Зверь

— Можете начинать, доктор Картер, — приказал господин Сет. Стерильные руки в плотных перчатках держали блестящий ланцет и пинцет с коричневым от йода ватным тампоном. Вёдра формалина под столом. Его пары просачивались через толстые слои маски, выжигали склеру. Её вытолкнули на это место, всучили в руки инструменты и сказали вскрывать. «Мясо не чувствует боли. Оно спит самым сладким сном в своей жизни и точно не поднимется посреди процедуры. Бояться нечего». Лисса не страшилась подобного. Весь её страх — в том, что она сделает неверное движение и испортит материал. Кукла и ребёнок, выдирающий ей руки, ноги, голову. Тугие узлы чистых тканей на затылке. Прорезь для глаз узка, брови сокрыты, ресницы бьются о края ткани. Не видя ничего, кроме глаз, Сет на каком-то другом, даже не интуитивном — астральном уровне определил, что Мелисса морально оцепенела. Остановка дыхания. Коррозия суставов. Мелкая дрожь напряженных мышц. — Я помогу, — услужливо сделал он одолжение. — Это будет первый и единственный раз. Новый вдох, воздух прошёл через сердце, больно задев. Со спины прижалось объёмное тело и подхватило слабые ладони. — Скальпель в позиции писчего пера не позволит оказать большое давление и сделать длинный разрез, — раздалось над правым ухом. — Держите, как столовый нож. Вот так. Движения его руки аккуратные, но настойчивые, не оставляли ни шанса на сопротивление. Ничего не понятно. Как мог столь жестокий человек вкладывать в касание отцовскую нежность? Сам Сет помнил это детское, наивное волнение. Первый надрез, белая кожа, светлые мелкие волоски, подпалённые светом лучины и раздвигающаяся под лезвием плоть. Капли крови побежали за скальпелем наперегонки, раскатились по плоскому натянутому на органы животу. Почти синхронно на собственном брюхе ощущалась покалывающая дорожка. Ребяческое сострадание. С тех пор прошло семнадцать лет, и он, конечно, забыл, каково это — резать другого, а чувствовать самому. Лисса же ещё молода, её опыт рождался вот здесь, прямо под его рукой. Нет сомнений, ей будет больнее, чем ему. Оттого он и решил проявить немного заботы. Немного. Чтобы не привыкала. — Вы должны почувствовать, где плоть сама желает расступиться. Глаза закрылись, уступая поводья интуиции. Ланцет, точно намагниченный, потянул руку к горлу спящей женщины и нарисовал алую линию на залитой йодом коже. Тут же в собственном горле нестерпимо запершило, невидимый коготь оцарапал такую же линию. — Не расслабляйтесь, Картер. Стоило мне ослабить хватку, вы чуть не уронили инструмент. Смелее. — Я не могу. Мне больно, — Она прожевала фразу и повернула голову к нему. Глаза умоляли. — У вас богатое воображение, — хмыкнул он, прекрасно понимая, о чём говорила Лисса. Артур был на год моложе неё, когда решился проверить правдивость учебников и самолично убедиться в укладке органов. В ту ночь в его больницу привезли женщину. Умерла от сердечного приступа, не добравшись. Утром её собирались хоронить. Чувствуя давление времени, Артур повернул каталку в сторону пустой палаты. Подвесил фонарь на крюк. Убедился в том, что взял всё необходимое, и наконец приступил. Едва он довёл надрез до конца, прозвучал забитый, приглушённый стон. Ему показалось, что это откуда-то снаружи, но веки женщины стали медленно открываться. — Как… Что… Её тонкие пальцы дрогнули. Губы разомкнулись. Не зная, что делать, Артур ринулся за подушкой. Следующие минуты он боролся с еле живым человеком и своей совестью. Он не хотел, видят боги! Убийство в его планы никогда не входило! Он желал исцелять, но растерялся и уронил своё желание в ведро с красными от крови марлевыми тампонами. Думал, что будет винить себя, и так и было — это вина указал ему путь на похороны. После них он уже ничего не чувствовал. Только ему одному было известно об этой ошибке, и это незнание других людей отгородило его от позора бесчестия. Последний раз он укололся о стыд, когда увидел на похоронах дочерей погибшей. Одна стояла неподвижно-траурно, вторая же рыдала, уткнув колени в землю. Чёрные перчатки, нелепый пёстрый платок, чёрные пряди выбились и лезли на лицо. — Папенька… — Всхлипы и болезненный вой. — Мы же врачи… Как мы такое допустили, папа?! — Мне правда больно, — выдохнула она. Свет лампы набивался под прикрытые веки. — Будто себя режу. — Природа вашей боли — психологическая. Она не настоящая. Придётся пройти через это сейчас, чтобы не страдать дальше. Проявите же стойкость, которую я видел в вас там, на земле. Ей хотелось сказать, что её силы кончились там же, но не стала. Лисса стояла между ним и хирургическим столом, и бежать ей некуда. Дело шло медленно. Промокнуть кровь в ране, надрезать совсем тонкий слой желтого, как пламя свечи, жира, раздвинуть слои мышц и… Струя крови оросила лицо. Горячая, живая. — Ничего, это бывает. Ты повредила одну из ветвей аорты, здесь кровь течёт под высоким давлением. Возьми зажим, чтобы остановить кровотечение. Она делала всё точно, как он говорил, и в какой-то момент его руки стали уже не помогать, а мешать. Довольный этим, Сет вернулся на противоположную сторону стола. Схватившись за края разреза и потянув на себя, они расширили рану и принялись пилить рёбра. Над столом взлетала дымком костная пыль. Жизнь во всём своём проявлении. Красота и мерзость сокращающихся органов. Плоть хлюпала и влажно потрескивала. Движение и течение. Розово-красное, натянутое, дышащее, трепещущее. Архитектура всего организованного, стройного, спрятанного за хаосом. — Какое чувство сейчас занимает ваши мысли, доктор Картер? Вывернуться бы из этой ловушки для глаз, что так и притягивала взгляд, но невозможно. Невозможно сдвинуть припаянный зрачок. Точно так же приковывает взгляд огонь в камине или полёт стаи птиц. Прислушавшись к себе и не обнаружив ничего яркого, буйствующего, полезла в душу глубже. Там нашла только горку выжженных спичек. — Истома. Конец фальшивым картинкам, лгущим учебникам. Истина разверзлась перед ней, тихая и недвижимая. Ещё с полчаса они изымали органы. Сет попутно задавал вопросы, получая серьёзные и верные ответы, чему был рад — чем скорее Картер освоит базовые знания, тем раньше сможет приступить к полноценной работе. Мелисса стремилась к тому же. Когда предыдущей ночью она осилила половину книги, добравшись до нервной системы и захлопнув обложку, в голове уже сложился план действий. Отрепетированная ещё в Созидании последовательность, удобренная ошибками прошлого. Создать иллюзию того, что она смирилась со своим положением, что она замарала свою душу также, как остальные, подобраться к Сету как можно ближе и уничтожить. Осталось только не облажаться из-за какой-то глупости. Эти идеи родились в ней за чтением. Тогда же что-то неопределенное, противоречащее всему появилось внутри. Свеженапечатанные страницы смрадно пахли — криками, эфиром, кислотой и гнилыми зубами. Но ей нравилось. Почему? Она не хотела использовать эти знания, понимая, каким путём их получили, но придётся, чтобы сливаться с остальными здесь. Противно от себя. Чувствуя, что вряд ли она сможет остаться собой в подобном месте, Лисса закрыла глаза и провалилась в сон. О, нет, конечно, нет. Сет не даст ей остаться собой ни за что. Он знает, что рано или поздно она совершит ошибку, и когда это случится, он одним ударом изрежет всё то милосердие, что Мелисса ещё не растеряла по пути сюда. — Господин Сет, — обратилась она, складывая инструменты в железный ящик со спиртом. — Что делают потом с органами? — Одни обрабатывают и отправляют в музей, где изучается их состояние в норме и патологии. Другие идут на создание препаратов, которые потом изучают под микроскопами там же, в музее. Также мы приводим туда новичков, чтобы проверить их. — Проверить? — Если человек не может смотреть на органы, вряд ли он способен на проведение опытов. — А слабонервных вы отпускаете? — Они слишком много видели, чтобы отпустить. Вместо этого они идут на места санитаров, охранников, по высшей мере — ассистентами без возможности продвижения. — Почему тогда вы до сих пор не отвели туда меня? — Уверен, доктор Картер, если бы вы были из слабых, то навряд ли бы вы пережили эпидемию, — размеренно и спокойно, как всегда, пояснил он, отставляя контейнер с почками в сторону. — И одного из моих лучших учеников тоже вряд ли бы пережили. — Это называется желание жить, и оно есть у каждого. — Верно. Слабые, однако, не выживают. Они катили укрытое бездыханное тело по коридорам, следуя красным линиям, прямо в крематорий. Молодые и не очень доктора приветственно сгибались при виде Сета. У Лиссы уже бы голосовые связки отсохли, если бы она столько раз повторила «здравствуйте» и «добрый день». Привлекать всеобщее внимание за счёт Сета определённо не то, что ей хотелось бы испытывать, но… Может, всему виной то, что она — это именно она, а не он. До сих пор ей не доводилось видеть других женщин. Крематорий встретил их кривыми песнопениями старика. Отсыревший голос, бульканье слюны в немолодом рте и слоги, как разваренная каша. Вслед за немелодичной музыкой показалось глубокое помещение. Завидев господина Сета, старик тут же приветственно склонился. — Ах, ох, как вэ так! День добхый, доктох Йеншан! Евели вто шлучилощь, вто вы ко мне ш вижитом? — Здравствуйте. Не стоит суетиться, всего лишь показываю новому доктору, как организован поток мяса. Как ваше колено? — Да фот вщера… Мелисса чуть вышла из-за спины Сета и осмотрелась. Две печки выкашливали пламя над обугленными ступнями. Пахло золой, раскалённым металлом и мокрым тряпьём. Разговор мужчин пролетал мимо — громче всего слышался треск огня и тёплый полёт пепла. Выпотрошенные, искалеченные тела аккуратно располагались на полках за стеклянной стеной, как на витрине. Созидание не чуралось брать любые человеческие организмы. Женщины, мужчины, дети — все в одном ряду. Всё, что было живым и при рождении называлось человеком, могло быть использовано как мясо. Обойдя печки, Лисса нашла разделочный стол. Отрубленные по плечи руки, бёдра или голени или непонятно что, стопы, пальцы валялись в стороне. Рядом с ними — ящик с тем же содержимым. Всё надрезано ровно и красиво, хоть на прилавок. Поморщившись от этой мысли, Лисса поспешила вернуться к выходу. — Я вижу удивление на вашем лице, доктор Картер, — даже не взглянув, заметил Сет, когда они возвращались обратно в деревню. И почему у него такие длинные шаги? Она едва поспевала. — Я прав? — Почему там были дети? — спросила она, семеня за ним. — Дети, увы, тоже болеют. Информация о них находит своё применение. Они не умирают напрасно. Скажу больше, — Сет опустил руки в карманы на халате. — Многие из них — дети наших сотрудников. — Что? — Это нередкое явление и очень почётное — отдать своего ребёнка на опыты. Когда речь идёт о науке, совершенно не имеет значения, как было получено мясо. Для докторов это предмет почёта. — Не может быть. Вам, мужчинам, легко сделать ребёнка. Вашего участия в этом деле — от силы три минуты. А женщина, кроме того, что мучается девять месяцев, ещё должна перетерпеть роды и выжить после них. Я отказываюсь верить в то, что женщины вот так просто готовы отдать вам своего младенца. — Здесь в ход вступают семейные переговоры, о которых ни мне, ни кому другому знать не положено. Мелисса и так всё знала. Переговоры? Слишком нейтрально звучит для лютой ссоры с метанием посуды. Иначе и быть не могло. Она уверена — ни один мужчина в здравом уме не предложит своей супруге отдать их ребёнка на опыты, и уж тем более ни одна женщина не согласится на это. Остаётся прибегнуть к лжи. Сложно ли утащить ребёнка в операционный блок, пока мать спит? Сложно ли сказать, что он, видать, убежал куда, или его выкрали, мне почём знать, я на работе. Лисса устала злиться. Что бы ни произошло, что бы она не увидела в стенах специального сектора, всё вводило её в состояние агрессии, от которой некуда деться. Дойдя до дома, она уже хотела было попрощаться с Сетом, но он вдруг поднялся за ней, отчего Мелисса внутренне напряглась, стала разлаженным часовым механизмом. — Извините, господин Сет, чаю я вам налить не смогу. Скрывать настороженность шутливыми фразами, так глупо, подумал он и закрыл за собой дверь. — Вы приняли таблетки? Лисса разомкнула розовые губы, поколебавшись секунду. Оба знали, чего эта секунда стоит. — Какие таблетки? — буднично поинтересовалась она. Находиться рядом с ним вдруг стало опасно для жизни. Лисса провела языком по губам и отошла к комоду, расстёгивая халат. Сет не спешил отвечать. Медленно опустил подбородок, не сводя глаз с её профиля. Врёт или нет? Есть один способ узнать. Успев снять халат только с одного плеча, Лисса вжалась в комод от удивления. Господин Сет нашёл её запястье и обхватил, смотря прямо в глаза. — Как часто вы думаете о капрале Леви, доктор Картер? Правильно ли я понимаю, что вы с ним состояли в отношениях? Перед глазами у неё пронеслось пять характеристик пульса и болезненное осознание того, что над собственным телом нет власти, когда она вспоминает его. — Очаровательная частота сердечных сокращений, — хмыкнул он, будто харкнул под ноги. — Даже не думайте о том, чтобы обвести меня вокруг пальца. Продолжите отвергать смирение — вам же хуже. Впрочем, — он наконец сделал шаг назад. — Это уже не вам решать. — Что? — За мной. — Сет потянул её за руку, чуть не оторвав. — Где таблетки? — Открыл ящики стола по очереди, не найдя свёртка ни в одном. — Если их не будет здесь, я возьму их в фармакологическом отделении. Не имеет значения, поспособствуете вы мне в их поиске или нет. Исход будет один. Где? — О-они под матрацем, — заикнулась, едва не плача. — С правой стороны. Воздух засвистел в горле. Она подозревала, что это случится, но что в глазах потемнеет от страха, а лоб взмокнет, знать не могла. Ей было невообразимо тяжело отказываться от дневника, а теперь предстоит и вовсе стереть воспоминания, так бережно хранимые. Стереть семью, стереть Легион и Леви… Пусть лучше будет больно всю оставшуюся жизнь, чем потерять вместе с болью радость моментов. Это всё, что у неё осталось. Сет не мог забрать самое ценное! — Нет! Вы говорили, что если я не хочу, то могу не принимать их! — Я надеялся на ваше благоразумие. Удивительно, что испытав такие муки, какие вы испытали два дня назад, вы всё равно решили не отказываться от них. Поразительный мазохизм. Это из-за любви? Небрежность и непонимание. Верно. Откуда ему знать о любви? — Вы сами-то когда-нибудь любили?! Конечно нет. Вы камень! Психопат! Эмоциональный инвалид! Шаря рукой под матрацем, Сет приостановился. Лица его не было видно, и Лисса не могла понять, попал ли удар в цель. Но продолжила: — Вам никогда уже не испытать ничего и близко похожего на… Её затылок вжался в покрывало постели. Плотная фигура нависла сверху. — Не смейте говорить о том, о чём не имеете ни малейшего понятия. Губы мягко разомкнулись от удивления. Задело. Точно задело. — Что же такого случилось, что вы перестали быть человеком? Вселенская несправедливость, богини забрали кого-то недостойного смерти? Коллеги предали, харкнув в лицо? Дочь или сына убили бандиты, выпустив кишки? Хлопок и жжение на щеке. Лисса захлебнулась ртутным смехом и прижала ладонь к лицу. — Какой стыд! Какая-то девчонка вывела господина Сета из себя, и он потерял самообладание… Авторитет у вас может и твёрдый, но шаткий. Невозможно контролировать всё. И меня вы ни за что и никогда не будете контролировать! Упрекаете меня в моей любви? Так вот, знайте, что этого вам у меня не отнять. У вас никогда не будет власти надо мной, слышите?! Я люблю капрала Леви больше, чем боюсь вас. В конце концов это я, я буду нависать над вами и решать вашу судьбу, ясно вам? — Довольно мечтаний. Откройте рот, Картер. — И вы мне соврали! Бесстыдно, нагло соврали. Каково будет подчинённым, когда они узнают, что их честный лидер отступил от своих правил? — Довольно слов. Откройте рот. — Мы действительно с вами похожи. Вы тоже весь такой правильный и принципиальный, пока что-то не выходит из-под контроля! Застывшие тела. Короткое бездействие, и мясистые пальцы сжали ей челюсть до скрипа костей, надавили на щёки. Её короткие ногти впились в морщинистую шкурку, пролетели перед его глазами, норовя задеть, отпихивали и царапали. Бесполезно напряглись мышцы ног, на которых сидел Сет. — Это не важно, — скороговоркой произнёс он. — Вы никому не сможете об этом рассказать. Пальцы вот-вот проткнут тонкую кожу щёк, Лисса больше не могла терпеть. Зубы разомкнулись. Возня. Рычание. Серое спокойствие, пронзённое криком. Горькая вязь на языке. — Глотайте. Я заставлю вас в любом случае. Сделав это сейчас, избежите куда более неприятных моментов. Она бы хотела вдохнуть их и задохнуться, но насухую таблетки не передвигались. Губы раздавлены рукой Сета. В ноздрях теперь стоял запах талька, промышленности и утраты. Таблетки проваливались всё ближе к глотке, и возможность выплюнуть их теперь пропала окончательно и бесповоротно. Зажатые глаза. Выдавленные слёзы. Препарат осел в горле двумя камнями. Лисса выдыхала на толстый мизинец его руки и тряслась. Стремительная мелодия расплющенных его ладонью рыданий. Её тело расслабляется, когда теряется смысл в сопротивлении. Что будет. Что она почувствует. Чего не почувствует. Как это будет. Она заснёт и проснётся без памяти или медленно утонет в пустоте. Вопросы. Вопросы. Лучше смерть. Жаль, нельзя умереть, задержав дыхание. Голос, втыкающийся в зубы, рябил и резал. — Тише, — ласкало слово, — Так было нужно. Свободная рука его нежно прошлась по виску, отодвинув пряди. Лисса задыхалась от его противоречивых действий. Хотела отпихнуть от себя, но руки будто затекли и стали неподъёмными. — Позволь взглянуть, — мягко велел он и вновь надавил на щёки. Проверив, что во рту ничего не осталось, он собирался слезть с неё, но тут сквозь рыдание до него донеслось: — Можно с-стереть воспоминания… Но н-нельзя лишить человека эм-моций. И поверьт-те… Я никогда не испытаю к в-вам ничего доброго. Он медленно моргнул. Безразличный взор в бок. Да ему, вообще-то… — Так ч-что… Из них я б-буду черпать силы. — Как угодно, доктор Картер. — буднично уверил он, расположившись рядом и планируя дальнейшие действия. Над ней висел потолок, угрожая упасть сверху вместе с тоннами земли и небом. Боль во всём теле не смолкала, лишь умножалась на саму себя. Выжатое мокрое полотенце. Нет сил дышать и моргать. Она уже не рыдала. Только стремительно дышала, не желая оставить воздуха Сету. События каждый раз требовали от неё всё более солёных слёз и больше энергии, стоило уже удивиться, как она не иссохла к чёрту. Всё смеялось над ней. Подземелье. Сет. Удача. Всё, у чего есть или нет глаз, лицезрело и наблюдало падение. На угрозы она была щедра, но решительно не знала, какие из них реализуются. По правде, Лисса уже ничего не знала наверняка. На любой её план у Сета был план-перехват, и ей интересно, и страшно, и страшно интересно, догадается ли Сет до её следующего шага. От этой мысли вскипало сознание и пенилась кровь. У неизвестного вкус белладонны. — Можете не верить моим словам, — распял он тишину. — но мне в самом деле жаль. Это единственный путь. Она не поведётся на ложь снова. Вытерев мокрые болезненные щёки, на которых, видимо, останутся синяки, Лисса спросила: — Как… как такое вообще возможно? Таблетки, стирающие память… на такое способна только магия, но её не существует. Обречённость медленно уступала место смирению. Оледеневшие кончики пальцев на лице отрезвляли. Скоро она не сможет вспомнить и этого. — Существует. Любая высокоразвитая наука — магия.