Параллели

Мел скользит по доске так медленно, что его движения напоминают часы какого-нибудь начинающего гипнотизёра, нагоняющего на зрителей тоску одним своим видом. Я сижу, подперев голову рукой, пока Альберт на соседнем стуле упорно записывает уравнение, пытаясь решить его на опережение. Я потеряла ход рассуждений ещё где-то в начале, поэтому сейчас просто лениво вывожу ручкой непонятные сочетания цифр и букв, стараясь не сидеть со слишком бестолковым видом. Миссис Лоренцо отвлекается от написанного и оглядывает класс. Я вижу, как она украдкой проходится по мне взглядом и понимаю, что на следующем индивидуальном занятии мне так просто отделаться не удастся. - Что ж, сейчас мы попробуем решить такое же уравнение по аналогии. Есть желающие? Альберт неуверенно тянет руку, но вместо него вызывают Клару, которая плетётся к доске без особого энтузиазма. Она была неплоха в языках, но на алгебру у неё никогда не хватало терпения. Или мозгов. Клара берёт в руки мел и начинает с сомнением решать уравнение из учебника. Впрочем, что я могу об этом знать. Я и алгебра точно жили в параллельных мирах. В конце урока Клара зарабатывает "четвёрку", а Альберт получает "отлично" за самостоятельное решение задач в тетради. Лью за него невидимые слёзы гордости. У нас наступает большая перемена, и Альберт предлагает перекусить в буфете. Мне не хочется есть, но торчать с вечно глазеющими одноклассниками хочется ещё меньше. Стратегически важная точка перекусов находится на втором этаже, куда я добираюсь не без помощи Альберта. В школе, конечно, есть пандусы, но они жутко неудобные и без поддержки с ними не разберёшься. В качестве обеда я выбираю себе какой-то питьевой йогурт сомнительного происхождения, в то время как поднос Альберта уставлен супом, салатом и чем-то, напоминающим котлету с макаронами. Эдакая столовая классика. - Ты не очень-то много взяла, - он смотрит на меня как-то почти виновато. - Я просто мало ем. - Или не ешь вообще, - Альберт внимательно осматривает мои выступающие скулы. - Нечего на меня так смотреть. Ешь свой суп, - я раздражённо открываю потрёпанную жизнью бутылку и с вызовом делаю первый глоток. Гадость. Клубничная гадость. - Он не пропавший? Мне кажется, что именно эту бутылку я видел здесь ещё в прошлое Рождество. Я не отвечаю, и Альберту не остаётся ничего, кроме как поскорее расправиться с обедом. Я отодвигаю бутылку с дурацким йогуртом и думаю, что лучше бы осталась сегодня дома. - А почему ты не пришла вчера? - А почему ты всё время такой любопытный? - Я просто беспокоюсь о тебе, Блюбелл. - О, не стоит. Видишь, жизнь обо мне уже побеспокоилась, - я демонстративно развожу руками. - Я просто хочу, чтобы ты знала, что если тебе понадобится какая-то помощь, что угодно, я буду готов тебе помочь. Даже вне школы. - Может, ты ещё и на кружок психов будешь ходить вместо меня? Чёрт. - Прости, что? Чёрт. Чёрт. - Ничего. Шутки такие у меня. Альберт заметно мялся, не решаясь продолжить неприятную тему. Я решила воспользоваться этим замешательством и отвлечь его расспросами о вчерашнем дне. Шпионка из меня, конечно, ни к черту. Остаток дня прошёл как-то совсем по-дурацки. Я была в напряжении из-за того, что случайно ляпнула, а Альберт делал вид, что поверил моим словам о шутке. В итоге я что-то невпопад ответила на географии и даже на литературе особенно не выделялась. От всех этих волнений я совсем утомилась. Когда Сарита пришла забирать меня после школы, я как всегда была мрачнее тучи. Чувствую, пора забить на школу хотя бы на неделю. А лучше на две. Чтобы не видеть эти мерзкие морды, восторженно щебечущие о будущем назойливого Альберта и эти чёртовы йогурты в буфете. - Блюбелл, что-то ты сегодня совсем без настроения после школы. Что-то произошло? Мы с Саритой сидим в машине и уже куда-то едем. - Нет. Просто мне лучше заниматься дома. - А как же общение со сверстниками? Его-то ты дома не получишь. - В гробу я видала такое общение. - Ох, ну может, тренировка поднимет тебе настроение. Я только сползаю по сидению автомобиля в надежде раствориться где-то между этими кожаными сидениями. Как было бы здорово пропасть, чтобы никто не донимал тупыми расспросами, жалеющими взглядами, бессмысленными занятиями. Просто пропасть. Стать лучом света или волной в океане. Бестелесной и ничего не чувствующей. Мы безнадёжно завязли в пробке из-за крупной аварии впереди. Меня пробирают мурашки от осознания того, что там не просто куски искорёженного металла. Под ним похоронены чьи-то жизни. - Сарита. - Да? - она явно не разделяла мои философские размышления и искала возможность свернуть, чтобы поехать в объезд. - Как ты думаешь, я больше никогда не смогу ходить? Сарита прекращает бегать глазами по сторонам и смотрит на меня в зеркало. В её лице сейчас гораздо больше напряжения, чем когда она в гневе или в недоумении. Эти состояния дают ей силу. А вот печаль и беспомощность проявляют слабость. - Ты же знаешь, Блюбелл, врачи осторожничают давать прогнозы на этот счёт. - Я знаю. Конечно, я всё знаю. - Но я уверена, что все твои усилия не напрасны, - её голос приобретает твёрдость. - Даже если ты не сможешь ходить, ты всё равно будешь достойным человеком. Образованным, сильным, с добрым сердцем. - И богатыми родителями, - кажется, это самый важный пункт. - И родителями, которые тебя поддерживают, - мягко поправляет Сарита. Мы трогаемся с места. Очередная мотивирующая речь закончена. На тренировке я как всегда злюсь, падаю, потею до состояния загнанной лошади. Здесь я разминаю разные группы мышц, в основном, мышцы рук и спины. Ноги мне просто массируют, они почти никак не участвуют в тренировке. Под конец моих занятий обычно приходят дети помладше, занимающиеся здесь "интеллектуальным развитием". Я смотрю на них с каким-то смешанным чувством злости и сочувствия. Как правило, дети полностью здоровы физически, но имеют какие-то психические отклонения. Например, здесь часто занимаются больные аутизмом или просто те, у кого наблюдаются задержки в умственном развитии. Я не знаю, что у них в голове, но мне кажется, что они даже не понимают того, как к ним относятся люди. Поэтому у них всё круто в отличие от меня. Пока Сарита меня переодевает, к нам подходит какая-то девочка лет пяти и настойчиво тыкает пальцем в мою ногу. Я поворачиваюсь, чтобы отправить ребёнка по известному адресу, и замечаю, что в её руке какой-то блестящий перепачканный шоколадом фантик от конфеты. Она протягивает его мне, сосредоточенно наблюдая за моей реакцией и не прекращая свои посягательства на моё личное пространство. - О, - Сарита замечает подошедшую девочку. - Какой красивый фантик. Ты хочешь отдать его нам? - она протягивает девочке открытую ладонь, чтобы та положила бумажку туда. Но девочка упорно хочет всучить эту гадость мне. - Блюбелл, кажется, это подарок для тебя. - Боже, пусть она заберёт это подальше от меня. Мне не нужен твой фантик, - я по слогам обращаюсь к девочке, - он грязный и весь в каком-то шоколаде. Она уже обиженно надувает губы, но тут наконец приходят её мама и забирает девочку вместе со своим мусором. Сарита неодобряюще качает головой, но ничего не говорит. Домой мы едем молча. В машине непривычно тихо без бесконечных разговоров моей сиделки, поэтому я пытаюсь хоть как-то притянуть её внимание болтовнёй о погоде. Сарита что-то сухо отвечает, и я наконец не выдерживаю. - О, ну давай, скажи, какая я бездушная сволочь, и уже перестань себя так вести. - Ты не бездушная, Блюбелл, - она вздыхает. - Ты выбираешь эту роль, потому что тебе больно. Я отворачиваюсь и смотрю в окно. Лучше бы мы и дальше молчали. - Но иногда этим ты можешь причинять боль другим. Тем, кто этого не заслуживает. - О, ну ты знаешь, я вообще-то инвалид. А ещё у меня диагностировали депрессию. Как я должна себя вести? Всем улыбаться и радоваться каким-то дурацким фантикам? Я украдкой поворачиваю голову и вижу, как в зеркале отражаются глаза Сариты, наполненные слезами. Не то чтобы мне стыдно за свои слова, скорее, неприятно видеть такую слабость от человека, всегда сдерживающего мои порывы. Остаток дня я провожу в бессмысленных попытках решить домашнее задание самостоятельно. Всё это приводит к тому, что я решаю просто дождаться "профильного специалиста", как говорит моя дражайшая маман, чтобы не было так нудно одной это разгребать. Я засыпаю рано, даже не дождавшись ужина. Судя по тому, что в тот вечер я так и не поем, никто не идёт меня разбудить. Кажется, я успела насолить не только Сарите, но и заочно надоесть родителям.

***

Утром меня резко выдёргивает из постели мать с новостями о том, что Сариты сегодня не будет, потому что она заболела. Как будто я в это поверю. Просто решила поиграть в обиженку после вчерашнего. Как по-взрослому. Мне ничего не остаётся, кроме как особо не отсвечивать утром, потому что родители пребывали в скверном настроении. Меня посадили в коляску и почти бросили на произвол судьбы, отправив самостоятельно искать еду, умываться и причёсываться. Пока я находилась в прострации перед холодильником, заполненным всякими пластиковыми контейнерами, мать переходила из комнаты в комнату, жалуясь, что как обычно ничего не успевает. - Тебя сегодня отвезёт в школу отец. Сколько у тебя там уроков? Пять? Шесть? Замечательно. А я-то уж думала, что пропущу ещё хотя бы недельку. Всё-таки не стоит ругаться с Саритой, с ней хотя бы можно договориться. - М-м-м, я не уверена. Наверное, шесть. - Как можно не знать, сколько у тебя уроков? - Как два пальца об асфальт, - тихо шепчу я, набираю стратегический запас яблок и, о чудо, питьевого йогурта. На сборы уходят ещё пятнадцать минут, большую часть из которых я пытаюсь слишком громко не дышать, чтобы никого не раздражать, а мать пытается одеть на меня джинсы и рубашку. Когда все наконец совладали со своими обязанностями, мы с отцом отправляемся в школу, а мать забирает служебная машина. Я прижимаю к себе рюкзак, тихо сидя позади отца. Иногда его удавалось разговорить на что-то, но сегодня он был чем-то озабочен и совсем не смотрел на меня. Впрочем, как и большую часть моей жизни. Когда мы уже подъезжали в школе, он пообещал забрать меня после шестого урока или прислать кого-то, кто сможет отвезти меня домой. Я пробормотала заветное "созвонимся", и меня оставили в кресле на пороге школы. Если бы я сейчас прогуляла, а потом просто попросила отца встретить меня чуть дальше от школы, никто бы и не узнал, что меня здесь не было. Эта мысль показалась мне настолько привлекательной, что, несмотря на неудобный рюкзак, я осторожно повернула голову и с удовлетворением отметила, что машина отца уже скрывается в переплетении улиц. Конечно, будет он ещё смотреть, насколько умело и аккуратно я поднялась по школьному пандусу. Даже находясь на улице, я услышала, как по школе прошелестел траурный звонок, взывающий к порядку на первом уроке. Скоро сюда должен выйти сторож на обход школьного двора. Недолго думая, я решила ретироваться и совсем немного прогуляться по окрестностям. Совсем. Примерно до конца занятий. Благо, автоматическое кресло позволяло ездить самой. Остаётся только избегать препятствий в виде крутых горок и ступенек. Пара пустяков. Спустя некоторое время я оказалась недалеко от пристани, откуда доносился утренний шум ленивой жизни нашего городка. Там было много лодок и совсем мало людей, поэтому я в какой-то момент даже пожалела, что не могу туда спуститься. Раньше я очень любила проводить время у воды. Занималась плаванием с раннего возраста, выигрывала всякие соревнования разного масштаба. А по выходным гуляла с родителями по этой пристани, где мне покупали таящее на солнце мороженое, политое карамелью, после чего мы вместе отправлялись кататься на лодке. Иногда мне разрешали даже сойти с неё, чтобы поплавать где-нибудь рядом, пока родители грелись в солнечных лучах счастливого лета. И всё, возможно, дальше было бы идиллически прекрасно, если бы я не перестала ходить. Теперь у меня нет ни плавания, ни мороженого, ни грёбаной семьи. Только дурацкие тренировки, приторное сочувствие и туманные перспективы на будущее. От чувства невыносимой несправедливости происходящего я замахнулась и швырнула свой рюкзак со школьными принадлежностями прямо вниз. Катись к чертям, как и моя жизнь. - Блядь, какого хрена. Кажется, кому-то не слишком понравилось, что я разбрасываюсь вещами. Я подъезжаю чуть ближе и вижу, что мой рюкзак поднимает мужчина. Он поднимает голову и смотрит на меня. Блядь. - Это ты, ненормальная, швыряешь в меня своими шмотками? Мало тебе было в прошлый раз? Это же придурок Закуро. Господи, почему ему надо было припереться сюда именно сейчас. - Просто отдай мне мой рюкзак и вали отсюда. - Ага, чтобы ты в следующий раз кинула мне нож в спину. - Я просто уронила его, придурок. - Повежливее там. А то я брошу твой рюкзак рыбам на корм. - Только попробуй. Пожалеешь, что вообще сегодня здесь оказался. - Малявка, ты такая самоуверенная, как будто сидишь не на коляске, а на каком-нибудь грёбаном звездолёте. Почему его появление всегда сопровождается желанием убивать? - Рюкзак, - я делаю нетерпеливый жест так, словно это поможет мне скорее получить желаемое. Он ещё что-то там бормочет, но уже поднимается по ступенькам, чтобы бросить мне в руки запачканный землёй рюкзак. - Не теряй. А то вдруг рядом больше не будет добрых дяденек, которые тебе помогут, - он самодовольно усмехается. - Ты, что ли, добрый? Да ты идиот, каких поискать. Его ухмылка сходит с лица и сменяется гневным выражением. - А ты сегодня такая беспомощная и без охраны? Смотри, может плохо для тебя закончиться. - Угрожаешь? - Предупреждаю. Он стоит ещё немного, после чего достаёт из кармана пачку и закуривает самые отвратительные сигареты на свете. - У тебя что, нет денег на что-нибудь нормальное? - Ты слишком острая на язык. И поверь мне, не все люди на планете такие добрые и терпеливые как я. Я только хмыкаю и отворачиваюсь. Тоже мне Мать Тереза. Я безуспешно пытаюсь очистить рюкзак от налипшей грязи и пытаюсь придумать убедительную историю, оправдывающую моё положение. - Когда у тебя день рождения? Закуро недоуменно смотрит на меня. - В апреле. - Отлично, хочу сделать тебе подарок, - я протягиваю ему несколько евро. - Купишь себе нормальные сигареты. - Даа, никогда ещё маленькие девочки типа тебя не давали мне денег на сигареты, - он издал короткий смешок. - Я не маленькая вообще-то. - Ну да. Скажи ещё, что не инфантильная и не наивная. Я мгновенно вспыхнула от его реплики. Вот же сволочь. Я тут подарок почти от чистого сердца, а он так по-хамски мне отвечать вздумал. - Надеюсь, у тебя от этих сигарет разовьётся рак лёгких, и моя пачка будет решающей. - Знаешь, пассивное курение тоже опасно, - он выдыхает в мою сторону свой мерзкий дым. Как мне теперь объяснить родителям, почему моя одежда пахнет жизнью дешёвых рабочих. - Вот же придурок, - я безуспешно пытаюсь отогнать запах от себя. - Что я теперь скажу дома? Что мои одноклассники дымят так, будто работают на грёбаном заводе уже сорок лет? Он хохотнул. - Так ты прогуливаешь школу, малявка. - Не твоё дело. Ты своё уже прогулял, судя по твоему внешнему виду. Он бросает сигарету на землю и тушит её ботинком. - Я что, недостаточно вдохновляющий пример для того, чтобы этого не делать? - Ты недостаточно вдохновляющий для всего на свете. - Почему ты такая вечно зудящая заноза в жопе? - его серые глаза смотрят на меня холодно и как будто даже агрессивно. В них блестит сталь холодного рассудка и безжалостной человеческой натуры. - О, я как раз собиралась свалить от тебя подальше. А то вдруг у тебя ещё что-то где-то зудит. Не очень хочется об этом знать, понимаешь ли. Я наконец отъезжаю от злополучного места нашей встречи и чувствую, как его глаза впиваются в мою спину. Что ж, всё могло пройти гораздо хуже. Например, он мог бы выкинуть меня вместе с рюкзаком в воду. И я бы даже чуть-чуть этого заслуживала. Я возвращаюсь к школе к концу четвёртого урока, совершенно не имея представления о том, сколько ещё осталось. У меня звонит телефон, и на экране появляется "Отец". Я сбрасываю звонок и быстренько пишу смс о том, что не могу говорить, потому что нахожусь в классе. Он спрашивает, сколько мне ещё осталось, и я говорю, что хотела бы сейчас поехать домой, потому что уже совсем устала после четырёх уроков. Отец просит подождать его рабочую машину у школы. Чудно. Пока я дожидаюсь новых указаний, решаю использовать взятые утром яблоки из холодильника. Теперь поди пойми, будут ли вообще кормить в обед. А так хоть что-то. Тем более что желудок бестолково урчит и неприятно сжимается от голода. Ещё бы. Не ужина, не завтрака. Раньше я бы, наверное, не слишком из-за этого расстроилась. Но сейчас я как никак прошла долгий путь преодоления анорексии, надо не скатываться обратно. Желудку явно не по душе такой скудный полдник. Но тут уж ничего не поделаешь. Через некоторое время я замечаю, как мой класс выходит в школьный двор на физкультуру. Чёрт. Как я могла об этом забыть. Если меня здесь кто-то увидит, могут возникнуть проблемы. Я стараюсь максимально незаметно покидать территорию школы, но тут чей-то печально знакомый окрик меня останавливает. Что за день дурацких встреч. - Блюбелл, - конечно, передо мной появляется запыхавшийся Альберт. Я поджимаю губы и по инерции продолжаю смотреть, куда бы спрятаться. - А что ты здесь делаешь? Пришла на какие-то дополнительные занятия? - Я.. Э-э-э, уже закончила свои дела. И сейчас меня заберут домой. - О, - Альберт выглядел немного расстроенным. - А почему ты сегодня без Сариты? - Она заболела. - Очень жаль. Надеюсь, с ней ничего серьёзного. - Ага, я тоже. Альберт как-то странно посмотрел на меня. Это что, упрёк в том, что я недостаточно внимательна? - А ты чего не на уроке? - я наконец замечаю, что Альберт не переоделся в спортивную форму. - Я же пока освобождён от физкультуры. - М-м-м, - я лихорадочно пытаюсь вспомнить причину, по которой Альберт не может заниматься. - Совсем забыла. - Это похоже на тебя, - Альберт беззлобно улыбнулся. Мимо нас проходят одноклассники, как всегда странно косящиеся в мою сторону. - Мне надоело, что все вечно смотрят на меня. - На тебя невозможно не смотреть. Ты ведь такая... - Больная? - я скептически поднимаю брови. - Нет, что ты. Такая.. яркая. - Кто бы мне это ещё сказал, кроме тебя. Альберт улыбнулся, добродушно глядя на меня. У него были тёплые тёмно-зелёные глаза, наполненные мягкостью и живым умом. Иногда мне нравилось смотреть в них. Не на него. Только в его глаза. В эти радужки, всё время излучающие спокойствие и дающие ощущение приземлённости. За мной уже приехала какая-то брутальная чёрная машина, отмеченная номерами компании. Оттуда вышел мужчина средних лет и уверенно направился ко мне. Я понимала, что он здесь по распоряжению отца, но видок у него был уж больно неприятный, из-за чего мне не захотелось ехать с ним в одиночестве. - Блюбелл Конте? - И вам доброго денёчка. - Меня зовут Абель*, - я издала тонкий смешок. - Ваш отец просил отвезти вас до дома, так что нам пора, - он и бровью не повёл. Что за тип. - Абель, с нами поедет мой друг, Альберт. Он всегда занимается со мной после школы, поэтому дома мы будем делать уроки вместе. Кажется, мой пастушок на мгновение задумался, стоит ли пускать домой к начальству незнакомых одноклассников дочери. Находчивый Альберт, первые секунды сражённый моим предложением, уже принялся доставать из сумки учебник по физике и объяснять, что сегодня мы повторяли тему излучения, которую я не очень поняла. В конце концов мрачный типок сдался и даже позволил Альберту подержать мой грязный рюкзак, пока он укладывал меня на сидение автомобиля. Не то чтобы я хотела проводить время с Альбертом. Скорее я планировала избавиться от него тогда, когда Абель свалит подальше из нашей квартиры. Просто я как-то не доверяла незнакомым взрослым мужикам оставаться с собой наедине. По дороге домой мы с Альбертом переглядываемся в машине. Он смотрит на меня смущённо, а я глазами показываю, что сейчас время приключений. Он шёпотом спрашивает, что случилось с моим рюкзаком, а я качаю головой и громко говорю, что просто уронила его в коридоре. А то ещё привлеку лишнее внимание этого шпиона в костюмчике. Абель помогает добраться мне прямо до порога и после набирает номер отца, чтобы отчитаться. Я этого уже не слушаю и не слишком гостеприимно закрываю перед ним дверь. Ещё пара минут и выпровожу Альберта. Он неловко мнётся у порога, всё ещё держа в руках мой несчастный рюкзак. Я томно вздыхаю и приглашаю его в свою комнату, где планирую выложить всё его содержимое, чтобы поставить стирку. Альберт никогда не был у меня дома, поэтому на его лице в первые несколько минут читается вежливое удивление, когда он оказывается в моей комнате. Даже не знаю, что его впечатляет больше, огромные чёрные шторы, обвешанные картинами моря стены или, может, мои валяющиеся на полу розовые носки. Хоть не трусы. Спасибо, Господи. - У тебя очень мило. Как-то в твоём стиле. - Ага. Я подъезжаю к дивану и бесцеремонное вытряхиваю всё, что есть в рюкзаке. Ручки, книжки - ничего криминального. Впрочем, иногда хочется показать перед Альбертом что-то эдакое, чтобы перестать быть для него лучшей-чудесной-замечательной-просто-немного-несчастной. - Может, помочь тебе убрать это? - он показывает на скопившуюся кучу хлама. - Если хочешь, - я пожимаю плечами. - Убери это в стол. Я отъезжаю, чтобы закинуть рюкзак в стиральную машинку. Может, всё-таки оставить Альберта выпить чай. В конце концов он действительно прикрыл мою задницу от этого мрачного типа. А у него, может, были какие-то планы. - Эй, Альберт? - Да? - он появляется рядом так стремительно, будто всё это время стоял у меня за спиной. - Я не отвлекла тебя от каких-то дел? - Нет, что ты. Для тебя у меня всегда найдётся время. Я улыбаюсь, но как-то натянуто. Мне всё непонятно, зачем Альберт набивается ко мне в друзья. - Хотя ты, наверное, просто не хотела оставаться с этим мужчиной наедине. Я подозрительно смотрю на него. Он что, научился читать мысли на физике, а я пропустила самый важный урок в жизни? - Если я тебе мешаю, я могу уйти. - Н-нет. В конце концов я дёрнула тебя ни с того ни с сего. Хоть чай тебе предложу, что ли. Впрочем, и чай, и бутерброды, и даже какой-то странный салат Альберту пришлось делать одному и на всех. Он хорошо управлялся на кухне, а я просто слушала его истории о детстве, проведённом с бабушкой в саду и пекарне. Кажется, они были очень близки. Наверное, даже ближе, чем с родителями. - А ты чем занималась в детстве? - о, кажется, он уже закончил свою историю. А я-то остановилась где-то годах на семи. - Плаванием. Может, по мне сейчас это не так заметно, - я невесело усмехнулась. - Я попросила убрать всё, что у меня осталось оттуда, все награды, дипломы и прочую дребедень. Всё вынести из моей комнаты. Это напоминало мне о том, что я когда-то была нормальной. - Ты и сейчас нормальная, - Альберт сказал это с такой горячностью, что чуть не опрокинул на себя бутерброд. Ох уж эти защитники прав инвалидов. Я всегда видела в этом какое-то лицемерие. Человеку на коляске, слышать что он "нормальный" и "такой же, как все" от физически здорового как-то вдвойне неприятно. Если ему удаётся самому сходить в душ без того, чтобы кто-то вытирал ему зад полотенцем, это не значит, что для всех это также легко. И это уже совсем не нормально. - Давай не будем об этом, - я устало откидываюсь в кресле. Мои убеждения бесполезно кому-то объяснять. Все как будто ждут от меня подобострастной благодарности только за то, что здоровые люди признают меня "нормальной". А я взамен должна улыбаться, говорить, какие они добрые и понимающие? Хрена с два. Альберт как-то сконфузился и уже в конце нашего обеда спросил, не нужно ли мне действительно позаниматься чем-нибудь из уроков. Я ответила, что справлюсь при помощи преподавателей и вызвалась проводить его до двери. - Спасибо тебе за чай, Блюбелл, - он стоял на пороге смущённый и растерянный. - Прости, если чем-то тебя задел. - Забей, всё в порядке. - Ты будешь завтра в школе? - Если Сариты снова не будет, наверное, придётся. - Ты ведь, ну, прогуляла сегодня? Он говорит об этом так, как будто хочет стать поверенным моего страшного преступления. Я только хмыкаю и утвердительно киваю головой. Альберт-то меня точно не сдаст, ему можно и сказать. - Это.. Если в следующий раз захочешь пропустить, можешь позвать меня с собой, - он говорит это тихо и смотрит куда-то в пол. Это выглядит забавно. - Неужели такой примерный мальчик как ты будет пропускать школу? - Я просто не хочу, чтобы ты была на улице совсем одна. Знаешь, тут появился какой-то маньяк. Последнее время в городе неспокойно. - Ага, знаю я одного придурка. Вылитый маньяк. Альберт не понимает, шучу я в очередной раз или говорю серьёзно, поэтому на всякий случай не улыбается. - Кстати, я не хотел спрашивать, но если ты позволишь.. Я закатываю глаза. Церемонность Альберта просто не знает границ. - Спрашивай уже. - От тебя как-то странно пахнет. Как будто сигаретами. - Блин, совсем забыла. - Ты ведь не куришь? - Альберт спрашивает это так быстро, что я не удерживаюсь от смеха. - Каждый день перед школой выкуриваю пачку вместе с Саритой. Сегодня, вот, без неё пришлось. Его глаза на мгновение округляются от ужаса. - Брось, я шучу. Просто сегодня на меня надымил один мерзкий мужик. А я швырнула в него рюкзак. - Ты бы правда была поосторожнее со всеми этими поступками. Ага. Может, ещё перед тобой за каждый отчитываться. - Ну, пока, - я театрально машу рукой, провожая одноклассника. - Был рад увидеть тебя, Блюбелл. - Ага.. И, Альберт, спасибо, что прикрыл. Он улыбается и скрывается в темноте подъезда. Я закрываю дверь и размышляю о том, не следует ли позвонить Сарите, чтобы узнать, что с ней случилось. Потом решаю, что тогда придётся извиняться перед ней или что-то вроде, и просто забиваю. Она ведь всё равно когда-нибудь выйдет на работу. Тогда и поговорим. После я снова почти честно принимаюсь за домашнюю работу. Не без радости отмечаю, что завтра наконец последний день учёбы, а на выходных редко кто из учителей соглашается работать. Значит, наконец дни свободы. А то я же так переутомилась в первую неделю. Вечером родители приезжают довольно поздно, и на ужин мы едим роллы, заказанные в каком-то японском ресторанчике. С готовкой никто не заморачивался. Отец объявляет мне, что на следующей неделе отвезёт меня на встречу к новому психотерапевту. Худшей новости на предстоящее время и быть не может. Я уже было надеялась, что он забыл об этом кружке психов. Как бы то ни было, этот безумный день обид и мужского вмешательства наконец подходит к концу. Перед сном меня терзает смутное чувство вины перед Саритой, которое я поборола активным усилием воли. Что ж, держать душевные страдания под контролем пока получается неплохо. * Абель - форма имени Авель, в переводе означает "пастух".