восхищения она приоткрыла искусанные губы. Как Леви удавалось одной фразой, своим голосом и взглядом заставлять верить? — Допустим, это всё же была она, — продолжил. — Ты не виновата в случившемся и ты не могла сделать ничего, чтобы это предотвратить. Ты не ответственна за то, что сделал другой человек, хоть и твоей крови. — Я поняла, — Лисса часто закивала, отводя взгляд. — Повтори. — Я не несу ответственности за поступки других людей. Довольный услышанным, Леви отпустил стул и вернулся к чаю. — Слишком много волнуешься в последнее время. Она знала. И хотела бы научиться жить проще, но безногого не научить ходить. — А как мне не волноваться, Леви? Меня с полгода никто не называл «доктором Картер». Я живу одна в доме, рассчитанном на большую шумную семью. Взгляни. Отцепившись от удобного сидения, она поставила на стол сначала одно колено, затем второе, и ловко взобралась. Представив, как когда-то за этим столом собирались дети, ужинала семья, и тёмная, покрытая лаком древесина трещала от количества разных блюд, Лисса хмыкнула. Шаг. Здесь, возможно, стояла тяжелая ваза со спелыми, налитыми яблоками и изумрудными гроздьями винограда. Ещё шаг. Тут, быть может, дымилась запечённая курица с рыжей корочкой, источая пылающий запах специй. Третий шаг. На этом месте, в центре, стоял бы канделябр с множеством ветвей и позолоченными завитками. Сейчас же здесь болезненно пусто. — Нас тут двое. Мест — восемь. Стол даже не похож на стол, когда я на нём стою. Верно, больше напоминает сцену. Длинная юбка развевалась на воздухе, пока она разворачивалась лицом к Леви. Под его внимательным взглядом вдруг стало неуютно. — Ох, надеюсь, ты смотришь так не потому, что я хожу чуть ли не босая по обеденному столу? Я всё равно не ем за ним. Молча помотал головой, ясно показав, почему он на самом деле смотрел столь пристально. — Весь этот дом — одно большое издевательство. Тут даже детская есть, понимаешь? Меня сегодня в отсутствии детей упрекнули. Я даже мечтать о таком не смею… — Ну так уходи из медицины. — Что? — Уходи. В комнате похолодало, или ей показалось? Что случится, если она оставит всё? Она уверена, каждый день как минимум один доктор или один обучающийся в мире шёл на попятную. Не выдержав объёма информации или заколебавшись от тошнотворных условий труда, по любой причине один да уходил, в этом не было сомнений. Вряд ли их решения так уж глобально повлияли на что-либо. Да и откуда уходит один, туда приходит другой. Так ли уж много изменило бы решение Мелиссы? Даже если нет, она не могла уйти. Просто потому, что… — Но мне нравится моя работа. Леви развёл руками в жесте «что и требовалось доказать». — Тогда ты или принимаешь всё как есть, или хлопаешь за собой дверью. Третьего не дано. — Я остаюсь, — без раздумий твердила Лисса, и вдруг обнаружила в себе море решимости, готовности пожертвовать всем, чтобы посвятить жизнь любимому делу. — Тогда, чёрт подери, перестань отдавать часть себя каждому пациенту. Это медленный суицид. И, что важнее, ты тратишь нервы на какую-то херню… — О, когда я только училась, мои подруги снимали стресс разными способами. Одна превосходно танцевала. Кажется, она потом даже в театр ушла работать. Её старший брат наигрывал что-нибудь на гитаре, и мы собирались во дворе посмотреть на то, как танцует. Кажется, она двигалась вот так. Представив ту самую мелодию, Лисса вытянула руку вбок, отставила ногу назад на носок, и задвигалась плавно и нежно, стараясь держать в памяти образ подруги. Стол действительно стал её сценой на бесконечно долгую минуту. Стопы, обтянутые хлопковыми носками, скользили по древу грациозно и опасно. Резинка, больно стягивавшая волосы в тугой хвост, теперь валялась где-то на полу. Пряди качались и ниспадали на щёки, услужливо прикрывая румянец, что проступил от напряжённой работы мышц. Сложно пластично двигать телом, которое не очень-то пластичное. Свечи на стенах сзади оттеняли женский силуэт со всеми выпуклостями и впадинами. На каждый шаг гладь чая в его чашке мерно отдавала рябью. Леви следил за величавыми движениями, пока Лисса не села к нему спиной и не опустилась на спину, обозначая завершение. — Ну как? — следя за его реакцией, которую она могла хорошо разглядеть из-за того, что лица оказались близко,она выдохнула. Дыхание сбилось. Капрал лишь взял чашку и, прежде чем отпить, честно сказал: — Лучше продолжай лечить людей. — Как грубо. — Я только что говорил, что никогда не совру тебе. — Ну, и на том спасибо. Так вот, — Лисса поднялась и села на столе лицом к нему, скрестив ноги. — Другая спала со всеми. Она была довольно красива и властно вела себя… Мужчины для неё были проститутками. Если быть честной, мне кажется, родители постарались, чтобы она могла продолжать учиться врачеванию. — А ты как справлялась? — понимая, куда идёт этот разговор, спросил наконец Леви. — А я просто спала. Повисла тишина. Лисса аккуратно, будто мысленно спрашивая разрешения, взяла чашку из его рук и сделала глоток. Чай был горяч и крепок. — Как-то слабо. — Я часто просыпалась ночью — мне снились страшные вещи. Но я не могу уснуть снова, если проснулась. Так что досыпала в свободное время. Ты как-то недооцениваешь сон. — И всё же. Хочешь пойти разнести ту детскую? Если от этого тебе станет легче. Заманчивое предложение. Лисса даже подумала, что однажды, вероятно, так и сделает, если жизнь пойдёт по наихудшему сценарию. Но пока что у неё есть ресурсы, чтобы питать эту… сомнительную надежду. — Мне легче, когда я с тобой. С того момента, как Леви и она вместе сдались, жить и правда стало легче, да и сама Мелисса преобразилась. Даже Чед отметил, что лицо у неё осветилось, походка стала увереннее («…но до меня тебе всё равно далеко, конечно»), а голос теперь звучал звонко и бойко. Если появлялись проблемы в Созидании, первая мысль была уже не «твою мать, ещё геморрой», а «ну и ладно, я справлюсь». Цель, к которой она идёт, обрела вес и ощущалась яснее летнего солнца. Лисса уже и не так сильно нуждалась во сне, если вместо сна можно было провести немного больше времени с Леви. Хотя нет. После бесед поздним вечером, просыпаясь утром, ни свет ни заря, Лисса думала: «Я ещё никогда так не ошибалась». Сегодня то же число месяца, что и было, когда якобы «сотрудники статистики» шли на вечернее собрание. Чед соврал тогда, и на то были причины. Сегодня она узнаёт, почему. Теперь никто не удивится, увидев Мелиссу в том крыле так поздно. Это же доктор Хилл, у неё куча дел, почему она ещё не ночует в Созидании? Если сегодня повезёт, она увидит их и сможет даже проследить, где у них совещание. Лисса стояла чёртовы сорок минут с грудой каких-то бумажек. Сама не знала, что это за документы — просто стащила их из соседнего кабинета, вернёт к завтрашнему дню, никто и не заметит. В коридоре наблюдалось удивительное отсутствие чего-либо живого. Только бегающая туда-сюда по коридору, как жук по закрытой банке, Мелисса изображала чрезвычайную занятость наиважнейшей работой — раздумыванием о планах на завтра, ну и транспортировкой макулатуры отчасти. И вот, на сорок первой минуте послышался спутник любой маленькой толпы людей — топот. Лисса заметила их по желтоватому отражению в окне. Улица уже погрузилась в сумрак, и из-за света внутри здания невозможно было различить хоть что-то снаружи, зато отлично просматривалось то, что за спиной, а за спиной — те же халаты и безучастные лица, что и в прошлый раз. Профессионально споткнувшись, Лисса отправила в полёт себя и все те листки, что покоились в её влажных от пота ладонях. Люди, наградив её падение целым ничем, обошли мадам неприятность и очертили шагами бумажное озеро, оставив беднягу разгребать завал в одного, а сами скрылись за поворотом. Шурша мятыми листками, Лисса сгребла их в кучу так быстро, как только могла, и побежала за людьми. Держа дистанцию и стараясь не выронить ношу, она верно шла по следам, даже затаила дыхание, чтобы — не дай бог — никто не обернулся. Группа вошла в конференц-зал номер один. Железная дверь протяжно заскрипела и закрылась за ними. Лисса пристроилась рядом и стала вслушиваться в речи, закрыв глаза. После всех формальностей, приветствий и прочего, мужской басистый голос оповестил: — За последние семь суток было арестовано сорок восемь человек. Поподробнее о них каждый из вас прочтёт в архивах. — Стоп, — перебил другой мужской голос. На секунду Лисса представила свои похороны, но дело оказалось не в ней. — Ты. Сколько раз я говорил тебе не курить здесь? Странно останавливать отчёт ради такого… Но куда более странна пуля, влетевшая в металлическую дверь и образовавшая выпуклость со стороны коридора. Лисса закрыла рукой открывшийся в немом крике рот. Взгляд продолжал коситься на след пули. — В следующий раз я не стану промахиваться, ты меня понял? Даже Мелисса поняла раз и навсегда. Глаза до сих пор раскрыты широко. Она была так шокирована, что не заметила рядом с собой куда более важную опасность. — Пчёлка? Ты чё тут делаешь? — А ты чё тут делаешь? — невольно передразнив Чеда, спросила она. — Ты сказал, что пошёл домой. — Ну, звезды сошлись так. «Как сошлись? — думала Лисса, поглядывая на больше не идеально ровную поверхность двери. — В созвездии полного пиздеца?!!» — Ладно, я забыл новенький нож, который показывал Питеру. А ты? — А я собиралась в дамскую комнату. — С этими папками? — Ну-у… Я не настолько богата, чтобы купюрами подтираться. Чед наконец прыснул от смеха и, если не поверил, то хотя бы согласился закончить этот бессмысленный разговор. — Ну, посмеялись, теперь можно и правду раскрыть. Ты бы с кучей доков в туалет не собралась. — А ты своим ножом хвастался Питеру вчера. Мне всё передали. — Следишь за мной? — Это ты следишь за мной. Что тебе от меня надо? Я просто проходила мимо, как вдруг это! — она показала ладонью угловатый след пули. — А, ты прав. Обычное дело, я должна была идти дальше. Чед поджал губы и поднял брови. Да, ничего не поделаешь. Даже лживых объяснений нет. — Думай что хочешь, Тереза, но я бы тебе сказал, если бы знал, что тут произошло. Впрочем, — Мужчина постоял, прислушиваясь, — звучит так, будто у них всё хорошо. Пойдём отсюда. И Лисса ушла, только чтобы вернуться в другой день и… увидеть новую дверь. Н-да. Теперь и спросить-пожаловаться некому. Но они говорили, что арестовали людей. И что почитать о них можно будет в архиве. Странно. Зачем размещать что-то секретное в месте, которое находится во всеобщей доступности? Или они действуют по правилу «хочешь что-то спрятать — спрячь это на виду»? В любом случае, так просто эти сведения там вряд ли валяются. Через день предстоит разузнать всё.

***

— Как Том и его мать? Мебель насквозь пропиталась запахом розового масла. В этой каморке и без того было душно, а теперь едва можно было вдох сделать. Всё потому, что Лисса попросила помощницу приготовить несколько вариантов средства, в сочетании с другими травами и скипидаром. После того дня, когда Лисса, сквозь крики и рыдания, иссекла нежизнеспособные ткани в ране, она приготовилась к худшему. Особенно если учесть, что не удалось удалить пулю из-под ключицы… Доктор не стала лезть глубже, боясь, что мальчик не выдержит боли. Пришлось быстро выбирать. Смерть от шока или смерть от оставшейся внутри пули? Во всяком случае, известно, что случилось бы, продолжи Лисса испытывать возможности организма, и совершенно не ясно, что случится, если не избавиться от инородного тела внутри. Мальчик захлёбывался слезами, пока она принимала решение понаблюдать за тем, умрёт ли он, или будет жить с пулей в теле? Бесчеловечно. Но отчасти разумно. …Так ведь? Святые стены, она не хочет сожалеть о своём выборе. Это и есть то, о чём говорил наставник, когда она ещё училась? «Белый халат делает вас богом». Ей не нравилось быть им. Решать, как и кому умирать — явно не то, за чем она пришла, но никто не спрашивал. Поэтому, прежде чем услышать ответ, Лисса почувствовала напряжение, словно натягивающаяся струна, которая вот-вот лопнет. — Пока справляются. Выдох. Но облегчение это недолговечное, и уж тем более не продлится дольше нескольких часов. Ждать можно было чего угодно. — Пойду проверю. Мать Тома долго противилась, прежде чем позволить Лиссе взглянуть на рану и, тем более, по её словам, «ковырять в ней своими сатанинскими инструментами». На скандал сбежались некоторые врачи, настоятельно советовавшие просто как следует ударить пациентку по затылку, и провести все манипуляции, пока женщина была без сознания. Один из врачей принялся в красках рассказывать, почему нужно было осмотреть рану. Забавно было слушать, как врач объясняла ей, что всякое живое существо стремится выжить. Особенно при том, что Мелисса не могла ручаться за сохранность жизни. Может, на её плечах и был халат, но если бы она была богом, то точно бы смогла спасти их. Если бы она была богом, она бы и вовсе не допустила пальбы. А не будь револьверов и ружей, были бы стрелы да копья. Не будь стрел и копий, были бы удавки да яды. Не будь и тех, оставались бы руки. И ноги. И любая часть тела. В мире ведь столько способов причинить другому человеку боль. В этот раз Лисса сражалась не со смертью. Против неё были… люди. Кто изобрёл порох? Кто придумал пули? Кто возжелал причинить другому боль, воспользоваться возможностью украсть что-то, кто возжелал обрести власть? Смерть тут не при чём. Она хотя бы забирает тех, кому суждено уйти. Человек же забирает всех неугодных, возомнив себя невесть кем. Чёрное и белое превращается в серое, когда Лисса понимает, что борется не только на стороне людей. Что уж там. Некоторые люди даже не хотят, чтобы за них боролись. Поэтому она взяла деревянный молоточек и приложила немного физического и много морального усилия, чтобы врезать его по голове пациентки и сделать то, что она должна была сделать. Из рта рвалось пресловутое «извините». Но «извините, что я вам жизнь пытаюсь спасти», — как-то противоречиво звучит. — Привет, малыш, — Лисса, заглянув в палату и убедившись, что Том не спит, поздоровалась. — Ну как ты? Доктор хотела проводить побольше времени с ним. Ему нужен был кто-то, кто мог бы поддержать и успокоить, раз мама была не в состоянии. Часами Лисса разговаривала с ним обо всём и ни о чём, смотря в усталые чистые глаза. Рассказывала про работу, деликатно обходя стороной неприятные подробности. Читала вслух книги, какие могла достать. Она старалась избавить его от одиночества, каждую возможную минуту увлекая чем-нибудь, не давая и шанса почувствовать упадок. Лисса делала это до тех пор, пока не принесли новых пострадавших. И вот, уже к концу недели у неё в руках был серьёзный статистический материал. Оставалось лишь довести до ума каждый шаг лечения, выяснить, какие действия дают результат, какие бесполезны, а какие — вредны. Но уже сейчас было ясно, что половина работы сделана, и сделана успешно. Настолько успешно, что грех не отметить это событие бутылочкой абсента вечером. В беспроглядной тьме работы вхолостую наконец появились белые пятна результатов. Жаль только, что пришлось покинуть Легион и свою группу. Интересно, как у них там дела… — Ну обоссаться. И что мы тут вообще делаем? Пока Энди не открыл рот, в кабинете, где он и Джо с Розой ждали руководителя, стояла плотная утренняя тишь. Трое метали взгляды друг на друга, и, Энди бы поклялся, что этот вопрос он собрал из их взоров. — Время теряем, что ещё. — ровным тоном ответила Роза. Джо развалился на неудобном стуле, запрокинул голову, свесил руки и ноги. Ему тоже это надоело. И всё же… — Если мы придём в Созидание и скажем, что доктор Картер уехала из Сины, они могут решить, что она прознала про нас и ринулась бежать из города. Не знаю как вы, а я не хочу её подставлять. — А что, если это так? Что, если доктор Картер действительно сделала это? — задала вопрос Роза. Парни переглянулись и раскатисто загоготали. — Пф-ф, доктор Картер-то? — Да ты сегодня в ударе, Улиточка! Веселье, которого Роза не разделяла и не понимала из-за своей онемевшей души, продолжалось. Хорошо, что терпения ей не занимать. — Давай посмотрим, — начал Энди. — У нас было два руководителя: Свет-доброжелательности-покорность-и-мягкость-во-плоти-доктор-Картер на перерывах и Ради-всего-святого-только-не-по-лицу-доктор-Картер во время работы. Какой из образов временный, а какой — отражение реальности? — Реальный — первый, естественно. Она так рассказывала об эпидемии, что ещё немного и я бы заплакал. — Джо вспоминал эпидемию так, будто сам там был, и это — заслуга доктора Картер. — Вот именно. И как, по-твоему, госпожа Сердобольность могла «действительно сделать это»? — Зря вы так, — Роза медленно помотала головой. Опущенный острый подбородок и серые глаза, сощуренные в укоре, вмиг осадили мужчин. — В тихом омуте черти хлещут абсент. Черти Мелиссы хлестали абсент вчера, а сегодня они нагло рыскали по архиву в поисках чего-нибудь криминального. Архив стоял на отшибе от остальных корпусов, потому что туда сгружали документы всех отделов, не только медицинского. Одноэтажный и крупный, он полностью подходил под своё название — старыми там были не только пожелтевшие листы в хлипких папках. Некогда бежевого цвета кирпичи позаимствовали оттенок у грязи и пыли. Уж очень резок контраст между видом гигантских сооружений со вставками сияющего мрамора и приземистого ветхого карлика. Два брата — один выиграл в генетической лотерее рост, красоту и статность, а другой… спасибо, что не подбросили кому-нибудь. Лисса открыла скрипучую дверь, и перед ней предстали десятки длинных рядов стеллажей с аккуратно ютящимися папками. Красота в абсолютном порядке на полках. Дойдя до таблички «Отдел медицины», она остановилась. Звуков шагов или шелеста не было. Видно, повезло ей оказаться здесь одной. «Статистика», «НИР», «Снабжение»… Множество забитых полок секторов, а указателя «Спецсектор» всё не было и не было. Занятая поиском, Мелисса пошла по второму кругу. Только тогда её глаза выцепили нужную надпись на самой нижней полке какого-то стеллажа. Та была пуста. «Ну ещё бы. Чтобы вот так просто можно было взять что-то относительно секретное?» Полка посерела от слоя пыли. Указатель здесь явно формальность, просто чтобы был. Лисса всё ещё держала документы, которые должна была оставить здесь. На случай, если появится вездесущий Чед и скажет: «Пчёлка? Ты чё тут делаешь?» Но если нужные сведения не здесь, то… Она оглянулась на уходящие далеко за поле зрения лабиринты. Чёрт. Изучать всё это грёбанное пространство — уйдут часы. На других полках лучше вести поиски постепенно, понемногу с каждым визитом. Сейчас она могла только исследовать пространство вокруг. Стены, потолок, окна — всё было обычным, ничем не примечательным, но стоило опуститься на пол… Слева от себя она увидела ровные ножки, а справа — кроме прочих у одного из стеллажей была маленькая дополнительная полка под самой нижней. Всё встало на свои места. Между лишней полкой и первой было совсем мало места, но достаточно, чтобы положить сведения. Так-так. «Список арестованных за период с 15 по 21 первого месяца 850 года». Запомнив, как именно и где лежали эти бумаги, Лисса открыла первую страницу. «Моника Расл. Доставлена на территорию 15 числа. Причина ареста: действия против королевской знати». У следующих — то же самое. Чуть дальше появилась другая причина — шпионаж. После этого шла биография и описание состояния здоровья. Яснее ситуация не стала. — Это всё, что мне удалось узнать. Сегодня в кабинете Смита царила на редкость уютная атмосфера. Лампы на стенах ярко горели, впрочем, их свет не доставал до дальних углов двух книжных полок по бокам от письменного стола. Тьма скапливалась там, из неё выплывали шторы цвета хвои. Командор сидел в центре и размышлял над сказанным Мелиссой. — Хорошая работа, Картер, — похвалил он, одобрительно кивнув несколько раз. Гордость заставила её приподнять подбородок и довольно, широко улыбнуться. — Не буду врать, я не знаю, с каких пор Созидание уполномочено задерживать и, тем более, арестовывать. Да и арест за шпионаж… Там точно было написано одно слово? — Клянусь. Шпионаж и действия против королевской знати. Смит нахмурил брови. Морщинка между ними глубоко врезалась в кожу. — И эти люди точно оказались в Созидании… Ты видела кого-нибудь из посторонних в здании? — Ни разу. Дверь широко раскрылась, на пороге показалась Ханджи, и Мелисса встала со стула в знак приветствия. — Майор Зоэ. — Привет, Мелисса,— майор поправила чуть сползшие очки. Лисса не успела понять, когда та оказалась у стола. Видимо, сегодня Ханджи в своём самом бодром, быстром и безудержном состоянии. — Капрал сказал, у тебя что-то интересное, я пришла послушать. После того, как Мелисса ещё раз обрисовала выясненное, Ханджи стала более серьёзной. — Как странно, — майор потёрла подбородок. — Даже если Созиданию дана возможность арестовывать… какой в этом смысл? — Что важнее, держат ли они заключённых у себя? Потому что если нет, то уложить эти факты в голове всё же можно. Если же да… Получается, в Созидании есть тюрьма. — Исключено, — отрезала Мелисса, будучи в непробиваемой уверенности, что никакой тюрьмы в Созидании нет. — Я знаю структуру всей территории и каждой постройки на ней. Заключённых размещать попросту негде. — То, что ты не видела камер, не значит, что их нет, — парировал Эрвин. — Ты сказала, что в списках каждое имя имеет дату, когда эти люди были доставлены в Созидание, но посторонних ты никогда не видела. Совпадение или… — Перестань, Эрвин! Ты знаешь, что это не совпадение. Их или заводят в то время, когда никто их не может видеть, или для них есть другой вход. Мелисса, — От того, как резко Ханджи повернула голову к ней, она вздрогнула. — Нарисуй нам карту территории Созидания. Комплекс корпусов довольно раскидистый, поэтому, даже соблюдая большой масштаб, места на листе еле хватило. — В Созидании корпусы расположены группами в соответствии с отделами. Отдел медицины расположен в этих пределах, прямо напротив парадного сектора, откуда заходят все работники. С парадного нас разделяет только зелёная, хотя сейчас бесцветная, зона — скамейки, клумбы, небольшой фонтан. И вот здесь, — Лисса поставила жирную точку на линии ограждения. — Есть ворота, через которые завозят инструменты, материалы, продукты для столовой и всё, с чем мы работаем. — Они не спроста находятся именно в этом месте, — майор Зоэ покрутила в руках карандаш. — Самая удобная точка для расположения ворот вот тут, это обеспечило бы наикратчайший путь к каждому корпусу, но ворота, почему-то, здесь. Что это? — Она указала на здание. — Корпус сектора тестирования. — Там их и держат. — Ханджи ткнула грифелем по карте и бросила карандаш, выпрямившись. — Доктор Картер, что думаете? — В секторе тестирования обычно строгий контроль приходящих. Даже работников из других секторов пускают за редким исключением. Там проводят испытания методов лечения и лекарств, но больных, согласившихся на экспериментальное лечение, всё равно заводят через парадный вход, потому что там находится помещение, в котором их переодевают, проводят гигиенические процедуры… — Всё сходится. Они там, Эрвин. Никого не пускают под предлогом риска заражения или ещё чего, а на самом деле там камеры для заключённых. — Допустим, — согласился Смит. — Почему арестами занимается Созидание, а не Полиция? — Ох, чёрт, — выдохнула Лисса. — Большинство из списков были чем-то да больны, но… Вы же не хотите сказать, что они испытывают лекарства на тех, кого арестовали? Смит и Зоэ посмотрели на неё, словно упрекая за наивность, но Лисса не могла поверить в то, о чём догадывалась. — А с чего бы им этого не делать? Ночью было глаз не сомкнуть. Потолок точно медленно падал на неё, давил и выдавливал сонливость. Месяцы, проведённые в Созидании,уже не казались такими радужными. Она не хотела примиряться с тем фактом, что, возможно, сказанное Эрвином — правда. Но что-то внутри всё же соглашалось с ним, ведь других понятных объяснений не нашлось. Лисса чувствовала себя обманутой. Все эти улыбки, хороший настрой вопреки любым проблемам всегда отдавали гнилым вкусом лицемерия, но сейчас — как никогда отчётливо. И приятное ощущение собственной значимости теперь было подпорчено. Мелисса впервые за долгое время засыпала со страхом завтрашнего дня. И впервые за всю жизнь утром не смогла найти в себе крохи желания пойти на работу. Поэтому, когда она открыла дверь и показалась Леви в сорочке, он удивленно и недовольно хотел спросить, в чём дело. Его остановил её взгляд. — Я не хочу идти туда… Ужасное предчувствие… Он знал, что если Лисса не хотела на работу, то что-то в самом деле не так. Однако Леви не смел позволить себе жалость и мягкость сейчас. — Когда я в последний раз проверял, сопли не были оружием, — сказал он, чем вызвал в ней подобие злости. — Возвращай себе свою уверенность и беги собираться. — Легко тебе говорить… — буркнула она в ответ. — Не тебе придётся думать, как надурить целую организацию и не получить пулю в обратную. Сначала в дверь. Потом меж глаз. — Это мне-то легко говорить? Думаешь, каждую вылазку у солдат только хорошее предчувствие? И они прямо так жадно хотят, чтобы их конечности оказались в титаньих желудках? — Леви схватил её за локти, вынуждая смотреть в глаза и внимать каждому слову. — Может, Эрвин заблуждается, и ты вместе с ним. Может, всему есть разумное объяснение. Или же он прав, и есть там те ещё твари. Так разве ты не хочешь их остановить? Пустишь всё на самотёк? Ублюдкам — безнаказанность, людям — страдания? Это вообще ты? Разбудить эту часть Мелиссы не составляло труда. Нужно было только напомнить, для чего она всё это делала, и смотреть, как ужас в глазах мешается с решительностью. Он заваливал её вопросами ровно до тех пор, пока не увидел, что слова возымели действия. Лисса сбросила его руки с локтей и быстрыми, чеканными шагами удалилась на второй этаж, обронив только строгое «Я быстро». Холодное солнце слепило глаза, а под подошвой сапог на коротком тонком каблуке хрустели снежинки. Скелеты деревьев, укутанные в снежный пух, стояли возле зданий цвета песка — единственная цветная деталь пейзажа. Эта обыденность уже выкалывала глаза. Впрочем, погружённая в мысли Лисса не заметила бы, даже если прямо сейчас титаны проломили Сину. Что ей теперь делать? Куда копать дальше? Есть ли смысл выяснять что-то сейчас, или лучше подождать подходящего момента? — На случай, если ты влезешь в авантюру, предупреждаю: каждый понедельник я буду покупать чай в лавке возле ларька с табаком к северу от рынка. Когда нужно будет встретиться, но слишком опасно идти в штаб, направляйся туда. И сегодня определимся с кодовыми словами, поэтому постарайся не попасть в неприятности. Ты меня слушаешь? — Да, да, конечно. Никаких неприятностей. Мелисса сотни раз это слышала, и ещё ни разу не давала поводов повторять ей одно и то же, но похоже, сегодня она ослушается впервые. Созидание тем утром перестало казаться местом, где царит дружественная атмосфера и где приятно работать. Напротив, с опасениями появилось и ощущение того, что все дурачества и подколы — жутко фальшивые. Даже невинная беседа о погоде с коллегой заставляла её нервничать. Вдруг и он приложил руку к странным вещам, происходящим здесь? Видят богини, она бы хотела продолжать беседовать о погоде, нервно оборачиваясь на свою паранойю, но паранойя не прекращала вершить свои проказни. Вокруг неё теперь, как она предполагала с самого первого дня, везде враги. Они окружали её вплоть до кованного забора, на сотни метров во все стороны. Лисса осознала, насколько опасно её пребывание здесь, насколько оно всегда было опасным. Одно неверное слово, и падут подозрения, а дальше — неминуемое увольнение, или… и того хуже. Нельзя же отпустить вот так просто работника, который знает то, чего знать не должен. Заламывая пальцы в очередной раз, Лисса опустила глаза на них. Влажные от пота, красные от царапанья, они уже не были похожи на те пальцы, те ладони, которые строгими, отточенными движениями спасали жизни. Различие было не во внешнем, но во внутреннем. Лисса никогда не стремилась в страхе спрятать руки за спину, и движения её никогда не были скованными, если речь шла об обязанностях. Сейчас же всё изменилось. Паника не отступала, и Мелисса боролась то с ней, то с тревогой, то со своей головной болью — противников стало слишком много. Когда она успела создать в своём воображении такого могущественного монстра, что ужас перед ним заставлял её дрожать в моменты тишины? Нужно было решаться, и как можно скорее, пока всё не вышло из-под контроля. Пока она ещё могла чувствовать себя. Лисса выглянула в окно. Талый пейзаж раздетых деревьев и кустов и общая ухоженность внутреннего двора не тронули её, но сердце больно стукнулось, когда она заметила идущую в направлении к корпусу тестирования девушку — то была доктор Тонро. И у неё было два маленьких чемоданчика, которые, она несла именно туда, куда нужно Лиссе. Сейчас или никогда. Она резко поднялась из-за письменного стола, не давая себе времени опомниться или засомневаться. Пересилить себя оказалось непросто. Мелисса вырвалась из плена здания и собственной встревоженности, побежала прямо к доктору Тонро, не видя перед собой ничего, кроме неё. — Доктор Хилл? Вы что ж так бежали, могли и окликнуть… Надышаться невозможно. Особенно из-за всех тех объёмов парфюма, которые вылила на себя Тонро в попытке перебить запах сигарет. Получилась вдвойне удушающая смесь. Доктору Тонро было за сорок, и курить она начала в двадцать один. Сигареты оставили на её и без того изжёванном лице болезненную серость, идеально вписывающуюся в остальной мир. Сама по себе она была простодушной, любила готовить своим детям вкусную еду и чрезмерно заботиться о них, но с тех пор, как те уехали из Сины, коротала дни за работой. — Фух, здравствуйте, — отдышавшись, сказала Лисса. — Доктор Тонро, вы не могли бы позволить мне отнести это в тестирование? — А зачем ж тебе? — Видите ли, молодой человек, который мне нравится, сейчас там. Я хотела бы лишний раз попасться ему на глаза… — Она состроила смущенную улыбку, заправила прядь за ухо, всем видом умоляя поверить ей. — Ты извини, но меня и уволить могут за такое. Глупо выйдет, если это произойдёт из-за влюблённой девицы. Давай лучше я сама. Доктор Тонро развернулась и продолжила путь, но Лисса требовательно схватилась за крупный локоть, не успев даже придумать, что и сказать. — …Я достану вам, что захотите. Вы, кажется, любите засушенных насекомых? Раздобуду кого угодно. Это лучшее из всего того, что лезло в голову. И доктор Тонро оценила предложение. — Хм… Кого угодно? Энергичные частые кивки в ответ. — А сможешь поймать для меня каракурта? Серьезно, из всего многообразия насекомых — ядовитый? Вариантов нет. — Скажите, где он обитает, и я всё сделаю. — обречённо изрекла она. А может, ей и необязательно его самой ловить? Чокнутых коллекционеров в Сине хотя бы пара да найдётся. Деньги на то, чтобы заставить их расстаться с каким-то пауком, у неё есть. Два чемодана в руках, информация о месте, куда их нужно отнести, — в голове. Теперь осталось воспользоваться тем, что она зарабатывала последние несколько месяцев —репутация и доверие. Благодаря ним и строгому виду, будто ничего необычного в её появлении здесь нет, она прошла внутрь. Охрана сомневалась, пропускать ли Мелиссу, но ручная кладь и твёрдое намерение попасть в корпус избавило от сомнений. Пока Лисса радовалась успеху, и каждую клеточку тела выжигали риски, Чед, скучающе облокотившись о перила, чувствовал неладное. Кованная ограда ещё никому не позволяла свалиться вниз, на первый этаж, но сегодня будет первое исключение. Недалеко от Чеда что-то обсуждали врачи. Благо, маска позволяла им не натягивать улыбку во время разговора. Повезло же, думал Чед. Сам он стоял без маски, отвернувшись от компании. Если бы он со своим стёкшим лицом решил начать беседу с кем, могли бы и нажаловаться. Костлявые пальцы опиравшихся о перила рук качались в такт молниеносным мыслям. Он чувствовал, кожей чувствовал опасность, и вот, взгляд зацепил среди редкого потока людей знакомую фигуру. — Ха… Ёб твою мать… Густые рыжеватые брови застыли в удивлении и, отчасти, восхищении. Как удалось ей? Лисья натура… Услышав отчаянный мат, самый высокий из кучки врачей решил подойти и посмотреть воочию на то, что заставило Чеда, которому обычно плевать на абсолютно всё, так выругаться. — Это что, Тереза? Как её пропустили? Почему все игнорируют то, что она здесь?! Потому что мало ли зачем её сюда послали? Кто знает, какие у неё здесь дела? Это же доктор Хилл, и она привыкла выполнять работу за троих. Чед продолжал стоять, остолбеневший. Ему бесконечно не хотелось подвергать её опасности, а он точно знал, что за такое нарушение легко не отделаться. Если она увидит что-то, что не должна была видеть, долго разбираться не станут — покатится голова по плахе. — Чёрт, Хэмптон, чего ты стоишь? Останови её, быстро! Из тебя же кишки выпустят! Да пусть делают с ним хоть что, у него патологическое отсутствие страха. Его волнует не это. — Шевелись, Чед! И не подумает. Врач, видя бездействие, спешно вернулся к остальным. Как её остановить? Увести отсюда — доказать, что они что-то прячут здесь. Ничего не сделать — подставить её. Он не мог подставить её. Позвать? Спуститься и заболтать? Сказать охране? Что? Что он может сделать? Зачем она вообще сюда пришла? Глупая, ей-богу, глупая… Чед почувствовал, как чьи-то руки схватили его за ноги и туловище. — Эй, что вы… — Заткнись и запоминай. Тебя случайно толкнули, ты случайно перекинулся через перила и случайно упал. — Что? — Не рыпайся! Раз, два… Лисса почти не слышала возни сверху — была слишком занята размышлениями, но не заметить приближение чего-то большого и тяжелого сверху невозможно. Миг, и её тело прижато к полу. Хруст кости и скрежет зубов, от которого побежали мурашки до самого мозга. Сжатый рёв заполнил уши. Лодыжка горела, словно с неё содрали кожу. Явственно и мерзко ощущалась пульсация сосудов. Пульсация век. Пульсация черноты зажмуренных глаз. В мире столько способов причинить другому человеку боль. Позже Лисса будет думать, почему, чёрт возьми, из всех способов Чед выбрал именно этот? Но пока она могла думать об одном. Эта ошибка дорого ей обойдётся.