Ranunculus acris

***

Химико знает. Знает, что Урарака Очако почему-то неотрывно следит за ней каждый раз, когда Химико попадает в поле ее зрения. Знает, что Урарака Очако — милая, домашняя девочка, у которой есть мечта и дом, в котором ее любят. Знает, что всем вокруг она нравится. Сама Химико тоже ее любит — почему бы и нет? Химико вообще любит людей. Знает, что Урараке Очако нравится мальчик, и даже знает, какой именно, и как стучит ее сердце рядом с ним — кровь о многом может сказать, если знать, какова она на вкус. Знает, что маленькая добрая Урарака Очако, которая сейчас лежит перед ней на полу без сознания и истекает кровью, тихо хрипло дыша, только что проиграла большую битву. Химико наклоняется над ней, рассматривая. Очако лежит, распластавшись словно сломанная кукла: каштановые волосы спутались и потемнели, розовые пухлые губы разбиты, а на скуле наливается цветом крупный синяк. Очако красивая, а кровь, которая сочится из кучи мелких порезов по всему телу, которые появились, когда она с размаху влетела в недостроенное здание, выбив собой стекло, делает ее еще красивее. Химико воровато оглядывается — все наверняка очень заняты, никто не увидит, никто не заметит, — и присаживается рядом. Облизывается, рассматривая плавные очертания тела в драном, заляпанном бурым костюме, и втягивает носом воздух. Металлический запах щекочет ноздри, приятно царапает по нервам. На круглом бедре обтягивающая ткань разошлась и оголила длинную рваную рану, из которой торчит большой осколок. Химико тянется вперед, не замечая, как падает на колени, и проводит пальцем вдоль пореза, почти касаясь стекла — Очако так и не приходит в сознание, даже когда она нажимает сильнее, заставляя кровь красиво стекать по руке, капая вниз. Уже не впервые они встречаются в таких необычных обстоятельствах. Химико может навскидку назвать примерно двенадцать раз, когда Очако преследовала ее, а она позволяла ей это — ведь разве это не забавно, когда кто-то так одержимо хочет тебя догнать? И еще столько же, когда они сталкивались в бою. Химико до сих пор помнит их первую встречу и этот сладкий запах влюбленности, исходивший от Очако тогда. С тех пор мало что изменилось, и это немного странно, потому что Химико очень редко видит рядом с Очако Деку. Она тянется к карману и достает складной нож — движение привычное и любимое, неспешное, как древний ритуал. В такие моменты Химико чувствует себя художником, который готовится творить: моет и сушит кисти, наливает воду, достает палитру и натягивает холст, которому еще только предстоит стать картиной. Предстоит стать по-настоящему красивым. Химико замирает, щелкая лезвием и задумываясь. Очако и так очень красивая, и это почему-то неприятно скребет изнутри, мешая любимому делу. Сейчас не самое лучшее время для сомнений — если Химико просто оставит ее лежать здесь, то, скорее всего, Очако даже найти не успеют — некоторые ее раны выглядят серьезно, и с каждой секундой темная лужа под ней становится все больше. Но Химико может перед смертью сделать ее еще красивее: раскрасить яркими красками, разрезать бархатистую кожу на мягком животе и запустить ладони в теплые внутренности, наслаждаясь оттенками красного. Просунуть руку под ребра и коснуться ее еще бьющегося сердца — что может быть романтичнее? Неприятное чувство мешает — кажется, что этого, почему-то, будет мало. Недостаточно. Химико представляет влажную, скользкую, приятную тяжесть в своих руках и понимает, что если она сейчас это сделает, то Очако больше не будет. Совсем. Никаких странных и не таких неожиданных, как наверняка думает Очако, встреч. Никаких воинственных, вызывающих приятную дрожь взглядов карих глаз из-под пушистых ресниц, когда Очако в очередной раз увидит ее в бою. Никакого сладкого смущения на круглых щеках, когда Химико в очередной раз поймает ее на слежке. Ничего. Никакой Урараки Очако. Химико недовольно цыкает, подцепляет кончиком ножа прилипшую ткань костюма на бедре, отрезая длинную полоску, и перетягивает ногу выше пореза. На втором бедре, на облегающем ремешке, который Химико быстро снимает, приспосабливая в другом месте, обнаруживается небольшой карман, в котором что-то тихо вибрирует, пока Химико, напевая себе под нос приставший с самого утра веселый мотив, пытается остановить все самые опасные кровотечения на теле почему-то вдруг оказавшейся такой незаменимой Очако. Химико не особо привыкла задумываться над глубокими причинами своих действий, но лишать себя общества Очако-чан иррационально не хочется, и она идет на поводу у своих желаний. Это все равно был не ее бой, значит, и добивать она не обязана. Она вообще никому ничего не обязана, если честно. Очако тихо стонет, и Химико невольно отдергивается. Та приоткрывает свои большие карие глаза и скулит, сучит ногами, пытаясь пошевелиться; ее лицо искажает гримаса боли, когда она мутным взглядом обводит помещение и натыкается на сидящую рядом Химико. Ее зрачки расширяются, в глазах сквозит ужас, когда Очако все осознает, и она судорожно глухо кашляет, будто не может прочистить горло. Химико продолжает пережимать и заматывать порезы, успев пустить на ленты бинтов часть своей рубашки и галстук. Очако не двигается и не мешает, только морщится и шипит сквозь зубы, когда она, наконец, заканчивает. Химико деловито облизывает окровавленные пальцы и тянется к отброшенному в сторону съемному карману. Достает оттуда телефон, быстро находит в списке контактов небезызвестного Деку и отправляет расположение с лаконичным «помоги». Теперь все будет зависеть от того, как сильно Очако-чан любят ее дорогие друзья. Химико чувствует на себе чужой взгляд и с любопытством смотрит в ответ — Очако выглядит совершенно невменяемо, но от потери крови такое бывает. Сильно зажмурившись, Очако вдруг хватает ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, и, повернув голову, громко кашляет. Из ее рта на пол падают лепестки, смешиваясь с кровью, капающей с разбитой губы. Химико заинтересованно приглядывается. Неужели Очако-чан кто-то не любит? Она слышала про ханахаки множество раз, но ей такое точно не грозило — любовь Химико к людям всегда была похожа на всепоглощающую тягу к искусству, на страсть, иначе в ее легких выросло бы уже не одно дерево. Если Очако страдает от неразделенной любви, значит есть кто-то, кто не отвечает ей взаимностью. Или не знает об этом? Как забавно и печально. Прямо как в тех сопливых романах, которые Химико иногда читает, безумно умиляясь и стараясь не блевать сквозь слезы счастья. Противоречивая литература, но ей такое нравится. Даби тоже считает, что это вполне в ее духе. Лепестки на полу ярко-желтые, это видно даже в луже крови, и Химико хмыкает: интересно, кто это? Почему-то кажется, что цветы должны быть зелеными, прямо как волосы замечательного Деку, а это всего лишь нелепые лютики. Химико не особо разбирается в растениях, но с простенькими цветами знакома — в тех же романах они часто описываются, и ей, чтобы утолить любопытство, приходится искать в интернете, как они выглядят. — Не смотри… пожалуйста… не ты… — хрипло шепчет Очако, вырывая Химико из размышлений. Тянется и цепляется холодной рукой за ее ногу, и Химико удивленно приподнимает брови. С чего бы? В голове что-то щелкает, и внезапная мысль вызывает у Химико приятные мурашки. Желтые ядовитые цветы. Случайные встречи. Слежка, смущение и этот удивительный, потрясающий вкус ее крови. Вкус влюбленного человека. Химико расплывается в широком жутковатом оскале. Вживую это оказывается еще интереснее, чем на страницах книжек. Еще приятнее — настолько, что вызывает дрожь и покалывание в кончиках пальцев. — Очако-чан, — задумчиво тянет она, рассматривая окровавленную ладонь, лежащую у нее на колене, — скажи, чьи цветы растут у тебя внутри? Очако всхлипывает испуганно, и Химико наслаждается каждым миллиметром ужаса на ее лице — впитывает его, как губка. Очако отворачивается — это все, на что ее хватает, — и Химико наклоняется вперед, упирается в пол руками, чтобы увидеть больше. Сердце стучит быстрее, и ноги сладко сводит, будто она выпила по меньшей мере литр чужой крови. Химико глубоко вдыхает и запоминает каждую секунду этого ощущения. Пожалуй, это даже лучше, чем кровь. — Не важно, — тихо выдавливает из себя Очако. Химико качает головой, довольно улыбаясь и рассматривая чужое лицо вблизи — это действительно уже не важно. Потому что Очако-чан очень, очень плохая лгунья. За окном раздаются звуки сирен, и Химико неторопливо поднимается, отряхиваясь. Свои дела тут она уже давно закончила, пора бы и уходить, раз друзья Очако уже так близко, ей не нужны лишние проблемы. Она снова поднимает с пола чужой телефон, быстро набирает на нем что-то и вкладывает в руку лежащей на полу Очако. Невесомо касается губами расцарапанных пальцев, прищуривая желтые глаза, и мурлыкает: — Скоро увидимся, Очако-чан. Химико быстро растворяется в тенях на выходе из помещения, и Очако из последних сил поднимает телефон, пытаясь сквозь мутную пелену разглядеть написанное на светящемся экране. Наконец, ей это удается, и она замирает, от страха забывая дышать. Выскользнувший из ослабевших пальцев телефон падает ей на грудь, и Очако снова теряет сознание. В открытых контактах самым последним, только что добавленным, красуется «Лютик», украшенный смайликом-сердечком.