Зверь

Когда он очнулся, в носу стоял запах сырости. Влажная, дышащая земля шахт. Отсыревшее потное тряпье подопытных. Отпечатки запаха крови в воздухе, тоже сырой. Сколько себя помнил, в разном амплуа, при разных обстоятельствах, за ним неустанно стелился этот смрад. Само собой, то было одним из признаков присутствия его давней подруги. Той самой, которую знали как бескожую, безглазую, костлявую, с косой наперевес. Неслыханная глупость, и чего только люди не придумают? Артур, ощущавший её всем своим естеством, не имел сомнений — смерть была дыханием сырости. — Посмотри на меня, — скомандовал голос. Хорошо знакомый, почти ненавистный. Женский. — Все твои конечности на месте. Твои подопытные выдерживали гораздо более страшные вещи. Так что не смей строить из себя бедненького, слышишь? В мутном обозримом пространстве он узнал свой кабинет. Панорамные окна не зашторены, подземная деревня сияла пожарами, проблёскивала выкриками, дым скапливался и густел под потолком из твёрдых пород, что ронял камни и земляную крошку. Созидание, его дом, рассыпался, а его основатель вытекал кровью на кресло, к которому и был туго привязан. Сглотнул, но рот сухой. Проморгался, и зрение едва стало чётче. Впрочем, ни один из органов чувств не был столь необходимым сейчас. Артур и без них осознавал, что развязка близка, а подруга его уже давно стоит чуть поодаль в ожидании тёмной жатвы. — «Мои подопытные», да… — Ради короткой фразы пришлось продрать горло. — Будь честна с собой, Картер. На твоём счету не многим меньше мяса, чем на моём. Револьвер клацнул в расслабленной руке. Она отложила оружие, устроилась поудобнее на столе, вытянув спину от напряжения. Роли поменялись. Сколько месяцев назад привязанной к стулу, бессильной, раненой была она? Сколько времени тому назад её судьбой распоряжался Сет? Развлекал себя, подчинённых смертельной игрой, ведь ничего более не было способно принести ему столько же удовольствия. Лисса готова вернуть ему всё сполна. — Ты помнишь, как я здесь оказалась, Сет? Пара выстрелов в коридоре. Ни один из двоих не среагировал на них. Кабинет поглощал звуки, поглощал свет из окна, грохот стен и вибрации пола. Ничто не покинет это место. Не в живом виде точно. — Я-то помню. А почему помнишь ты — это большой вопрос. — Меня не интересует, что для тебя представляет сейчас большой вопрос. Я уверена, ты ещё хочешь подышать, потому как чем дольше ты дышишь, тем больше вероятность того, что тебя найдёт нулевой отряд. Не заставляй меня хотеть срубить тебе голову раньше планируемого. — Она бросила беглый взгляд на объятый темнотой топор. — Как я здесь оказалась? Вспоминай. Сет не из тех, кто даст другим контроль. Может, он и был связан, и руку его сжирала боль от удара топором там, в коридоре, но на нём всё ещё его главное проклятие — Сет не умеет сдаваться. — Так тому и быть, — согласился он. — Ты здесь, потому что убила ценную рабочую единицу. — Окстись, старик, — остановила, — Во-первых, он был для тебя не просто рабочей единицей. Во-вторых, причина не в этом. Гадай ещё, поживее. Сет почувствовал слабый прилив раздражения, но быстро подавил импульс. Понимал, что его единственным оружием сейчас были самообладание и голова, которая, впрочем, могла саботировать его — ещё шесть лет назад его учёные установили, что эмоции возникают именно в мозге. — Верно, Кайл Моннор нёс для меня особую важность. Однако от остальных своих слов я не откажусь. Ты здесь по ряду причин, но главную я уже озвучил. Хочешь ещё? Так внимай. Тебя сюда привело серьезное решение, которое ты приняла, нажимая на курок. Затем было любопытство, долг, чувство вины и стыда, судьба и, наконец, предназначение. — Ублюдок, — совершенно спокойно, безразлично ответила Лисса. — Не понимаешь, значит. Она спрыгнула со стола. Люстра с ещё не потухшей парой свечей закачалась из стороны в сторону от разрывавших деревню взрывов — на болезненном теле родного дома Сета вскрывались чумные бубоны. Капля воска сорвалась со свечи и упала туда, где секунду назад ступала её туфля. Резкий пинок под грудь свалил его на спину. Толчок потребовал много сил, заставив запыхаться на пару мгновений. — Я здесь. И это полностью твоё решение, твоя вина, Сет. Болит. Хочется плакать. Вопросов немерено, но она и без ответов готова умереть. Только бы покончить с этим быстро. Веревка перетягивала запястья и лодыжки. Шершавая. Попробовала подвигать — организм едва слушался. И всё же где-то под дном самой себя она обнаружила желание выбраться, пока не стало поздно. Когда тело связано, развязывается язык. — …Кто вы? — голос выбрался из горла осипшим, сухим. — Куда вы меня везёте? Не двигая головы, она осмотрелась. В этом крыле ей ещё не приходилось бывать. Это значило только одно. Корпус тестирования. — Доктор Картер, вы были первой, кто выразил желание умереть. Стало быть, стреляете тоже первой. — Стреляю… куда? — В себя, конечно. — Сет обошёл стол и встал посередине, чтобы наблюдать и не заслонять обзор остальным. Пусть воочию увидят, как себя нужно и не нужно вести рядом с ним. — Берёте револьвер, наставляете на горло так, чтобы пуля прошла через спинной мозг и нажимаете на спуск. Можете начинать. — Исследователь или тот, кого исследуют? Мясо или тот, кто его разделывает? Жду ответа. Лицо мокрое от пота и слёз. Сет умел убивать без оружия и рук так же, как люди в зале умели трогать взглядом. Полностью разбитая, она не знала, что делать. В этом месте все знали, что им делать, кроме неё. Особенно Сет. У каждого из его вопросов и действий есть причина. — Я же говорил, что мы с вами — отражение друг друга. Вы точно такая же, как все мы. Не сомневайтесь, решение принято верное. Пока что вы — грязь, но я тигель, и я, даю слово, пережму вас в алмаз. Воспоминания роились в голове столь быстро, что уследить, где начинается одно и заканчивается второе, было невозможно. Мелисса сглотнула, внутренне оглядываясь назад. Если бы она только могла знать, что спустя месяцы после того, как она видела Чеда, близнецов, Розу, она окажется здесь, в кабинете самого дьявола, и что в её отросших волосах будут играть блики взрывов, а листья высоких растений в горшках будут дрожать от шума земли… Чтобы сталь обрела твёрдость, её закаляют: Сет действительно совершил задуманное — пережал Лиссу в алмаз, но и она своё обещание сдержит. Широко раскрытые чёрные глаза привыкли к мраку. — Мне тошно от того, насколько ты мстительный. Артур усмехнулся и тут же закашлялся, закряхтел, боль жалила его плечо сильнее и обгладывала кость. — Удивительно, не так ли? Ты же сейчас занимаешься ничем иным, как мщением. Сердце её забилось ещё чаще. Она не слышала в голосе сожаления, раскаяния или мольбы о пощаде, и это было досадно. Ждать чего-то подобного от Сета было бы сумасшествием, стоило признать, но дыра внутри, что сопровождала её всё долгое путешествие по катакомбам, а может и вовсе, всю жизнь, требовала чужих эмоций. В Мелиссе уже давно не прорастало ничего — пресловутая пустота не причиняла ни ментальной боли, ни мыслительных терзаний. И всё же… Отчего-то казалось, что предел есть. Пока неощутимый, но точно существующий. И что если яму внутри заполнить доверху, то часть да перельётся через края, и к ней вернётся столь привычное мироощущение. Вернётся альтруизм, любовь к воспоминаниям, мелкие радости жизни снова будут приносить удовольствие, станут реальностью, а не пережитком её прошлого. Пыльная туфля с размаха врезалась в щёку Артуру. Он не ожидал нового удара, хоть и почувствовал, что своими словами задел Мелиссу достаточно, чтобы всколыхнуть злость. Рот заполнился кислым и металлическим. — Тебе не нравится это, Картер, — прервался, чтобы сплюнуть пенно-алую слюну. — Только это ничего не меняет. Мы принадлежим одному. Она усмирила поднявшуюся волну ненависти, чтобы швырнуть ещё один удар ногой, но уже более хладнокровный, чем предыдущий. Так же она поступила и со следующими. Стоны выстраданные, мучительные, сквозь сжатые зубы, в промежутках между которыми залегла ярко-красная кровь. — Урод, кто ты такой, чтобы знать меня? Знать мою историю? — Она наступила на его жилистое горло, слыша сладостный хрип. Его беспомощность приятна. — Ничего ты за это время не понял. Я, которую ты видишь сейчас, не настоящая. Это вторая кожа, я нарастила её, чтобы не сломаться в этих условиях, в твоих условиях, чудовище. Это твоих рук дело, твоя вина, всё твоё! И уж поверь, я тебе верну то, что ты мне отдал. Она оторвала ногу от его шеи и сорвалась к столу, за топором. В кабинете было душно и жарко, пришлось провести рукавом по виску. — Какое… наивное… заблуждение, — слова дышали и не могли насытиться воздухом. — Расскажи мне про то, как тяжела была твоя жизнь. Я ведь, по-твоему, за свои пятьдесят лет не глотнул соли. Молодая, кровь кипит… Я был точно таким же. Расскажи мне про всё это. Про искренние помыслы, желание сделать мир лучше. Про то, как тебя беспокоит твоё глухое нутро, и про то, как ты сыпешь и сыпешь, но не видишь ни конца, ни края. Это блеф. Лисса достаточно умна, чтобы не повестись на это. — На что ты рассчитываешь, говоря мне всё это? Топор стал тяжелее. Она осмотрела оружие, склонив голову и нахмурившись, словно это поможет, но причину так и не нашла. Два глубоких вдоха. В воздухе появилось нечто другое, новое. По коже рук пробежал холодок. — Я хочу добиться одного, Картер, — прикрыв глаза, объяснил он, — Чтобы ты отреклась от самообмана. Мы сотканы из одной материи: из тех, кто желает контролировать… хоть и использовали разные способы для этого. Я понял это с нашей первой встречи. Помнишь, что я говорил тогда? Мы отражение друг друга. — Достаточно. Лисса положила топор на плечо и приблизилась. В лицо пахнуло чем-то затхлым. Так сильно, что она не смогла не зажмуриться. — Не торопись с действиями, Мелисса, — выпалил Сет чуть менее спокойно, чем раньше. Подмоги всё не было, и он стал тревожиться, что выстрелы из коридора были в пользу Лиссы. — Подумай. Ты жалуешься на то, что я изменил тебя, но подумай, прошу. Перед тобой было столь много развилок, где один путь — путь достойного в твоём понимании человека, а другой — путь зверя. Ты никогда не делала выбор в пользу первого. Так почему сейчас винишь меня в своих решениях? И самое главное… Что тебе нужно от меня сейчас? Она занесла оружие, но замешкалась и вернула обратно на плечо. Выдохнула всё, что было в лёгких, облизнула губы. Взгляд на дверь и предательская мысль, что подкосила ноги. Топор стал ещё тяжелее. Нужно сбросить это наваждение. — Чтобы ты страдал так же, как и я. Лисса целилась в лодыжку, но попала в голень, не сумев отделить одну часть ноги от другой полностью. Стул, к которому он был привязан, забился вместе с ним, и Мелисса засомневалась, что тугие верёвки удержат его. Грохот взрывов — ничто по сравнению с рыком боли Сета. Для неё не было лучшей музыки. — И ни одного мата, — констатировала она, когда крик чуть стих, и ему на смену пришли судорожные вдохи. — Не изменяешь себе даже в конце. — Н… — Сет не мог позволить себе говорить как обычно, не мог позволить себе и думать как обычно. — Никогда. Я… Принял себя… А ты… Она не понимала, зачем он всё это объяснял и зачем силился разглагольствовать о том, как они похожи. Они непохожи. Неужели он надеялся, что если надавит на их мнимую схожесть, то избежит смерти, потому что Лисса увидит себя в нём? Не бывать этому. Мелисса не была монстром. Сет им родился. Второй замах стал увереннее первого. Несмотря на то, что в лодыжку она так и не попала, но голень отрубила окончательно и бесповоротно, вместе с деревянной ножкой подорвавшегося стула. Думалось, что она запомнит, как заклятый враг рвал для неё глотку, и будет вспоминать в периоды упадка сил. Не знала пока ещё, что мысль эта — не про «будет вспоминать», а про «никогда не забудет». Погружённая в вой, она смаковала каждую секунду. Просто стояла, дышала и слушала, чувствуя, как наконец расцветало нечто горячее в груди. Поверить только! Кажется, ещё немного, и осточертевшая пустота вот-вот заполнится… Нужно было поднажать ещё. — Где Вифианна?! — чувствуя приближение той самой, Сет больше не смел оттягивать время. Он понял, что совершил ошибку, когда отправил нулевой отряд на поиски. Вот чёрт. Думал, что низменные чувства вроде любви больше не имеют над ним власти. Как же он ошибался. Не с любой вещью в мире можно совладать. Особенно, если это часть тебя. Лисса оставила заданный вопрос без ответа, и это станет ещё одной каплей в её пустоту. — Как ты ещё не потерял сознание? Знаешь, на пытках я отрубилась на ударе эдак четырнадцатом. Помнишь, сколько ты назначил тогда? — Где она?!! — И мало было тебе ударов, ты распорядился ещё и о сутках в изоляторе… — Где? Скажи, где?! — не унимался Сет, и каждое слово затапливал болезненным мычанием. Кровь противно струилась на пол, разнося вонь по всему кабинету. Тошнотворный запах железа и мокрого тряпья, доселе встречавшийся её разве что в операционных, теперь добрался до неё и здесь. Именно так, впервые выбравшись за пределы своего обитания, запах будет сопровождать её до конца жизни. — Не утруждайся, — Мотнула головой, отводя нос. Безнадёжно и безуспешно. — Слова тебе трудно даются, а я всё равно не отвечу. — Лгунья… — с особым омерзением произнёс Сет, — Должен был… Догадаться! — Должен или нет, уже поздно. Она вновь подняла топор, уложив его на плечо, пачкая едва уже белую блузку. Пальцы задрожали от предвкушения, и она переставила их на рукояти несколько раз, облизнула сухие губы. — Знай! Мелисса… Это не твоя вторая кожа… Я не помогал тебе наращивать её. Я лишь… содрал первую… И прошу… Хотя бы… Позволь мне в последний раз… гх-х… Посмотреть на… Созидание… Свежий выстрел эхом разнёсся за запертой дверью, напоминая поспешить. Загнанная воплями за окном, шорохом из коридора, гонимая беспорядком, она занесла топор. Кровь закипела в ушах, руки стиснули оружие. Зверь внутри ликовал, выпуская когти. Месяцы пребывания под землёй найдут свой конец в секунде. — Хорошо. Издав утробный рёв, Лисса широко раскрытыми глазами уставилась на шею Сета. Лезвие рассекло воздух, чтобы добраться до плоти и раз и навсегда перечеркнуть будущее монстра у её ног. Всё кончилось. Из разорванных сонных артерий били две косые струи, и в глазах всё стало красно. Топор лязгнул о пол, затапливаемый потоками из сосудов шеи. Подол её юбки испил немного крови, когда она опустилась на корточки. Дрожащие пальцы не сразу нашли, за что уцепиться. Осталось поблагодарить Артура за то, что свою копну седых волос он всегда убирал в пучок. Схватившись за него обеими руками, Лисса подняла увесистую голову, на лице которой навсегда застыла издевательская маска ужаса и усталости. Ноша тяжела, но перехватить её в одну руку она всё же смогла. Тепло капало на ноги, срываясь с шеи покойного, полы юбки время от времени липли к голени, пока Лисса шагала к окнам. Удар ногой раскрыл створки. Две стеклянные панели, испещренные перекладинами, отлетели, и пыльный воздух дыхнул в кабинет. Лисса подставила отрубленную голову навстречу сквозняку, выполняя последнюю просьбу. Новые огни вспыхивали и затухали тут и там. Блестели приводы солдат. Деревня неумолимо умирала, но, парадоксально, именно сейчас была живее всего. Жизнь вскрикивала, звала, рушила здания, сыпала грязь с потолков и мелькала светом кристаллов на раскидистом дереве в самом центре поселения. По улицам, в окнах остатков домов, на периферии деревни сновали мелкие люди, ища выхода и свободы. Стены кабинета больше не звенели от криков, и оттого внутри стало непривычно пусто. От отсутствия каких-либо звуков стало жутко. Шторм прошёл, и хотя вода ещё волновалась, спокойствие уже коснулось её своей тёплой рукой. Тишь и шторм противоположны друг другу, как зеркальные отражения, но несмотря на это, оба умели давить собой, хотя достигали этого разными путями. Две пары безжизненных глаз — Сета и Мелиссы — разглядывали монотонный калейдоскоп, пока её рука не задрожала от напряжения. Она разжала ладонь, и голова, разбиваясь о скалистый склон и издавая липкий плеск, покатилась вниз. Всё завершилось, но… Лисса вдохнула и выдохнула несколько раз. Распробовала воздух и с ужасом поняла, что в нём ничего не изменилось. Послушала своё тело, но ничего не услышала — оно всё, от пальцев ног до корней волос, стало пульсацией сердца. Моргнула пару раз, основательно, задерживая веки сомкнутыми дольше, чем обычно. Всё было по-прежнему. Ничего вокруг не изменилось. Дыхание снова стало частым, но уже от паники. Затхлый воздух вторгался внутрь слишком неровно, слишком быстро, и она не могла им насытиться. Грязными пальцами она буравила пути по коже головы между волос, пятясь и пятясь от мысли, прячась от неё всеми возможными способами. Всё кончено, сюда вели все дороги, финал закономерный, логичный, приятный, ведь так? Так? Она ощупала ключицы, туловище, чувствуя, как теряет связь с телом, как немеют кончики пальцев, губы, как ускользает мир из-под её кожи. Это случалось тысячу раз, и каждый раз сценарий повторялся, но она никогда к нему не готова, почему? Почему сейчас всё снова повторялся? Это несправедливо. Это издевательство, пытка, хуже той, что исполнял Аммон, ей негде укрыться от того, что грядёт, и она чувствует каждую секунду, приближающую срыв. Ничто не может быть хуже собственных мыслей. Ничего не изменилось. Ничего. И это значило, что яма, осталась на месте, там, за рёбрами, требовала боли. Своей или чужой. Всё было зря. Это было последнее, что могло помочь ей, и всё сорвалось, всё впустую, всё, что она сделала, всё зря. Слёзы застыли в недвижимых глазах. История повторилась во второй раз. Кайл был неправ только до того момента, пока не был убит. То же случилось и с Сетом. Мир приостановился, будто ожидая Мелиссу, и когда она оттаяла, всё случилось слишком быстро, чтобы уследить. Взять револьвер, обойти стол, подбежать к тому, что осталось от тела, и стрелять. Пули вонзались в труп, слёзы сыпались из глаз, срывались с подбородка, пробегая мимо оскала, в руке — толчки отдачи. Ничего не изменилось в Мелиссе и тогда, когда в обойме кончились пули. Движения дёрганные, муторные, хаотичные, беспорядочные, револьвер отлетел в стену, став бесполезным после нескольких холостых щелчков. В ход снова вступил топор, раздирая ещё тёплые внутренние органы и мышцы, расколупывая кости. Плоть хлюпает, Лисса теряет всякое самообладание, топор пожинает, мир продолжает существовать. Живой, дышащий, ужасающе неизменный. — Ты оказался прав! Ты был прав! Слышишь?! Только что из этого вышло?! Что с тобой теперь?!! Ещё замах. Силы кончались, воздух кончался, всему наступал неминуемый конец, и только яма внутри неё оставалась бездонной. — Лисса… Она не слышала. У неё в ушах шумело бурлящее нутро и собственный голос. Никого кроме неё самой и Сета не существовало в её реальности. Она отказывалась верить в то, что её последняя попытка исправить себя и унять беспорядок в голове не привели ни к чему. Теперь беспорядок вышел за пределы Мелиссы и распространился, как заразная инфекция, на кабинет и на всю деревню, на Спецсектор целиком. Куда ни глянь, везде один и тот же хаос, обломки домов, обломки людей, обломки старого порядка. — Что ты делаешь? — Топор завис наверху — Леви положил свою ладонь поверх её и остановил удар. — Он мёртв, Лисса. Наконец узнав в стоящем рядом человеке капрала, она окаменела на долгую секунду. Вышвырнутое оружие оглушительно звякнуло. Леви почти поймал Лиссу в объятия, но она упёрлась ладонями в его грудь и с силой оттолкнулась. Капрал едва не упал, споткнувшись об невесть что, она же устоять на ногах не смогла. Кабинет заполнился рыданиями и шорохом одежды. Мало того, что Леви видел происходящее в бойнях, он теперь прекрасно осведомлён о том, на что была способна Мелисса, и от одной мысли, что ему всё известно, стало нестерпимо. Сидя в кресле после рабочих будней в подземельях, она, конечно, представляла, как это будет — как она вернётся на поверхность, что будет делать, чем жить. Гадала, какой из сценариев наиболее вероятный, но в каждом, она точно знала, её род деятельности, действия и всё произошедшее остаются секретом для Леви. Категорически, строго настрого. Ему нельзя было знать, что она издевалась над людьми, что её решения и её руки прямо или косвенно были причиной мучительной смерти десятка душ. Потому что не такую Мелиссу он провожал в последний раз у ворот Созидания. С ним прощалась другая, нежная, чуткая, смелая и хитрая только при необходимости девушка — прямая противоположность тому безобразному существу, что он увидел мгновения назад. Она не могла оставаться неподвижной, тело подстраивалось под окружающий беспорядок, просило не останавливать напряженную работу мышц, иначе она взорвётся от обиды и злобы. Всё это до боли, до скрежета зубов похоже на то, как было тогда, в душевых многие годы назад. Больше ни на что, кроме как на плач и укрывание своих глаз от Леви, она не была способна. А он смотрел. Смотрел, и даже представить себе не мог, что однажды будет в таком состоянии. Когда в Подземном городе от его ножа страдал противник, заслуживший того, он чувствовал облегчение. Когда на поле погибал титан, он чувствовал приближение победы. Когда умирал его товарищ, он чувствовал горе. Но вот перед ним жалась к стене Мелисса, вероятно, тоже погибая от чего-то ему неизвестного, и Леви не мог определить, что он испытывал. То была любовь, уже привычная, подстёгнутая долгой разлукой, горячая и порывистая. Был страх, известный каждому человеку. Было желание защитить, трепетное, искреннее. Было любопытство, иначе откуда столько вопросов в голове? Было замешательство и, наконец, было чувство утраты, хотя сам не понимал, чего. Сердце играло с дыханием наперегонки. Она хотела слиться со стеной и полом так, чтобы больше никогда не испытывать потребности дышать, этот запах убивал её, боль размазывала её, ничтожного жучка, грубой подошвой. За каждым вдохом следовал выдох, это был бесконечный цикл; Леви уже стоял перед ней такой, сжавшейся и подавленной. Кругом царили ужасающие закономерности, а она была беззащитна перед ними. Он тихо подошёл, убеждаясь, что это не вызовет новый всполох агрессии. — Ты выиграла, Лисса, — обратился капрал, — Сет мёртв. Больше не будет плохо. Она сжалась в комок, трогая руками голову, колени, стопы, двигаясь и извиваясь, будто проверяя, что она ещё здесь, будто если остановится, то пропадёт. — Т-так больно… Я н-не чувст… чувствую нич-чего д… — Это пройдёт, — продолжал успокаивать он, — Рано или поздно боль утихнет. У всего есть конец. Ты сделала всё правильно. Дай себе время. — Т-тогда почему… О-очень больно. Земля дрогнула вокруг них. Посыпались новые крупицы. — Я знаю, Лисса, — заверил он, — Мы должны уходить. На рефлексию больше нет времени. Вставай. — Ид-ди без меня. — Хочешь остаться наедине с этим фаршем? Вставай, лишних минут нет. В ответ невнятное бормотание, сжираемое клокочущими скалами. Терпение Леви на исходе. — Смотри на меня, — он встал на колено, схватил её за подбородок и развернул к себе. — Я тебя здесь не оставлю, хочешь ты того или нет, и мне нужно, чтобы ты не отталкивала меня и не пререкалась. Выберемся — играй в свои игры сколько хочешь, но сейчас ты обязана отложить сопли. Ты меня поняла? Его дыхание щекотнуло губы. Лисса предпочла бы этого не чувствовать. От одной мысли, что он видел знает эту её сторону, хотелось исчезнуть. — Отвечай! — Да! Да, идём. Она едва поспевала за Леви, видела, как он останавливался, чтобы оглянуться. Воздуха катастрофически не хватало. Коридоры становились всё теснее и теснее, стычки с людьми неизбежны. Леви вонзал меч в каждого, кто пытался навредить ему или Мелиссе. Не сомневаясь ни секунды, полоснул по лицу замахнувшегося хилым кулаком врача, выбил пистолет и пронзил мечом живот другого. Когда на углу встретился с амбалом в форме охраны, ловко увернулся от дубинки, подсёк мужчину, и тот разбил голову о стену узкого коридора. Лисса переступила через мычащего охранника, следуя за капралом, но вдруг упала, больно оцарапав подбородок. Мясистая рука, вцепившаяся в стопу, протащила её по земле. Вскрикнув от неожиданности, она с усердием ударила мужчину каблуком в ухо, подтянулась, выхватила дубинку из ослабшей руки и вдавила горбатый нос в череп. Леви вернулся и протянул ей руку, торопя и помогая подняться. Одышка терзала пересохшее горло, но останавливаться она не имела права. Может, охранник и отвлёкся на боль, но всё ещё мог очухаться и продолжить то, что начал. Она вытирала лицо рукавами, но только больше растирала кровь и грязь. Шаг за шагом, они вышли к широким тоннелям. Созидание становилось всё меньшей частью Мелиссы. Она должна была отпустить его, вырваться из плена, иначе унесёт его с собой наверх, на поверхность, но… Но Созидание стало её привычным местом. Назвать его домом было бы чрезмерно, но одну из камер её сердца оно смогло занять. Здесь она страдала и получала бесценный опыт. Иногда смеялась, иногда плакала, трудилась, и в какой-то момент даже почувствовала себя частью гигантского живого налаженного механизма. Это будет сложно стереть из памяти, даже местные таблетки бы не справились. Между ней и Созиданием с лёгкой руки господина Сета выстроилась прочная связь, а связи, пусть и ненавистные, рвутся очень больно. — Леви, — выдохнула она, всё ещё не надышавшись после бега, — Ты видел Корнея? Мужчина средних лет, тёмный, с бородой. — Нет, — не скрывая раздражения ответил он, — Я немного иначе расставил приоритеты, если ты заметила. После того, что ты выкинула в конце предыдущей встречи, я сделал выводы. Я запихну тебя в лифт и отправлю наверх. — Что?! А ты? — Я ещё нужен здесь. — Нет! — подорвалась она, смотря ему в затылок. Крик разлетелся эхом по пространствам тоннеля. — Нет, нет, я не смогу, вдруг что-то случится с тобой? Резко остановился и развернулся. Лисса чуть не сбила его с ног, лишь чудом успела среагировать. Он заглянул ей в глаза так, как никогда раньше не смотрел, заставив её, несмотря на одышку, задержать дыхание в ожидании того, что скажет дальше. — Я прожил десять месяцев с той же мыслью, — От него повеяло холодом и неравнодушием. — Уверен, ты продержишься пару часов. В носу защипало от накатывающих слёз, но она сдержала их. Не сдержала только порыв крепко-накрепко обнять его, чувствуя рёбра, ремни на теле и родной запах от его ворота. Ей было жаль. Безумно жаль, что у них никогда не было ничего из того, что имеют другие пары. Пока люди города трёх стен создавали семьи, садились ужинать за один стол, гуляли по мостовым в свежие летние ночи, любили друг друга без страха потерять, Леви и Мелисса думали о том, как не умереть, в очередной раз выполняя свою работу. Вероятности всё время играли в их пользу, но напоминали о своём существовании. Прижавшись к Леви, она старалась думать о том, как бесконечно она благодарна и влюблена, а не о том, увидятся ли они снова. Полы её юбки задвигались от сквозняка. Выход на поверхность близко. — Пошли, — произнёс капрал, но не отпрянул. — Да. Тоннель вывел их на широкую площадку. Толпа кишела взволнованно, бранилась, теснилась в лифты, останавливаемая лишь солдатами Легиона Разведки. Десятки голов, десятки неконтролируемых напуганных тел. Новые и новые пачки грузились в сетчатые кабины, солдаты выдирали из них лишних, боясь поломки столь ценного механизма. Пререкания о том, кто должен уехать первее, очереди, ругань, накалявшаяся едва ли не до драки, но быстро стихавшая при виде острого меча… Лисса окинула помещение быстрым взглядом, не представляя, как проберётся сквозь всех этих людей. — За мной, — скомандовал Леви, как только увидел замешательство в её глазах. Он зацепил её руку и повёл в толкучку, тараня путь для них обоих. Всюду спины, локти, руки, ничего другого перед глазами не было. Только и успевай глотать спёртый воздух и уворачиваться от частей тел возмущённого народа. — Дуглас, вне очереди. — Есть. Всё, как обещал: Леви затолкал её внутрь и наблюдал, как подчинённые закрывают железные створки дверей. Прижатая к металлу сетки, Лисса испуганно уставилась на капрала, думая совершенно не о долгожданной свободе и поверхности, а о том, вернётся ли он живым и невредимым. Красные пальцы в переплетениях металла, красные глаза и сама она вся красная от беспокойства. Леви медленно моргнул, будто сказав, что всё будет хорошо. Подземелья — его стихия, и он нигде не чувствовал себя столь же сноровисто, хоть и ненавидел подобные места всей душой. Лифт дрогнул и начал карабкаться по накалённым тросам. Они снова отдалялись друг от друга, не имея на руках никаких гарантий следующей встречи. В груди так тесно, так больно, так горько, она не могла совладать с собой и, кажется, снова заплакала. Ударила створку раз, второй, пока не ощутила прохладу и боль. Среди всех людей кабины, она была единственной несчастной от осознания, что скоро окажется наверху. Лифт кряхтел и задыхался от перегруза, но стойко тащил людей наружу, изредка издавая опасный скрежет. Доктора и подопытные стояли неподвижно — боялись лишний раз вздохнуть и потревожить работающую на пределе машину. Неверующая Мелисса сомкнула веки, обняла кулак ладонью и приставила к губам, бормотавшим мольбу. Богини её услышат. Лифт толкнулся о препятствие в виде ограничителей на потолке. Сквозь распахнувшиеся двери люди побежали прочь, туда, куда им твердила интуиция. Лисса побрела за ними, собирая последние силы. Топора больше не было с ней, но в руках затаилась тяжесть. Каждый новый шаг нежеланный, грузный, вёл к цели. Мир обрушился на неё серым туманом. Не было ни солнца, ни голубого неба, ни зелени и цветов. Полотно дымки плотное, словно укрывало от любопытных глаз что-то, что им нельзя видеть. Земля тряслась под ногами, выбивала равновесие, вселяя страх падения. Сложно стоять с прямыми коленями, почва ехала, люди вокруг неё спотыкались, ей даже показалось, что она слышала гром и было подумала сорвётся дождь, но поняла — это ревела земля. Лисса забыла, где были ворота Созидания, поэтому влилась в поток людей, отдавшись стадному инстинкту. Высокий ажурный забор из когда-то прочных прутьев валялся растоптанный и покрытый шматками грязи. Лисса чувствовала себя точно так же. Никакой радости от нахождения здесь. Шумно, людно, беспокойно. В Спецсекторе было не лучше. Нигде уже не будет лучше. Она не хотела находиться ни в одном месте земли. Добралась до границы территории Созидания, раздвинула выбравшихся и зевак в охающей толпе, дотянула своё продрогшее от стылого ветра тело до каких-то переулков. Лисса сама не понимала, куда шла. Просто двигалась туда, где по ощущениям туман тоньше, люди спокойнее, запах сырости тише. Кирпичная кладка домов, подёрнутая туманной завесой, стала мутной в её глазах. На конце сточной трубы висел комочек льда, с которого ползли прозрачные капли. Их ход, медленный и плавный, контрастировал с произошедшими событиями, спешащими людьми и резвыми минутами. Стало так приятно просто смотреть на них, наблюдать за чем-то тягучим. Капли гипнотизировали. Во рту вдруг стало кисло, и, кажется, ноги отказались слушаться. Лисса снова подала намерение сделать шаг, но отклика не ощутила. Это не туман делал картину мутной. Это она переставала видеть. Предел подполз к ней физически близко и ощутимо. Облокотиться о шершавую стену Мелисса успела бы, если бы удержала сознание при себе ещё на мгновение. Она делает глубокий вдох ртом и втягивает свежий воздух, так и не сумев достаточно заполнить лёгкие. Запах сырости оседает глубоко в гортани, и Мелисса впадает в беспамятство.