Параллели

Кто бы мог подумать, что день грядущий начнётся не с воскресного безделья, а с сурового трудоголизма понедельника. Оказывается, я слишком долго провалялась в своей импровизированной коме, где пропустила всё на свете. Поэтому сейчас мне приходится не лениво поедать хлопья на завтрак, а прятать глаза от миссис Романо, которая у доски рассказывает историю создания «Дон Кихота». Она ведь так и не попала ко мне на занятия, хотя я пообещала с ней поработать на выходных. Кажется, мне почти стыдно. - Блюбелл, - Альберт снова доканывает меня целое утро своими разговорами, - я хотел поговорить о том, что было в пятницу. Он шепчет это тихо и с такой отчаянной решимостью, что я невольно издаю смешок. - Забей, всё в порядке. - Но.. - видимо, готовил извинительную речь. А я прервала. Как грубо. - Просто забей, - я поворачиваюсь в его сторону и сталкиваюсь с нервно бегающими глазами. Альберт смотрит на мои волосы. Пальцы. Скулы. И не смотрит в глаза. Я собираюсь съязвить по этому поводу, но ловлю предупреждающий взгляд учительницы и снова утыкаюсь в учебник, делая вид, что больше всего на свете мне интересно изучение страниц с кучей текста. До конца урока мы молчим, а потом миссис Романо просит меня задержаться. - Иди без меня, - я киваю Альберту на дверь, и он, помявшись несколько секунд, выходит из класса. Мы остаёмся одни, и я замечаю, как за окном находится жизнь. Теплота солнца, радость птицы, зелень листа. Всё это порой имеет такое особенное значение, если ты находишься в ситуации, когда пропускаешь через себя каждую секунду. - Блюбелл, Сарита сказала мне, что в субботу тебе стало плохо. Я – луч солнца, пробивающийся сквозь грязное стекло. - ...конечно, не моё дело, но всё же мне важно... Я – пыль на листе, опадающая вниз и растворяющаяся среди миллионов таких же незначительных частиц. - ... это связано не только и не столько с учебным процессом, сколько с моим личным беспокойством по поводу твоего состояния. Я – сердце птицы, трепещущее от любого шороха и заканчивающее свой полёт в момент смертельной опасности. - Поэтому я хотела бы, чтобы ты не боялась об этом говорить. А когда ты чувствуешь в себе силы для работы, непременно следует заниматься. - Да.. Миссис Романо посмотрела на меня как-то особенно взволнованно и сказала, что я могу идти. Я заметила, как недалеко от двери стоял Альберт и разговаривал с учителем географии. Решив не прерывать это слияние двух сердец, я отъезжаю в сторону. По дороге в класс химии я замечаю мисс Эрику и отчаянно пытаюсь попасть куда-то в подсобку со швабрами, чтобы не встречаться с ней. Как будто это так легко сделать на инвалидном кресле. - Здравствуй, Блюбелл, - ведёт себя подчёркнуто холодно, меня уже начинает выворачивать от неё. - Ты забыла, что это место для уборщиков? - она смеряет меня таким взглядом, будто у меня есть справка о наличии прогрессирующего слабоумия. - Да вот, что-то перепутала с туалетом. Кажется, я снова переживаю выпадение из реальности. - Что ж. Вообще-то я искала тебя, чтобы поговорить с тобой о произошедшем инциденте. Что-то слишком часто со мной хотят об этом поговорить. - Да, я.. сожалею, - я пытаюсь сделать крайне виноватое лицо. - Что ж, рада, что ты считаешь этот поступок неуместным. Но мне кажется, для того, чтобы ты действительно поняла, что это учебное заведение, а не цирк, стоит отбыть школьное наказание. - Мне? - у меня не укладывается в голове, какое ещё наказание придумала эта стерва. - Тебе. И твоему другу Альберту, - желчно добавляет мисс Эрика. - Кажется, вы оба забыли, что такое уважение и правила приличия. - Но.. Я ведь.. - от возмущения у меня не находится слов. Мало ей моих извинений, что ли? - Не беспокойся, это не затронет твои физические возможности. Обыкновенная механическая работа с целью выработки усидчивости и послушания. Мисс Эрика самодовольно улыбается и, виляя задом, идёт в сторону класса. Вот ведь честолюбивая стерва. - Ах да, - она театрально оборачивается, делая вид, что забыла об этом. - Это будет сегодня в моём кабинете. Приходите после уроков. Я до боли закусываю травмированную губу, чтобы не закричать ей в след, какая она сука. Когда мы оказываемся на химии, я метаю молнии, способные поджечь колбы. Альберт, сосредоточенный на мыслях о географии, рассеянно водит глазами по классу, и я решаю не огорчать его раньше времени. - Итак, класс, - сегодня фирменный свитер с формулой площади квадрата, - я проверил ваши работы, и они показались мне довольно сносными. Айза, будь добра, раздай одноклассникам тетради. А сегодня мы будем проходить новую тему. Моя одноклассница тут же подрывается исполнить просьбу учителя, хотя делает это до крайности странно. Её перевели к нам год назад, когда семья Айзы переехала откуда-то с Востока. С тех пор эта угловатая, вечно смущённая темноволосая девочка тихо сидела на первых партах и старательно записывала за учителями. В минуты сильного волнения она легко забывала итальянский и начинала что-то бессвязно лепетать по-английски. Неудивительно, что её не слишком любили в классе. Айза, не глядя на меня, дрожащими руками кладёт наши с Альбертом работы, на которых я с удовлетворением замечаю «отлично». - Первая хорошая оценка в семестре, - Альберт слегка улыбается, а я только киваю в ответ, провожая глазами фигуру одноклассницы. Я всё ещё злюсь, но теперь эта злоба отступает, сменяясь каким-то странным сочувствием к Айзе. Может, я психопат? Я читала, что они не способны испытывать сопереживания к своим близким, но могут жалеть совершенно незнакомых людей. Надо будет спросить об этом у очередного мозгоправа. Весь урок проходит в скорбном молчании и изводящем скольжении ручек. Мы много пишем и получаем ещё больше письменных заданий к следующему уроку, который я уже планирую пропустить. Всё равно мне эта химия не для чего не сдалась. Следующей шла алгебра, плавно перетекающая в геометрию, от чего хотелось взвыть и по старому плану спрятаться в туалете со швабрами. Перед началом урока миссис Лоренцо интересуется, когда мы будем закреплять пройденное, и я неопределённо пожимаю плечами, отмазываясь тем, что буду уточнять расписание. Буду, конечно. Она берёт на проверку несколько тетрадей с домашним заданием, в том числе и мою, пока Мартин решает тот же пример у доски. Он-то справится, а вот справилась ли я? Я осторожно скашиваю глаза на миссис Лоренцо, которая довольно категорично что-то помечает в тетради. Мне возвращают тетрадь с красующейся на ней «удовлетворительно» и поджатыми губами. В ответ я старательно выражаю свой фунт презрения и до конца урока не принимаю никакого участия в работе класса. День снова становится паршивым. На перемене я страстно нашёптываю Альберту на ухо информацию о том, чем мы будем заниматься после уроков. - Это возмутительно. Привлекать тебя к какой-то школьной работе. Я пойду и поговорю с мисс Эрикой, - Альберт рвётся вершить справедливость, но я одёргиваю его и заставляю сесть. - Тише ты. Мы просто свалим по-быстрому после уроков, а потом я скажу, что мне стало плохо или что-то типа того. Я воровато оглядываюсь, чтобы убедиться, что мой замечательный план не был разглашён на широкую публику. Кажется, никому до нас нет дела. Геометрия проходит лучше и быстрее, чем алгебра. Мы осваиваем новую тему, которую я, вроде как, поняла. Что ж, может, дело ещё не совсем дрянь. Всё это время я нетерпеливо ёрзаю на кресле, думая, как лучше будет выбраться из школы. Через главный выход может быть опасно. Если бы не эти нелепые ноги.. Я бы просто вылезла через окно. Мой взгляд непроизвольно падает на две безжизненные кости, стыдливо обтянутые бледной кожей. Когда-то они были выносливыми и сильными. А сейчас только мешают. С досады я ущипнула себя за кожу и увидела, как на травмированном месте остался красный след. - Блюбелл, - голос Альберта прекращает мои самоистязания. - До конца осталось около пяти минут. Может, тебе стоит сейчас отпроситься, чтобы пораньше оказаться у выхода. - Дивная мысль. Которую я немедленно воплощаю в жизнь. Меня, конечно, отпускают, потому что я рассказываю, что сегодня должна пораньше оказаться на курсе реабилитации. Скорее уж прокрастинации. Или стагнации. В коридорах пока тихо, и я стараюсь максимально незаметно проскользнуть через холл к двери. Мне нужно преодолеть всего несколько десятков метров, и вот уже заветное крыльцо. Чувствую себя агентом разведки, выполняющим полевую миссию в особо опасных условиях. Надеюсь, я смогу рассчитывать на медаль. Я уже оказываюсь у двери и, затаив дыхание, тянусь к ручке, как вдруг строгий голос охранника заставляет меня отпрянуть от заветной цели. - Блюбелл Конте, вы не должны покидать территорию школы. Я вынужден буду сообщить об этом вашей классной руководительнице. Блядский ты мужик. Я отдёргиваю руку и презрительно отворачиваюсь от охранника. Кто вообще надоумил этого идиота следить за выходящими? Никто не знал, что я собираюсь сбежать, кроме Альберта. А «классуха» вряд ли могла предвидеть появление такого гениального плана в моей голове. Альберт, конечно, не мог. Кто-то из класса успел ей передать? Я была настолько зла, что даже победоносная жабья ухмылка классной руководительницы меня не пристыдила. - Блюбелл, разве ты забыла про наказание после уроков? - она нависла надо мной, запыхавшаяся, раскрасневшая от быстрого бега, но чрезвычайно довольная собой. - Нет, я просто хотела подышать свежим воздухом напоследок. Мало ли в какие катакомбы вы хотите меня упрятать, - я смотрю на неё с таким упрямым вызовом, что она только неопределённо хмыкает и жестом показывает идти за ней. В её кабинете отвратительно пахнет какой-то дешёвой краской. Окна открыты, но на улице такая жара, что из створок тянет только горячей дорожной пылью, причудливо смешивающейся с запахом выкрашенных стен. - Мне что, обязательно быть здесь? Нельзя отбывать это наказание в другом месте? - Боюсь, что другого места у меня нет. Я не думаю, что здесь есть нечто... осложняющее работу. Сука. Какая же ты мстительная сука. - Вообще-то здесь пахнет, - я стараюсь максимально держать себя в руках, - вонючей дешёвой краской. - Что ж, в школе проводится ремонт, мы вынуждены терпеть такое положение дел. Конечно, может, для тебя это и непривычно, - она добавляет это с ноткой злобы. Точит на меня зуб из-за родительских денег. Как это похоже на мелких злобных рыбёшек. - Я сейчас пойду на поиски твоего ускользающего друга Альберта, а ты, Блюбелл, пока займись бумагами. Она указывает на учительский стол, заваленный разноцветными папками, тетрадями и бумажными листами. - В связи с ремонтом все работы были изъяты со старого места, и их требуется рассортировать по классам. В твоих же интересах сделать это хорошо с первого раза, - последнее она подчёркивает особенно выразительно. Я подъезжаю к столу, а она уже скрывается в дверном проходе. Даже не сказала, сколько мне придётся тут сидеть. Что-то мне подсказывает, что главная жертва этого наказания совсем не Альберт. Не удивлюсь, если его она отправит мыть полы в классах подальше от этой удушливой камеры. И подальше от меня. Перед глазами плывут листы с названиями классов: 5 «А», 6 «В», 7 «С». Я в изнеможении вскидываю голову кверху, призывая небо пронзить мою мучительницу электрическим разрядом. Может, даже не убить, просто покалечить. Потолок отвечает мне равнодушным молчанием, также как и недокрашенная комната. Интересно, куда делись рабочие, которые этим занимались. Не удивлюсь, если она отправила их куда подальше и специально сказала не закрывать эти банки с краской. Чтобы я тут сдохла без свидетелей. Время в этой комнате тянется безумно медленно. За двадцать минут я успела расквитаться только с 5 «А» и уже подумывала о том, чтобы нажаловаться отцу на эту стерву. И я ещё перед ней извинялась. Хорошо, что этого никто не слышал, кроме меня. В коридоре слышны приближающиеся шаги тяжёлых шаркающих сапогов и весёлый голос. -... а потом она полезла ко мне в штаны. Там было всего пять евро, но, клянусь, она полезла за этой «пятёркой». Ты бы видел её рожу, когда она поняла. - Завязывай пиздеть, - другой голос совсем не похож на первый. - У таких глаз намётан, они не будут вестись на всякую мелочь. Меня внезапно будто ударяет током. Этот тон. Грубый. Ленивый. Надменный. Такой же нелепый, как и его обладатель. Твою мать, в этом городе, что, только один рабочий?! - Уважаемая, надеюсь, вы не слишком заскучали тут без нас, - в проходе показывается какой-то странный мужик вместе с Закуро (впрочем, когда это я убрала его из своего списка странных мужиков). Это явно не тот, что был с ним в пиццерии. Он моложе, развязнее, у него жёсткие кудри с каплями краски и жёлтый оскал. - О, а это что за детский сад. - Малявка, а ты что тут делаешь? Мы сталкиваемся взглядами с Закуро, и я тут же отвожу глаза в сторону. Кажется, у меня начинается нервное подёргивание века. - Я вообще-то здесь учусь, идиот. - А где твоя милая учительница, которая заведует этой коморкой? - Не ваше дело, - я отворачиваюсь к столу, отчаянно начиная копошиться в бумагах. У меня так трясутся руки, что я просто собираю все попавшиеся под руку листы и отчаянно пытаюсь их запихнуть в папку 7 «С». - Видишь, Закуро, девочку кто-то оставил после уроков. Видимо, плохо себя вела. Закуро неопределённо хмыкает, а второй мужик, поржав над своей идиотской шуткой, берётся за кисть. Вскоре комнату заполняет едкий запах и бесконечный словесный понос напарника Закуро. Он всё рассказывает о каких-то продажных женщинах, с которыми спал в разных позах и местах. Я пытаюсь прикрыться кипой документов, заткнуть себе голову другими мыслями, чтобы не слушать всю эту грязь. Рядом с ним я чувствую себя пуританской девственницей, вынужденной делить кровать с хозяином местного борделя. В какой-то момент Закуро меняет тему, и я рискую поднять глаза на него. По выражению брезгливости на лице можно догадаться, что такой напарник ему не слишком по душе. Это всё так странно. Я сижу здесь с человеком, который буквально преследует меня. Хотя, может, это паранойя. Она может развиться на фоне депрессии? Мол, никому до меня нет дела, хоть незнакомый агрессивный мужик проявит интерес. Хотя вряд ли Закуро был агрессивным... Я замечаю, что время от времени остроумный любитель женщин достаёт что-то из кармана и кладёт себе в рот. Он что, употребляет наркотики? Его движения становятся всё более резкими, и в какой-то момент Закуро просто отстраняет его от работы. Тогда тот мужик, глупо хихикая, подходит к окну и, не стесняясь, затягивается сигаретой. От такой наглости я просто теряю дар речи. Он смотрит на меня, улыбается и что-то беззвучно шепчет себе под нос. Мне становится не по себе от этого стеклянного взгляда, и я опускаю глаза в тетради. Оказалась в одной комнате с уголовниками, блин. Теперь время тянется ещё медленнее. Я замечаю, что прошло уже несколько часов, но ни Альберт, ни мисс Эрика не появились. Меня как будто оставили на растерзание двум животным. Ещё через несколько минут Закуро замечает, что стена полностью покрашена и он пойдёт найдёт мою «классуху», чтобы она приняла работу. Отлично, может, это избавит меня от этого бумажного заточения, и я наконец попаду домой. Когда Закуро выходит из комнаты, я отмечаю его едва уловимый взволнованный взгляд на своём лице. Господи, нужно просто поскорее разделаться со всеми бумажками и уйти подальше от этих психов. Я уже перекладываю готовые папки в сторону, чтобы продемонстрировать результаты своего интеллектуального труда, как вдруг напарник Закуро вплотную приближается ко мне и как-то чрезвычайно угрожающее нависает над головой. - А за что таких маленьких, беспомощных девочек оставляют после уроков? Эта та строгая мадам заставила тебя сидеть здесь? Он говорит это расслаблено, но я чувствую, как напрягается моё тело с каждой секундой. - Не твоё дело. Этот обдолбанный мужик вытягивает руку и касается моего подбородка. - А что произошло с твоими ногами? Знаешь, мне нравится пробовать всякое. Со школьницами когда-то было, но вот с инвалидами... У меня перехватывает дыхание, и я с ужасом отмечаю, что не могу пошевелить даже головой. Он так близко, что я могу рассмотреть каждую рытвину на его лице и уловить смрадный запах тухлятины. Но я настолько оцепенела, что из меня не выходит ни звука. А он пользуется этим, заходясь в приступе тихого шелестящего смеха. И трогает моё лицо. Нюхает волосы. Касается пальцами моего плеча. И всё перед глазами плывёт. Эта белая едкая краска, эти сигареты и запах гнили, молчаливый потолок и стены. Я перестаю что-то чувствовать, когда он кладёт руку на моё колено. Я закрываю глаза, и из глубины сознания на ум приходит только один образ. - Блядь, какого хера ты творишь. В комнате появляется Закуро, за насколько секунд преодолевающий расстояние от двери до стола. Он грубо оттаскивает этого мужика, который выглядит как полный неадекват. Я никогда не видела его таким разъярённым. Он бросает этого мужика на ближайший стул и силится не ударить его по лицу. - Ты, блядь, придурок обдолбанный. Ты вообще понимаешь, что творишь?! Закидывался бы своим говном дальше, но не лезь к ребёнку. Это же девочка, а не твои шлюхи. Тот в ответ бормочет что-то несвязное, и Закуро резким рывком отрывает его от стула и выводит из класса. Я остаюсь одна, постепенно обретая способность дышать и соображать. Меня настигает поздняя, уже совершенно неуместная трясучка. Всё тело трясёт так, чтобы руки не способны удержать ни одной бумажки, а комната внезапно становится пронзительно ледяной. Вскоре приходит мисс Эрика и со словами о том, что я должна буду всё закончить завтра, отпускает меня из класса. Я выезжаю и передвигаюсь так, словно меня облили холодной водой. Я озираюсь в коридоре, отчаянно нуждаясь увидеть хоть кого-нибудь, чтобы понять, что не сошла с ума. Но в холле никого нет, время вечернее, и многие сотрудники уже находятся дома. Я чувствую себя такой грязной и жалкой, что хочется разрыдаться. Чтобы успокоиться, обхватываю свои колени, но тут отдёргиваю руки, вспоминая чужие прикосновения. Блядь. Что это вообще было?.. Что сейчас произошло? Меня начинает бить такая крупная дрожь, что я еду по коридору нелепо и угловато, как раненое животное, пытающееся сбежать от охотника. Коляска просто не слушается, и на выходе из школы я едва не падаю с крыльца. Мне нужен кто-то, кто заберёт меня отсюда. Мой телефон, мои вещи... Я всё оставила в классе. Но я не могу туда вернуться. Кажется, я просто останусь спать на этом крыльце, а ночью окоченею как пропащая алкоголичка. На мои колени опускается рюкзак. Я поднимаю слезящиеся глаза и вижу Закуро, который всё ещё странно подрагивает. - Я не знал, что этот мудак полезет к тебе. Это слово болезненно режет слух. Как будто подтверждает, что всё произошедшее реально, а не показалось мне из-за удушливого запаха краски, которым я пропиталась до основания. - Он больше не появится здесь. И не тронет тебя. Закуро начинает курить прямо на крыльце школы, а я молчу и смотрю на темнеющее небо. Солнечный след выделяется на нём словно пролившаяся кровь. - Ты в порядке? Я тупо киваю, всё ещё не глядя на Закуро. Странно, но мне казалось, что он стал свидетелем чего-то неприличного. Чего-то, что не должен был видеть. И я как будто чувствовала себя перед ним полураздетой. В то время как он сам был в полном облачении. - Как ты добираешься до дома? - Меня забирают, - я безразлично говорю это уходящему солнцу. Может, оно тоже сможет меня забрать. - Позвонить кому-то из твоих родителей? - А.. - я впервые начинаю выходить из оцепенения. - Нет, не нужно родителей. Они... заняты. - Тогда кто тебя заберёт? Сарита? А где она была всё это время? Почему не помогла, когда я в ней нуждалась? - Я доберусь сама. Тут, кажется, близко. И я действительно начинаю съезжать с крыльца, едва не укатываясь по ступенькам. Закуро подхватывает ручки кресла, задерживая меня в шаге от падения. - Ты себя видела? Куда ты пойдёшь? Звони кому-нибудь, быстро. - Хватит мне указывать, - я злобно ощетиниваюсь, постепенно возвращаясь к привычному состоянию хамства всем на свете. - Я не отпущу тебя одну в таком состоянии. Ты и так больная, а тут ещё... - Ты лучше за своим дружком наркоманом следи, чтобы его не посадили за употребление «в таком состоянии». Наверное, я говорю это слишком громко, потому что в следующую секунду Закуро бесцеремонно прижимает свою руку к моему рту. Она пахнет резиной, табаком, и чёрт знает, чем ещё, но этот запах не становится для меня неприятным. - Что за, - он убрал руку и тихо выругался. - Что за примитивные рефлексы, ты хотел сказать? - Я хотел сказать, что тебе стоит меньше болтать о том, что случилось. И тем более не орать об этом на каждом углу. - А то что? - я с вызовом смотрю на этого типа, который ещё смеет запугивать меня после приставаний своего больного дружка. - Да ничего, просто не ори, - Закуро примирительно разводит руками. - Тогда довези меня до дома, - я решаюсь сказать это раньше, чем понимаю смысл того, что вертелось у меня на языке. - Ладно, - он просто пожимает плечами. - Побудь здесь, я кое-что закончу. Не свались только. Закуро возвращается в школу, а я ошарашенная ещё больше, чем раньше, остаюсь прижимать к себе рюкзак. В нём я плохо сгибающимися пальцами отыскиваю телефон со множеством пропущенных звонков и смс. Пишу родителям и Сарите, что меня задержали в школе, и я скоро буду, а затем снова выключаю звук. Закуро возвращается минут через десять и по-свойски накидывает куртку на мои плечи. - Это что? - Благотворительная акция для униженных и оскорблённых, - он странно хмыкает. - Идиот, по-твоему это смешно? Вместо ответа он просто спускает меня вниз и спрашивает адрес. А потом мы долго идём, волоча за собой неловкое молчание обстоятельств сегодняшней встречи. - И долго вы... ты ещё будете в нашей школе? - Пару недель. - И чего это так долго? - Косметический ремонт. Я тяжело вздыхаю. - Я уже сказал, что этого типа здесь больше не будет. Поэтому давай замнём эту ситуацию, ладно. Я только скривила губы в ответ. - Ты что, не доверяешь мне? - А с чего мне вообще тебе верить? Ты вообще кто, чёрт возьми? Рабочий года, встречающийся во всех местах, где я оказываюсь? Напарник наркомана и извращенца? Может быть, - и эта мысль как-то странно колет сердце, - ты сам устроился в школу, чтобы лезть ко всяким старшеклассницам. - Эй, я что похож на какого-то маньяка? - Ты похож на придурка, - я говорю это настолько зло и искренне, что разговор обрывается и не возобновляется до самого подъезда. - Слушай, мне жаль, что так произошло. Я обещаю, что такой хрени больше не будет. Никто не тронет никаких девочек из твоей школы. Так что делай уроки и спи спокойно. Я поворачиваю голову, и мы снова соединяемся взглядами. Он смотрит как-то озабоченно и вместе с тем отстранённо. Неужели его заботит только то, чтобы об этой истории никто не узнал? - Я и не собираюсь об этом рассказывать. Его лицо на секунду светлеет, а потом снова становится непроницаемым. - Ты поднимешься сама? - Как-то всё это время поднималась, - я снова пытаюсь язвить, но всё выходит нелепо и бездушно. - Тогда надеюсь, что и в этот раз выйдет. Я смотрю на него и замечаю тонкие портретные детали. Короткие ресницы, обветренные губы, напряжённый лоб. Неужели это всё так детально отпечатывается в памяти только для рисунка? Я ловлю себя на том, что всё это время крепко держу рукава его несуразно длинной куртки. Пальцы разжимаются, и на секунду возникает ощущение, будто через них что-то важное ускользает из моей жизни. Я передаю куртку Закуро, которую он не надевает, а просто закидывает на плечо. - Ну, бывай, - он снова задерживает на мне взгляд, а потом резким движением разворачивается и уходит в противоположном направлении. Я смотрю ему в след и всё пытаюсь зачерпнуть пальцами уходящее мгновение. Когда я добираюсь домой, там появляется много разговоров, упрёков и оправданий. Я рассказываю всем о том, что мы с классом праздновали чей-то день рождения и задержались, а я, конечно же, не догадалась посмотреть на часы. Ни к чему родителям и Сарите знать о наказании. Сегодня я отмазалась, а завтра придумаю что-нибудь ещё. Когда я оказываюсь в комнате, первое, что я делаю, тянусь к стопке аккуратно сложенных листов. Принимаюсь водить по ним карандашом, до изнеможения выводя ранние морщины на лбу и задумчивый изгиб бровей. А перед сном я долго-долго сижу в ванне и раз за разом провожу мочалкой по болезненной покрасневшей коже. Я мою мылом лицо, до скрипа стираю колени и плечи, упорно пытаюсь убрать с рук невидимые следы прикосновений. И только вспомнив о промелькнувшем в сознании образе, останавливаюсь. Когда он пытался.. Когда я.. Нет, называть это как-то слишком болезненно. Когда это произошло. Да. Когда это произошло, я действительно думала о Закуро?..