Ментол и мята

Но присутствующим это знать было не обязательно. Ни о его отношении к тортам… Ни о его отношении к жизни… И своим собственным дням рождениям, многие из которых остались в памяти кровавым пятном или рубцом на и без того израненной душе. На плечо Мэта опустилась ладонь, даже через рубашку он почувствовал какое тепло исходило от нее. А вслед за жестом молчаливой поддержки перед глазами предстала такая загадочная и такая чувственная улыбка Брайана, что актер невольно поймал себя на ощущении, будто весь его внутренний шквал переживаний и раздумий Ри пропустил через себя. — Чувствую себя идиотом, которому лень было спросить напрямую или прошерстить важные даты твоей биографии, — Брайан смахнул челку с лица, придвинулся ближе и продолжил так тихо, что отчетливо разобрать его слова смог только именинник. — Помнится, мы говорили про кольцо с огромным бриллиантом, могу прям сейчас отправиться на его поиски, не боясь сполна отхватить от Томаса, или, быть может, твоя фантазия намекнула тебе, какой бы подарок ты хотел получить от меня? Готов на исполнение любого желания, за исключением «оставь меня в покое, мне ничего от тебя не нужно». Мэт набрал в легкие побольше воздуха, дабы отделаться от столь неожиданного и пикантного, из-за то и дело бегающих по телу мурашек предложения, но Томас его опередил: — Алё, может хватит уже шептаться, мы вообще-то никуда не делись. Даю три минуты на то, чтобы задуть свечи и торжественно разрезать торт. И за работу, никаких поблажек не ждите от меня, — режиссер проговорил все это в сложенный трубочкой сценарий, растекшись по креслу в такую несуразную позу, словно только что очухался после дикой попойки. Но все же, как бы люди ни пытались контролировать свои эмоции, как бы ни пытались не забывать о череде настигнувших съемочную площадку бед, праздник оставался праздником. И никакие слухи о проклятии «Серебряной крови», никакие страхи за собственную жизнь и никакая изматывающая усталость не помешали им от всей души насладиться вкусом праздничного торта с воздушным кремом и сладкой, пристающей к зубам, яркой мастикой. На удивление после «съедобной и вкусной паузы» работа пошла намного продуктивнее. Кладбище перестало казаться таким пугающим и будто вовсе исчезло из зоны видимости, став просто фоновой заставкой их трудового дня. В связи с чем у Томаса появилось странное чувство одухотворенности, громогласные крики «стоп» и «заново» стали звучать куда реже, а к концу дня и вовсе исчезли из речевого набора юного режиссера. — Детка, твоя статья уже готова, — оповестила «радостной» новостью Селкет отлучившегося отлить Брайана. — Я хотел бы, чтобы до публикации Мэтью прочел ее первым, но сомневаюсь, что стоит это делать сегодня. — Без проблем, тогда отложим номер с твоим ошеломляющим разоблачением на завтра и разбежимся по своим делам. — Спасибо за понимание, — Ри отключился, оглядел место, в которое пришел и понял, что на осквернение пусть даже очень древней, но все же могилы у него не хватит смелости, потому обрушил силу своего мочевого пузыря на многовековое не в меру раритетное дерево. *** Селкет еще какое-то время гипнотизировала курсор монитора, что мигал в конце написанной ею статьи. Она несколько раз перечитала лаконичный, но жалящий каждым словом текст, взвешивая все «За» и «Против». С одной стороны, в рассказанной ею истории она Ри не щадила, с другой — и полным негодяем не выставляла. В конце концов он являлся жертвой обстоятельств, понять это смог бы и самый недалекий читатель. И все же… Журналистке каждый раз казалось, что что-то она упустила. Что можно написать что-то еще. Неприятное чувство, которое следовало за ней из года в год, провоцируя улучшать то, что по праву считалось эталоном журналистского дела. Жаль, что статью нельзя было опубликовать прямо сейчас. Это означало, что девушке грозило еще целые сутки крутиться вокруг ноутбука, раздираемой ненужными думами: а не стоит ли что-нибудь убрать или добавить. Блондинка, тяжело вздохнув, откинулась на спинку рабочего кресла, сложив руки за голову и уставившись в потолок. Ее рабочий кабинет разительно отличался от всей той роскоши, что царила в ее жилище. Ни тебе помпезных обоев, ни дизайнерских штрихов. В этой комнате не было даже окон, потому что это и не комната была вовсе. Изначально данное помещение задумывалось как гардеробная. Но Селкет она была ни к чему. А вот кабинет, в котором она имела бы возможность абстрагироваться от окружающей действительности — совсем другое дело. Девушка с детства любила небольшие замкнутые пространства. Отец нежно называл ее клаустрофиликом, помогая сооружать целые дворцы из стульев и одеял. Селкет выросла, а любовь к «убежищам» осталась. Потому в ее кабинете едва ли хватило места для двоих. За спиной Селкет располагалась большая доска с важными и понятными только ей записями и пометками для будущих статей. По обе стороны от стола, занимавшего почти все свободное место в комнате, возвышались стеллажи, на которых рядом с великими классиками покоились старые дневники уже погибших людей, полученные от источников из полиции, досье и тому подобные талмуды информации, которая для любого журналиста была бы если не золотой жилой, то как минимум приятным бонусом, радующим глаз. Единственная настольная лампа разбивала кромешную темноту на яркие светлые пятна и непроницаемые тени. Дверь, что находилась напротив стола, всегда была в тени, походя на жуткий провал. Чем не лучшая аллегория входа в реальный мир. Селкет вновь перевела взгляд на курсор, неосознанно возвращаясь к желанию исправить все, что только возможно, когда до слуха ее донесся тихий шорох. Журналистка так и не завела себе домашнее животное как раз для того, чтобы любой шорох в ее обители становился тревожным звоночком и предупреждал об опасности. Селкет нельзя было обвинить в трусости. За свою карьеру она побывала не в одном десятке передряг, не в одной сотне скандалов, а письма с угрозами толстой кипой хранились в туалете на случай, если закончится туалетная бумага. И все же девушка встрепенулась. Не производя лишнего шума, она медленно вышла из своей расслабленной позы, осторожно выдвинула верхний ящик стола и нашарила там пистолет. Машинально сняв его с предохранителя, девушка вцепилась в оружие обеими руками, выскользнула из-за стола и прижалась к стене у дверного проема. Пару раз к Селкет забирались грабители. В последний раз особенно неудачливому парнишке она прострелила колено. Суд паренька посадил, но журналистку заставил оплатить его лечение. Но это совсем не значило, что теперь она собиралась думать, прежде чем стрелять. О нет. Шорох повторился. Селкет тихо сглотнула, внезапно понимая, что, поддавшись эмоциям, не успела зашифровать статью. Она прислушалась, пытаясь вычислить, как далеко раздаются странные звуки, чтобы определить, успеет она добежать до компьютера и вернуться на прежнее место или нет. Но биение сердца оглушило девушку. Поняв, что продолжать стоять и гадать на кофейной гуще времени у нее нет, блондинка вернулась к столу и забарабанила по клавиатуре. Никогда раньше она не замечала, насколько громко стучит по клавишам, будто долбит в стену, выдавая свое местоположение. И все же… Шифровка файла. Электронная почта. Кому отправить письмо? Кому она может доверять? Томас Каролли Брайан Ри Enter Стереть письмо из Отправленных. Почистить папку Удаленные. Чтобы никто не понял и не узнал. Не добрался. Селкет было вздохнула с облегчением, ощутив невероятную бодрость от того, что защитила свое детище, когда не увидела, а скорее почувствовала, движение перед собой. В черном провале было лишь одно яркое пятно — круглая медная ручка с типовым узором, которая отражала в себе всю маленькую комнатку. И прямо сейчас она медленно, без единого звука поворачивалась по часовой стрелке. Вернуться к стене Селкет уже не успела бы. Она это прекрасно понимала. Потому оставалась сидеть за столом, до побелевших костяшек сжимая пистолет, направленный на дверь. Ручка продолжала движение. Наверняка все это происходило какие-то пару секунд, но для журналистки они показались целой вечностью. Дыхание ее сбилось. С виска потекла одинокая капелька пота. Ручка закончила свое движение. Рисунок из горизонтального превратился в вертикальный. Дверь медленно приоткрылась, и Селкет тут же выстрелила в образовавшийся прогал трижды, метя невидимому гостю в колени. Насколько бы напряженной ни оставалась ситуация, блондинка старалась мыслить трезво, а потому прекрасно понимала, что нечаянное убийство крайне негативно скажется на ее последующей жизни. В ответ на выстрелы не последовало ровным счетом ничего. Ни возгласов боли. Ни звука падающего тела. Гнетущая тишина начинала давить. Прогал в приоткрытой двери продолжал зиять не хуже черной дыры, ведущей в саму преисподнюю. Селкет не убирала пистолета, только теперь заметив, что он дрожит в ее руках. «Ну и сколько еще это будет продолжаться?» Будто ответив на ее мысленный вопрос, дверь вновь начала движение, увеличивая прогал и впуская в маленькую комнатушку свежий воздух. Селкет выстрелила вновь, но на этот раз дверь не остановилась, пока полностью не распахнулась. Кабинет журналистки выходил прямиком в большой зал, который на данный момент освещали лишь уличные фонари, свет которых проникал сквозь окна. На фоне подсвеченной дальней стены обрисовался человеческий силуэт. Он поднял левую руку, в которой держал нечто продолговатое. — Еще одно движение, и я выстрелю снова! На этот раз в голову! — предупредила девушка. Но незнакомец ее не послушал. Он нажал на кнопку в предмете в своей руке и послышалось жужжание проигрывающейся записи. — … Пшшшш… Я лишь прошу, чтобы вы… Пшшш… Позвольте оставить сообщение… Пшшш-шшшшш… Дочери! — раздалось из маленького старого динамика. — П… папа? — одними губами прошептала девушка, а в следующее мгновение провалилась в глубокий сон. Последнее, что она запомнила, был резкий укол где-то в районе живота. *** Томас имел очень странную привычку награждать, если не каждый, то определенно имеющий для него значение, контакт в своем телефоне особой мелодией вызова и входящих сообщений. Своеобразный рингтон мог повлиять на скорость ответа на звонок, на глубину вникания в контекст сообщения или же вообще подсказывал владельцу телефона о том, что оппонента следует игнорировать. «Сирена из самой преисподней» — именно так мужчиной был охарактеризован женский чуть охрипший переходящий в гортанный скрим на пике экстрим вокал вкупе с замогильным инструментальным набором, который мог поднять не то что мертвого из могилы, а воскресить на Земле эру динозавров. И когда он услышал знакомый будоражащий мотив, свежий кекс встал в горле, и даже большой глоток кофе не сразу облегчил положение. Вот только адский приступ кашля и покрасневшее лицо не перебили интереса, вызванного столь неожиданным сообщением. В последнее время он чуть ли не пачками, по сравнению с прежними временами, получал от блондинки искрометный сарказм и подколы. И признать, многие из них заметно поднимали настроение и заставляли против воли улыбаться. «Но второе сообщение за день?» — удивился Томас и развернул вложение письма, не сопровождающееся никаким дополнительным комментарием. После ознакомления с его содержимым, режиссеру было уже совсем не до улыбок. «И как это понимать?» — Каролли во второй раз пробежался взглядом по двухстраничной статье с разбросанными вразнобой снимками. «На собственном теле он научился зарабатывать раньше, чем на своих фильмах, но даже став звездой, не смог расстаться со своим прошлым». Под заголовком по центру располагался снимок худого, но весьма сложенного парня, его растрепанные черные прямые волосы были подстрижены небрежной лесенкой и едва доходили ему до ключиц, часть лица скрывала темная с серебряными бликами маска с вытянутым, загнутым острым носом, похожим на вороний клюв. Оголенный торс и расстегнутая ширинка, застывшая под брюками в недвусмысленном намеке рука — большего бы не пропустила цензура. «Какого черта здесь происходит?» — очки Каролли едва не съехали с носа, в последнее мгновение он успел их поддеть пальцем и вернуть на место, продолжая чтение. «...В наше время каждая уважающая себя знаменитость может похвастаться по собственной воле или будучи пойманной в прицел камер журналистов тем, что пробовала наркотики, устраивала пьяный дебош, садилась за руль в нетрезвом виде, была зачинщиком скандала в общественном месте или же уничтожала, и глазом не моргнув, вещи стоимостью несколько годовых зарплат целого отдела айтишников. Но далеко не каждый из них невзначай, в разговоре, может упомянуть о какой-то ничтожной паре лет съемок в порноиндустрии, в отличие от Брайана Ри — одного из главных звезд новостной ленты, вот уже на протяжении длительного периода не перестающего удивлять своими громогласными и ошеломительными заявлениями свою преданную публику… И вот теперь, даже не дав своим поклонникам отдохнуть и переварить недавнюю новость о своей Большой и Высокой по отношению к своему партнеру по площадке «Серебряной крови» Мэтью Дэстеру, он решил нас окончательно добить и вскружить головы Новым горячим, но таким непростым заявлением... ...Черный Ворон — псевдоним, под которым актера знали посетители давно прикрытого сайта, где хватало уникальных и многочисленных пользователей, готовых платить за индивидуальный ролик немаленькие деньги. Возможно ли, что короткой десятиминутной ленты, при таких Выдающихся актерских способностях Черного Ворона, оказалось мало? И вслед за видео такой клиент был готов заплатить за встречу "тет-а-тет" уже значительно больше». Череду снимков юного Ри вновь прервал очередной разоблачающий, полный откровений, по-видимому, самого актера, кусок текста. Вот только подан он был под таким соусом, словно все это завершение многолетней операции по сбору доказательств и наконец их обнародование, а не жест доброй воли журналистке от самого Брайана. Жест с желанием спастись и не захлебнуться тем, в чем варился столько лет. «...И если меркантильный и дальновидный, не желающий потонуть раньше времени "куратор" и "менеджер" в данном бизнесе по прозвищу "Ма" боялся продвинуться дальше съемочного процесса, то у нового "проводника" в мир похоти и наслаждения для молодого, набирающего популярность актера хватило на это решимости и связей. И здесь напрашивается простая логика, которая подвластна даже ребенку: если товар раньше стоил дешево, но его нельзя было купить "в личное пользование", то когда за вслед возросшей ценой появилась такая возможность, из кого выстроилась бы очередь желающих?.. И в этой очереди полно Громких фамилий. Дочери, жены, вдовы, матери, сестры… сын… влиятельных людей». В последней части текста вкратце раскрывались самые Необычные заказы и пристрастия клиентов, о которых, впрочем, Томас знать уже не хотел. «Почему она прислала это мне?» — вытирая набежавший пот со лба и пытаясь угомонить разыгравшееся сердцебиение, режиссер набрал номер Селкет, дабы выяснить мотив ушлой журналистки, но на том конце провода никто не ответил. Томас ждать долго не стал. Следующим в списке контактов он набрал Ри. К счастью, тот ответил быстро. *** — Я занят! — рявкнул Ри в трубку и бросил телефон на кровать, не став слушать звонившего. Что бы Томасу ни приспичило сообщить ему в первом часу ночи, это могло и подождать. В отличие от того, какая несправедливость творилась в эту самую секунду. Так как о дне рождения Дэстера Брайан не знал, он не подготовил ни подарка, ни праздничного ужина, вообще ничего. Чувствовал он себя от этого отвратительно, ведь еще с детства он, в отличии от многих, считал день рождения самым важным праздником в году. Этот день для именинника должен был быть идеальным. А если именинник еще и твой любимый человек — так и вообще незабываемым. А что же выпало на долю Мэтью? Изматывающие съемки на кладбище, необъяснимые вопли и придирки Томаса, а в конце дурацкий торт, к которому, между прочим, Дэстер так и не притронулся. Для вида поковырялся в куске, который ему торжественно преподнесли на тарелочке, но не попробовал ни крошки. Либо Дэстер не любил сладкое, либо у него просто не было настроения. И Брайан не удивился бы, если причиной всему оставался второй пункт. С таким днем рождения у кого угодно настроение испортится. Дабы загладить свою вину за то, что не поспособствовал созданию атмосферы праздника, Брайан, как только они с Мэтом вернулись в свои апартаменты, тут же заявил: — Проси, что хочешь! Дэстер посмотрел на него, как на идиота. — Что, например? — Что угодно! — Мне ничего не надо, — пожал парень плечами, размещаясь в мягком кресле около журнального столика. — Каждому что-то да надо, — не согласился Ри, усаживаясь в кресло напротив Мэта. — А мне — ничего. — Наверняка что-то есть, — настаивал Брайан. — Нет, — упорствовал Мэт. — Так, хорошо, — вздохнул Ри. — Быть может, есть что-то, куда бы ты хотел сходить или чем бы ты хотел заняться? — не собирался сдаваться парень так просто. — Да не особо, — меланхолично протянул Мэт, заставляя Брайана тихо застонать от бессилия. — Хотя… Ри встрепенулся. — Хотя-я-я? — Нет, ничего. — ГОВОРИ! — Это глупо. — ГОВОРИ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО ГЛУПО. ОСОБЕННО ЕСЛИ ГЛУПО! — Сыграешь со мной в карты? — А? — В детстве мы с бабушкой часто играли в карты. Было здорово. Ри, естественно, тут же согласился. Но играть в карты просто так ему казалось не слишком интересно. Играть на деньги — глупо, так как они с Мэтом в деньгах особо не нуждались. — На раздевание, — в конце концов предложил он, в уме проанализировав ситуацию и поняв, что обязательно выиграет, ведь на Мэте были лишь футболка и джинсы, а на нем еще и ветровка, которую он так и не снял после возвращения домой. Мэт пожал плечами и согласился, не выглядя испуганным. И теперь Брайан понял, почему. Ведь спустя четыре партии он все еще сидел в своих футболке и джинсах, Ри же остался в одних трусах и теперь на пятом коне чувствовал, что снова проигрывает. — Блядский потрах, — фыркнул он зло, пытаясь понять, какой картой лучше ходить. — Честно говоря, на первом коне я подумал, что ты поддаешься мне в честь праздника, но теперь-то я вижу, что ты просто не умеешь играть, — Мэт гаденько посмеялся, выглянув из-за веером раскинутых карт. Эта игра всегда его расслабляла. Обычно он не чувствовал должного накала страстей. Как учила бабушка, только внимательность и сосредоточенность могли позволить обыграть противника. Пока одни тратили время на пустые разговоры, на выказывание собственных эмоций, будь то ликование или негодование, Дэстер запоминал карты, которые выходили из игры и старался прикинуть, какими владели его соперники. Занятие это было непростое, но бабушкина школа и частая практика развили у актера необходимые навыки, которыми сегодня он с легкостью, если даже не на автомате, воспользовался. Ему нравилось наблюдать за Ри. Он напоминал ему задиристого хохлатого черного ворона, что раньше времени стал выпендриваться, а затем угодил в собственную ловушку и теперь трепыхался и бился, будто в клетке, пытаясь из нее выбраться. «Такой беспомощный, прям так и вынуждает ему проиграть хотя бы раз», — пользуясь моментом, что его губы закрывают руки и карты, Мэт позволил себе расплыться в такой довольной улыбке, что посмотри он на себя со стороны, сам бы наверняка взбесился. — Я умею, я просто забыл, — тем временем буркнул Ри, вновь бросая панический взгляд на свои карты, а после на те, что лежали на столе. «Если бы я еще хоть что-то в этом понимал. Надо было выбирать другую стратегию», — Брайан тут же воспрянул духом от этой мысли, словно над головой загорелась лампочка. — Тайм-аут, я курить, — под прикрытием человека, который жить без никотина дольше часа не может, растрепанный брюнет накинул поверх полуголого тела темно-фиолетовую ветровку, в кармане которой покоились сигареты, и метнулся к балкону. Три шага вправо. Два прямо. Ручку вниз. Балконную дверь рывком на себя и… — НУ И ВЕТРИЩЕ, ЗАКРОЙ СКОРЕЕ, — раздался за спиной крик Дэстера, но было поздно. Карты разметались по столу и разлетелись по полу, перемешавшись с теми, что были. — Ну пиздец, — уставившись на карточный хаос, добавил Мэт. Быть может, если бы он порассуждал над произошедшим, он бы догадался, что дело оказалось не чисто и пахло керосином. Но даже если бы ему удалось доказать, что именно Эти карты лежали на столе, а не Другие. Доказать какие были в распоряжении на руках у Ри у него бы не получилось, хоть он безошибочно был уверен, что брюнет располагал червовой и бубновой шестерками, девяткой и десяткой пики, и трефовым валетом. — Эй, а ты себе ниче не отморозишь? Я, конечно, понимаю, что на улице не зима, но и не лето, — озадачился Мэт, встав с кресла и проследовав на балкон. Ри уже вовсю дымил. — А «ниче» — это что? — А то ты не понял, — закатил глаза Дэстер. — Просто интересно, ты какую-то конкретную часть тела окрестил «ничем» или все целиком? — Как минимум ту, что ничем не прикрыта. — Ниче такие пятки, ниче такие ступни, ниче такие ноги, ниче такой… а… он-то как раз прикрыт, — усмехнулся актер. — Будешь? — Брайан протянул руку с зажатой между пальцами ментоловой сигаретой. — Пожалуй, не стоит. Ри настаивать не стал, наоборот, отвернувшись и вновь затягиваясь, спросил: — Сегодня болит сильнее? — Я бы не сказал, — меланхолично пожал плечами Мэт. — Но болит… — задумчиво протянул Ри. — Болит. Балкон, на котором стояли парни, остеклен не был, поэтому вышедший на него босой Ри постепенно начал ощущать дискомфорт. Но возвращаться назад, туда, где по-прежнему располагались камеры и подслушивающие устройства, не хотелось. Ему претили чувства скованности и неловкости их каждого разговора внутри этих стен. Постоянный контроль за словами, действиями и даже мыслями начал раздражать уже на второй день присутствия следящих устройств. — В голове как-то не укладывается, — вновь наполнив легкие дымом, Ри протяжно выдохнул струйкой. Густой дым разредил воздух. — Как мы можем проводить твой праздник так скучно и… не памятно, — актер обернулся через плечо и пристально посмотрел на Мэта — мужчина внимательно слушал его, не спеша вступать в дискуссию. — В следующем году ты даже не отличишь этот день от обычных рабочих будней. «Этого я и хочу», — подумал Дэстер про себя. — Но ведь еще не поздно, — одним легким движением пальцев, брюнет запульнул окурок с балкона — тот, мазнув красной полосой тлеющего уголька, полетел вниз. — О чем ты? — встрепенулся Мэт, переведя взгляд с голых длинных ног Ри, их покрыла едва заметная рябь, на самого актера. — Хочу показать тебе одно место, закидывайся своими таблетками, одевайся и поехали. — Но… — Никаких «но». Я, конечно, понимаю, что это не мой праздник и не мне решать, но, по факту уже наступил новый день, и у меня появился шанс тебя чем-то удивить. — На работу через шесть часов, — как бы между прочим напомнил Мэт. — Всего-то через шесть, поспим в машине пару часов и вернемся на съемки, — не желая слушать еще какие-либо возражения, Брайан вышел с балкона и в спешке начал натягивать на себя черные джинсы, теплый серый свитшот и поверх все ту же ветровку. Мэт стоял в нерешительности недолго, желание Ри удивить его показалось ему забавным и вызвало непреодолимое любопытство. Он решил послушать Брайана, запил водой сразу две таблетки и, прихватив с собой длинный легкий плащ, вышел за дверь следом. Всю дорогу до нужного места, Дэстер терялся в догадках. Ему казалось, что за свою жизнь он успел повидать достаточно, чтобы даже самые необычные вещи, места и даже люди перестали вызывать у него чувство новизны и неизученности. Вот только чувство неловкости перед Ри за неудавшийся и неоправдавшийся душевный порыв, который он должен был начать чувствовать заранее, он так и не начал испытывать. Второе «я» подсказывало, что Брайан, как никто другой, понимал, насколько жизнь актера насыщена красками… И когда они прибыли в конец маршрута, Мэтью смог в этом убедиться. — Ты как вообще вспомнил про такое место? Это ж седая древность, но… мне нравится!