Ментол и мята

— Все еще предпочитаешь играть роль сторожилы? — голос Геральда раздался за спиной слишком неожиданно, а потому Викки сперва среагировала на него, резко развернувшись и направив прицельный удар кулаком в скулу, а затем уже сообразила, кто к ней обратился. Благо удар ее легко парировали. По телу пробежал холодок. Мужчина выглядел намного лучше, чем пару часов назад. Но повязка на животе и проступившее сквозь бинт кровавое пятно на руке напоминали о том, что не все так гладко. Геральду повезло — словил пулю, не умерев моментально. Повезло дважды, так как у Селкет имелись необходимые связи для его скорейшего спасения. Повезло трижды, ибо организм его оказался достаточно сильным и выносливым, чтобы выдержать столь креативное лечение. Но везение — не то, на что можно было уповать каждый раз. И следующая стычка такого рода могла завершиться куда плачевнее. Сколько бы Викки ни убеждала себя в том, что закончилось все хорошо, перед глазами вновь и вновь возникало бледное лицо Геральда, его вопли во время лечения, металлический запах крови и единственный вопрос «А что, если…?» А что, если бы пуля прошла чуть выше? А что, если бы кровь Геральд терял чуть быстрее? А что, если бы Церера приехали чуть позже? А что, если бы он… умер? Викки судорожно выдохнула, мысленно коря себя за подобные мысли, а также за ту бурю чувств, что она испытывала, хотя не имела на это права. Девушка всегда отличалась влюбчивостью. Каждая ее любовь была с первого взгляда. Пока окружающие присматривались к своим партнерам, узнавали их светлые и темные стороны, взвешивали все «за» и «против», девчонка всегда окуналась в свои чувства с головой. Несмотря на это, ее нельзя было назвать ветреной. Влюбившись, она всеми силами пыталась добиться расположения объекта воздыхания, не видя больше никого вокруг, но, несмотря на свой веселый характер и привлекательную внешность, похвастать взаимностью Викки не могла. Поняв, что шансов нет, она оставляла человека в покое. Некоторое время переживала апатию, отвлекалась на работу, а затем… Затем влюблялась вновь и все начиналось сначала. Викки полагала, что от подобного рода влюбчивости ее излечила собственная смерть, ведь оказавшись в теле и разуме Микки, она утратила способность испытывать сильные эмоции. По крайней мере, так ей казалось до момента, пока она не увидела Геральда. Конечно, тогда она, отвыкшая от подобных ощущений, не восприняла свои чувства всерьез, больше подначивая надуманными мечтами Микки, чем действительно на что-то рассчитывая. Кажется, только теперь она в полной мере осознала, насколько сильно за столь короткий промежуток времени увязла мыслями в этом мужчине. Озарение пришло в момент, когда горячая кровь охранника заплескала собой сидение машины Селкет. Но что же с этим озарением теперь делать? Действительно добиваться взаимности, как Викки делала раньше? Или отступить, сжалившись над братом? Слишком сложный выбор. — Вроде того, — пробормотала Викки, смотря куда угодно, но не на Геральда. — Скажи, мне кажется, или ты меня избегаешь? — задал вопрос мужчина, облокачиваясь на ржавую лестницу. — Избегаю? — Викки изобразила недоумение. — Я сидел у твоей кровати еще час назад. — Сидел Микки, а не ты, — спокойно ответил Геральд, заставив Викки вздрогнуть и резко к нему повернуться. — Ты и сейчас разговариваешь с Микки, — выдохнула она, стараясь не показывать того, как нервничает. — Нет, не с ним, — настаивал мужчина, внимательно смотря на девушку в теле киборга. — Откуда знаешь? — нахмурилась Викки. — Понятия не имею, откуда, но знаю, — на губах охранника появилась вялая улыбка: сил у него было еще слишком мало. — Молодец, угадал, возьми с полки пирожок, — проворчала девушка, вновь отворачиваясь от Геральда и с неподдельным интересом рассматривая дальнюю стену. — Сильно испугалась? — Вот еще. Я солдат. И не в таких передрягах бывала. — За меня. — Я видела много смертей. Одной больше, одной меньше. — Странно, — Геральд вновь улыбнулся, — то ты прохода мне не даешь, то так хладнокровно рассуждаешь о моей смерти. Истинно, женщины коварны. — А я что — женщина? — Викки следовало промолчать, развернуться и уйти, чтобы закончить разговор и больше никогда к нему не возвращаться, но эмоции вырвались наружу сами собой. — Посмотри на меня, — развела она руками, поворачиваясь к охраннику. — Сисек нет, — похлопала она себя по широкой мужской груди, — зато в наличии член, — ткнула она пальцем в пах, — и протезированные ноги не очень-то похожи на модельные! — Викки, ты уст… — Устала? Я-то? О да, давай все свалим на усталость! Нет, я не устала, я ЗА-Е-БА-ЛА-СЬ. Я тень человека, заключенного в теле другого человека, вот кто я. Сгусток информации, бесценного опыта и навыков. Викки умерла. Взорвалась. Тело превратилось в отборный фарш. У меня даже могила есть. И что я, спрашивается, здесь делаю?! — Продолжаешь жить? — Да уж… Живу на всю катушку. Я создаю одни проблемы. Взламываю замки, врубаю сигнализации, а когда дело касается спасения жизни, убегаю. Если бы не Микки, ты бы погиб, ясно? А если бы не я, НИЧЕГО этого вообще не было бы. Врубаешься, о чем я говорю? — Не стоит во всем винить себя. — Еще как стоит! Надо было изучить информацию тщательнее. Пулеметы! Как можно было пропустить ПУЛЕМЕТЫ! — Сложно отыскать ту информацию, которой в сети нет, — продолжал парировать Геральд. — В сети есть все. Проблема в том, кто искал, а не то, в чем он искал. — Прекрати. — Нет! — Ты накручиваешь себя. — Я говорю, как есть! — Ты прокручиваешь проблему, которая уже исчерпана! Все же хорошо! — Но могло бы быть иначе! — О боже, женщина, ты сводишь меня с ума! — простонал Геральд, хватаясь за голову. И почему со слабым полом ему всегда было так сложно. В разговорах с женщинами он был не силен. Но обычно успокаивал их не словами, а другим не менее действенным способом. Викки продолжала бушевать, распаляясь все больше, извергая потоки ненависти к себе самой с такой злостью, на которую не каждый человек способен. Красноволосый парень орал как ненормальный, а Геральд, не в силах вставить еще хоть одно слово против, внезапно развернул Киборга к себе и впился в его губы. Чужая ярость потонула в губах охранника, вместе с воздухом на свободу успели выбраться только неразборчивые сдавленные потоки, но и те были безжалостно проглочены глубоким, но при этом не наполненным и каплей жалости поцелуем. Геральд припечатал Викки своим телом к стене, пальцы мужчины против воли скользнули в огненную макушку, путаясь в волосах, и помещение на какое-то время погрузилось в тишину. Киборг окончательно пришла в себя, и наслаждение таким долгожданным поцелуем разбавило чувство стыда за собственные действия. Викки запоздало поняла, как глупо со стороны смотрелась ее истерика и, что еще хуже, кто именно стал ее единственным свидетелем. Ее ладони скользнули между ней и мужчиной, уперлись в сильную грудь, но отстранить от себя Геральда так и не смогли. Горячий язык и настойчивые касания чужих рук дали явно понять, что их хозяин еще не закончил. Геральд словно чувствовал поднявшуюся бурю в голове Викки и желал заглушить ее и для этого был готов простоять вот так сколько потребуется. — Полегчало? — тихо спросил он, когда увлеченность процессом обоих едва не перешла границы, к которым охранник был не готов ни морально, ни физически. — Да, — Викки опустила взгляд, — спасибо. — Если снова усомнишься в своей женственности, я напомню тебе, как сильно ты неправа, — скоропостижно пообещал Геральд, руководствуясь эмоциональностью момента. Но безусловно уверенный, что обещание во что бы то ни стало сдержит. Викки податливо кивнула: появившаяся сухость во рту не оставила шанса на полноценный ответ. На кухню, на которой расположились актеры, журналистка и режиссер, они вернулись вдвоем. Возможно, присмотрись к ним кто повнимательнее от чужих глаз не укрылись бы признаки, явно намекающие на произошедшее между Киборгом и охранником, но вся четверка настолько была увлечена беседой друг с другом, что вряд ли бы прервалась, ворвись в помещение полиция и повяжи всех на месте. После того как актеры услышали будоражащую сознание, отважную и балансирующую на грани возможности человека историю проявления особого героизма Томаса, Селкет буквально сразу же, не дав парням переварить ее, выплеснула на них информацию, которую они успели нарыть и разобрать с помощью Софи. Тайны вселенского заговора потрясли обоих актеров. Никто из них до этого не мог поверить, что однажды услышит одну теорию немыслимей другой в реальной жизни и ко всему этому придется относиться со всей серьезностью. — Насколько же Рэн был бесстрашным и страстным, что влез в это в одиночку?! — Если быть точным, то далеко не в одиночку. Он в отличие от нас всех знал, на какой риск идет, а вот большинство членов съемочной группы до сих пор пребывают в неведении и думают, что жить на минах во время процесса выпуска кино — в порядке вещей, — не поддержал Брайана Мэт. — А теперь мы сидим тут и охреневаем от свалившейся на нас ответственности. Что произойдет с нами в случае провала и так ясно, но если все пройдет успешно? Это же какой переворот в головах произойдет, огромные массы людей наконец прозреют и поймут, что всю жизнь их водили за нос и даже близко не подпускали к тому, чему предназначалась роль всеобщего наследия. — Во все времена и во всех государствах существовало то, о чем человечество даже не догадывалось. Проходили столетия и люди будущего раскапывали эти тайны. Да, было нелегко, но мир не низвергался в пучины хаоса, — Томас опустил руку на плечо Дэстера. — Я понимаю твое беспокойство, но другого выбора нет, к тому же, кто знает сколько потребуется времени, чтобы докопаться до истины? Быть может, это будем уже не мы… — А вот эту меланхолию ты оставь, — возмутилась Селкет: ее пугала лишь мысль, что кто-то другой, не она, докопается до этой самой истины. — Времени до памятного вечера Харви остается все меньше, и если мы не отмоем репутацию главных героев «Серебряной крови», то можно будет смело рыть себе могилы и закапываться, потому что все, что приключилось с нами, и что мы пережили, а могли бы и не пережить, — было напрасно. — Мы как будто попали в кружок поднятия самооценки и боевого духа, — шепнул Микки на ухо Геральду, наблюдая за всеми с недовольным выражением. Развели тут всякое, понимаешь ли… Охранник наклонил голову к Киборгу. — Но стоит признать, после каждых таких заседаний открывается новая страница книги. — Ты забыл уточнить, что после вот таких вот заседаний кто-то каждый раз рискует своей жопой! — прыснул Киборг. — Эй, народ, может кончим уже читать по бумажке и перейдем к более организованным действиям? Вся четверка переглянулась и уставилась на Микки. Геральд прыснул в кулак, сделав пару плавных шагов в бок и тем самым скрывшись из поля зрения ребят. — А мы чем, по-твоему, занимаемся? — Херней! Пережевыванием уже пережеванного. Пока вас не было, я нарыл кое-что интересное, — под «я» Микки подразумевал Викки, — сперва не хотел мешать столь одухотворенной беседе, но вы все не заканчиваете и не заканчиваете. Киборг забрал со стола планшет и пустил на капитанский мостик сестру. — Я взломал телефон Лео, несмотря на навороченную защиту личных данных семьи Харви, и отрыл там очень заманчивую переписку. Вам нужно на это взглянуть, — Викки раскрыла на экране последние строки диалога и положила на стол перед всеми. «Так и собираешься пресмыкаться перед своей матерью? Быть может, пора занять ее место и взять все в свои руки?» — Мальца кто-то призывал устроить бунт на корабле, но, как видите, не вышло. — А отследить источник возможность есть? — поинтересовалась Селкет в явном возбуждении. История становилась все интереснее и интереснее. Хотя, казалось бы, куда еще? — Уже пытался. Источник отследить нельзя, но кое-что интересное узнать все же удалось, — улыбнулся Киборг, не глядя щелкая пальцами по сенсорной клавиатуре. — Автор этого сообщения недоступен, так как отправлял его через военный шифровальщик. А это значит что? — перевёл он взгляд на уставившуюся на него компанию. Мэт и Брайан молча пожали плечами. Геральд и без того бледный, кажется, побледнел еще сильнее. Томас нахмурился, явно пытаясь разгадать загадку. И лишь Селкет, с горящими глазами уставившись на символику шифровальщика, появившуюся на экране монитора, воскликнула: — Правительство! — Ну… Не думаю, что прям Правительство, но человек, работающий в государственных военных структурах и занимающий далеко не последнюю должность. — И что нам это дает? — не разделил восторга журналистки Томас. — Мы и без того уже поняли, что Правительство глубоко увязло во всем этом дерьме. Они, блин, историю государства переписали! Чему удивляться? — Да нет же, — лишь отмахнулась Селкет. — Подумай сам! Мы рассматривали ситуацию с одной стороны: то, что омерзительная восьмерка дергает за ниточки, как кукловоды, влияя на все спектры общественной жизни. Но, выходит, кто-то внутри этой продажной структуры решил пойти против Роуз и ее приспешников! Не уверена, что этот некто — герой, желающий спасти мир. — Ну он же не идиот, как мы, — фыркнул Мэт. — Вот именно, — улыбнулась девушка. — Скорее всего, человек, или, вполне возможно, группа людей играют против омерзительной восьмерки, чтобы получить личную выгоду. Но враг моего врага – мой друг! — Друг, который обрек совсем еще мальчишку на мучительную смерть от рук собственной матери? — скептически заметил Брайан. — Ой, только не говори, что льешь ночами слезы по этому мальчишке, — равнодушно отмахнулась Селкет. — Он был еще тем говнюком. — Но заслуживал ли смерти? — задал резонный вопрос Ри. — Обязательно поразмышляю над этим на досуге, — и не думала журналистка продолжать разговор о морали. Сейчас ее интересовало совсем не это. — Выходит, все это время кроме нас кто-то еще точил зуб на Роуз. Тогда возникает другой вопрос: знает ли он о нас и нашей деятельности. — Знает, — Мэт проговорил это с такой уверенностью, что все на мгновение застыли, все как один переведя взгляд на мужчину. — Подумайте сами. «Молчание — золото». Крысы. Конверт с наглядным отчетом загадочного убийства когда-то пропавшего без вести оператора. Все эти послания, пусть и были омерзительными, тем не менее, подвели нас к тому, что мы имеем сейчас. — Части тела, которые, прошу прощения за напоминание, вполне возможно принадлежат отцу Селкет? — на всякий случай уточнил Геральд. — Отцу, который пропал благодаря омерзительной восьмерке, ведь он копал под них, — кивнула журналистка, ни единым мускулом не демонстрируя заинтересованности в личной трагедии. — Выходит, этот некто не просто крот в рядах правительства. Он… — Крот среди восьмерки? Возможно, один из членов этого «закрытого клуба»? — договорил за девушку Микки. — В таком случае, не стоит рассматривать эту личность как нашего друга. Даже если он «подсказывал» нам, это больше похоже на голые манипуляции. Социальное программирование чистой воды. — Тема, безусловно, животрепещущая. Но давайте не будем забывать о главном. Сейчас нам необходимо разобраться с Роуз, — напомнил Мэт, чувствуя, как компания начинает медленно уходить в другое русло. — Лучше скажите, что нам делать дальше? Каков план действий, и есть ли он вообще? *** Пока окружающие тихо переговаривались, обсуждая новую всплывшую информацию, Викки нервно постукивала пальцем по столу, решая, задать Микки вопрос, который мучил ее последние пятнадцать минут, или все же не стоит. «Да задавай уже…» — бросил брат с явной обреченностью в голосе. «Почему ты…?» — Викки не смогла произнести то, что ее волновало. Помешал ком в горле, хотя разговор происходил мысленный и по идее никакие физические факторы мешать ему не могли. «Почему я что?» — Микки не торопился помогать сестре. «Мы целовались с Геральдом». «Я в курсе». «Я в курсе, что ты в курсе, черт тебя дери, мы оба с ним целовались одновременно, потому что ты пришел!» «Я помешал? Извини… Как-то неловко вышло». «Микки, я не об этом!» «А о чем тогда?» «Почему… Почему ты никогда не говорил, что тебе нравятся мужчины?» «Прозвучало так, словно ты меня упрекаешь?» «Ты ведь понимаешь, что это не так». Даже при большом желании, если бы Микки хотел обмануть Викки (и наоборот), у него бы вышло это только в том случае, если бы сама девушка закрыла на некоторые вещи глаза и поставила что-то вроде блока. Наподобие того, что брат каждый раз ставил на сестру, когда та пользовалась различной техникой, что была так ненавистна мужчине. Во всем остальном, без личного желания, они по отношению друг к другу были словно лабораторные крысы, находящиеся под пристальным круглосуточным наблюдением. Клетка, напичканная камерами; тело, облепленное датчиками, считывающими каждый микроимпульс, любое изменение эмоционального фона — с таким надзором мог справиться не каждый. И Микки с Викки справлялись только потому, что умели идти друг другу на уступки, находить точки соприкосновения и слепо верить в нерушимость того крохотного личного пространства, что они застолбили себе в дальних уголках сознания. И это пространство было действительно нерушимо до одного момента… «Я не говорил, что мне нравятся мужчины, потому что у меня никогда не было оснований, чтобы это утверждать». «Значит, у тебя появилось основание?» — Викки была уверена, что подобралась к ответу, но нутро подсказывало ей, что она была неправа. «Нет, не переворачивай все с ног на голову из-за единственного необдуманного поступка. Я планировал отсидеться до самого конца, изначально у меня не было желания мешать вам. Но…» Микки задумался всего на секунду, и сестра решила надавить: «Но?» «Твои эмоции и мысли пробились в самый темный угол, я просто не смог скрыться от них, и они захлестнули меня целиком. Я не смог разобрать, твои ли это чувства или мои, поэтому не стал сидеть сложа руки и решил проверить». «И как?» Микки замедлился — его смущало нынешнее положение вещей. Сейчас их эмоциональный фон смешался в единую кашу, и необходимо было приложить усилия и отбросить спешку, чтобы поспешные выводы не навредили взаимопониманию. «Сперва ответь ты. Викки, сейчас то, что ты испытываешь — это ревность? Ты так сильно боишься услышать, что поцелуй с Геральдом мог и для меня оказаться весьма приятным?» И девушка ответила, не мешкаясь: «Я не добрый самаритянин, чтобы обманывать себя, тебя и жертвовать своими эмоциями в пользу нашего общего благополучия. Да, я злюсь. Но сама не могу разобрать на что именно… Нет, это не ревность. Скорее обида. На что? Ты так долго морочил мне голову, когда я просила, буквально умоляла тебя пойти мне навстречу и сыграть рука об руку. Сейчас ты скажешь: «Но в случае с Геральдом это не сработало бы». И я это понимаю. Но мне бы стало легче терпеть все эти провалы раз за разом, если бы ты поддержал меня. Спросишь: «Почему?» Потому что каждый раз вместе с отказом или тотальным игнорированием с его стороны, с другой — меня мучила совесть. Мне казалось, я поступаю с тобой нечестно, эгоистично, ведь подобного ты у меня никогда не просил и против моей воли не шел, а сейчас выясняется, что все мое самоедство не имело почвы. Так что нет, Микки, это не ревность, это обида». «Но если я скажу, мне не понравилось, и я был под кайфом твоего наслаждения, выйдет, что твои переживания все же не были напрасными?» «Но ты ведь так не скажешь?» — Викки посмотрела на Микки настолько пронизывающим взглядом, что тот сдался. «Я не знаю, еще не решил. Было приятно, я не спорю. Но чувства? Под нашими ребрами летают пока только твои бабочки». «Пока?» — усмехнулась девушка. «Опять придираешься к словам?» — Микки прекрасно знал все приемчики Викки, но искренне верил, что его-то уж ей провести не удастся. «Даже не думала, просто пытаюсь понять, насколько это реально». «Реально что?» «Одновременно испытывать чувства к одному человеку, находясь в одном теле». Микки удивил такой резкий поворот, ему казалось, что сестра будет наседать на него, требуя разделения границ, но, кажется, он неверно воспринял весь их диалог с самого начала. «Друзья могут влюбиться в одного и того же парня или в одну и ту же девушку, почему не можем мы?» Девушка спросила чуть тише: «Значит, ты еще не разобрался?» «Нет», — уверенно ответил Микки. «Тогда разбирайся скорее, мне бы хотелось делить с тобой не только тело…» «Я верю!» *** — Нагрянуть на благотворительный вечер Роуз? — не поверила ушам Селкет, услышав, чем Мэт и Брайан занимались, пока она и Микки пытались спасти Геральда. — Да вы спятили! — Думаешь, плохая идея? — уточнил Ри, замечая, что счастливое выражение на лице журналистки не слишком подходит ее словам. — Идея великолепная! Но вы все равно спятили! — рассмеялась девушка, усаживаясь на старый как мир табурет и не обращая внимания на жуткий треск, последовавший вслед за этим. Гнилые ножки пока еще держались, но норовили вот-вот надломиться под пусть и хрупкой девушкой. — Обычно таким безумием я занимаюсь в одиночку. Кто бы знал, что найду себе собратьев по ошалелости среди подобного контингента. — Контингента? — скептически фыркнул Мэт. — Актеры — обычно дрожащие над своей внешностью куколки, которые не замечают ничего, кроме собственного отражения. Нет, я давно поняла, что вы не из таких самовлюбленных индюков, но как минимум рассчитывала на вашу разумность! Поразительно, что ее у вас не больше, чем у меня! — Так, давайте обмен любезностями оставим на будущее, — прервал восторженную тираду Томас, явно не в восторге от того, что Селкет расхваливает кого угодно, только не его. — Что мы имеем на данный момент? Полагаю, будет разумным подвести некие итоги. — Роуз сука, Рэн пытался предотвратить неизбежное, мировой заговор, мы погибнем или станем героями, — отчеканила девушка, вытаскивая из рюкзака собранные документы и начиная вновь активно их листать. — Есть вопросы? — Вообще-то целая куча, — нахмурился Томас, замечая, как тон Селкет поменялся, когда он вклинился в беседу. Девчонка вновь мастерски играла на его нервах. — Например? — Например, зачем Рэн сделал столько правок в сценарии? Сначала мне казалось, что он изменил только 3-4 сцены, подправил пару диалогов, но нет, их оказалось куда больше. Просто он вбрасывал каждое изменение постепенно и никто, даже я сам, не заметил. — Потому что этого он и добивался. Все правки наводят на мысли о прошлом нашего государства. Естественно, Рэн, как и любой другой сценарист, предоставлял свою работу на рассмотрение в верховный кинематографический сенат, где, чуть поморщив нос, его работу все же одобрили. Одобрили, так как знали, что Лихван слишком известный режиссер, чтобы отказывать ему. Народ, узнав о подобном, точно бы полез куда не надо и раскопал бы даже больше, чем следует, — ударилась в объяснения девушка, явно поглощенная историей. — Томас, ты знал, что черновой вариант работы Рэна назывался иначе? — Знал. — Не напомнишь первое название? — «Пелена». — Пелена, которую Рэн накинул на глаза сенату. Он знал, что, если предоставит им сценарий таким, каков он есть, с названием, которое ему подходит больше, его не просто отклонят… Рэна уберут раньше, чем он сможет собрать необходимый материал для съемок. — Но в конце концов, его все равно убрали. — Потому что в съемочной команде была крыса. А может даже несколько. После фильма про двух влюбленных девушек Лихван был у сената на «особом» счету. Конечно же, они наблюдали. Вряд ли до них донесли о правках, такие вещи кто попало не заметил бы. Но вот название… Рэн переименовал фильм в «Серебряную кровь», и наше тайное общество запаниковало. — Название как название, — вздохнул Геральд, — стандартная фэнтезийная чушь. — Была бы чушью, — согласилась Селкет, — если бы не была правдой, — девушка выудила из стопки бумаг потрепанный лист бумаги, который явно являлся ксерокопией медицинского документа. — У детей Нокс была одна отличительная черта. Так как они были детьми из пробирок, их «выращивали», если можно так выразиться, в искусственных серебряных утробах — своего рода инкубационных пузырях. Серебро хорошо защищает от бактерий и вирусов, что убивали первые попытки Джеки воссоздать живого человека вне человеческого организма. Бактерии-то убивали, но организм детей перенасыщался серебром и у них развивался аргироз! Сказав это, Селкет явно ожидала, что все повскакивают со своих мест и закричат нечто вроде «Да ну нахер! Серьезно?!», но окружавшие ее мужчины продолжали смотреть на журналистку, как бараны на новые ворота. — Кто-нибудь вообще догадывается, что это такое? — уточнила она, прекрасно зная ответ на свой вопрос. Ее слушатели все как один отрицательно покачали головой. — Болезнь, при которой в организме человека оседают металлы серебра. И его кожа, внутренние органы и кровь становятся серебряными. Серебряная кровь, теперь понимаете?