Чудо Рождества (Осеменяющие пальцы-2)

Начавшийся с падения день шерифа так и идет кувырком: «жучок» снова не завелся, Лерой напился и устроил в закусочной дебош средь бела дня, а хлопоты с установкой елки и развешиванием веточек омелы сопровождались постоянными мелкими травмами из-за все возрастающей неуклюжести. Наконец, Эмма расправляется с делами и плетется на кухню. Выпив какао, она задумывается, где же сегодня задерживается ее жена. «Всегда-то она у меня в делах, в работе. И дома все успевает сделать, и так редко просит помочь», — с нежностью думает Эмма. Она решает повесить омелу в кабинете дражайшей супруги и спешит воплотить задуманное. Пара новых ссадин на руках — и дело сделано. Эмма стоит в дверях, любуется результатом и предвкушает, как поймает ненароком любимую под омелой, прижмет к сердцу и… они ведь не целовались уже… что, целых три дня? Немедленно надо исправить такое вопиющее нарушение! И наверстать остальное тоже. Эмма собирается уйти из кабинета, когда вдруг замечает знакомый листок бумаги на письменном столе мадам мэр. Она подходит к столу, изучает текст… и все неясности и недомолвки последних дней увязываются в ясную картину. — Дорогая, я дома! — раздается звучный голос Реджины, и Эмма идет встречать супругу. Мадам мэр улыбается и кажется такой красивой, что у шерифа замирает сердце. — Давай же, помоги со всеми этими пакетами, — торопит жена, и Эмма бестолково суетится, пристраивая покупки на диван и каминную полку. Реджина входит в гостиную, и, кажется, от нее пахнем новым парфюмом, и ее глаза блестят, а губы так манящи, так желанны… и… вот черт, она решительно уворачивается от поцелуя Эммы. — Елка очень красивая, ты хорошо потрудилась! Но нам нужно кое-что обсудить, дорогая, — бархатным голосом говорит Реджина, и сердце Эммы ухает в ожидании неизбежного. — Я… знаю, — тупо говорит она. — Знаешь? — настораживается Реджина и садится на диван, сдвигая в сторону пакеты с покупками. Эмма усаживается в кресло напротив и вздыхает, нервно теребя отросшие кончики волос. — Ты забыла это на столе, — говорит, наконец, Эмма, и достает их общий список. — Да, я как раз об этом хотела с тобой поговорить, — сияет Реджина, и остатки надежды покидают шерифа. — Я понимаю, — говорит Эмма и хмурит лоб, — точнее, не совсем понимаю, но… Ты заслуживаешь всего самого лучшего, — ломающимся голосом заканчивает она. — Спасибо, — улыбается Реджина. — Я всегда знала, что ты самый… самый понимающий человек в Сторибруке, и мне… так повезло встретить тебя. «Только не предлагай остаться друзьями», — думает Эмма, зажмурив глаза. Ей еще никогда не было так больно. Что за неделя? Сначала она потеряла лучшего друга, а теперь обречена лишиться жены… — Давай займемся сексом. Прямо сейчас? — порочно шепчет Реджина, оказавшаяся вдруг очень близко. Эмма радостно вскидывает голову, но тут же понимает истинный смысл предложения. Прощальный секс. Разумеется. Ее супруга всегда любила красивые штампы из мелодрам. Эмма встает с кресла, потерянная и разбитая, и механически стягивает с себя футболку. Вот уже три дня она не могла найти ни один из своих бюстгальтеров, и потому сейчас предстает перед супругой полуобнаженной. — Только без поцелуев в губы, — с виноватой улыбкой предупреждает ее Реджина, — ну, ты понимаешь… «Конечно, — в глухом отчаянии думает Эмма, — конечно, ведь твои губы теперь принадлежат другому…» Реджина аккуратно снимает блузку и тянется к молнии юбки, а шериф, пыхтя, стаскивает с себя джинсы, которые в последнее время словно усели на два-три размера… — У тебя офигенное тело, дорогая… — тихо говорит Реджина, так и оставшись в наполовину снятой юбке. — Я… ох… — Ты вся горишь! — восклицает Эмма. — Я вся горю, — с готовностью соглашается Реджина. — Нет! По-настоящему горишь!!! — орет Эмма, срывает со стены огнетушитель и, быстрым движением приводя его в рабочее состояние, заливает полыхающее странным сиреневатым огнем тело Реджины. Мадам мэр старается злиться не слишком сильно (дабы не испепелить все вокруг своим взглядом), осматривая лужу на полу, а также не снятую до конца юбку, белье и дизайнерские туфли (все это теперь безнадежно испорчено). — Ну, и что ты сделала?! — отплевывав пену, мрачно интересуется она. — Спасла тебе жизнь? — с вызовом отвечает Эмма. — Ты что, не чувствовала жар? — Очень хорошо чувствовала, — почему-то сердится жена. Она избавляется, наконец, от юбки и машет рукой, но вырвавшиеся из кончиков пальцев искры лишь бесполезно пшикают, не помогая устранить беспорядок. — Ты так сексуальна, когда сердишься… — хрипло произносит Эмма, бесстыдно пялясь на голую жену. В конце концов, Реджина ведь сама предложила. И Эмма ни за что не упустит это. Близость с любимой женщиной. Хотя бы еще один раз. Она осторожно касается руки Реджины. Та, очаровательно хмурясь, позволяет. Как и позволяет коснуться плеч… груди… Эмма тяжело дышит и опускает глаза ниже, но внезапное острое ощущение в животе заставляет ее резко отстраниться и вытаращить глаза. — Эмма? Все нормально? — с беспокойством спрашивает мадам мэр. — Да-а, — неуверенно отвечает Эмма и как скошенная валится на пол, подгибая коленки к животу. — Что? Что случилось? — суетится Реджина, снова и снова предпринимая бесполезные попытки призвать магию. — Такое ощущение, — еле дыша, шепчет Эмма, — что все мои органы… там… что какие-то крошечные человечки пролезли туда и крепко-накрепко связали все в узел… кхе… кхе… ай… — О! — говорит, словно понимает в чем дело, Режина. — Так давай же, я ведь могу помочь тебе! — Без магии? — болезненно морщась, уточняет Эмма. — Не думаю, что у тебя получится… Сейчас… может оно как-нибудь само… ох… пройдет… — Ну… ладно, — расстроенно говорит Реджина. Она хватает диванную подушку и подкладывает ее Эмме под голову. Потом набрасывает на нее плед, а другой накидывает на себя. — Мне вроде стало получше, — через минуту-другую говорит Эмма. — Это… хорошо, — неуверенно замечает жена. Реджина помогает шерифу подняться. Супруги переодеваются и наводят порядок в растерянном молчании.