***
Утром меня долго не могут разбудить, поэтому в школу я опять отправляюсь без завтрака. Ладно, будем считать, что это какое-нибудь экзотическое лечебное голодание, прочищающее мозги. В машине я молча смотрю в окно, наблюдая за сменяющими друг друга зелёными кронами деревьев, насмешливо растущими вопреки моей депрессии. Почему мир не останавливается, когда человек замирает? Почему всё продолжается так, словно ты просто атом, являющийся частью большого целого, но совершенно незначительный сам по себе? Я презрительно отворачиваюсь от этого безудержно радостного буйства красок. Всё равно всё это умрёт, и никому не будет жаль. - Блюбелл, а чей день рождения вы вчера праздновали в школе? - Сарита, заметившая мой похоронный вид, кажется, решила меня разболтать. - Ммм? - У кого-то был вчера день рождения, - она пристально смотрит на меня в зеркало заднего вида, и до меня доходит, что нужно поддержать легенду. - Да.. У Айзы. Помнишь Айзу? Такая маленькая, тёмненькая, - я решаю, что чем больше подробностей будет в моей истории, тем лучше они прикроют ложь. - Конечно, я помню всех твоих одноклассниц, - подозрительность Сариты выходит на новый уровень. Я решаю быстренько поменять стратегию, чтобы снизить этот градус напряжения. - Я вообще бы не стала оставаться не на какой дурацкий день рождения, - я категорично скрестила руки на груди, - в следующий раз вообще все общественные мероприятия из моей жизни будут исключены. - Ну что ты, - Сарита примирительно улыбается. - Просто в следующий раз стоит предупреждать о том, что ты задерживаешься. Ведь тебе вчера предстояла встреча с новым врачом, - Сарита снова пристально смотрит на меня в зеркало заднего вида. - Так что её перенесли на сегодня. Поэтому не думай никуда пропадать после уроков. Ох ты ж. Кажется, у меня задёргался глаз. - Ты заберёшь меня? - Конечно. Меня ссаживают около школы, и я вызываюсь самостоятельно доехать до класса. Пока я еду по коридору, приходится нервно озираться по сторонам. Как в этот раз отмазаться от Сариты? Или проще избежать наказания? Куда вчера запропастился Альберт? И где он шляется сегодня? Со злости я очень уж сильно нажимаю на кнопку коляски и едва не впечатываюсь в открывающуюся дверь. Наскоро пробормотав что-то среднее между «извините» и «нахрена так двери резко открывать», пробую быстро покинуть место неудачного наступления. Из класса химии выходит совершенно потерянная Айза, не обращающая на меня никакого внимания. Она бездумно побрела куда-то в противоположную сторону, и я решила между делом просунуть голову в оставшийся открытым дверной проём. За столом сидел мистер Росси и заполнял журнал. Рядом лежала изрядно помятая стопка вчерашних тетрадей. Айза пересдавала что-то по химии? Я ещё раз поворачиваю голову, чтобы посмотреть в её сторону, но одноклассница уже успевает скрыться где-то в туалетной кабинке. - Блюбелл, ты что тут, подглядываешь? - кажется, меня раскрыли. - Ээ, здравствуйте, мистер Росси. Я тут просто проезжала мимо и случайно столкнулась с Айзой. - Да, - он вздохнул, - у Айзы непростая ситуация с моим предметом. Она хочет его сдавать, но оценки, - учитель машинально кивнул на журнал, - неутешительные. - Так, может, ей просто стоит выбрать другой предмет? - Это ведь вопрос будущего поступления, Блюбелл. Здесь нужно переступать через себя, даже если чего-то не можешь, и стараться. Я понимающе кивнула. - Вот ты уже выбрала свои предметы? - Ээ, как-то ещё не пришлось. - Поторопись, к экзаменам нужно серьёзно готовиться. - Да, я знаю, - к этому я отнеслась как к типичному учительскому наставлению. - Хорошо, что знаешь, - он слегка улыбнулся. - Кажется, в прошлый раз ты неплохо сдавала переводные экзамены под руководством миссис Романо. - Да, литература. Гомер, Шекспир, все дела. - Ну что ж, с таким набором ты могла бы поступать на отделение литературы или филологии. Может быть, истории, если очень захочется. - Да, ээ, знаете, у нас как раз история сейчас, - я пыталась найти пути отступления, чтобы больше не говорить о моих ослепительных перспективах на будущее. - Тогда иди. И, Блюбелл, я думаю то, что ты здесь увидела и то, о чём мы говорили, должно остаться между нами. Ведь это личное дело Айзы. - Конечно, я всё понимаю. - Прекрасно, тогда иди познавать, насколько тебе близко историческое отделение, - Росси снова улыбается, и я покидаю кабинет. Ну и дела. На истории я всё время пялюсь в окно и беспокоюсь, куда же запропастился Альберт. Я хотела поделиться с ним услышанным (он-то точно никому ничего не расскажет). Но как назло Альберт куда-то исчез и не подавал никаких признаков жизни со вчерашнего дня. Я решаю действовать радикально и, ловко спрятав телефон за учебником истории, пишу ему на фейсбук. Ты где вообще? Чтобы скоротать время ожидания ответа, я пролистываю фотографии на странице Альберта. Их там совсем немного, впрочем, у меня нет фотографии вообще, мне ли судить. В глаза, конечно, бросается фото с наших последних экзаменов. На нём Альберт имеет очень замученный, но довольно счастливый вид. Боже, кто вообще фотографируется на фоне школы и гордится этим? Я снова переключаюсь на сообщения, но от Альберта ни ответа ни привета. Ну и чёрт с ним. Вообще тогда ничего рассказывать не буду. Я выключаю телефон и понимаю, что безнадёжно отстала от конспекта. Что ж, подчитаю в учебнике. Наверное. Остаток урока проходит совсем вяло, и я уже прикрываю книгой не телефон, а себя, не имеющую сил держать спину прямо. Напоследок нас предупреждают о контрольной через пару уроков для проверки «остаточных знаний». Никогда не понимала этой херни. Я ещё раз убеждаюсь, что все эти исторические события для меня не имеют никакой ценности. И посвящать свою жизнь изучению того, что было хрен знает когда, я не собираюсь. Она ведь такая ценная и такая одна, ага. Я отправляюсь на первый урок биологии в этом году. Её у нас вела миссис Джованни, отличающаяся какой-то особенно страстной подачей материала. О чём бы мы не говорили: о растениях или половом размножении, она всё рассказывала с таким пылом, что класс обычно смиренно замирал, а кто-то на задних партах гнусаво хихикал. Биология мне в принципе нравилась, а вот миссис Джованни вызывала какие-то противоречивые чувства с уклоном в избегание. Поэтому я могла позариться на сдачу биологии в мечтах, но не в реальности. Никакого преодоления. Простите, мистер Росси. Биология проходит с воодушевляющим пафосом, под действие которого попадает несколько бедолаг, вызывающихся сдавать этот предмет в качестве экзамена. А я на эту удочку не попадусь. Ищите рыбёшек поменьше. Остальной школьный день оказывается настолько занудным, что я даже успеваю забыть о продумывании плана побега. Альберт всё ещё молчит, и я уже было подумывала ему позвонить, но потом решила, что если он меня игнорирует, не буду навязываться. А то ещё решит, будто я в нём нуждаюсь. Вместо предпоследнего урока физкультуры я уныло слоняюсь по школе. Одноклассники резвятся на улице, соревнуясь в лёгкой атлетике. А я вот здесь. Соревнуюсь по степени задолбанности жизнью. Я вспоминаю, что где-то в школе должен быть Закуро с каким-нибудь очередным сомнительным типом. Даже не знаю, хочется ли мне его видеть. С одной стороны, вчера он помог мне, и я как будто чувствую себя обязанной ему. Хотя было бы за что. С другой стороны, он просто придурок, который постоянно попадается на моём пути. И мне явно хотелось бы эти пути развести. Не придумав ничего конкретного, я просто остаюсь в пустом классе и выуживаю из рюкзака свою электронную книгу. Среди моего заброшенного списка книг давно напрашивалось попсовое, но неплохое «Одиночество в сети». Я, конечно, не пользовалась ICQ, как герои романа, но от этого была не менее одинокой. Как-то одна психотерапевтка говорила мне о том, что переживание чужой истории помогает понять свою собственную. Кажется, это было на одном из моих бесчисленных приёмов по лечению депрессии в рамках курса «Психически здоровая дочь – счастливые родители». Она стала подсовывать мне всякие дурацкие романы, которые мне совершенно не хотелось читать. По правде, всё, что я делала тогда, это разглядывала потолок долго, до тошноты в желудке и скрипа мозгов изучая на нём каждый сантиметр. И с каждым таким шагом я всё больше укреплялась в мысли о том, что моя жизнь не имеет никакого смысла. Что я похожа на слизняка, лишённого раковины, беспомощного и отвратительного. Об него каждый может вытереть ноги и брезгливо отойти. Помогло бы мне, если бы кто-то испытывал и выражал подобные чувства? Да мне вообще плевать на это. Мне было жаль только себя, стала бы я растрачивать силы на других. Именно в то время мне выписали первые таблетки. А теперь я вот почитываю книжку, служащую напоминанием о тех дивных моментах. Красота. Я пытаюсь погрузиться в чтение, но посторонние мысли всё время лезут в голову. Когда я понимаю, что перечитываю один и тот же абзац уже раза три, совершенно не вникая в смысл написанного, оставляю свои попытки скрасить досуг. Я бездумно ложусь на парту и смотрю на тошнотворно безоблачное небо через окно. Как из каких-нибудь нелепых, приторно идеальных фильмов про беззаботную жизнь подростков. Солнце, небо, веселье, любовь.. Это всё не про меня. Моя атмосфера: ливень, ночной холод, пробирающий до костей, пустые улицы и пронзительное одиночество. А в атмосфере всеобщего помешательства на движении и тепле я чувствую себя рыбой, которую швырнули на сковородку. И я горю, задыхаюсь в жирном раскалённом масле, не в силах выпрыгнуть из этой чугунной тюрьмы. Но есть люди Огня, и их предназначение – жариться в этом и выходить оттуда победителями. Я почему-то снова подумала о Закуро в этот момент. Он совсем не похож на тех мужчин, которых я видела. Он не Альберт, не мой отец. Он что-то качественно другое. Ещё неопределённое, но уже..принятое? Что-то совершенно непонятное. По школе пронёсся звонок, и до меня не сразу доходит, что сейчас будет итальянский. А это означает встречу с классухой. Я нервно озираюсь по сторонам, активно размышляя о том, как мне свалить со школы. Сегодня я, пожалуй, пожертвую этим дурацким наказанием, чтобы попасть к психотерапевту. Но вот как? Я осторожно выезжаю из класса и смотрю, как мои уставшие одноклассники тянутся в раздевалку. По коридору бегают ученики младшей школы, среди которых затеряться вряд ли получится. Я довольно подозрительно кошусь на охранника. Вдруг и сегодня мисс Эрика поставила запрет на перевозку моей души? Тут я замечаю, как по коридору идёт Закуро со стремянкой наперевес и крайне озабоченным лицом. И у меня в голове рождается изощрённый план. - Эй. Эй, ты, - я активно машу руками, чтобы привлечь внимание Закуро. - Чего, малявка, уроки прогуливаешь? - Хватит тут шутить. Мне нужно твоё фирменное умение болтать и занимать чужое время. - Это зачем же? - Меньше вопросов. Просто уболтай охранника, чтобы я смогла свалить из школы. - Ха. Я, может, тебе помогу, а ты пойдёшь тут курить за школой. Мало ли какие у тебя там мысли в голове, - Закур шутливо пригрозил стремянкой, но меня это вывело из себя. - Слушай ты. У меня нет времени на идиотские шутки. Просто подними свою задницу, дойди до охраны и отвлеки этого старого козла. - Полегче, малявка. Нечего тут пищать. Когда просишь о помощи, уважительнее надо быть. Я скривила губы, подавляя безудержный порыв послать этого придурка куда подальше. Ну почему мне приходится обращаться за помощью именно к нему? - Ладно. Ты, я вижу, просто слегка головой стукнутая, на первый раз прощаю. Это он так пытался намекнуть на мою инвалидность? Или он реально не видит в этом проблемы и считает, что я просто дура? Пока я сверлю его взглядом, он перекидывает стремянку на другое плечо и неспешной походкой идёт в сторону пункта охраны. Я быстро качусь за ним и озабоченно шепчу себе под нос: - Мы не обговорили план. - Расслабься. Просто выходи, когда увидишь, что он отвернулся. Как по заказу, сегодня днём стоял такой жаркий день, что все двери и окна были распахнуты. Это, конечно, не спасало от беспощадного зноя, доставшегося нам наследством утомляющего лета. Но призвано было минимизировать ущерб. Кажется, всё на моей стороне. Закуро оставил стремянку рядом с пунктом охраны, прислонив её прямо к защитному стеклу. Так у охранника будет меньше шансов заметить мой побег. Хорошо сработано. Я делаю вид, что безумно заинтересована фотографиями успешных выпускников школы, которые весят недалеко от выхода. Они все очень разные внешне, но их объединяет наличие светлой надежды на будущее. Она прямо-таки исходит из их позы, улыбки, выражения глаз. Так мило и нелепо. Закуро ловким движением руки опрокидывает холодный чай, перманентно следующий за охранником повсюду. Кажется, этот приёмчик он перенял от меня. Этот мужик ругается, а Закуро принимается активно жестикулировать, пытаясь «устранить» последствия своей спланированной атаки на чай. Значит, сейчас. Я стремительно пересекаю порог, и, вроде как, остаюсь незамеченной. Неужели этот дурацкий план сработал? Ветер подхватывает мои распущенные волосы и игриво бросает их мне в лицо. Но мне тут не до шуток. Я осторожно съезжаю с пандуса и нервно оборачиваюсь. Довели, никакой свободы передвижения. Погони за мной, кажется, не наблюдается. На всякий случай я отъезжаю подальше и нажимаю на кнопку движения так отчаянно, что останавливаюсь только оказавшись за школьным забором. От напряжения у меня аж пот на спине выступил. Сегодня ведь никак нельзя было проиграть. Что ж, официально: обломись, классуха. Сегодня я во власти психиатрии. Правда, это скорее к сожалению. Следующий час подчинён бесполезным скитаниям по городу, в которых я старалась скоротать время. Я проверяла фейсбук, на котором Альберт мне так и не ответил. А на компанию Закуро я сегодня не рассчитывала. Да и никогда не рассчитывала. Он всегда сам мне попадался, а теперь вот помог сбежать из школы. Это так странно. Как будто я встретилась с динозавром или что-то вроде. Что-то из другого мира. Но.. Я разжимаю напряжённые пальцы, болезненно искривлённые в костяшках. ...такое знакомое.***
- Ну что, Блюбелл, как настроение? Мы с Саритой сидим в ожидании приёма у психиатра. Я нервно грызу ноготь и получаю замечание. Настроение довольно дерьмовое. Мне не нравится сама мысль того, что сейчас мне придётся рассказывать свою историю какому-то незнакомому типу. Вдруг он окажется таким же, как этот наркоман? И будет потом припоминать меня в своих влажных эротических фантазиях. А я ведь фактически обнажусь перед ним. Морально, конечно, но всё же. Я отчаянно пытаюсь вспомнить всё, что говорил мне Митчелл по поводу этого психиатра, но кроме того, что он супер-крутой-специалист, ничего выделить не могу. Я убираю ото рта развороченный в кровь палец. Сейчас посмотрим. - Блюбелл Конте, проходите, пожалуйста, вас ожидают, - унифицированная женщина на регистратуре получает сообщение и приглашает меня войти. Это всегда будет так натяжно и пафосно? - Блюбелл, всё будет хорошо, - Сарита берёт меня за руку и успокаивающе пожимает её. Я отвечаю каким-то нервным подёргиванием и позволяю ей закатить меня в кабинет. Внутри всё поражает своей белизной: стены, пол, мебель. Радостно зелёные растения на стенах, пускающие побеги, кажутся какими-то тёмными и гротескными по сравнению с этим всепоглощающим белым. За столом сидит такой же мужчина с волосами и кожей белее снега. Он улыбается мне и заглядывает прямо в глаза, но от его взгляда становится по-настоящему жутко. Будто тысячи маленьких иголок пронизывают тебя насквозь, колят в разных местах в попытке добраться до самого больного. Я настолько заворожена его глубоким взглядом и необычными фиолетовыми глазами, что позволяю беззастенчиво изучать себя. Не знаю, сколько времени прошло, но, когда я вдохнула, мне показалось, что воздуха в моих лёгких не было вечность. - Здравствуй, Блюбелл, - он всё ещё улыбается так, что ни за что не скажешь, что стоит за этой улыбкой. - Здравствуйте, - я неуверенно киваю куда-то в сторону стола. - Вблизи ты ещё прекраснее, чем на фотографии. Я перевожу свой недоуменный взгляд на него и замечаю на столе моё полное психиатрическое досье. - Доктор Митчелл позаботился о том, чтобы передать это мне. Я всё ещё не могу ничего сказать, поэтому только нелепо киваю. - Тебя это не смущает? - Что? - я наконец решаюсь снова поднять на него глаза. - Что я знаю о тебе, - тут он слегка приблизился ко мне, - абсолютно всё. Я невольно отпрянула от него, посильнее вжавшись в кресло. Что не так с этим мужиком? - Меня зовут Бьякуран. - Ага.. - А это была твоя сиделка? Я быстро оглядываюсь в поисках Сариты и не понимаю, в какой момент она успела выскочить из кабинета. - Она очень тактично оставила нас наедине, - он самоуверенно улыбается так, словно знает, что я могу сказать каждую секунду. - Почему здесь всё такое белое? Я решаю применить свою любимую тактику нападения, чтобы наконец скрыть нарастающее смущение. - Тебе не нравится? - Нет. По-моему, это жутковато. - Это, скажем так, мой стиль. - И в чём заключается этот «стиль»? Устроить всё таким образом, чтобы человеку казалось, что он попал на небеса? - Ты очень верно подметила, Блюбелл. Эта комната в некотором роде должна походить на исповедальню. - А вы что, - я ещё раз окинула его одежду придирчивым взглядом, - ангел, передающий небесную почту? - Не совсем. Я здесь в другом ранге. - Это в каком же? - Я – Бог. Он расслаблено смотрит за тем, как у меня нервно дёргается глаз. Я попала на приём к извращенцу с комплексом Бога? - Знаете, однажды я была на приёме у одной психотерапевтки, которая называла меня нарциссом за мой эгоизм. Так вот, по сравнению с вами я просто одуванчик. Бьякуран рассмеялся так непосредственно и искренне, что я даже удивилась, как это возможно при всём его пафосе. - О, я не нарцисс. Скорее, белая орхидея. Кажется, я всё больше не понимаю, где я оказалась. - Вы отождествляете себя с цветком? - я невольно складываю руки на груди, демонстрируя скептическое выражение. - Да, Блюбелл. С японского моё имя переводится именно так. - А вы переводите его с каждого языка мира? - Нет, только с тех, что мне нравятся, - он беспрерывно раздражает своей деланной улыбкой. - Вообще я сюда не о цветах разговаривать приехала. - Прости, я несколько отвлёкся. Всегда увлекательно поговорить о чём-то отвлечённом, правда? Я не разделяю этого энтузиазма. - Тогда давай поговорим более предметно. Наш график встреч я ещё обдумываю, но сейчас склоняюсь к тому, что это будет дважды в неделю. В начале недели и в конце недели, чтобы мы имели возможность отслеживать твой прогресс. По необходимости мне можно звонить в любое время и просить помощи, если ситуация выходит из-под контроля. Всё, что будет обговорено во время сессии, естественно, будет анонимным и не подлежит обсуждению с кем-либо, кроме участников встречи. У тебя ещё есть вопросы? - Да. Почему вы решили, что я вообще с вами останусь? - Просто я вижу, что мы встретились неслучайно, Блюбелл, - он как-то странно улыбается. - А от судьбы нельзя сбежать. - Слушайте, по-моему, вы просто псих, повёрнутый на каких-то бредовых идеях и считающий, что он здесь самый крутой специалист по разгадыванию людей. Но вы просто очередной фрик из всей череды врачей, что мне встречались. Одни пытались со мной говорить, но потом называли безнадёжной, другие просто пичкали таблетками, чтобы я была послушной и ела всё, что дают. Ещё одним вообще было плевать на меня. Я занималась только тем, что решала бесконечные тесты, отмечая фигуры цвета своего настроения сегодня. И все они не были такими ультимативными и чокнутыми как вы. Они хотя бы не играли в Бога и не называли себя цветами, - со злости мой голос срывается на крик. Что это вообще за клоунада. Вишенка на торте из всех равнодушных и бесполезных врачей, которые мне попадались. Он смотрит на меня спокойно и уже не улыбается. Но его спокойствие сейчас выводит не хуже улыбки. Мои плечи дрожат от гнева, а руки с силой сжимают подол платья. Если ему кажется, что моя жизнь это то, над чем можно смеяться, он очень ошибается. - Блюбелл, - Бьякуран снова смотрит мне в глаза, но в этот раз без этого испытывающего ожидания истерики. - Всё, что с тобой было до этого, не делает тебя дефектной. Твоя болезнь не определяет тебя. Слова врачей не типологизируют твою жизнь. В нас заложено очень много красок, но одни стираются, трансформируясь в другие. И если ты выбрала рисовать чёрным, это не значит, что ты состоишь только из чёрного. И так со всеми. Я пока не слишком понимала, к чему он клонит, но у меня было ощущение, что он затронул какую-то глубоко личную тему. - Ты что-нибудь рисуешь? Я неопределённо мотаю головой в ответ. - Раз уж мы заговорили о цветах, посвятим сегодняшнюю встречу арт-терапии. Это будет наше лёгкое вступление. Он предлагает мне краски, и я послушно беру в руки кисточку. Не знаю, почему, но его слова подействовали на меня так успокаивающе. - Нарисуй, пожалуйста, себя так, как ты видишь. Я поджимаю губы, но не спорю. Не люблю все эти дурацкие тесты а-ля выберите дерево, которое вас характеризует, нарисуйте свою семью и прочую дребедень. Мне она кажется очень поверхностной и не имеющей ничего общего с реальностью. Я принимаюсь неуверенно водить кистью по листочку, осторожно выводя контуры тела. Рисовать краской довольно тяжело: всё быстро расплывается и бунтарски выползает из заданных рамок. Я выбираю чёрную краску для работы, словно потакая словам Бьякурана. Первым делом занимаюсь прорисовкой волос. Делаю их такими длинными, что они закрывают плечи, грудь и талию, достигая уровня колен. Я рисую их чёрными, но потом смываю краску и выбираю голубой цвет. В моей голове так много мыслей о плавании и воде. Так пусть же они отразятся хотя бы здесь. Всё остальное выходит с размытым чёрным контуром: ноги как две тонкие палки, нелепые заострённые плечи, блуждающие глаза, смотрящие куда-то за границу листа, худые, безвольно повисшие руки. Я обречённо вздыхаю и передаю рисунок Бьякурану. Вот она я. Во всей красе. Он изучает это около минуты, а потом опускает рисунок и снова улыбается своей пугающей улыбкой. - Очень хорошо, Блюбелл. Я вижу в тебе большой потенциал к работе. Я хмыкаю, представив, какой «потенциал» может быть у моего изображения, по которому можно диагностировать депрессию в первые секунды. - Почему вы так думаете? - Потому что на рисунке ты стоишь.