Ментол и мята

Томас сидел в набранной по грудь ванне и держал в руках включенный фен. Мерное гудение то и дело вытаскивало из различных мыслей, которым не было ни конца, ни края и возвращало к размышлению о задуманном. «Это будет больно?» — уже не в первый раз за этот вечер задал себе вопрос мужчина. И тут же мысленно ответил на него: «Конечно». «Это будет быстро?» И вместе с сожалеющим покачиванием головы: «Не думаю». Так Каролли проводил свой второй час пребывания в номере отеля. И все никак не мог выбрать способ, который был не столь пугающим, не столь долгим и не столь болезненным. «Спрыгну с крыши», — именно с этой затеи началось перебирание многочисленных вариантов игры со смертью. «А вдруг упаду на кого-то и зашибу насмерть! — испуганно отогнал от себя первый способ мужчина, мгновенно придумывая второй и тут же находя весомый аргумент не в его пользу, а следом отклоняя и третий, и четвертый, и последующие за ними. — Повешусь. Нет… А вдруг люстра не выдержит, и я проломлю пол и застряну. Вот смеху-то будет, когда спасатели придут меня вытаскивать. Надышусь газом. А… плита электрическая. Может, таблетки? Интересно, от слабительного в большом количестве кто-либо когда-нибудь умирал? Если "нет", то мне не хочется становиться причиной засора в туалете. А если "да", то несложно представить каким злачным будет заголовок моего некролога». Томас даже и не думал, что в такой ответственный момент первым живым человеком, о котором он вспомнит и к помощи которого решит прибегнуть, станет Та Самая женщина, из-за которой он как-то раз уже хотел совершить столь опрометчивый поступок, думая, что не сможет перенести свалившегося на него позора и отчаяния. Но тогда его поддержкой и опорой был Рэн, по сценарию которого он снял следующий за провальным фильм «Четверть мили до рассвета», принесший им обоим былую (для Каролли) славу и позволивший подняться по лестнице признания и популярности на несколько ступеней выше. Томас выключил фен и вылез из ванны. Нашел нужный номер в телефоне и набрал. — На проводе, — бодро ответила Селкет на звонок. — О, о нем я уже думал, — осипший голос звонившего заставил девушку напрячься, но не больше, чем на секунду. — Так подумай еще раз и перезвони. — У меня может не получиться. — Подумать? — удивилась журналистка. — Перезвонить, — замогильным тоном ответил Каролли. Девушка, кажется, начала догадываться о цели звонка, но решила намеренно потянуть резину, вдруг напоследок удастся нарваться на очередное сенсационное заявление. — Что с тобой, Томас, замучил приступ словесной диареи, и вот ты добрался и до моего номера в списке контактов? — Что-то вроде того, — не желая признаваться девушке, что она была первой, кому он звонил, согласился Каролли, открутил крышку и хлебнул из фляги горячительной жидкости. — У меня что-то туго с фантазией… — Даже не сомневаюсь. Поздравляю тебя с этим открытием, ты уже на шаг ближе к истине. — Не язви, я серьезно. — Я тоже, не сомневайся, — фыркнула Селкет, желая побыстрее закончить разговор — она уже стояла в коридоре и натягивала берцы, не желая прямо сейчас тратить время на неплодотворные разговоры. — Давай так, ты мне поможешь и взамен получишь сенсацию в свои руки? Девушка все же отвлеклась, включаясь в разговор, не переставая движение из дома: забрала с крючка ключи от машины и вышла наружу. — Я тебя внимательно слушаю. — Быстрая, безболезненная и достаточно эффектная смерть, чтобы после не смешали с говном и желательно не приняли за суициднувшегося слабака — знаешь такую? — Смерть сама по себе эффектна, какой бы она ни была, — подлизалась к старушке девушка. — И все же… — В твоем отеле ведь большие окна? — Во всю стену. — Поставь журнальный столик у него и разлей бутылку масла на пол, позже я наберу тебя, а ты сделай вид, что этот звонок очень важен и несись к нему со всех ног. И быстро. И эффектно. И осколков фейерверк. И никто не подумает, что ты сам догадался. — У меня нет масла, — вспоминая про причину, по которой отклонился первый способ в списке, ответил Томас. — Будет странно, если я его сначала у кого-то позаимствую, а после… — Тогда лестница! Оступись на лестнице и сломай шею — действенный способ. — Я могу на всю жизнь остаться инвалидом, — резонно подметил Томас. — Знаю. — От тебя никакой помощи, я кладу трубку, — услышав ехидные смешки девушки, обиделся Каролли. — Стой. Есть еще вариант. — Слушаю. — Устрой короткое замыкание, подрежь провод где-нибудь и кинь в лужу, а потом наступи в нее. — Спасибо. Томас хотел положить трубку, но Селкет запротестовала: — Погоди, а где моя награда? О какой сенсации ты говорил? — девушка выехала на магнитную дорогу, и аэромобиль взлетел вверх. — Моя смерть. Первой напишешь о ней, если через полчаса тебе не перезвоню. — Фе… нашел мне сенсацию, это так… легкая закуска перед плотным обедом. — Ну ты и сучка, Селкет, — пробормотал мужчина. — Что поделать, такая работа. Ладно… сейчас набросаю тебе еще несколько вариантов, если не хватит духу шагнуть в лужу, — на сто процентов уверенная, что пока Томас будет их перебирать, она как раз успеет навестить «Кривую свинью» и добраться до его номера, чтобы обеспечить свободными ушами и плечом, на котором можно поплакаться, журналистка отключилась и через несколько минут, используя воображение по максимуму, отправила голосовое сообщение. *** — Как это — его дочь? — не веря собственным ушам, спросил Ри, тут же давясь дымом и едва не захлебываясь от приступа кашля. — Тебе рассказать основы деторождения или что? — Селкет услужливо похлопала парня по спине. — Но ты жива… — И на том спасибо. — Как? — прекрасно понимая, что, если бы у Угрозы Разоблачения была семья, дети, их ликвидировали вместе с ней, недоумевающе спросил брюнет. — Мать ушла от отца, когда была мной беременна. Они никогда не были женаты. — И как ты узнала, что он — твой отец? — увлеченный беседой, Ри совсем позабыл о сопящем лицом в тарелке Мэте. — Мы виделись, и не раз. Он настоял на том, чтобы короткие летние встречи оставались за ним. И мама сдалась под его уговорами впервые, когда мне было четыре. С этого момента ежегодная поездка на две недели в родной город папы стала традицией, которая мне очень полюбилась. По началу, конечно, было трудно и тяжело, все же мы не были знакомы и сложно полюбить человека только потому, что его назвали твоим биологическим отцом, когда у тебя уже был отчим, который проявлял не меньшую заботу. Но гены пальцем не размажешь, а любовь и интерес отца ко мне игнорировать не получилось. С семи лет началось самое интересное для нас обоих. Я подросла, и папа рассказал мне о своем деле, мы играли с ним в журналиста и его помощника, которым нравилось проводить свои расследования и докапываться до того, что другие игнорировали и к чему боялись подходить. Мама узнала об этом, когда мне было десять, посчитала, что дочь уйдет в журналистику и также забросит интересы своей будущей семьи, как сделал это в свое время отец, и запретила приезжать к нему, думая, что таким образом я выберу иной путь. Но… Век технологий, наличие мобильника с интернетом и огромного желания не прерывать общение сделали свое дело. Мы вели переписку в чате онлайн-игры в шахматы, и никто ничего не заподозрил. Когда он пропал, мне было двенадцать, а последним сообщением от него стало зашифрованное послание, разгадав которое я получила адрес места, в котором папа оставил все свои труды по многим делам: записи, фото, видео… — И они теперь у тебя? — встрепенулся Ри. — Если бы, когда мне удалось сбежать из дома и добраться до тайника, его вскрыли и вынесли, осталась только детская книжка, которую не забрали только потому, что не придали ей значение и не открыли. А в ней находилось самое ценное, — Селкет достала из сумки старую потертую книгу. — В ней содержатся записи, используя которые, можно запросто соединить ниточками места, людей и события, чтобы убедиться в их очевидной связи, — она откинула плотную толстую обложку, и Ри тихо охнул. В середине книги был вырезан прямоугольник, внутри которого лежала старая аудиокассета. Брайан с минуту гипнотизировал кассету взглядом, будто бы пытаясь узнать ее содержимое посредством зрительного контакта, прежде чем с усилием все же оторвался от лицезрения старого хранителя информации и уставился уже на Селкет. — И что же там? — почти прошептал он, будто бы боясь, что их подслушают. — Хочешь знать? — улыбнулась девушка, придвигаясь к Ри ближе. — Конечно хочу! — Вот и хоти дальше. Журналистская тайна, — заявила блондинка, захлопывая книгу и пряча обратно в рюкзак. — Не все сразу, мой мальчик, не все сразу, — протянула она, допивая заказанный напиток до дна и поднимаясь со своего места. — Эй, ты куда? — всполошился Ри. — У меня еще дела, — пробормотала девушка, закидывая рюкзак на спину. — А зачем ты вообще приходила? — продолжал недоумевать Брайан. — Во-первых, взглянуть на ваше состояние. Во-вторых, послушать пьяные бредни Дэстера, ну, а в-третьих… — Селкет замолчала, будто бы прикидывая, стоит говорить или все-таки нет. — А в-третьих, хотела кратко разъяснить, в какое дерьмо вы вляпались. — Это мы и без тебя знаем, — нахмурился Брайан. — А теперь убедились. Теперь вы знаете, кто за вами наблюдает. Но… Ответов это не прибавило, лишь вопросов стало еще больше. Забирай Дэстера домой, пока он не захлебнулся салатом, и будьте котиками, изображайте на камеру что-нибудь интересное, чтобы вас не раскрыли. Эта ниточка еще может оказаться полезной, — подмигнула она парню и зашагала к выходу. — Но… — хотел было возразить актер, но журналистка профессионально ретировалась раньше, чем в воздухе повис еще один неуместный вопрос. Выскользнув из бара, девушка глянула на старые потертые наручные часы, прикидывая, успел Томас наложить на себя руки или нет. Посчитав, что у него кишка тонка, а значит, он все еще тратит кислород планеты, Селкет направилась в сторону гостиницы. *** Облачившись в одно лишь полотенце, Томас босиком ходил по номеру, не находя себе места. Черные, подернутые на висках преждевременной сединой волосы торчали во все стороны. Сквозь бледную кожу проступали голубые вены. Он и раньше смуглостью не отличался, а после отравления и вовсе походил на без пяти минут остывший труп. В руках мужчина держал пузырек с гостиничным шампунем. Да, масла у него не было, но ведь было кое-что получше! «Великий сценарист вылетел из окна, поскользнувшись на шампуне!» — пронеслось перед его глазами название статьи на первой полосе газеты. — Шикарно, — нахмурился он, подбрасывая пузырек в воздух и вновь ловя его. — Впрочем, почему бы не повеселить народ напоследок, — усмехнулся он, невольно встречаясь взглядом с размытым пятном и не без усилий узнавая в нем свое отражение. Нашарив очки, что все это время покоились у него на макушке, он опустил их на глаза и снова вгляделся в зеркало. Обычно ему давали лет тридцать пять — сорок, хотя на самом деле не было ему и тридцати. Возраст Томасу прибавляла черная щетина, с которой он никогда не расставался до этого самого вечера. Мужчина считал, что стиль бомжа был приемлем в любой ситуации, кроме смерти. Уходить следовало красиво. А потому он впервые лет за пять начисто побрил лицо и теперь с трудом узнавал себя в зеркале. — Странное чувство, — пробормотал Томас, поправляя сползающие с носа очки. Вот с чем-чем, а с ними он не собирался расставаться до самого конца. «Налюбовавшись» собой, мужчина прошел в комнату, собираясь выбрать лучший костюм, в котором бы ему хотелось помереть, когда в дверь его постучали. — Уборка мне не нужна! — загорланил он, раздраженный тем, что его отвлекают от столь сложного дела. Стук повторился. — ОШИБЛИСЬ НОМЕРОМ! Но настойчивый посетитель не сбавил обороты. Психанув, Томас метнулся в коридор и, не подумав ни о своем внешнем виде (впрочем, в некоторых домах моды повязанное на бедрах полотенце считалось пиком стиля) и уж тем более о том, что ломиться к нему может, скажем, убийца его друга, распахнул дверь и мгновенно об этом пожалел. — Пиццу заказы… — Селкет запоздало поперхнулась воздухом, оценивающе оглядывая Томаса с головы до ног. — Извините, ошибочка вышла, — пробормотала она, не торопясь отводить взгляда от торса мужчины. — Какая еще ошибочка, — нахмурился режиссер, нервно поправляя очки. — О… Томми? — воскликнула журналистка, искренне удивившись. — А ты думала кто? И… не называй меня Томми, сколько раз повторять?! — Не знаю, — беспечно пожала девушка плечами. — Я думала ты лет на двести старше. Сделал подтяжку лица? — Побрился. — А пресс откуда? Я думала, ты ничего тяжелее блокнота не поднимаешь. — Селкет, — Томас глубоко вздохнул, чтобы не послать несносную девку нахер, ибо это было ему чревато очередной мерзкой статейкой, которая могла растереть его репутацию по асфальту. — Что ты здесь забыла? — Сенсацию. Ты ж подыхать собирался. Как славно, что я успела к кульминации! — с этими словами журналистка прошмыгнула мимо Томаса в номер, держа в руках несколько коробок с пиццей. — Ты что собираешься жрать, наблюдая, как я умираю? — Хм… вообще-то я решила устроить тебе нечто вроде последней трапезы. Но твой вариант тоже хорош, — кивнула Селкет, скидывая кожаную куртку прямо на пол, и, не разуваясь, прошла в столовую. — Круто, у вас тут и кухня есть. Все по высшему разряду. — Уходи, — не слушая девушку, прошипел Томас. Полностью проигнорировав мужчину, блондинка положила коробки с горячей благоухающей пиццей на стол, после чего расстегнула рюкзак и извлекла из него бутылку дешевого виски. — Ты оглохла? — А ты внезапно отупел? Серьезно думаешь, что бедная хрупкая девушка, тащившаяся через полгорода, теперь смиренно отчалит восвояси? Даже не мечтай, горе-суицидник, — хихикнула журналистка, размещаясь на стуле, вытаскивая пачку сигарет и несмотря на возмущенный взгляд Томаса, подкурила, сладко затягиваясь. — Здесь нельзя курить! — Нет? — девушка сделала новую затяжку. — И что ты мне сделаешь, красавчик? — томно протянула она. Томас побагровел от злости, но ничего не сказал. Спорить с несносной девкой было бесполезно, уж кто, как не он, знал об этом лучше остальных. — Прекрасно, — процедил он сквозь зубы, развернулся и направился в комнату. — Эй! — тут же стушевалась Селкет. — Только не говори, что собираешься уйти вместо меня! — С чего бы это? На дворе ночь! И это Мой Мать Его Номер! Я Здесь Живу! — продолжал рычать сценарист. — В комнате от меня тебе скрыться тоже не удастся, — продолжала доставать Томаса Селкет. — Я просто хочу одеться. Можно? — находясь на последней стадии бешенства, прошипел Томас. — О, Томми, всеми руками «за»! — усмехнулась журналистка, прислонившись спиной к косяку двери и вперив взгляд в мужчину. — А выйти ты не хочешь? — Не-а. — Выйди. — Ни за что. Вдруг у тебя на теле какая-нибудь крышесносно уродливая родинка. Я должна знать. А то ведь спать не смогу, гадая. — Раньше же как-то спала! — Раньше я думала, что под твоими уродскими свитерами и вытянутыми штанами скрывается обрюзгшее жуткое тело, а тут такая приятная неожиданность. Может, ты еще чего интересного скрываешь? — Поверь мне, нет. — Не поверю, пока не увижу. — СЕЛКЕТ, ВЫЙДИ! — Да че ты мнешься, как девчонка, боже мой! Дай хотя бы одной бабе на этой планете полюбоваться такой красотой! — Что значит «одной»? — еще никогда в жизни Томас не хотел так сильно ударить человека. И так как эта противная особа оставалась женского пола, то бить ее казалось вследствии воспитания чем-то совершенно неправильным? Неправильным, но не несправедливым. — Ты намекаешь на то, что у меня никогда женщины не было? — А была? — на лице Селкет вновь отобразилось удивление, она затушила сигарету о пепельницу. — Ты что, изменял Рэну?! — воскликнула она, изображая ужас. — В смысле?! Мы не были парой! — Нет?! — НЕТ! МЫ ДРУЗЬЯ! И Я НЕ ГЕЙ! — Уверен? — Совершенно точно! Мне нравятся женщины! — Хм… Мне стоит волноваться? — продолжала явно издеваться журналистка. — Я? С ТОБОЙ?! ДА НИ В ЖИЗНИ! — легко велся на провокации Томас. — Да что ж ты так разнервничался, Томми! — И Я НЕ ТОММИ! — Это, между прочим, весьма нетактично. Говорить подобное юной и ранимой деве! — Из комнаты выйди, а? — явно устав от бессмысленного скандала, почти простонал Томас. — А ты заставь, — и не думала прекращать глумиться Селкет. И тут режиссер не выдержал. Подлетев к девушке, которая была ниже него почти на голову, он одним легким движением закинул ее на плечо, выволок из комнаты, опрокинул на диван на кухне и ретировался быстрее, чем Селкет успела понять, что вообще произошло. — ЗАНУДА! — загорланила девушка из кухни. — Но зад, конечно, зачетный, — добавила она уже себе под нос. Лишь вернувшись в комнату, Каролли устало выдохнул, почувствовав себя ненадолго, но все же в безопасности, запульнул валявшееся в ногах полотенце под диван и раскрыл дверцы небольшого, но достаточного вместительного белого шкафа. Как оказалось, мужчина слишком рано расслабился и потерял бдительность. Яркая вспышка света и странное жужжание привлекло внимание, заставив сначала оцепенеть, а затем повернуться на источник звука. В бесшумно распахнутых дверях вновь стояла Селкет с раритетным полароидом в руках и, держа кончиками пальцев белый уголок, беззаботно помахивала свежим снимком, на котором через несколько секунд во всей красе должен был проявиться обнаженный светлый зад режиссера. — ДА ТЫ ДОСТ… — Не удержалась, — прыснула Селкет и резко захлопнула дверь. — Не буду мешать, наслаждайся выбором траурной одежды сколько влезет, — послышался удаляющийся голос. — Кажется, я еще не за все грехи расплатился. Это мое земное наказание, — обессиленно простонал Томас. *** «Какой необычный финал у и без того паршивого дня, — пришел к выводу Брайан, наблюдая, как по его черным джинсам растекается дурно пахнущая желто-зеленая из-за листьев салата жижа. — Но оправданный». Все же пришлось признать, что идея везти так и не протрезвевшего, не до конца пришедшего в себя Мэта в аэромобиле была, мягко говоря, опрометчивой и дурацкой. Следовало изначально дать мужчине проветриться, подышать свежим воздухом, а лучше сперва, видя в каком он состоянии, забуриться в туалет «Кривой свиньи» и засунуть два пальца ему в душу. Но актер беспечно понадеялся на «а вдруг пронесет» и поплатился за это на середине пути. — Припаркуй у черного входа, — стараясь не показывать своего смущения, обратился к Оливеру Ри, одновременно с этим укладывая голову Мэта к себе на плечо и убирая с его лица мокрые волосы. — Может, лучше в больницу? Он мог отравиться, — предположил менеджер Дэстера. Ри поймал в зеркале заднего вида обеспокоенный, наполненный рвением лично позаботиться о подопечном взгляд — в груди что-то больно кольнуло. — Он просто перебрал, да и полученный стресс усугубил положение. Менеджер спорить не стал. До Раунтвеста они доехали в полном молчании, изредка прерываемом невнятным бормотанием Мэта. Так же молча вышли из машины и, не сговариваясь, подхватили актера под руки, довели до номера и усадили на полу в ванной. Оливер подавил рвущийся изнутри порыв помочь раздеть Дэстера и уложить в кровать, понял, что его забота сейчас не к месту, попрощался с Брайаном и с чувством не до конца выполненного долга поспешил вернуться домой и продолжить занятие, от которого его оторвал звонок Ри. — Спасибо, — брюнет высунулся из ванной на треть. — Я позвонил сперва Труману, но он послал меня, заявив, что это наши личные проблемы. — Не за что, обращайся, — заметно взбодрившись, ответил Оливер, получив порцию удовлетворения от сравнительной похвалы, и скрылся за входной дверью. — Ну что, горе-литрбольщик, — Ри вернулся к Дэстеру, что все еще с большим усердием пытался перестать изображать овощ, но у него никак не выходило — нейроны в мозгу отказывались даже пошевелиться. — Давай тебя взбодрим немного, — с этими словами Брайан, приобняв за плечи, с определенным усилием поднял Дэстера и залез вместе с ним в ванную, закрыл дверцы кабинки, чтобы вода не забрызгала пол, и включил воду. Прохладные разбитые душем струи хлынули сверху. Волосы и одежда обоих парней тут же намокли. Постояв какое-то время под напором, Ри снял душ, чтобы смыть с себя рвотную массу, пока та намертво не прилипла к ткани. — Очнулся? — сталкиваясь с мутным взглядом темно-карих глаз, решил удостовериться брюнет. — Не уверен. — А ты начни, а то могу сделать воду еще холоднее, чтобы наверняка прояснилось. — Все так хреново? — взглядом побитой дворняжки посмотрев себе под ноги и пронаблюдав за грязной водой, стремительно утекающей в слив, спросил Мэт. — Могло быть и хуже, определенно, — не сдержал насмешки Ри и не посерьезнел даже тогда, когда мужчина уставился на него. — Эй, не ломай трагедию только, с кем не бывает, — попытался взбодрить он недопьяницу. — Со мной такого раньше не было… — Ой не заливай, со всеми когда-либо такое было или… будет. — Не обобщай! — С другой стороны, — нагло ухмыляясь, Ри вернул душ на место и принялся стягивать с Мэта вещи — так как ткань джинсов была куда более плотной, первым делом он попытался расстегнуть и освободить мужчину именно от них. — Мы друг другу стали еще ближе… Какое искрометное доверие между нами проскользнуло, не находишь? — Ближе ко мне в этот вечер мог стать любой другой желающий, не находишь? — парировал Дэстер, абсолютно не сопротивляясь холодным от воды пальцам актера на внутренней части бедер, что старательно пытались стянуть с него штаны. Кажется, такой расклад вещей шатена даже устраивал. Все его тело покрылось гусиной кожей и начало заметно потряхивать, так что единственное, что он мог себе сейчас позволить, — слабо пререкаться с Ри, внушая себе, что процессом он, как ни крути, но все-таки руководит. Наглая актерская морда, не желающая терпеть поражений и позволять кому-то проявлять к себе заботу в полном объеме. — Один бы так не надрался и позволил себе уйти в нирвану только потому, что пил в моей компании. — Наивная простота, — фыркнул Мэт, переводя взгляд на бегущие по прозрачной дверце капли воды. — Ну явно не наивнее тебя, раз ты искренне поверил, что на моем месте мог быть кто-то другой, — слишком самонадеянно отозвался Ри, опустился на колени и окончательно стянул носки и джинсы с Дэстера. — Хотя… Оливер вон как рвался помочь, — нехотя признал брюнет, возвращаясь в стоячее положение, — теперь его черед пришел раздеваться. Мэта от слов актера здорово перекосило. Но парень пропустил это, когда Брайан, схватив за шиворот футболку, начал с себя ее стаскивать. Признаться, выглядело это дико странно и даже смешно. Мокрая ткань, кажется, решила взять в плен тело актера, из-за чего тому пришлось извиваться ужом, дабы ее снять. — Как сексуально… — гаденько прыснул Дэстер. — Я на тебя посмотрю, как ты со своей справишься, я в этом деле не помощник, — усмехнулся в ответ Ри, распрощавшись с приставучей шмоткой. Впрочем, Мэтью смог его удивить. Дважды. Первый раз, когда с выразительно изогнутой бровью и ликующей насмешкой на губах принял вызов, скрестил руки и, схватившись за полы футболки, медленно потянул ее наверх. Второй, когда стоило ткани достигнуть лица, потерял равновесие и со всей дури шарахнулся в стенку кабинки, заставив ту пойти ходуном. — Ебать ты гусеница! Бабочкой тебе не быть, — надрываясь, во весь голос загоготал Брайан, впрочем, тут же ловя свой Кокон, дабы тот не самоубился раньше времени. — Что-то я погорячился, — послышался сдавленный и тихий из-за ткани голос. — А то, — Ри все же помог Мэту. А после выключил воду, вышел из кабинки и вернулся уже с двумя полотенцами: одним — в руках, вторым — на бедрах. — Я принес тебе новый дом, не горюй, — не переставая светиться и радоваться тому, что актер все-таки вернулся в сознание, Брайан вытер волосы и, укутав вместе с руками в большое махровое белое полотенце, помог выбраться из ванны. — Ты можешь тише стучать зубами? А то мне становится тебя и вправду жаль. Мэт поджал губы, отчего мышца на подбородке задергалась и задрожала еще сильнее. — Ладно, я пошутил, можешь так не делать. — Да иди ты! — дернулся Дэстер, не в силах больше терпеть насмешки над своим состоянием. Его начало колотить с утроенной силой. — Не, ты первый, мне еще вещи в стирку закинуть надо. — Хорошо, ма-а-а-м, — протянул актер и, обрадовавшись, что какое-то время сможет побыть наедине, поспешил на выход, надеясь, что его вырубит сразу, как только он коснется головой подушки. *** Каролли, конечно, подумывал отчалить в мир иной, но надеялся сделать это максимально безболезненно. Вселенная же считала, что если и умирать, то красиво… И мучительно. Наверное, поэтому она и послала на его голову Селкет, которая, удобно разместившись на кухне Томаса, с ужасающим чавканьем сперва поглотила всю первую принесенную ею пиццу и уже взялась за вторую, тогда как режиссер не притронулся и к одному куску. — У тебя черная дыра вместо желудка? — наконец не выдержал он столь жестокого уничтожения пищи. — А фто? Фвуфно вэ, — пробормотала Селкет с набитым ртом. — Знаешь, было бы еще вкуснее, если бы ты это делала где-нибудь в другом месте, — нахмурился парень. — А твоя кухня чем плоха? — проглотив очередной кусок, уточнила Селкет и не думая смутиться. — В том, что она… Моя? — подсказал Каролли. — Ну и что? — Мне почему-то, даже блин не знаю почему, казалось, что ты меня терпеть не можешь. — М? — по лицу девушки проскользнуло искреннее недоумение. — Не слишком ли много ты на себя берешь? — усмехнулась она, остатки пиццы пододвигая мужчине. — Жри давай, остывает. А что касается ненависти: не так-то просто заработать ее у такого человека как я. Мне приходится вариться в таком дерьме, рядом с которым ты — одуванчик. — Но если это действительно так, тогда почему в твоих статьях столько негатива в сторону моих работ? — Томас все же взялся за недоеденный кусок. — Почему? Честно сказать? — на губах Селкет заиграла заискивающая ухмылка. — Да, пожалуйста. — О, наклонись поближе, я шепну тебе это на самое ушко, — томно протянула девушка и потянулась к Томасу. Мужчина, чувствуя подвох, все же подался к Селкет и ощутил ее дыхание у своего уха. — Потому что… Какими бы сложными не были отношения Каролли с Селкет, он не мог не признать, что девушкой она была привлекательной. Своеобразной, грубой оторвой, но чертовски привлекательной. И пахло от нее так приятно, что… Его мозг мгновенно нарисовал сопливую картинку из какого-нибудь комикса, в котором с виду грозная девица оказывается пай-девочкой, которая делала гадости главному герою лишь из-за бесконечной любви к его персоне. Сейчас же наступил кульминационный момент, в который ей выпал шанс признаться в своих чувствах и смиренно ожидать ответа от возлюбленного. Но Томас услышал совсем не то, чего успел напридумывать. — Потому что… — прошептала Селкет, облизнув губы, — то, что ты делаешь, это полнейшее дерьмо! — с этими словами девушка откинулась на свой стул, рассмеявшись на всю квартиру. — Просто отборнейшее дерьмище! — продолжала она заливаться. — Тебя облизывают все эти богатеи из убогой богемы, называют богом режиссуры, но… черт побери, ты посредственней плесени! Лицо Томаса вытянулось, любые мысли романтического направления снесло шквалом лютого негодования. «Иногда я ненавижу себя за то, что мне нравятся бабы! — одернул он себя. — Хотя… не уверен, что Селкет можно назвать бабой. Я бы и к людям ее не причислял», — чуть подумав, пришел он к плачевным выводам, наблюдая, как блондинка уже практически рыдает от смеха. — Единственное, что меня действительно бесит в тебе, — отсмеявшись, продолжила она, заставив Томаса мысленно застонать: «Господи, она никогда не заткнется!» — Это то, что, веря воздыхателям своего творчества, ты стоишь на месте, не развивая, а просирая тот потенциал, который есть в тебе на самом деле, — закончила журналистка уже абсолютно спокойным тоном. — То есть ты обосрала меня, чтобы затем сделать комплимент? — уточнил Каролли, решив, что ему померещилось. — Нужна же тебе вишенка на торте из говна, — хихикнула Селкет, вновь протягивая руку к пицце, которую вроде бы еще минуту назад героически оставила Томасу. — Но я пришла к тебе не для того, чтобы унижать, ровно как и не для того, чтобы хвалить. — Да-да, я помню. Ждешь, когда я руки на себя наложу, — буркнул Каролли, нервно поправляя очки. Как ни странно, помирать резко расхотелось. Еще не хватало, чтобы эта сучка пригнала к его могиле цирк и устроила представление века. — И не для этого, — качнула Селкет головой, вгрызаясь в кусок пиццы. — Лучше скажи, что ты знаешь о некой мутной даме по имени Роуз. Томас вздрогнул. — Ничего, — отчеканил он, всем своим видом доказывая обратное. — А если подумать? Режиссер нахмурил брови и, дабы скрыть нарастающую тревогу, таки взялся за второй ломоть пиццы — расплавившийся и уже остывший сыр едва позволил отделить его из круга. — Если подумать, то от нее стоит держаться подальше. Не лезь в это, Селкет. — Но благодаря тебе и твоим подопечным, я уже залезла. — О чем ты? — Томас медленно, будто на автомате жевал откусанный кусок — он не чувствовал голода, да и аппетиту было взяться неоткуда. — Не меняй тему, я вернусь к твоему вопросу после того, как получу вразумительный ответ на свой. Ты что-то о ней знаешь, Томми. И не хочешь говорить только по двум возможным причинам: или ты ворошишь тайны не чужих тебе людей, которые могли быть связаны с этой женщиной, или же просто близко к сердцу принял в десятки раз преувеличенную информацию о миссис Роуз, которую где-то и когда-то краем уха услышал, так? Каролли какое-то время молча и старательно выковыривал из своей пиццы сладкий перец, который он всеми фибрами своего желудка ненавидел, — его бабушка работала на плантациях, и в детстве маленький Томми вдоволь обожрался этого перца. А затем, все же решив, что ему не выкрутиться, продолжил: — Что ты знаешь о многочисленных благотворительных фондах Харви? — Только то, что знают все и маленькую горсть сверху: большая часть денег, которые поступают на лицевые счета, переводится с офшоров. Анонимные благотворители — где такое слыхано? А это значит, что люди таким образом расплачиваются и при этом не хотят светиться, но сколько ни пыталась выяснить, за что они платят, ни одной зацепки не нашла. — Ты знаешь, что элита любит необычные игры? Их не так много, но каждая из них настолько невообразимо уникальна и вместе с тем поразительно пугающая. Ты ведь слышала о «Золотой слезе»? — До сих пор в голове не укладывается как Это можно было назвать «Золотая слеза». «Кровь, кишки и мясо» — куда больше подходит. Но откуда ты знаешь? В СМИ блокировали любое упоминание о ней, только не говори, что ты присутствовал в качестве зрителя и делал ставки, ушам не поверю. Игра, получившая свое название «Золотая слеза», была долгосрочным проектом толстосумов, требующим баснословных трат, большая часть средств из которых выделялась для поддержания ауры таинственности и секретности, а также зверских усилий в направлениях психологии и физиологии. Прототип Колизея в индустриальном обществе. Бои без правил, единственная цель которых — выживание. Ее участниками становились сироты из детских домов от тринадцати до пятнадцати лет, которых забирали себе на попечительство семьи богачей. Но прежде, чем выступить с боем, в исходе которого ребенок расстался бы со своей жизнью или забрал чужую, в течение двух лет он обучался различным боевым искусствам, познавал свое тело и учился им управлять. Но была у этой игры одна особенность, если можно было так выразиться, – Элита, как ценитель уникального, сложного и необычного, извратила историю, искалечив в прямом смысле ее участников. Дети подвергались операции, каждая из которых грозила им в итоге потерей слуха, зрения или двух из четырех конечностей. Таким образом, возникало около двух десятков различных комбинаций на поле боя: слепой против глухого; безногий против безрукого; безрукий против слепого… До и после боя эти дети жили в домах опекунов в качестве животных или трофеев (участники, которые выигрывали большое количество поединков). Ими обменивались на время, их продавали насовсем и по достижении восемнадцати лет от них, даже от самых лучших, избавлялись… Томас взглянул на Селкет из-под очков, раздумывая, стоит ли делиться такой информацией, зная, что последует еще больше вопросов и все же ответил: — Нет, но я знал человека, который участвовал. Именно он… расс… поведал мне о том, что главным организатором «Золотой слезы» была Роуз Харви. *** Дэстер уснул в ту же секунду, как голова его коснулась подушки. Чем, увы, не мог похвастать Брайан. Поизнывав в кровати некоторое время, брюнет отчаялся убежать от реальности в сновидения и медленно из спальни перебрался на кухню. Помня о том, что там установлена камера слежения, мужчина старался не делать того, о чем мог бы потом пожалеть. Например, не стоило чесать задницу, хотя ой как хотелось. Дрочить тем более не следовало, хотя этого хотелось даже больше. Для сброса стресса, так сказать. Приходилось довольствоваться тем, что есть — едой в холодильнике. Пару минут в задумчивости постояв перед полками с едой, парень выудил кусок сыра и сливочное масло. В общем-то, кроме них, ничего там больше и не было. Еду они с Дэстером после сюрприза с крысой домой не заказывали (за исключением единственного раза), предпочитали есть в ресторанах поблизости. Ходить же по магазинам и готовить еду самостоятельно у них, явно, не оставалось времени. Даже сыр и масло остались от последнего посещения Оливера. Вот же Мэту повезло с менеджером, заботливый малый. Взяв со стола пакет с нарезанным хлебом, Ри уже собрался сделать себе бутерброд, когда до ушей его донесся тихий звук телефона, поставленного на вибрацию. Испугавшись, что Дэстера это может разбудить, Ри кинулся в комнату, схватил с тумбочки телефон и вернулся обратно. На дисплее значилось имя, которое в последнее время раздражало его особенно сильно: — Чего тебе? — бросил он в трубку, даже не попытавшись скрыть недовольства. — Ты сейчас где? — послышался голос Трумана. — В заднице, — буркнул Брайан, и глазом не моргнув. — Где еще я могу быть в свете последних событий. — А если серьезнее? — Серьезнее некуда. — Ты дома или нет? — Тебе какая разница? Рабочий день закончился. В ответ послышался тихий вздох. — Если ты дома, переместись в ванную комнату, там нет камер. А нам надо поговорить. Ри хотел было продолжить выкобениваться, но уловив серьезный тон менеджера, решил с этим повременить. Парень, не торопясь, чтобы не вызвать подозрений, прошел в ванну, включил воду и разместился на крышке унитаза: — Что за срочность? — Новый заказ. — Никаких больше заказов, — нахмурился Брайан. — Он от того, кто попросил поставить в вашем номере камеры. — Час от часу не легче. И что ему надо на этот раз? — Они хотят заказать тебя… Для Мэта. — Не понял сейчас. — Хотят, чтобы ты трахнул Мэта. Перед камерами. — Ага, сейчас, побежал. — Я позволил себе упомянуть, что ты можешь не согласиться. — А они что? — Сказали, что, если получат отрицательный ответ, вся твоя подноготная тут же всплывет на поверхность. А потом, возможно, всплывешь и ты сам на одном из городских прудов. Ри уткнулся лбом в холодную кафельную плитку, испещрённую серебреными нитевидными узорами на морской пене, и изо всех сил пытался задушить внутренний порыв ударить в нее кулаком. Он мучился от собственного бессилия в этой ситуации. От недосказанности. Причем не неполной, а абсолютной. Он мог прямо сейчас позвонить Мэту, сделав вид, что по-прежнему занят намыванием себя любимого, и предупредить его. Позже вернуться, как ни в чем не бывало, в комнату, предпринять попытку подкатить к сонному актеру, получить за это по роже и на этом успокоиться. Но он не мог предупредить его. Потому что за такой странной просьбой последовал бы вопрос «почему тебя попросили об этом?», и какой бы ответ ни нашелся у Ри, на этом бы их беседа однозначно не закончилась. А выложить все как есть, Брайан был не готов. Ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Он стеснялся своего прошлого и такой стороны своего настоящего. Он ненавидел себя за причастность к похабным играм Элиты. Он ненавидел себя за то, что продавал свое тело. И пусть даже полученные деньги не приносили удовлетворения и даже за версту не попахивали удовольствием, он их получал, и он же ими распоряжался. Да, сетовать на обремененность безвыходным положением мог каждый. Но настолько ли безвыходным оно являлось на самом деле? — Эй, и как давно ты заделался вторым Стивом? Почему такие Просьбы продолжают поступать от тебя, куда подевался этот меркантильный сукин сын? — Не волнуйся, у тебя больше не будет клиентов, кроме тех, что есть сейчас, — казалось, Труман пришел в восторг от собственных слов. — Это с чего вдруг? — не сказать, что Ри разделял чувства менеджера, но эта новость всего на мгновение показалась ему недосягаемой, но в то же время приятной. Как же долго он ждал этих слов. Но не от этого человека. Да и произнести их должен был сам брюнет. Если бы только смог добраться до нужного уровня, обрести вес в обществе и окружить себя зоной недосягаемости. Но для этого нужно было либо стать Элитой, либо стать столь наглым и зубастым, подобно Мэтью. Чтобы люди одновременно с искренним восхищением боялись даже подумать о чем-то большем, чем восторг и любование на расстоянии. «Интересно, а его когда-нибудь пытались купить?» — подумал Ри, тем временем получая от Трумана шокирующий ответ: — Тебя выкупили, зарезервировали на пожизненно, как столик в дорогущем ресторане, который, несмотря на битком набитый зал, по-прежнему остается пустым, — весьма грубо отозвался мужчина. — Прекрасно… — Не волнуйся, ты им скоро наскучишь и тогда будет тебе тишина и спокойствие. — Под крышкой гроба это продлится недолго, — съязвил Ри, не веря словам Трумана. — Ладно, заканчивай трепаться, передай своей Кимберлитовой трубке, что если Мэт отошьет меня, а такое, учитывая его сегодняшнее состояние, вполне возможно, то ей придется дрочить, глядя в собственное отражение, — Брайан сбросил звонок, выключил воду и, бросив короткий печальный взгляд в зеркало, направился в комнату.