Monstrum independens

Ваня врубает холодную воду, засовывает голову под кран, жадно пьет, потом подставляет затылок под ледяные струи. Обычно это помогает как-то собраться, но сейчас всё по-другому, его мажет и ведёт, тело чужое, непослушное, тяжелое, словно он пытается вести машину, за рулем которой кто-то еще. От этого к горлу то и дело подкатывает комок, и Ваня с отвращением сглатывает. Он трет лицо ладонями, пытаясь вспомнить, что вообще было. Чужая квартира. Пьяная и удолбанная компания. Бонг по кругу. Пара таблеток. Девчонка, с которой они в итоге оказались на диване. Не то. Бритва. Да, точно. Старая опасная бритва. Он увидел ее на полке в шкафу и не смог удержаться —вытащил, покрутил в руках, потрогал пальцем лезвие, проверяя остроту. У Вани слабость к ножам и бритвам. Лезвие оказывается куда острее, чем кажется, а тонкий, как волос, порез — куда глубже, чем выглядит. На бритву падают капли крови, Ваня лихорадочно ищет взглядом тряпку, чтобы вытереть — неудобно блять получилось, чужую вещь заляпал. Не найдя ничего подходящего, хватается за край футболки — черная, пятна не будут заметны. Но когда вновь взглянув на лезвие, понимает: металл чистый. Ваня тупо разглядывает бритву. Он готов поклясться, что видел, как тускло поблескивающая сталь впитывает последние капли. А порез сам по себе затягивается. Бля, вот это я упоролся... Ваня хочет сложить бритву и убрать на место, но тело ему не подчиняется: оно кладет сложенную бритву в карман и отправляется на улицу. Ваня плохо помнит, как добирался до дома, но вот же он — в своей ванной. Стоит, пялится на собственное отражение в зеркале. Отражение смотрит на него. Без улыбки. Чуть склонив голову набок, изучающе смотрит с холодным любопытством. Ваня мотает головой, утыкается носом в зеркало — ничего не меняется. Отражение по-прежнему неподвижно. Стоит, пялится. — Да когда ж меня отпустит-то, — отчаянно стонет Ваня, отстраняясь от холодного стекла. Ему неприятно смотреть в зеркало, неприятно смотреть в свое, и в то же время почему-то чужое лицо, но оторваться он не может. Его начинает знобить, он хватает с вешалки теплый халат, укутывается, накидывает на голову капюшон. Снова бросает взгляд в зеркало. В отражении из-под капюшона заметна только улыбка — зубастая, чуть фосфорецируют треугольные клыки. Больше ничего не видно, под капюшоном клубится непроглядная тьма, но Ваня уверен — знает — что на него внимательно смотрят. Молчат. Улыбаются. — Ты кто? — не выдерживает Ваня. — Может, бля, хоть представишься?! Тянется рукой к зеркалу, чтобы коснуться запотевшего стекла. Рука отражения взлетает навстречу и Ваня вдруг ощущает прикосновение горячих, как лава, пальцев. Чужих. — Охра...— выдыхает незнакомец, обжигая дыханием Ванино ухо.