Зверь

Больше всего Мелисса боялась не того, что её размажет по пыльной дорожке кусок отколовшейся твёрдой земли с потолка. Не того, что пуля прилетит в голову, как хорошая идея в безвыходной ситуации. Нет, даже не того, что все они проиграют эту войну, и трупы останутся тухнуть во мраке, пока не будут подобраны и сброшены в бойни. Куда страшнее было выжить, победить, а потом не узнать человека в зеркале. Осознать, что с ним придётся жить остаток отведённого времени. Поэтому Лисса бежала, укрывая голову от мелких срывавшихся сверху камней и крошек, чтобы узнать, кто будет стоять напротив неё в зеркале, если всё завершится благополучно. Вечером накануне Леви тоже взглянул в зеркало. Как он и думал, волосы отросли слишком сильно и теперь лезли подогнутыми кончиками в глаза. Нужно будет постричься, когда они вернутся наверх. В Подземном городе ему не было больно. Он, кажется, отчасти уже и забыл, что это за чувство такое — боль от воспоминаний. Закалённая битвами душа нарастила достаточно брони. Он не любил это место всем своим естеством, но было в нём что-то ностальгическое, дорогое сердцу. Любимое, наверное? Подземелья взрастили его, обнимая тесными улицами, поучая толпами людей с сомнительными лицами, на многих из которых написано — головорез. Здесь прошло его детство и юность, это его дом, и здесь ему спокойно, как младенцу у груди матери. У Мелиссы всё было не так. Что с ней сделает зловонный смог перепутий? Оставит ли ей её нежное сердце, или прожуёт и выплюнет? Пролетая над высокими башнями лабораторий, он искал в толпе знакомую чёрную макушку. Вцеплялся крюками тросов в следующее здание, ломая кирпичную кладку. Лезвия хищно рассекали кожу летящих на него врагов. Оголтелые крики поверженных вставали в ушах и там же затухали, как кусочки старой бумаги. До боли сжатые зубы. Пыль в глазах. Кровь убитых ещё горячая и липкая между пальцев. Тело солдата военной полиции чуть ли не упало Лиссе на голову, когда она выходила из переулка. Сердце вздрогнуло. Она сделала шаг через мычащую от ран девушку. Без пяти минут труп — внутренний доктор машинально оценил место ранения и невольно сделал вывод. Лисса устремила глаза наверх, на место, откуда тело упало, и увидела фигуру с бритым затылком, что удалялась от неё на немыслимой скорости. Сглотнув ком в горле, она понеслась прочь, туда, куда ей нужно было, а не куда просилось сердце. И нужно было — в бойни. Заходила она медленно, чтобы обнаружить того, за кем пришла, быстрее, чем он обнаружит её. Напасть из-за спины, выстрелить в затылок — лучшее, что она могла сделать, и вытянутые руки с пистолетом ни разу не дрогнули, пока еле слышно шаркали сухие комья под подошвой. Половина фонарей по краю гигантской бездны перегорела… или их кто-то затушил намеренно. Вдруг — удар. Изнутри мглы на неё напала тень, выбивая из руки пистолет. Тот подкатился к краю обрыва, сама Мелисса встретила землю скулой. — Сука, — прохрипел Амадей. — Всё ты, так? Не в одиночку, конечно, — он вдарил локтем ей в переносицу. Лисса услышала хруст костей, рык мужчины и новый замах. — Считаешь меня совсем тупым? Чтобы я не заметил бы подвоха, когда меня сюда направил твой дружок? Лисса закрылась от удара, но даже поймав рукой кулак, не смогла уцелеть — собственные костяшки вонзились в скулы. Амадей стоял над ней, сыпал ударами так стремительно, что Мелисса не поспевала и ловила большую часть из них своими лицом, шеей, телом. Гематомы постепенно раскрывались под кожей синими цветками, кровь из носа затекала в горло, мужские оскорбления усиливали его же кулаки. Ни встать, ни воспротивиться. — Упрямая ты тварь, — продолжал он. — Им стоило тебя сразу зарезать. Наконец у неё получилось схватить летящую в лицо стопу и, перекатившись, повалить Амадея. — Ну, — дыхнула Лисса, — Куда твои хвалёные манеры подевались? Она отбежала, пока тот вставал с земли, потирая ушибленную голову, вмазывая пыль цвета глины в пот. Казалось было, она приближалась к месту, куда откинуло пистолет, но во тьме так и не смогла различить рукоять. Неужели ошиблась? Он в другой стороне? — Я галантный только по отношению к женщинам. Ты — чудовище, упёртое до последнего. Никак не хотела сдаваться, да? Все эти месяцы. Обошла таблетки, отомстила Созиданию тем, что убила мясо, и даже после того, как тебе шкуру со спины содрали не успокоилась! Жизнь на поверхности не забыла, а меня так и не вспомнила. Её парализовало от услышанного, она оставила поиски пистолета. — Что… ты имеешь в виду? — Имя Эрик не пробуждает у тебя никакие воспоминания? Откуда он знает? Это не мог быть он. Не мог же? Амадей усмехнулся, показывая золотую коронку. От улыбки на бритой щеке появились складки тонкой кожи. Слишком замедленно, растягивая момент, он посмотрел на неё снизу. Веки его лениво сомкнулись и разомкнулись. Лисса чуть пошатнулась. Странное наваждение. Будто она видела раньше такую же улыбку и такой же взгляд. Если он действительно был Эриком, то это объяснило бы, что за буря одолела её тогда. Но она не видела ни одной общей черты между мальчишкой из детства и уродом, который стоял перед ней. И когда он успел приблизиться? — Это не ты. — А кто же тогда крал для тебя яблоки у соседей? Защищал от других ребят? Кто обменивался с тобой энциклопедиями? Мелисса любила. За его голод к свободе. Мальчика не волновало, что о нём говорили другие — он свободен от чужого мнения. Мальчику не было совестно залезть в чужой сад и сорвать для неё яблок — он свободен от страха. Мальчик не колебался, когда видел кошку на дереве, сразу лез за зверьком — он свободен от сомнений. — Закрой рот! Такое могло быть у кого угодно в детстве… Крупные жилистые руки схватили её за грудки рубашки и наступали вперёд, на неё, неумолимо вынуждая делать шаги назад, всё ближе к началу дорожки, что вела в центр бездны. Туда, откуда сбрасывали прах и кости. Лицо стало гореть от страха, в глазах пульсировало. Справа и слева пропасть. Один неверный шаг отделял их от смерти среди мелкого пепла и хрупких сухих остатков, что когда-то дышали жизнью. Высоко. До дрожи в коленях высоко, как от земли до неба, дна не увидать, брось камень — чёрт знает, когда он достигнет дна. Если что-то не предпринять, Лиссе придётся стать этим камнем на пути вниз. — Твоя мать умерла от сердечного приступа. Мы уже не общались, когда это случилось. Глаза в глаза, красные от злости — в мокрые от страха. Её короткие ногти соскребали с кожи его запястий тонкие слои, оставляли царапины, морось рубиновых капель. — Твой отец быстро ушёл из семьи, а сестра записалась в воровки. Своя же кровь, что лилась из носа, добралась до искривлённых в боли губ, сухих и разбитых. По белым щекам пустились слёзы. — Ты врёшь! — Толку от твоих отрицаний? Я Эрик, а ты — просто мразь. Развалить организацию, которую строили годами. Для чего? Потому что тебе не понравилось то, что ты получила за убийство Кайла? Будет тебе известно, я ещё не был свидетелем более справедливого наказания, чем это. Ты и в детстве такой была — настойчивой, ни с чем не согласной. Оттуда эта блядская мятежность? Это правда. Она была своенравным ребёнком, бойким, храбрым, но чем больше взрослела, тем сильнее её подминали под себя, делали послушной и удобной, задавливали в ней злость, пока в конечном счёте не заломили руки и не сделали из неё кроткую школьницу, нервную отличницу, покладистую дочь. Забитые в глубины личности качества, робкий взгляд, покорность, обходительность, привитое желание быть полезной и славно функционирующей ячейкой общества — действительно ли она была отражением всех этих слов? Ей всё думалось, что это Созидание сотворило из неё чудовище, которому и трёхмесячное дитя не жаль вскрыть науки ради. Но что, если на самом деле всё это изначально было в ней? Лицо изменилось вмиг, будто кто-то дёрнул рубильник. Превзойти кого-либо силой она не могла и не умела. Эти руки не предназначены для драк, они не созданы для насильственной боли, только для боли во имя здоровья. Её инструменты в борьбе — острый язык, ловкость и логика, и на них она полагалась всецело. Когда сверху обрушивались громадные пустоты пространств, и бойни умножали каждый шорох в виде эха, она не смела терять голову. Метры воздуха над головой и за спиной давили, но внутри неё самой зияла дыра гораздо бóльших размеров, так чего бояться? Амадей был жестоким и злым, но в Мелиссе и того, и другого всё равно больше, так к чему сомнения? Она выиграет эту войну, или хотя бы не останется единственной проигравшей. — Не отпущу, — уверила она. Амадей, конечно, не собирался верить, но выбора ему не было оставлено: пальцы когтями намертво вцепились в его ладони, что держали ворот блузки. За пятками Мелиссы пропасть, ноги пригвоздены, и если он решится сбросить её вниз, то полетит следом за ней. — Проверим? — Сглотнул. Снаружи смел, но внутри дрожал, как лист на ветру. Да, это он держал её слабое тело над обрывом, но контроль над ситуацией всё равно был в её руках. — Вперёд, Эрик. Я тебя заберу с собой. Мне плевать, если я умру, веришь? Плевать. Но мы либо оба выживаем, либо оба летим ко дну. За спиной глубокая пропасть. Она разожмёт пальцы, только если ей их перережут. В ней разливались реки из ненависти. Лисса стала воплощением качеств, которые она считала скверными, и самое сильное, самое рьяное из них — жадность до жизни. Амадей напрягся, мышцы свело, на лбу и между бровями залегли морщины от давления, которое возлагала на него Мелисса одним только своим расслабленным выражением лица. Вдруг он тряхнул её со всей силы, намереваясь сбросить туда, вниз, отпустил блузку и ожидал увидеть снедаемое мраком ямы тело, но… Лисса сжала ладони сильнее. Руки её, все до костей плеч, задрожали, мышцы задёргались под измождённой кожей, и так она и застыла. Амадей шелохнулся — центр тяжести у них теперь один на двоих, и тот сместился так, что мужчине пришлось чуть двинуться. — Ой, — издевательски безэмоционально произнесла она, не отрывая глаз от него, — Осторожней, придурок. А то упадёшь. Амадея это только сильнее распалило. Он затрясся, задёргался из стороны в сторону, желая сбросить Мелиссу, пытался выворачивать руки, но каждый раз, когда затылок её опасно накренялся над пропастью, его неминуемо тянуло следом. — Отпусти, — тихо, но яростно произнёс Амадей. — Ты что, глупый, с первого раза не понимаешь? Я не отцеплюсь, так что теперь выбор только за тобой. Мне всё равно, умрёшь ты один или мы вдвоём. Меня устроит любое из решений, поверь. Он посмотрел в немигающие чёрные глаза, не нашёл там ни границ зрачков, ни страха, и… поверил. Смиренно сомкнув веки, он расслабился, сдался, принял реальность. Созидание дорого ему, но не настолько, чтобы умереть за него. — С меня хватит. Давай просто выберемся отсюда, — заключил Амадей. — Рада, что мы пришли к согласию, — ответила Мелисса. И, ощутив опору под ногами, толкнула его к обрыву. Он, видимо, ожидавший такого исхода, успел схватить её за плечо, но удержаться и остановить падение было уже невозможно. В груди что-то оборвалось, опора под ногами перестала существовать. Удаляющиеся огни, сужающийся круг слабого света и свободное падение в самые недра земли. Лисса рывком сбросила его руку с плеча и отдалась во власть притяжения. Когда она впервые пришла сюда и заглянула во тьму дна ямы, сознание тут же подкинуло вопрос: что, если упасть туда? Как далеко до низа? Больно ли будет приземляться? Глупые, иррациональные вопросы теперь воплощались в жизнь, и Лисса уже никак не могла изменить этого факта. Она падала. Если не умрёт от удара, то умрёт от обвала. Если не умрёт от обвала, то умрёт от истощения, скитаясь по дну, наступая на людской пепел, останки, кости. Каждая следующая причина хуже другой. Тяжёлое тело Амадея стремилось вниз быстрее, и перед смертью он увидел то, от чего его дух никогда уже не найдёт покоя. В яму летели не двое. Крюки вонзились в твёрдую породу потолка, тросы завизжали, нагреваясь, в катушке, воздух бил в лицо. Не жалея газа, Леви падал, чтобы вытащить с того света хотя бы одного из дорогих ему людей. Он не видел, но знал, как загорелись глаза и раскрылись от радости губы в крови и налипшей грязи. Она протянула руку сильнее, и он, почувствовав пальцами запястье, заставил тросы остановиться нажатием на рукоять меча в другой руке. Обоих тряхнуло с такой силой, что кому-то из них легко могло сломать шею. Это — самая сладкая боль в её жизни. Лисса заморгала часто-часто, боясь, что ей это всё привиделось, приснилось, что это всё не реальность, а чья-то жестокая шутка, происки воспаленного воображения. Из углов глаз потекли слёзы, смывая сор на пути, но она не рыдала в голос. Ничего не могла произнести. Только смотрела, не отрываясь, не зная, как налюбоваться. Вспомнилось всё. Поверхность с тёплыми летними вечерами, рассветы на крыльце Легиона, их лихорадочные поцелуи. Свисая над многометровой пропастью, откуда нет пути назад, она чувствовала себя безопасно, лишь только держась за него одной рукой. Но даже так, она всё ещё могла пополнить список имён людей, чьи останки покоились там, внизу. Вторая её рука гарпуном вонзилась Леви в куртку, пробирая до сердца силой, любовью, желанием выжить. Её не привыкшее к полёту тело затрясло от новых ощущений, но ничего не затмит ощущение благодарности и счастья, которое перевернуло ей внутренности. Тросы начали собираться обратно, вытягивая двоих наверх, кружа голову, скрипя. Леви отпустил меч, оставив его висеть на приводе, и накрыл свободной рукой её пальцы. Вновь посмотрел в покрытые мглой очертания грязного, опухшего от ударов, близкого ему лица. — Не отпускай, — чуть громче скрипа тросов умоляла Лисса. Капля крови из носа снова затекла в глотку, и пришлось сглотнуть — из-за этого конец её слов чуть сдавило. — Больше никогда. Она, конечно, говорила про руки, а он, конечно, смотрел дальше, в будущее, но это не имело значения. Они едва видели друг друга в темноте, но и это не имело значения. Всё пустое, всё такое маленькое, незначительное, глупое, весь мир для них остановился из-за бессмысленности существования. Один только факт того, что они дожили до этой секунды, дотянулись до неё, будучи побитыми временем и ожиданием, значил слишком много. Хватка крепка и в то же время нежна, пальцы заледенели. Им не нужен голос, чтобы сказать друг другу, как они истосковались, как ночи стали мучительно длинными, как теперь трещит по швам вспыхнувший от эмоций разум. Лиссе больно, так больно, как ещё не было за все эти месяцы, и вся её боль — соль из глаз. Жившая без сил последние месяцы, она наконец разожглась, как лесной пожар, и Леви чувствовал это, сам вспыхивал и пылал синим пламенем изнутри. В этот раз он успел. Успел. Они рухнули на место, откуда Лисса только что упала, а Леви — только что спрыгнул. Поднялся столп пыли. Она, стирая обрамившую губы дорожку крови, придавила его собой, наклонилась низко над лицом и прижалась губами к губам всего на секунду. Дыхание, шумное, загнанное, дикое, не удавалось успокоить ни ему, ни ей, но терпеть дольше было выше сил, когда возможность была столь близко. Больше не обращая внимания ни на что, Леви притянул Мелиссу, положив ладонь на щёку, и забрал её вдох. Стало ясно, за что они боролись. Можно долго рассуждать о том, как важно было остановить Созидание, спасти пропавших людей, вызволить пленных, но если бы им приставили пистолет к виску, то оба бы признались — всё было ради этого момента. Ради того, чтобы дрожащей ладонью отодвинуть с лица её длинные волосы, заправить их за ухо, пока она выдыхала носом ему в щёку. Ради того, чтобы снова оказаться в объятиях, в которых ей не страшно умереть. Всё пережитое стоило каждой секунды поцелуя, каждого мгновенья рядом друг с другом. Огромные пространства бойни или ромашковый луг? Они уже не чувствовали разницы. Ветер гулял везде одинаково. Мерзкое революционное утро или свежая летняя ночь? Нет разницы, веки всё равно сжаты, будто в страхе, что если раскрыть их — проснутся где-то по отдельности, каждый в своей кровати, одни. Лисса целовала его жадно, шепча извинения за то, что у неё из носа всё текла кровь, а он не слышал или делал вид, что не слышал, продолжал целовать губы, по которым скучал всё это время. Если бы их ударила сейчас молния, видит Всевышний, не заметили бы. — Я люблю тебя, — оторвавшись, призналась Мелисса. Её всю заколотило, как если бы она плакала навзрыд. Она положила голову ему на высоко вздымающуюся и опускающуюся грудь, слыша стук сердца, не могла поверить в то, что это он, он здесь, он живой и рядом. Обняла настолько крепко, насколько позволяли силы, почувствовав под пальцами, через слои одежды, ряды рёбер, и пробормотала: — Спасибо, спасибо тебе, что пришёл за мной, это всё ты, всё ты. Леви пригладил её волосы, стиснул свободной рукой, не оставляя места на полноценные вдохи. — Я думал, ты умрёшь здесь, — голос показался ему не своим, слишком обеспокоенным. Лисса подняла голову и уставилась на него, совершенно серьёзно произнося ответ: — Я была мертва до этой минуты. Они губами нагрели промежуток друг между другом. Леви стёр ползущую алую каплю над её губой, и этого хватило, чтобы она снова сократила расстояние между их лицами и поцеловала. Когда они отодвинулись, чтобы попытаться отдышаться, посмотрели друг на друга, завидев только половину лица — света с одной стороны было больше, чем с другого. Тени ложились на кожу и двигались в такт дыханию. Если бы можно прильнуть к нему плотно, как эта тень, если бы можно было раствориться, расплавиться так, чтобы стать тонким слоем тьмы, касаться его, Лисса бы сделала это без сомнений. Он даже не представлял, что причина, по которой она ещё дышала — это он. От самого начала, когда он спас её там, за Розой, до этого момента здесь, в Созидании, это всё он. А она не знала, не догадывалась, что уже давно проникла в его кровь, что его сердце гнало по телу надежду на счастливое будущее благодаря ей и её ауре, с помощью которой она, по-видимому, так успешно лечила больных. Бесконечные «если» так и крутились в голове. Если бы не он, если бы не она, если бы не они… Где бы каждый из них оказался? И светило бы ли там солнце так же ярко? — Надо вставать, — сказал Леви, когда услышал, как потолок обронил глыбу, а земля дрогнула. — Беги отсюда к подъёмникам. Я прослежу, чтобы никто не помешал тебе. Он поднялся, вонзившись руками в дорогу. Взгляд внушал желание подчиниться, но оставалось ещё одно дело, без которого Лисса не вернётся на поверхность с чистой совестью. Смотря на него чуть снизу и опираясь ладонями в его грудь, возражать было сложно, но она должна была. — Я не могу. Мне нужно найти Сета. Леви опустил голову и попытался взором задавить всякое желание идти и снова рисковать собой, как вдруг встретился с такими же властными глазами. — Ни за что. Даже не думай попускать мои усилия насмарку. Я не для того спустился сюда за тобой, чтобы ты, рискуя жизнью, пошла доказывать хер знает кому хер знает что. Он, конечно, намеренно выбрал именно эти слова. Знал, что заденет её чувство вины, чувство, что она должна ему за спасение, и не хотел бы манипулировать её состоянием, но так было нужно. Если не заставить её эмоции гореть, то навряд ли послушается. Это сработало бы без осечки, только он не учёл, что перед ним не та девушка, с которой он был разлучён полгода назад. — Прости, — она замотала головой. Ей так хотелось бы попасть в его ловушку, послушаться и побежать на свободу, но она не могла. — Прости, что заставила тебя волноваться. Пойдём. На самом деле, извинялась она вовсе не за это. А за то, что обманула его. Они добежали до арки, ведущей к выходу из бойни, и двинулись в сторону лифтов. Будь Леви чуть более безответственным, наплевал бы на план Легиона и сдал бы свою позицию, чтобы довести Лиссу точно до поверхности, убедившись в её благополучном возвращении, но он не смел идти наперекор более. И без того пошёл на сделку с собой, зайдя в бойни, хоть и не пожалел об этом своём решении. Дальше он должен был продолжать наступление. Он нужен товарищам. Лисса не знала их плана, но знала, что Леви не позволит себе отойти от него. И она собиралась бессовестно воспользоваться этим. — Дальше сама. Беги как можно быстрее, — наставлял он. Она не хотела отвечать. Если издаст хоть звук, не сможет скрыть ложь. Голос, мимика, то, как она держала бы спину — что-то да выдало бы её намерение. Поэтому Лисса горько и быстро — за два стука сердца — поцеловала его на прощание, не зная, встретятся ли они ещё. Оборачиваясь, она убедилась в том, что Леви смотрел перед собой, не на неё, и свернула в переулки так быстро, как только могла, чтобы остаться незамеченной. Сжала рот руками, не останавливая бега. Вдалеке зазвенело лезвие клинков. Топот туфель ускорился. Она потеряла пистолет, но к своему счастью знала, где достать нечто лучше. Менее ловкое и смертоносное, зато более мучительное. Дорога до крематория неблизкая, опасная, и для Мелиссы это было лучшим подтверждением того, что выбранный ею путь — единственно верный. Путь туда из любой точки нулевого этажа — того, что находился под первыми этажами корпусов и соединял их все сетью тоннелей, — была отмечена красной линией со стрелками. По счастливой случайности наткнувшись на корпус инфекционистов, Лисса беспрепятственно спустилась в коридоры и перешла на шаг, чтобы успокоить дыхание, но как можно было успокоить хотя бы мечущиеся мысли? Вот-вот решится дело всей её жизни, и только выполнив его, она сможет успокоиться по-настоящему, насытить живое существо внутри себя и усыпить его бесповоротно, окончательно. Лампы над низким потолком затихали и снова вспыхивали, качались от сквозняка. По стенам тянулись змеями жестяные трубы, с некоторых капало что-то жидкое. Едва она вышла в более широкий, общий коридор, пространство перестало душить как прежде. Под высокими потолками клубились испарения — вентиляцию перекрыли, а это значит, что в тюрьме распылили ядовитый газ. Сделать это мог либо Сет собственной персоной, либо кто-то из приближённых, у кого есть ключ к комнате контроля. Стало быть, ей туда. Раскрыв дверь в крематорий, Лисса огляделась. Старика нигде не было, видимо, уже успел удрать, заика трусливый, чтоб его. Будь он на месте — увидел бы свой конец. Свои любимые топоры он всё же оставил здесь. Видно, тяжёлые слишком, чтобы и их тащить, и бежать, как крыса с тонущего корабля. Выбрав самый крупный, Лисса взяла его и, перейдя на шаг, чтобы сберечь силы, поволокла его за собой. Испарения оседали на потолке, чтобы упасть вниз каплями и разбиться. Под звуки этих капель, топот ног немногочисленных людей, рычание земли, клокотание труб, оклики убегающих и скрежет головки топора о пол Лисса стремительно двигалась в противоположном от потока людей направлении. Её обходили, будто боялись дышать одним воздухом, и время для неё текло иначе, вязко и топко, как болотная тина, в то время как для остальных секунды набегали одна на другую. Мелисса облизнула губы от волнения. Какой красивой она была, когда шла в Созидание на представление своего проекта? Волосы в тугом пучке, опрятная блузка, солнце плясало в подвеске на груди, а сама Мелисса — заметно травмированная, но ещё не сдавшаяся. Поразительно, как всё изменилось, плюсы стали минусами. И больше нет смысла отрицать факт того, что в ней сидело что-то не от мира сего. Пришло время познакомиться с собой и пожать руку тени. Теперь пусть остальные молятся и надеятся на лучшее. Дверь в контрольную комнату заперта, но в стену рядом вмонтировано окно из двух слоёв стекла, и через него Мелисса увидела своё нездоровое отражение, а затем Льюци Бальма. Он дёргал за рычаги и приводил в действие протокол экстренной ситуации. Хруст стекла заставил его повернуть голову, но не тело. Паутина трещин на стекле и Мелисса уставились на него с вызовом. Новый замах. Стекло поддавалось слабо. В промышленном секторе хорошо постарались, придумывая инновации, но Лисса старалась больше. Наконец блестящие кусочки посыпались на пол, позволив перелезть через раму и наступить на них, поудобнее укладывая топор в руках. — Вот оно что, — заключил Бальм, обратив внимание на красную ленту на запястье, — Теперь я понял. — Это хорошо, — заключила Лисса, шаркающими шагами приближаясь к старику. — Где Сет. Одни морщины на его дряхлом лице расправились, другие появились — он задумался. — Сколь бы предусмотрительным человеком не был Господин, даже он не смог предотвратить то, что организовала ваша шайка. Однако он предугадал, что его будут искать, а вы знаете, по каким принципам живёт Господин: если это вопрос жизни и смерти, он сначала затаится, заманит жертву, а потом атакует первым со спины. Я бы рекомендовал вам убираться, пока вы не наступили на свой же хвост. — А что насчёт тебя? Льюци поправил очки и галстук, покрытый бурыми пятнами. Сделав ещё несколько шагов, Лисса почувствовала запах старой кожи и резкую вонь химикатов. — Ничего уже не придёт в норму. Я сам по себе. Судьба Господина меня не трогает, как и твоя. — Тогда просто ответь, где он, и я уйду. — Скорее всего, он в своём кабинете. Ждёт того, кто постучится в дверь. Лисса медленно моргнула в знак согласия. Руки задрожали от предвкушения, но всё равно смогли поднять топор, чтобы разнести напоследок панели. Льюци ожидал этого и не стал препятствовать. Нахмурился от громкого скрежета, звука осколков и гнущегося металла и стоял, сложив руки на груди. Покончив с последними приборами, Лисса в последний раз бросила на Бальма взгляд исподлобья в знак предупреждения. Красная лента с запястья, надрезанная лезвием топора, упала на пол среди осколков перед тем, как Мелисса перелезла через оконную раму. В конце коридора стоял Ян и Корней. Они о чём-то увлечённо спорили, перекрикивая сигнал бедствия. — Это очень хуёвый план, — резюмировал Корней. — Если зачищать, то зачищать до конца. — Мы уже достаточно сделали. Шансы выбраться живыми уменьшаются в геометрической прогрессии, если тебе известно, что это вообще такое, неуч. Мелисса не нуждалась в предыстории. Причину конфликта она нашла за несколько секунд, порывшись в характерах этих двоих. Звуки топора наконец донеслись до докторов. — Мелисса! Ты в порядке? — обеспокоился Корней, но не получил ответа. — Ян прав. Нужно проваливать. — Ты с ума сошла? Оставим Сета в живых, и он вывернет всё происходящее против нас. Я, блять, ни в чём так не был уверен в своей жизни, как в том, что это случится, это его способ решения проблем. Ты же сама… Красноречиво поведя челюстью и посмотрев на Корнея искоса, она, кажется, дала ему понять, что у неё есть мысль, но при Яне ею нельзя поделиться. — Льюци проболтался, — её внимание снова вернулось к им обоим, не только к Корнею. — Есть лифт, которым пользовались Сет и приближённые. Мы идём туда. Избежим толкучки, которая сейчас творится у двух других лифтов. — Надо же, Картер, в кои-то веки вы выдали по-настоящему умную речь, — съязвил Ян. — И где этот лифт? — Идём к кабинету Сета, естественно. Сам Сет перемещается по Созиданию, если верить Льюци. Они ищут предателей. Нужно спешить. Наперерез потоку людей, они побежали через центральный зал. Доктора, нулевой отряд, подопытные — здесь оказались все, искалеченные и напуганные. Никому уже не было дела до того, кто есть кто. Женщины, мужчины, молодые, старые — трагедия сровняла всех. Каждый хотел свободы одинаково сильно, пусть и разными путями: побегом, молитвами или выстрелом в висок. — Как всё прошло с Амадеем? — прикрикнул Корней, убеждаясь, что сквозь гул подземного хода он был услышан. — К чему вы пришли? — Всё хорошо, — ответила она, старательно запирая двери своего сознания от свежих воспоминаний, иначе потеряет контроль над телом. — Он мёртв. Наконец они пересекли черту, за которой оканчиваются подземные ходы. Дальше — четыре пролёта по железным, надкусанным коррозией ступеням. Из узкого коридора всё ещё эхом было слышно голоса. Где-то сверху капала вода, питающая шершавый мох на стенах. К концу лестницы дыхание сбилось окончательно, но останавливаться времени не было. Ян бежал впереди, за ним — Мелисса, задыхающаяся от нагрузки. Кабинет Сета был за двумя поворотами, когда Корней вдруг заметил: — Лисса… Мы же всё ещё на одной стороне? Все трое остановились от повисшего напряжения. — Ты о чём? — Где твоя лента? — Лента? Видимо, потеряла… Это правда так важно? — Как можно было её потерять? Я видел, ты завязала её на два узла. Ты её срезала. — Корней, ты… — Какого хуя ты срезала ленту?! — он подбежал к ней и схватил за плечи, сжимая их с силой. — Тебе можно доверять? — Мы начали это дело вдвоём, и ты до сих пор во мне сомневаешься?!! Скажи мне, ты полный идиот или только на половину? — Там ведь точно есть лифт? — Я клянусь тебе, клянусь всем, что у меня есть, это правда! В кабинете Сета за книжным шкафом в стене дыра! Ты думаешь руководитель такой гигантской организации не предусмотрел бы себе пути отхода? Ты совсем бестолочь. Отпусти меня! По ржавой сетке ступеней прошёлся звук чьих-то шагов. За ними были люди. — Пусти, нам нужно идти, как ты не понимаешь?! — Пока не убедишь меня в чистоте своих намерений, даже не проси. Он толкнул её в стену, и топор вывалился из рук перед тем, как Лисса сползла на пол от бессилия. Шаги оттуда, откуда они пришли, приближались. Ян, услышавший всё, что ему нужно было услышать, больше не терял ни минуты и побежал к кабинету один. Убедившись в том, что он оставил их, Лисса поднялась и развязала ленту на руке Корнея, одобрительно кивнув. Они имитировали перепалку ещё несколько секунд, а потом медленно и тихо пошли по следам Яна, прислушиваясь. Кристаллы то меркли, то снова светили ярким жёлтым. Уподобляясь их свету, Лисса то останавливалась, то шла быстрее, заставляя Корнея следовать за ней. Ян достиг нужных дверей и подёргал за ручки, но, само собой, кабинет был заперт. Гонимый страхом и временем, он сделал несколько шагов назад и с разбега попытался выбить дверь. Тонкий и хлипкий, как лист бумаги, он бы ни за что не смог это провернуть. Решился на второй удар, и шум заглушил клацанье перезаряжаемого пистолета в чьих-то уверенных руках. Лисса и Корней подобрались ещё ближе. Она облизнула губы и переставила пальцы на рукояти топора. Нельзя спешить. Не сейчас. Ян сделал третий удар и почувствовал, как двери начали поддаваться. Этот удар стал последним в его жизни. Раздался выстрел, продырявивший ему висок. Тело глухо вбилось в каменный пол. Лисса выбежала из-за угла. Завидев широкую спину и седой пучок редких волос, она больше не могла сдерживать голос и, рыча от нетерпения, вонзила топор в правое плечо Сета, закипая от эмоций. Лезвие вошло глубоко. Лисса даже не смогла вытащить его сразу, Сет застонал, но вопреки их планам не выронил пистолет. Корней подсёк ему ногу, выиграв время, чтобы обойти, и поставленными ударами выбил оружие, которое, впрочем успело выпустить ещё три пули мимо. Падая на колени, Сет сдавленно закричал от боли и ярости, и Лисса наконец смогла вытащить топор. Из-под лезвия хлынула кровь, отпечаталась в виде размытого рисунка на белой рубашке. Корней нанёс ещё несколько ударов по лицу и в конце впечатал свою гигантскую ногу Сету в грудь. Тот упал назад, чуть задев Лиссу. Этой боли должно быть достаточно, чтобы ненадолго сделать Господина практически беспомощным. — Ну что… Мелисса зависла над скорчившимся мужчиной, зажимавшим здоровой рукой рану. По пальцам засочилась багровая кровь. — Поговорим?