***
— Завтра приедет Генри! — первое, что слышит Реджина утром, спустившись на первый этаж. — Ведь завтра Сочельник! И Эмма, выглядящая нелепо и мило в растянутой футболке и с пластырем на губах, протягивает жене кружку с дымящимся кофе. — Подождала бы еще пять минут, и я бы принесла его в постель, — говорит она. — Спасибо, дорогая, — благодарит Реджина. — Знаешь, я и подумать не могла, что ты такая внимательная… такая заботливая, пока мы не начали жить вместе, — задумчиво добавляет она. — Ну, ты ведь тоже, — смущается шериф. — Мне с тобой еще сильнее повезло, вот! — Скажешь тоже… Ты поздно вчера вернулась? Я ждала-ждала, а потом заснула. — Ой, это все из-за Лероя! Он никогда еще не вел себя так отвязно. Бабушка пронзила из арбалета его брючину, и он оказался пригвожден к стулу. Когда я приехала, он как раз снимал брюки и громко вопил о порче имущества… Так и пришлось везти его в участок: в полуспущенных штанах, в компании арбалетного болта и стула. Видела бы ты глаза папы, который как раз пришел на ночную смену! Я чуть не врезала Лерою, но потом подумала, что он не виноват. Это все проклятие. Да и потом, как-то не очень было бы, если бы Санта в канун Рождества вдруг начал бы раздавать тумаки, правда? — Конечно, дорогая, — с готовностью соглашается мадам мэр. — Ну… так что? — понизив голос, говорит она. — Что «что»? Реджина смущенно опускает глаза. — Я не понимаю, — жалуется Эмма. — Проклятие отрицательно действует не только на характер Лероя, но и на мои мыслительные способности! — Ах, Эмма! — с досадой восклицает Реджина и отставляет пустую чашку из-под кофе на стол. — Я очень хочу трахаться! Так понятно? Эмма вытаращивает глаза, никак не ожидая услышать из уст своей утонченной супруги подобные выражения. — Я… м-м… — мнется она. — То есть… конечно, я тоже хочу, любимая, но ведь… — Что?! Ну что, Эмма? — нетерпеливо перебивает Реджина робкое блеяние шерифа. — Генри приедет лишь завтра, Лерой в камере, на работу нам только через пять дней. Могу я, наконец, заняться сексом со своей женой?! — Но ведь… — продолжает сомневаться Эмма. Тогда Реджина, сделав пару глубоких вздохов, вдруг хитро улыбается. — Экстраполировать, — говорит мадам мэр низким и хриплым от желания голосом. –Квинтэссенция… — придвигаясь плотнее, бормочет она. — Что? Что? — беспомощно лепечет Эмма. «О, черт! Она знает!!! Она знает, как все эти заумные слова действуют на меня!» — понимает она. — Трансцендентальность… — соблазнительно шепчет ей на ухо супруга. — Дискурс… Конгруэнтность… — Редж… милая… о, Боже, — шепчет Эмма, дрожа в объятиях жены. — Сингу…лярность, — стонет Реджина в волосы супруги. — Фрустрация, — раздосадованно добавляет она, когда, собрав всю силу воли, Эмма все же отстраняется. — Реджина… — неуверенно начинает она. — Что? Ты… не хочешь? — расстроенно спрашивает мадам мэр. — Ну что ты, конечно, хочу! Очень! — торопится развеять мрачные подозрения Эмма. –Просто… — А… Вероятно, ты боишься последствий, да? — осторожно спрашивает Реджина. — Ты ведь помнишь пожелания гостей на нашей годовщине? — Да-а, да, конечно, да, — словно пластиковая собачка на панели приборов, часто и бестолково кивает Эмма, хотя при попытках вспомнить хоть что-нибудь из их годовщины ее память становится похожа на пустую цветочную вазу. — Ладно, — говорит Реджина тихо и печально. — Ведь… у нас есть Генри. — Да, у нас есть Генри, — тупо подтверждает известный факт Эмма. — И, конечно, ты не обязана хотеть того же, чего хочу я… — пробует улыбнуться жена. — Знаешь, я вчера прочла в одной своей книге о самых известных случаях магии этого мира, — продолжает она деловым тоном. — Там написано, что волшебство Рождества — самое сильное. Я думаю, что мы разрушим проклятие, когда в Рождественский Сочельник поцелуемся под омелой. — И она не взорвется? — осторожно уточняет шериф. — Не взорвется, — подтверждает жена. — Ну, тогда все здорово? Да? — Конечно, — грустно улыбается Реджина. Эмма внимательно смотрит на супругу и просит: — Милая, скажи, чем ты расстроена? Я что-то сделала не так? — Все нормально, Эмма, — поспешно качает головой Реджина. — Я действительно понимаю. Ты вовсе не обязана хотеть детей со мной. У нас чудесный сын, и… — Детей?! То есть как… детей? — изумляется шериф. — Подожди, кажется, я все не так поняла! Я же сейчас полная идиотка, помнишь? И… я очень боялась, чтобы мы не взорвались и не сгорели заживо… и чтобы наши животы не завязались морским узлом… Я и не думала… Ох, так это проклятие пришло, чтобы мы смогли?.. И на нашей годовщине… — Ну… да, — кивает смущенно жена. — Первой, конечно, о расширении семейства Свон-Миллс заговорила твоя мать, потом Дэвид… а потом и остальные гости. Только вы с Руби были очень заняты, сливая остатки алкоголя в вазу из-под моих лилий, — язвительно добавляет она. — Дети, — шепчет Эмма, ошеломленная эмоциями. — О, Господи… Ребенок ведь может быть похож на меня! — с тревогой добавляет она. — Это ничего? — Это было бы замечательно, — краснеет Реджина. — Эмма, так значит, ты хочешь?.. — Больше всего на свете, — с готовностью подтверждает шериф.***
Супружеское ложе прогибается под весом двух сплетенных тел, и они обе дьявольски громко тикают, и стонут от болезненного ощущения этих дурацких узлов там, и полыхают огнем, и ощущают жар, словно на их животы водрузили по паре включенных утюгов, но все это проходит, едва Эмма подводит светящуюся кисть правой руки к лону жены. — Осеменяющие пальцы, — выдыхает Реджина. — Осеменяющие пальцы, — благоговейно повторяет Эмма. И наслаждение, которое приходит после почти двух недель воздержания, оказывается терпким и острым.***
— Эгрегор, — задумавшись, произносит Реджина много, много позже. — Любимая, — хнычет под боком полусонная Эмма, — я бы хотела, но… боюсь, не смогу продержаться еще один раунд… — Все хорошо, — шепчет мадам мэр. — Спи, дорогая. И Эмма крепко засыпает и видит во сне то же, о чем размышляет ее бодрствующая пока жена: что на разных континентах живет много людей самого разного возраста и говорящих на разных языках, и все они по какой-то неведомой причине заняты мыслями о счастливом конце сторибрукских шерифа и мэра… — Спасибо, — благодарит, прежде чем заснуть, Реджина этих незнакомцев, которые, словно могущественный скромный волшебник, прислали драгоценный дар и пожелали остаться неизвестными.