Зверь

Первым появился воздух. Вдохи неспешные, свежие, было в них и больнично-стерильное, и весенне-цветочное, и что-то ещё… Трудно разобрать, но кончик носа стыл, а от ноздрей и до самого горла текла прохлада, изредка перебиваемая сглатываемой слюной. Потом появился потолок. Грязно-коричневый, неотличимые почти ни в одном месте Спецсектора. Она нахмурила брови, раскрывая глаза шире. Это неправильно, что-то не так, её не должно здесь быть, верно? Созидание разрушено, не только полость в земле, но и всё, что стояло на ней, всё полегло, похоронено под хламом некогда роскошных сооружений. Тогда почему над ней… Шорох настолько громок, что заставил её дернуть головой. — Жаль, что тебе не понравилось тут. Я называл это место домом. — Оставь, — умоляла она, — Оставь меня в покое, Кайл. — Меня здесь нет, уже давно нет. Голова накалилась, готовая лопнуть от напряжения — слишком много вопросов заполнило её, слишком утомленной от дум она почувствовала себя за три фразы. — Это сон, — догадалась она. — Тебя нет, ты в моей голове. Почему? Кайл кивнул слабо, словно сожалея, упёрся взглядом в пол. — Не так, — тихо поправил он, — Не тот вопрос задаёшь. Нужно начать со слова «что». Он посещал её мысли далеко не впервые. Раньше она до жути боялась, плакала навзрыд, привычно прося его исчезнуть, перестать выворачивать душу. Сейчас от страха осталось только запредельное раздражение, но всё ещё утомительно, больно, надоедливо думать о нём, видеть его порицание, как он и сам до жути устал являться. — «Что»?.. Что тебе нужно от меня? Кайл медленно приподнял подбородок и коротко мотнул по сторонам, расстроенный неверным ответом. В этот момент он кажется парадоксально живым. Вздохнул разочарованно, обозначая, что когда-нибудь, видимо, покинет её, но это случится не сегодня. Спецсектор был его домом, пока не пришлось поселиться на периферии сознания Мелиссы. — Я ещё вернусь. До тех пор, подумай. Она дрогнула и вскрикнула. Теперь взаправду. Веки больше не дрожали, но сердце пульсировало и заставляло пульсировать затылок, горло, кончики пальцев. Её наконец встретил обычный потолок. Белый, идеально ровный, хранивший на себе перламутр луны. Замерев в кровати, Мелисса судорожно вздохнула. Под её пальцами — жёсткая накрахмаленная простынь. На теле — длинная роба. На голове, как ни странно, не спутанная копна, а аккуратно сплетенная коса, совсем не тугая. Лисса потянула носом запах, исходящий от её плеч — приятный, тонкий, ягодный. Стало быть, она на поверхности, и сквозняк из окна выл ей песни, подныривая в щель под дверью. Стоило ей засмотреться на проём, как там появились чьи-то ноги в резиновых тапочках. — Надо же, очнулась! — пролепетала медсестра, — Замечательно. Как вы себя чувствуете? Лисса не знала, что ответить, поэтому лишь отвернула голову обратно к потолку, молча уставившись. Когда сестра убежала из палаты, Лисса всё так же неподвижно лежала на спине, хоть мышцы уже долгое время страдали от того, что были одеревеневшими и затекшими. Мысли, сон, усталость обездвиживали. Нет сил даже порадоваться тому, что она добралась до цели — выбраться из цепкого плена подземелий, но произошедшее накануне не отпускало её. Артур погиб от её рук. Как она и хотела, как она и мечтала, погиб в муках, которые вопреки всем ожиданиям канули во внутреннюю яму, но не смогли насытить в полной мере. Знакомство со скрытым от чужих глаз чудовищем может и закончилось рукопожатием, но это вовсе не означало, что зверь принял её условия. Им нужно сосуществовать вопреки нежеланию. Будет непросто смириться с этим. Медсестра вернулась не одна — в её сопровождении врач и капрал Леви. — Картер, — обратился молодой сотрудник. До Созидания, ещё когда она была учёной под попечительством Ханджи Зоэ, Лисса не видела его. — Как себя чувствуете? Снова. Ей нечего сказать. Фразы увядали, не успев распуститься и дать плоды. Если бы можно было сравнить её разум с книгой, она была бы той рукописью, что ещё даже не начали писать; сплошь и рядом черновики, то ли слишком измазанные в чернилах, то ли без единого завершенного предложения. Тем не менее, на неё смотрели. Ожидание ответа, действия, реакции утомляло их. — Я в порядке, — протокольно отозвалась Лисса, лишь бы отвязались. — Хорошо, — ответил доктор, — У вас под подозрением черепно-мозговая травма средней степени, лёгкий ушиб мозга. Многочисленные гематомы, ушибленные раны. Предписываю постельный режим и симптоматическое лечение. Вас может тошнить, мотать из стороны в сторону… В общем, вам всё и так известно. Зовите Клару при необходимости. Оставляем вас. Дверь тихо закрылась, чтобы не потревожить сон других пострадавших. Пока доктор перечислял увечья, Лисса невольно подумала, что отделалась она легко. Слишком легко. Наверняка через стенку от неё лежали куда более тяжело раненные, испытывая адские мучения, что нельзя было заглушить обезболивающими. Сколько жертв полегло? Готова ли она услышать цифру? Готова ли взять ответственность за все несчастные души, погребённые под завалами? Лисса громко сглотнула, когда ощутила, как продавилась кровать под чьим-то весом. Она и забыла, что Леви никуда не ушел. Наверное, не избегай она его глаз, непременно бы заметила его присутствие. — Ты вздрогнула, — Капрал нахмурился. — Что-то не так? А что могло быть «так»? Это была катастрофа. Он стал свидетелем её теневой стороны, которую Лисса не показывала никому, кроме врагов. Раньше ей уже приходилось слышать от Терезы и от Леви, что она изменилась. Могли ли они знать, что это был не предел? Что рядом с альтруистичной, мухи не обидевшей Лиссой вскоре будет стоять, держа за руку, безжалостное чудовище, готовое на всё ради цели? Мелисса явно ошиблась, когда заключила, что легко отделалась несерьёзными физическими ранами, ведь в борьбе за цель и свободу она потеряла себя. Для неё было загадкой, что думал Леви по поводу всего увиденного, но она абсолютно уверена в одном: капрал полюбил не её, другую девушку. Не ту, что сейчас лежала перед ним, отвернув голову к стене. Молчание. Лисса не знала, что делать и как отвечать. Любое объяснение обличило бы её, а она намеревалась потянуть время и разобраться в себе, но, кажется, глубоко внутри уже приняла решение. Она не хотела отстраняться, но чувствовала, что так будет лучше. Впрочем, неизвестно, совладает ли она с собой и с этим внутренним протестом. Леви был в большем замешательстве. Там, под землёй, когда он вытянул её из ямы, когда целовал её губы, не брезгуя ни грязью, ни кровью, чувствовал только исходящую от Лиссы любовь в шали тоски. Когда обнимал её продрогшие от холода и тяжёлого страха плечи, стоя у подъёмников, чувствовал, что вот он — тот самый момент. Они прошли все испытания, и ему даже чудилось, будто это сделало их влечение сильнее, горячее, а связь — прочнее. Капрал ожидал того же сейчас, но не встретил ничего, кроме холода. — Даже не посмотришь на меня, — констатировал он. Слишком нейтрально по сравнению с тем, что он испытывал на самом деле. — Я просто устала, — отделалась она, старательно скрывая, что творилось на изнанке. — Дело не только в этом, — он покачал головой, — Не знаю, как вы там наебали целую организацию, но обманывать ты так и не научилась. Понятия не имею, как этот олух не заметил, что нихера ты не в порядке. Она вжалась в подушку, кусая щёки изнутри и пытаясь игнорировать, что его бедро тесно прижималось к её. Чуть заёрзала, пытаясь ослабить давление, но Леви вонзил ладонь рядом с её головой, не оставляя ни шанса, чтобы уйти от ответа или хотя бы сверлящего взгляда. — Я думал, что имею право знать, — тихо, но отчётливо, сказал он ей в лицо. — Почему ты закрываешься? Некоторое время он слышал только спешное сопение. Чтобы ответить ему что-то, требовалась сила, которой не нашлось бы и у сильнейшего воина человечества. В глазах вдруг задвоилось. Картина смазалась, словно кто-то провёл рукой по ещё мокрому холсту. Боль обхватила голову, налила её свинцом и будто глубже вдавила в постель. — Прошу тебя, — выдохнула она измученно. Руки едва поднялись, но ей хватило сил упереться ими в мужскую грудь. — Не напирай на меня. Ты поймёшь всё рано или поздно. Но лучше поздно… Короткая фраза заставила её судорожно глотать воздух. Лисса нежно надавила, медленно и тихо, будто извиняясь, попросила дать ей места. Лишь почувствовав, как напряглись тонкие мышцы в её пальцах, как пощёлкивали от долгого бездвижья суставы, Леви внезапно будто получил отрезвляющую пощёчину. Прошёл без малого год, как они виделись в последний раз перед разлукой, но она всё ещё умело пользовалась мягким контролем, что ей достался, видимо, по наследству от матери. Та никогда не давила на дочь словами, но давала понять, чего хочет от Мелиссы иначе: оставляла конфеты рядом с учебниками, гладила по голове, когда Лисса приносила письменную похвалу от учителя… Сама Лисса, конечно, поняла, что с людьми нужно говорить прямо — в науке приветствуется конкретика, Леви попадал под это правило всецело. Но говорить с ним откровенно сейчас требовало гигантского усилия. Кажется, она прояснила это в достаточной мере. Он аккуратно, без желания отстранился. Едва смог пересилить тягу поцеловать, обнять, сказать, что безумно рад видеть её, иметь возможность коснуться, и что он хочет быть ближе, быть на расстоянии вытянутой руки от её тёплой ауры, в которой, впрочем, что-то поменялось. Однако… Чего искать причину сейчас? Он добьётся ответов так или иначе. Леви положил свою горячую ладонь на её холодную и опустил обратно на впитавшие весеннюю ночь простыни. — Как только тебе станет лучше, Эрвин вызовет тебя на разговор. Будет суд, ты примешь в нём участие как свидетель. Отдыхай. Лисса прикрыла глаза в согласии. До ужаса хотелось, чтобы он остался, побыл рядом. С настоящей угрозой, а не ушибами, ей не справиться в одиночку. Ей не справиться с Кайлом. Леви тоже не мог себе позволить уйти вот так, на столь плохой ноте, хоть и видел, как тяжело было его женщине, но не различил в её действиях взаимного желания. Поэтому он был вынужден перешагнуть за порог. Прежде чем дверь закрылась, он услышал робкую просьбу: — Ты не мог бы открыть окно? Тут чем-то пахнет. Капрал бросил взгляд на окно. Ставни раскрыты. В палате не пахло ничем.

***

Так начался долгий период бодрствования. Окунуться обратно в сон она не смела — боялась Кайла. Не спать было так же тягостно, голову нещадно кружило, а проведённые минуты на этой мучительной карусели растягивались на часы. Как только Леви ушёл в ту ночь, два дня назад, она ощутила горькую рвоту у горла и едва не запачкала постель, но заметила заботливо поставленный рядом лоток и полотенце. Её тошнило от затхлости так сильно, что закрались подозрения, уж не от неё ли самой идёт вонь? К утру поднялась, чтобы умыться и сходить в душ, стереть с себя подземельный налёт, но до кабин так и не дошла — пол начал уходить из-под ног, а глаза застлало тёмно-серыми заплатками. Весь день смотрела в стену и размышляла. Когда разум становился вязким и плавким, как жидкое стекло, усилием воли поднимала потемневшие веки, что незаметно для неё самой закрылись. Тогда она металась за случайно пролетевшей мыслью и терпеливо распутывала её. Мысли летели разные: представляла, где сейчас Корней, выбрался ли он, что стало с Амоном, как теперь выглядит территория Созидания? Себе не соврёшь, она разве что не выла от тоски по разрушенному месту. Высовывала пугливо кончик носа из окна, смотрела туда, где вилась дорога до Созидания. Вниз боялась заглянуть — с четвертого этажа далеко падать, и голова могла предательски пошутить над ней. Потом думала о Смите и о том, что у него есть, что сказать. Если память её ещё осталась целой, то воспоминания в голове не были ложными — Эрвин был отчасти виновен в случившемся. Как он отреагирует, когда узнает, что Лисса была вовсе не пленницей, а полноценным сотрудником? Ведь ей придётся рассказать ему, что она делала с мясом людьми. И однозначно об этом станет известно капралу. О нём она думала больше всего. Ей даже не приходилось обличать эти мысли в слова — внутренний голос будто бесконечную пластинку, крутил и крутил бесформенное, мутное, не поддающееся объяснению. Это был монолог без завершения. Как только сознание напарывалось на узелок, который связывал два конца одной верёвочки, всё начиналось по новой. К еде не притрагивалась — всё равно вырвет. Её тошнило и без съестного, так пусть хотя бы рвота не мучила. По счастливой случайности старшие распорядились подать пострадавшим на ужин запечённую свинину под специями. На прикроватный столик рядом с Лиссой опустился поднос. Медсестра поправила столовые приборы и заботливо произнесла: — Вы пропустили завтрак и обед… Госпожа Картер, вам нужно поесть и как следует выспаться! Вам ли не знать, что организм излечивается во сне? Добрая и милая. Один в один как сама Лисса в начале своего пути. Вот бы ей не пришлось пройти через те же испытания. — Хорошо, — согласилась она. Знала, что не могла голодать вечно, да и живот уже просил хоть чего-нибудь. — Приятного аппетита, — просияла медсестра, довольная тем, что смогла убедить пациентку. С гордо поднятой головой прошла на выход, только схватилась за ручку, как вдруг подпрыгнула от громкого звука. Мелисса вскрикнула и упала на пол, чтобы спрятаться под кроватью как можно быстрее. Лишь чудом удержалась от того, чтобы не опрокинуть поднос подальше от себя. Задёргалась, заскулила, замотала больной головой, сжалась сама и сжала каждую мышцу в теле, чтобы защититься от острого ножа. Медсестра стояла абсолютно шокированная. Дверь раскрылась, слегка задев её, благодаря чему она выпала из оцепенения. — Я-я клянусь, я не знаю, что случилось! — ответила она на немой вопрос в грозных, почти убивающих глазах. Шумный вздох. Солдатские сапоги аккуратно приблизились к кровати, но Леви не спешил наклоняться. — Лисса, — позвал, — Что с тобой? Ответ ему — дроблёный стуком зубов стон. — Лисса, — более твёрдо вынуждая, обратился он снова, — Говори со мной. — Н-нож… и … мясо. — Выноси отсюда, — повернулся к медсестре, — Шевелись. Она ещё никогда не выполняла поручения столь быстро. Леви вздохнул, будто сам испытал облегчение от того, что злосчастный поднос оказался далеко от палаты. Теперь перед ним предстала задача, какую не решить силой, и он не был уверен, что справится идеально. — Вылезай, — принудил он, — Она всё унесла. За окном пролетела стая птиц, поиграв тенями на противоположной стене. Лисса не собиралась выбираться или прекращать рыдания. Он решил опуститься на колено и заглянуть под кровать. Девушка, голыми руками убившая руководителя самой влиятельной организации столицы, роняла слёзы от страха и зажимала рот руками, завидев столовый нож и дымящийся кусок свинины в тарелке. Леви и вообразить не мог бы. — Я же сказал, — надавил он, — Бояться нечего. В палате нет ничего, что может тебе навредить. Не заставляй меня тянуть тебя отсюда, как нашкодившего котёнка. Лисса зажмурилась, помотала головой и снова раскрыла глаза на Леви. Почему он вообще решил, что в принципе сможет справиться с задачей? Даже если бы имел хоть какое-то представление о том, что делать, всё было бы тщетно: они не виделись год, и перед ним уже совершенно другой человек. Он её совсем не узнавал. Ничего не остаётся, кроме как просить подсказки. — Скажи, как тебе помочь? Она знала, что если разожмёт губы, ни одного членораздельного звука издать не выйдет, и не могла позволить себе выглядеть ещё более жалко. С ножами была долгая история, начавшаяся ещё во времена её неопытных будней и молодой Белинды. Умноженный на свежую трагедию, этот страх заставил её потерять дар речи при виде тошнотворного блюда. Быть может, глаза её широко раскрыты, но видели они только малую часть реальности. Взор был обращён внутрь себя, в быстро сменяющиеся образы. Леви останется без подсказки. Он сомкнул веки, смирившись. Откровенно говоря, вообще не понимал, почему оставался там и предлагал помощь после того, как она ясно дала понять, что хочет отстраниться? Капралу бы принять это, отстраниться в ответ, не питать надежду когда-нибудь выяснить причину, но не мог заставить себя. Ещё давным-давно сказал, будто Лисса не станет единственным, что у него есть, но вот она пропала на год и он осознал, что нещадно наврал себе. Идиот. Вечер легко опустился на цветущий город. Леви лежал на полу чуть поодаль от кровати, благодаря судьбу за то, что сегодня не его очередь дежурить. Метания под кроватью исподволь стихали, но он решил ждать до последнего, даже если она решит заснуть там. По правде, не надеялся, что она вылезет до того, как взойдёт солнце, но она смогла удивить его снова. Пыхтя от утомления, она двинулась прочь от кровати. Леви встрепенулся, сел на полу и взглянул, как она ползёт, чтобы обнять его шею. — Мне так тяжело, — произнесла Лисса надрывно куда-то в воротник, — Я в такой растерянности, Леви, я просто в ужасе! Я запуталась и не знаю, что делать! — Тише, — успокаивал он, — Всё самое страшное позади. Остальное утрясётся. — Врёшь, — беззлобно прошептала, — Самое страшное впереди — мне с этим жить. Лисса сидела на бедре, вытянув другую ногу, и теснее прижималась к Леви, не веря, что выбралась из затянувшей её пучины острых воспоминаний. Для груди не оставалось места на вдох, когда Леви стискивал её в объятиях, давя на поясницу и лопатки, обтянутые больничной робой. Она чуть расслабилась в его руках, будучи обессиленной. — Не мог бы ты, — В середину слов ворвался случайный всхлип, — Остаться со мной на ночь? Я очень хочу уснуть. Возможно, это неправильно, но ему стало приятно от того, что она в нём нуждалась. Поэтому Леви обнимал Лиссу со спины до тех пор, пока та не заснула. Отгородив от всего мира, дышал в макушку, слушал глубокое дыхание, не обращая внимания больше ни на что. Где-то затерялся цокот копыт по мостовой, эхо доносилось до палатного окна, чуть ближе проходила шумная нетрезвая компания, спорили кошки, возвращались с работы уставшие жители. Луна была блеклой и не могла помешать своим светом ни ему, ни ей. Когда он почувствовал, что ладонь Мелиссы в его руке ослабла и похолодела, осторожно поднялся с кровати и накрыл простынёй женские плечи. Сам сел в кресло и чутко задремал. Но проснулась Лисса уже без него. Лениво перевернувшись на спину, сфокусировала зрение на настенных часах — время было как раз под ужин, и ей сначала показалось, что всё случившееся было сном, но когда принесли еду, она заметила отсутствие ножа возле жареной рыбы. Лисса проспала сутки. Ещё через три дня она устала от однообразия и подумала — пора начинать расхаживаться. По пути встречала вымахавших за год солдат, останавливалась, чтобы расспросить, как у них дела и что они такого едят, что успели так вырасти, восхищалась наращённой мышечной массе, по-матерински радовалась и одновременно грустила, видя повзрослевшие лица. Увидеть их спустя год… Она будто вышла из комы, будто вернулась в родной дом. — Я тоже… Мне тоже не хватало вас, доктор Картер, — признался Жан, царапая короткими ногтями свой затылок. — Не подумайте ничего такого! Просто никто не заботился о нас так, как получалось у вас. Какой он всё-таки простодушный и милый мальчик… Хотя, уже скорее парень. Лисса просияла и погладила обтянутый курткой локоть. — Спасибо за добрые слова. — Кстати, доктор Картер, а правда, что вас всё это время держали в заложниках в Созидании? От былой радости не осталось даже тлеющих угольков. Сам собой глубоко из груди вырвался вздох. Она отвернулась и зашагала прочь, оставив Кирштайна недоумевать в одиночестве. Что бы она не делала, как бы не скребла руки, стоя под горячим душем, они останутся грязными навсегда. Клеймо невидимое, где-то под кожей, и избавиться от него означало умертвить себя. Можно было бежать бесконечно, да только от мыслей не убежишь. Её вина явная, яркая, как летнее солнце, слепит глаза почти так же, заставляет хотеть отвернуться, да только алые круги всё равно полыхнут в поле зрения. Богини, как же она виновата. Это невыносимо. Она могла избежать всего, сделав лишь несколько верных решений, а то и вовсе одно — позволить Кайлу задушить себя. Или не идти в медицину, что, впрочем, приравнивалось к «не рождаться». Лисса бесконечно устала. Устала от всего: от врачевания, от себя, Легиона, города, головокружения, от приближения разбирательств по делу Созидания, от необходимости умываться по утрам, просто от всего устала. Нигде нет покоя, кроме одного места, но и там ей не задержаться никак, особенно, если дать волю мозгу, который услужливо шепнёт: «Леви тебя возненавидит». Стало больно. Не где-то в определенном месте, а как будто во всём теле целиком. Она развернулась и зашагала к себе, обратно по коридорам собственных размышлений, надеясь, что в конце её ждёт та первая мысль о том, что пора расхаживаться. Ничего больше. Новый рассвет она встретила в бодрствовании. Не стерпела и упала в сон, хотя долго себя уговаривала, боялась рухнуть в острое, гнетущее, ослепительное. И не зря. Кайл сидел за столом с треснутой столешницей, как будто ждал. Низко надвинул бровки в тоске, и она могла поклясться — видела каждый тёмный волосок его бровей. Он что-то говорил. Мало, но прицельно, ядовито. Лисса только и смогла запомнить, как от неприязни у неё сдавило горло. Дрогнула, раскрыла глаза от неожиданности, так и застыла, пока сердце не стихло. Стихало долго. Персиковый свет уже успел разлиться по стенам, а она всё лежала на спине, ни жива, ни мертва. Эрвин боялся её разбудить, но остался доволен, когда постучался в палату и услышал нерасторопные шаги изнутри. Мелисса поняла, что момент настал, ещё до того, как он начал говорить. — Доброе утро, доктор Картер, — командор мигом оценил её лицо, шею и ладонь, которой она держалась за косяк. Выражаясь канцеляритом, внешний вид её был неудовлетворительным. — Как ваше самочувствие? — Не нужно, командор, — остановила она, — Я сейчас, только приведу себя в порядок. Собрав волосы в тугой хвост и накинув единственное имеющееся платье, она вышла из палаты. Эрвин ждал её у противоположной стены. Держался, будто готов к бою, кулаки собраны, хоть и не сжаты с силой, сам он стоял твёрдо. Глубоко засевшая привычка военного. Шли не в молчании, но говорил больше Смит. — Я надеялся, что вы всё же ответите на вопрос. — К чему эти акты вежливости? Это излишне. Я знаю, что вам нужно. — Полагать, что я задаю подобные вопросы неискренне, очень опрометчиво и обижает меня лично. Но в чём-то вы правы, — согласился он всё-таки. — Поясню: независимо от вашего самочувствия, подходит срок, когда нам нужно разобраться в последних событиях. Скоро состоится суд над работниками Спецсектора. На нём Легион предоставит всю известную информацию о деятельности Созидания. Кроме того, нам нужно выбрать тактику ведения обвинения. Ваш опыт пленного нам очень поможет. Лисса смогла только коротко промычать себе под нос. Опыт пленного, вот как… Ну-ну. Что же делать тогда? Разумно ли наврать? В кабинете их уже ждали Ханджи и Леви. Тут-то она и заволновалась. Он сидел на диване, запрокинув лодыжку на колено и положив руки на спинку, а майор Ханджи нарезала известные ей одной траектории по скромному командоровскому кабинету. Завидев Лиссу, она сразу переключилась — подбежала резво, взяла обе её руки, сдавила и залепетала: — Мелисса! Как хорошо, что ты с нами! Ну, что, как здоровье? Как голова? Слышала, последствия адаптации к подзем… — Замолчи свой рот уже, очкастая, — встрял Леви, чем серьёзно спас Лиссу, — Ты утомишь её раньше времени. — Спасибо за беспокойство, Ханджи, — она заглянула в блестящие глаза за блестящими же стёклами очков. Вот уж где майор попала в точку, так это в изречении про голову. — Голова — хоть об стену бейся. — Не мудрено, конечно! Там ведь атмосферное давление выше, кровь к мозгу не… — Не объясняйте, я осведомлена. Пока они стояли в дверях и вели эту абсолютно бесполезную, короткую беседу, Эрвин успел занять своё место за покрытым лаком письменным столом. Лисса тоже поспешила сесть. Видимо, этот стул в центре предназначался ей. Ханджи закрыла дверь. Это можно было считать репетицией суда. Все смотрят на неё, и игре суждено было начаться с объяснений. — Мы успели многое узнать о Спецсекторе, — вступил Смит, скрестив ладони в замок, — Часть информации нам стала известна до вашего исчезновения, ещё доля — после. Однако в виду того, что близится судебный процесс, нам нужны все детали, которыми вы располагаете. Лисса медленно моргнула, демонстрируя понимание. — У меня два условия, — неожиданно заявила она, — И вот первое: сначала я выслушаю вас. Мне нужно знать все подробности того, почему и как вы чуть не продали меня Созиданию. Эрвин вскинул брови, но быстро вернул строгое выражение лица. Она продолжила: — Так будет справедливо. Вы не были со мной честны до конца, и это не обвинение, а констатация факта. Если вы хотите от меня правды, то я требую ту же правду взамен. Враньё всё. Доверие между ними серьёзно пострадало. Ей нужно было знать, что случилось на самом деле между Легионом и Созиданием, чтобы выбрать, о чём сказать, а о чём умолчать. — Она права, Эрвин, — поддержал капрал. — Что ж, хорошо, — Уверенный кивок. — А второе условие? Лисса стыдливо бросила взор на Леви, не поймав ответного взгляда. И слава Богиням. — Пусть он выйдет. Ханджи приоткрыла рот, поочерёдно глядя то на Лиссу, то на Леви. Переглядывание вышло коротким: он вскочил, подхватил Лиссу за плечо и двинулся в коридор. — На пару слов. Она ожидала чего-то подобного после предыдущего раза, и поэтому позволила ему выволочь себя из кабинета. Слишком глубоко понимала его. Хлопнула дверь. Достаточно громко, чтобы привлечь чужое внимание, но в такую рань солдаты только просыпались. В коридоре они были совсем одни. — Я спустился за тобой в ад, — отчеканил Леви, повернувшись к ней лицом, вынуждая укусить губу от досады. — А тебе тяжело довериться мне. — Прости. Если ты узнаешь, наши отношения разрушатся. — Да? Ну тогда выбирай, почему они и правда разрушатся: по той причине, которую ты скрываешь, или потому, что ты считаешь, что я не достоин об этом знать. Лисса смотрела вслед недолго. Решила не терзать душу. Ему ведь рано или поздно всё равно станет известна каждая деталь. Не от Лиссы, так от кого другого. На том же суде, например. Сложит два и два, сопоставит факты, поразится в самом гнусном смысле слова. И всё равно думалось, что лучше уж это случится поздно. Пока они не задевали тему Созидания, всё было хорошо, правильно. Всё было, как раньше. Вернулась в кабинет она в ещё худшем виде — будто её переехали повозкой раз пять по меньшей мере. Ничего не поделаешь. Нужно двигаться дальше. — Я жду ваших слов. Изначальный план Эрвина касательно Созидания был прост и имел минимальные риски. Всё началось с предложения Сета. Заинтересованный причиной смерти своего ученика, он начал расследование, решившись распутывать несколько ниточек сразу. То были ниточки, ведущие к коллегам Кайла, в том числе и к другим ученикам Сета. Имена Терезы и Мелиссы стали строчками в длинном списке, что шаг за шагом сужался, когда очередная нить заводила в никуда. Сет предложил Легиону, в подчинении у которого были сразу две его цели, сделку на следующих условиях: первое — Тереза отправляется на работу в Созидание, где за ней постоянно наблюдают; второе — Легион вытягивает из Мелиссы признание, и если это удаётся сделать, её выдают Созиданию, а Легион в свою очередь получает спонсорство. Если Мелисса отрицает свою вину, Легион всё так же получает спонсорство за сужение списка подозреваемых. — Я помнил ваш характер, — пояснил Эрвин, — Вы были невероятно искренней, несколько наивной, трудолюбивой и честной. Я рассудил, что достаточно будет вас спросить напрямую, а ещё лучше — заглянуть в дневник. Мне бы вы не доверились, но я знаю того, кому бы вы могли рассказать о таком. — Вы использовали Леви, — закончила она за него эту поганую фразу. — А я-то думала… Думала, что он действительно… Был заинтересован. Во мне. — Это армия, доктор Картер. Здесь все кого-то используют, но это не есть плохо. Сет вычеркнул Мелиссу Картер из списка подозреваемых, доверившись информации Легиона, но ниточки продолжал распутывать, пока одна из них наконец не привела его снова к ней. — Как они узнали мою настоящую личность? Смит сглотнул, помолчал, собравшись с мыслями. — Это мне до сих пор неизвестно. В любом случае, им удалось установить вашу настоящую личность, а когда Сет понял, что Легион подослал к ним шпиона, потерял доверие окончательно. Дело осталось за малым — заманить вас в ловушку и украсть. Я допустил ошибку в самом начале, недооценил вас. После эпидемии вы вернулись другим человеком. — Вы не думали, что я смогу обмануть Леви, а я взяла и неосознанно обвела вас вокруг пальца. Н-да… за это я заплатила сполна. — Вы говорите о десяти месяцах плена? — Да как вы ещё не поняли, — разозлилась Мелисса, решаясь окончательно и бесповоротно на горькую правду, о которой позже, возможно, пожалеет: — Спецсектор не пленил меня, не держал меня как узницу. Я там работала.