Ябалак баласы, или Мистическое Лето

      Проснувшись, Исмагил некоторое время не мог открыть глаза — за время сна веки склеились, что свидетельствовало о продолжительном забытье.       «Я… уснул? Что же теперь?! Он наверняка не упустит возможности как следует побезобразничать! И это в лучшем случае!», — пугающие мысли роились в голове татарина, подобно мухам, облюбовавшим несвежий труп.       Парень рефлекторно попытался расстегнуть куртку — в салоне было уж слишком жарко.       «Проклятый мерзлявый водила! — чертыхнулся Исмагил про себя. — Врубил печку на полную!».       И тут он сообразил, что куртку получилось-таки расстегнуть! Татарин по-прежнему был властен над своим телом, свирепый Хозяин не превратил его в безвольную марионетку. Исмагил с содроганием вспомнил тоскливое ощущение бессилия, пустоты и беспросветного отчаяния, которое он испытал, стоя над окровавленным телом главаря шайки мелких хулиганов, посягнувших на здоровье его любимого брата.

***

      Дэна тогда «довёл до Киева», как и много раз до этого, длинный язык. Если бы не он, татарину не пришлось бы стоять в пустынном переулке на другом конце муниципалитета после полуночи, безучастно глядя пустыми, сияющими потусторонним бирюзовым светом глазами на рукоять ножа, торчащую из затылка трупа. Рукоять того самого ножа, что покоился сейчас за голенищем Исмагилова сапога и принадлежал покойному Игорю Фролову — тому самому главарю.       Впрочем, его и главарём назвать было трудно — так, руководитель неформальной молодёжной организации, пропагандирующей здоровый образ жизни, отказ от вредных привычек и употребления наркотиков. Он объединил вокруг себя множество подростков со всей агломерации. Исмагил искренне уважал этого человека, и с той поры его счёт к Хозяину только вырос. С другой стороны… кто ж знал, что бедный Гарик не узнает в прибывшем на разборку вместе с коротышкой здоровяке своего давнего знакомого и, более того, ударит его ножом? Конечно, укол в живот после появления в его жизни Хозяина — не такое серьёзное ранение, но чтобы оказаться на земле и без сознания, его вполне хватило.       О дальнейших событиях татарин помнил смутно, но брат помог ему восстановить полную картину. «Разобравшись» с прибывшей с Дэном подмогой, Игорь подобрал валявшуюся возле одного из своих ребят (все из которых благодаря Исмагилу оказались без сознания и с травмами различной тяжести) биту и, прошипев: «Ну что, дорогой, сейчас буду учить тебя вежливости!», — двинулся на Дэна, прижавшегося к стене ближайшей многоэтажки и приготовившегося обороняться до последнего. Тот уже тысячу раз пожалел, что нагрубил спортсмену и его компании при встрече, а затем отказался извиниться. Но держать язык в узде башкир никогда не умел, за что частенько отвечал своей кровью. Так что подобные разборки отнюдь не были чем-то из ряда вон выходящим.       Собираясь продать свою жизнь подороже, Дэн сунул руку в карман, незаметно надевая на руку кастет, своё единственное средство самообороны, хотя и понимал, что для удара ему понадобится подойти максимально близко, а даже один удар битой гарантированно выведет его из строя. Игорь надвигался на него, широко улыбаясь и поигрывая своим орудием, не замечая, что тот, кому по всем медицинским показаниям полагалось быть трупом, медленно поднялся с земли.       Лицо его приобрело бессмысленное выражение, рот приоткрылся, оттуда свесилась ниточка кровавой слюны. С отвратительным хлюпаньем парень выдернул из себя нож и направился к ним, раскачиваясь, словно пьяный. Дэн поднял взгляд выше... и едва не поседел от страха: над головой брата висел переливающийся бирюзовый шар размером с некрупный кокос. Паника забилась в голове Дэна набатом, захотелось стать крошечным или убежать далеко-далеко… к счастью, башкир знал, как следует поступить — брат множество раз напоминал ему, что делать в подобной ситуации, закрепляя инструкции воспитательным рыком и оплеухами.       Рука у татарина была тяжёлая, поэтому Дэн запомнил всё до последнего слова. Он сжался в комок у стены дома, стараясь не издать ни звука, и вообще стать как можно незаметнее. Между тем Исмагил подобрался ближе. Увидев безжизненные глаза брата, Дэн напрягся — они сияли бирюзовым светом. Рана в животе обильно кровоточила, но татарин, казалось, не обращал на это ни малейшего внимания, а удушливый запах гари, ставший для него почти естественным, стал тяжелее и гуще. И как Гарик ещё не обратил внимания на шум и вонь?       А спортсмен между тем всё надвигался на Дэна, татарин же в это время оказался прямо у Игоря за спиной. Только почувствовав смрадное дыхание, горе-воспитатель начал оборачиваться…       Но было уже слишком поздно. Лезвие вошло точнёхонько в шею. Брызнул ярко-алый фонтан, щедро оросив лицо новоявленного убийцы. Спортсмен выронил биту и рухнул на колени, захлёбываясь кровью. Затем с каким-то жалким всхлипом осел на землю и затих навсегда.       Только тогда Дэн решился произнести заветное «Кит, юғал, мәлғүн!». Шар несколько раз мигнул особенно ярко и зловеще, и растаял в ночном морозном воздухе. Из глаз татарина исчезло жуткое бирюзовое сияние, они снова приобрели такой родной для Дэна густо-чёрный, тёплый оттенок. Лицо Исмагила приобрело осмысленное выражение... но мгновенно исказилось гримасой боли. Он упал на колени, прикрыл рукой рану и глухо застонал. Только затем парень будто очнулся ото сна. Следующий небольшой лоскут громадного одеяла его памяти сам дал себя осмотреть.       — Гарик? Игорь?! — растерянно осведомился татарин, будто ожидал, что тот вмиг очнётся и радостно уведомит, что с ним всё в порядке.       Но спортсмен не ответил — до той стороны очень трудно дозваться. Из глаз Исмагила брызнули слёзы бессильной злобы. Они смешались с пятнами крови на его лице, превращая оное в диковинную, сюрреалистичную маску. Татарин плакал — Хозяин взял своё, а он, Исмагил Закиров, добровольно взявший на себя ответственность за того, кто предложил ему не так давно второй шанс, не смог помешать.       — Иса, очнись! Что нам делать теперь? — вернул его к реальности встревоженный голос брата.       Способность соображать вернулась почти сразу, задвинув физическую и душевную боль на второй план.       — Так, спокойно. Хватай биту, — скомандовал Исмагил брату, поднявшись на ноги и с удовольствием отметив, что кровотечение уже прекратилось, а рана медленно затягивается.       Преодолев то расстояние в пару шагов, что отделяло его от мертвеца, он аккуратно извлёк нож, вытер его о свою куртку (та всё равно была безнадёжно испачкана, да ещё и продырявлена), спрятал за голенище тяжёлого шахтёрского сапога, перевернул мертвеца и прикрыл его глаза.       — Ангел смерти будет здесь, когда начнётся бой, — изрёк татарин, невесело усмехнувшись, — он толкнёт тебя на штык и заберёт с собой…       Затем он без видимых усилий взвалил труп на плечо, дав брату знак следовать за собой. Дальнейшие события — водворение трупа Игоря на пол в ближайшем подъезде, вымазывание биты его кровью и поспешное отступление — вспоминались смутно.

***

      Покончив с унылой рефлексией, Исмагил протёр глаза. Затем протёр ещё раз — белая пелена начала рассеиваться… открывая его взору летний пейзаж!       Татарин обнаружил, что по-прежнему сидит в салоне автобуса, а в окне виднелись поля, линии электропередач и шоссе. Интерьер автобуса разительно изменился — вытянутые скамеечки, покрытые изношенными, потёртыми, а местами и порванными чехлами, чудесным образом превратились в новенькие одиночные сиденья, выстроенные по три возле окон. Да и сам автобус выглядел теперь изнутри не как побитый жизнью ветеран, а как турист, отправившийся в свой первый поход и не успевший ещё растерять этакого очарования и задора.       — Что за притча? Не пойму… — от удивления татарин сказал это вслух.       Вдруг до его ушей донеслось неразборчивое бормотание откуда-то из глубины салона. После нескольких шагов в том направлении это бормотание превратилось в «Я сам — беда-бедовая, голова кудрявая, слава Богу, от свинца пока что не дырявая!».       Вспомнив, что эта песня звучала из наушников брата, Исмагил спохватился за свои и начал лихорадочно обшаривать карманы тёплого пуховика. Наушники обнаружились во внутреннем кармане, телефон — в правом наружном, где татарин хранил ключи от дома, проездной и прочую нужную мелочь. Но сейчас, кроме телефона, там ничего не было. Чертыхаясь про себя, Исмагил подошёл поближе к брату. Оказалось, что это напевал во сне сам Дэн, с комфортом устроившись на сиденье. Решив пока не будить его, татарин покинул автобус через услужливо оставленную открытой дверь. Тяжёлый пуховик он оставил на сиденье.       Первым делом татарин решил осмотреть автобус. Эмблема на переднем бампере гордо указывала на принадлежность автобуса к славной марке «Икарус». Впрочем, Исмагил распознал это, даже не глядя на эмблему — по очень уж характерной «морде» автобуса. Намётанным глазом он определил и модель — «Икарус-256», междугородный и туристический автобус, «рабочая лошадка» великого множества учреждений на территории бывшей ССР.       Куда больше Исмагила поразил внешний вид поделия автопрома Венгерской Народной Республики: ни вмятинки, ни пятнышка ржавчины, ни потёка масла! Автобус выглядел так, будто только прибыл из Секешфехервара! Лишь слой пыли на борте свидетельствовал о том, сколь долгий путь тот проделал. В гараже предприятия, обеспечивающего транспортное сообщение в пределах района проживания братьев, имелась пара этих мастодонтов, и потому любознательный Исмагил имел примерное понятие об их устройстве. Да и с управлением вполне мог управиться, что давало надежду на возможность побега из этого, безусловно, странного места.       Внезапный порыв тёплого ветра взъерошил его волосы, а нос уловил запах, которого татарин не чувствовал уже давно — запах травы и полевых цветов. Исмагил зачарованно вдыхал этот чудесный аромат, попутно оглядываясь по сторонам.       Пейзаж поразил его своей… естественностью. Вдаль уходили ЛЭП, вдоль асфальтовой дороги шелестела трава, слишком зелёная для отравленного выхлопными газами и диоксидом серы из заводских труб города. И вдруг в голове татарина раздался такой рёв, что тот, будучи человеком хоть и храбрым, но осознанно боящимся тех, кого стоило бояться даже ему, дёрнулся от неожиданности.       «ТЫ КУДА МЕНЯ ЗАВЁЗ, СЕКПОШ?! ТЫ ВООБЩЕ ГДЕ НАХОДИШЬСЯ?!».       «А что не так? Разве это не сон?».       «СОН, ГОВОРИШЬ?! ТОГДА ПОПРОБУЙ ПРОСНУТЬСЯ!».       Разочарованно вздохнув (проклятый Хозяин всё-таки не отвязался от него!), татарин ущипнул себя за руку… и ничего. Вокруг по-прежнему шумела трава, потревоженная ветерком. Недоуменно оглядевшись вокруг, Исмагил увидел нечто такое, что заставило его подумать: «Ну всё, точно сон. Однако, пора и честь знать!». По правую руку от автобуса пасторальный пейзаж портили… ворота.       Металлические ворота. Изрядно подпорченные снизу ржавчиной, они были украшены прорезью в виде пятиконечной звезды. Надпись на обеих створках ворот гласила «Пионерлагерь». Над воротами возвышалась вывеска, гордо возвещавшая, что оный пионерлагерь называется «Совёнок». По обеим сторонам ворот на постаментах подпирали небеса две статуи, изображающие пионеров, воздевающих ввысь горны.       Однако вместо положенного в таких случаях ностальгического порыва, их поза и некий заключённый в ней явственно читавшийся посыл вызвали у татарина ассоциацию с солдатами из тех благословенных времён, когда кровь лилась полноводной рекой, человеческая жизнь не стоила и гроша, а самолёт можно было сбить метким выстрелом из винтовки. Гипсовые изваяния застыли на своих местах, точно безмолвные стражи, угрожающе поднимая музыкальные инструменты, будто это были ружья.       Нехорошие подозрения зашевелились в голове Исмагила. Увесистая оплеуха себе по лицу также не дала никакого эффекта. В последней отчаянной попытке проснуться татарин что было сил ударил головой металлический бок автобуса. Ожидаемо, ничего не изменилось. Удивление стремительно переросло в страх, страх — в настоящую панику. Лишь невероятным усилием воли Исмагилу удалось подавить рвущийся наружу крик. Из автобуса послышалась какая-то возня.       — Ну вот, ещё и брата разбудил!.. — буркнул татарин себе под нос и, чертыхаясь вполголоса, поплёлся обратно в салон.       Дэн только встал с сиденья, недоуменно оглядываясь. Стянул и спрятал в карман маску. Негромко, даже как-то растерянно выругался. Увидев пробирающегося по салону ему навстречу брата, башкир, однако, повеселел.       — Да что ж такое! Даже во сне от тебя отделаться не могу! Хотя… ты ведь и во сне до меня добраться можешь, так, братишка? — беззлобно усмехнулся он.       — Могу. Но это не сон, брат. Прошу тебя, поверь и не пугайся. Не время для этого.       — Надо же, как интересно! Чем докажешь?       — Ты не проснёшься, даже если я тебе врежу, — прорычал начинавший злиться Исмагил. — Брат, пойми, сейчас я серьёзен, как никогда. Нам нужно хотя бы понять, куда мы попали.       — А что тут понимать? Ты колдун или покурить вышел? Вот и спроси там… у кого нужно.       — Точно. И как я раньше не додумался?       Исмагил вышел из автобуса, отошёл подальше, прикрыл глаза, сосредоточился, пробормотал заклинание и задал свой вопрос. Чётко, кратко и по существу. Однако ветер не донёс до него внятного ответа. Лишь неразборчивый шёпот коснулся его слуха. Татарин попробовал ещё раз — бесполезно.       Правда, кое-какой результат всё же появился: за воротами ясно почувствовалось присутствие… людей? Исмагил не понял, являются ли они людьми, чьими-то творениями, или же существами, которыми были многие из его окружения и, с натяжкой, он сам. Однако там находился кто-то весьма магически одарённый — себе подобных татарин чуял сразу. Исмагил вернулся в автобус.       — Ну как? — поинтересовался Дэн.       — Глухо, как в танке. Ночью надо будет ещё попробовать. Только вот… доживём ли, до ночи-то?       — Ой, да не боись, всё будет за… — Исмагил строго зыркнул на брата, и тот поспешно исправился, — …шибись. Я, кстати, пока ты там камлал, телефон проверил. Ни Интернета, ни Wi-Fi, ни Bluetooth! Радио — и то не работает!       — А просто позвонить не пробовал?       — Тебя отвлекать не захотел.       — Молодец. Проверь пока автобус. Попробуем выбраться на нём. Кстати… не заметил ли ты странностей в поведении водителя?       — Как же не заметить, заметил. Он не наш, частник. А я ж всех частников в городе по именам и в лицо знаю!       — А если серьёзно? Я, например, никак не могу вспомнить его лица, хотя точно видел его в зеркале. Да и про четыреста десятый маршрут я ничего не слышал.       — Не поверишь, абый, я тоже… Слушай, а может, это не сон, а иллюзия? Допустим, эти ребята нас таки догнали, а очнёмся мы уже в уютном подвале «Уюта»… Или не очнёмся.       — Возможно, но вряд ли. Адиль этим фокусам пока не научился, да и Хозяин наверняка смог бы оградить меня от подобного влияния. К тому же, двоих в одну иллюзию погрузить затруднительно, — усмехнулся татарин. — Кстати, насчёт фокусов. У меня часом не изменились черты лица? А то оно как-то подозрительно чешется, мало ли…       — Да нет, ты не изменился вроде. Волосы всё такие же чёрные, глаза тёмные, выражение лица всё такое же угрюмо-свирепое. Насчёт фигуры судить не могу, но вижу, что походка осталась косолапой, а тело — сутулым, — с присущей ему цепкостью и критичностью описал брата Дэн. — Во что ты одет, думаю, пояснять не нужно.       Исмагил посмотрел вниз, оценивая свой наряд. Футболка с символом Национал-большевистской партии, «омоновские» камуфляжные штаны, перчатки (почти не греют, но выполнять всякого рода действия в них куда сподручнее) и шахтёрские сапоги со стальным носком, в которых ходила большая часть парней в городе. Шапка осталась в салоне вместе с пуховиком. Затем татарин оглядел Дэна. Тот, как и всегда, вызвал у него ассоциации с маленьким, но опасным хищником — из тех, что при безобидном внешнем виде запросто способны расправиться с кем-то куда больше себя.       Хотя внешний вид Дэна безобидным назвать было никак нельзя: мутно-зелёные болотца глаз лихорадочно сверкали, руки были сжаты в кулаки, под простой чёрной футболкой обозначился какой-никакой пресс. Даже пушок над верхней губой воинственно встопорщился. Видимо, Дэн уже начал осознавать всю серьёзность происходящего. Что ж, тем лучше для него. Коротышка бросился к задней части автобуса, стянул тёплые варежки и передал их подошедшему следом брату. Затем попросил его поднять капот, а после того, как тот удовлетворил просьбу, со знанием дела принялся копаться в моторе.       — Вроде порядок, всё должно работать. Можно ехать. Только уровень бензина проверь.       — Знамо дело. Вряд ли автобус планировали оставить здесь, а значит, хотя бы на обратную дорогу должно хватить.       — А обратно — это куда? — ехидно поинтересовался Дэн.       — Туда, — махнул Исмагил рукой в сторону, откуда автобус, по идее, должен был приехать, — но развернуться в таком узком месте я не сумею. Да и внимание привлечём, а это нам сейчас не нужно. Так что поедем прямо. Кончится бензин — пойдём пешком.       — Всё равно ведь услышат. А вдруг выбегут и огонь откроют?       — Из пионерлагеря-то? Не смеши меня, — Исмагил тем временем добрался до кабины и увлечённо изучал приборную панель.       Наконец ему удалось отыскать что-то, напоминающее счётчик топлива. Прибор показывал, что топлива в баке осталось около половины. Татарин удовлетворённо хмыкнул, кивнул стоящему за плечами брату и уселся в водительское кресло. Автобус относительно легко завёлся.       — Алга, татарлар! Живём! — прорычал Исмагил.       Брат ответил ему счастливой улыбкой. Однако радость братьев была явно преждевременной: после примерно получаса пути за поворотом снова оказались ворота пионерлагеря «Совёнок», а двигатель автобуса заглох. Недоуменно переглянувшись, братья выбрались из автобуса на воздух.       — А ты говорил: «Порядок, можно ехать!» — несколько растерянно возмутился татарин.       — Да причём тут это?! Ты куда нас привёз?!       — Я ехал по дороге! — огрызнулся татарин.       Дэн грязно выругался и пнул колесо автобуса.       — Похоже, отсюда не так просто выбраться, — резюмировал Исмагил.       Башкир обложил брата в три этажа и направился к воротам. Внезапно они начали медленно открываться. Дэн рефлекторно сунул руку в карман, где был спрятан кастет, а Исмагил рывком нагнал брата, и как можно незаметнее потянулся за ножом, делая вид, что поправляет застёжку на сапоге.       «Проклятье! — сокрушался татарин про себя. — Сколько собирался изготовить себе ножны скрытого ношения!..».       Левая створка ворот медленно сдвинулась вперёд, и оба брата застыли не в силах вымолвить ни слова. Из ворот даже не вышла, а буквально выплыла дивной красоты девушка.       Одухотворённое лицо, будто выточенное искусным скульптором, светло-зелёные глаза, выражавшие безмерную печаль и тоску. Причёска девушки показалась татарину странной: фиолетового цвета волосы, уложенные в два хвостика, задорно торчащих по бокам головы. Переведя взгляд ниже, Исмагил с трудом удержался, чтобы предвкушающе не облизнуться: белая рубашка, казалось, готова была лопнуть на пышном бюсте, осиная талия плавно переходила в бёдра, продолжавшиеся чудесной красоты ножками, едва прикрытыми неприлично короткой юбкой.       Сумевший ненадолго очнуться от дневного сна Хозяин потребовал сейчас же сожрать это произведение искусства в человеческом обличье. Титаническим усилием воли татарину удалось загнать его обратно в клетку, но только до ночи… Зайдёт солнце — и эта девушка, а может, и не только она, окажется в большой опасности. Исмагил успел шепнуть брату:       — Молчи. Говорить буду я. И руку от задницы убери.       Грациозной походкой девушка подошла к братьям. Заворожённый её красотой Дэн забыл, как дышать, а успевший разогнуться Исмагил продолжал оценивать красавицу. Он приметил любопытную деталь: алый шёлковый галстук. Татарин видел похожий на старой, ещё чёрно-белой фотографии, изображавшей беззаботную пионерскую юность его отца. Уже потом был Афганистан, руководство ДРГ… Исмагил с трудом дождался истечения подписки о неразглашении, и вот тогда-то вытряс из отца всё. Эти откровения стали для парня настоящим сокровищем. Сокровищем, которое он поклялся хранить в тайне.       Итак, девушка была одета как пионерка советских времён. Образ портила разве что слишком уж короткая юбка, едва прикрывавшая бёдра. В целомудренной Стране Советов ношение столь вызывающих предметов одежды не одобрялось. Исмагил постарался искренне улыбнуться девушке, и начал разговор:       — Здравствуй, красавица! Как тебя зовут?       Девушка покраснела так, что от её лица, казалось, стало возможным прикурить, и ответила, заикаясь:       — Ле… Лена.       — Какое красивое имя! — восхитился татарин. — А я — Исмагил, но можно просто Иса! А этот славный парень — мой брат Денис, — добавил он, похлопав коротышку по плечу.       — Привет. Можно просто Дэн, — выдавил из себя башкир.       — Здравствуйте… ребята. Идите за мной, — кажется, Лена была, как выразился бы любой школьный психолог, слабо социализированной.       С этими словами она развернулась и направилась обратно к воротам. Братья последовали за ней. У ворот возникла заминка: сообразив, что гости вряд ли влезут в ту щель, в которую свободно прошла она, девушка попыталась раскрыть ворота пошире. Получалось у неё откровенно плохо.       — Да что ж ты делаешь! — поспешил на помощь татарин. Ловко оттеснив Лену, он без видимых усилий распахнул ворота. Троица оказалась на территории пионерлагеря.       — Вы идите, я догоню! — прокричал Исмагил отошедшим достаточно далеко Лене и Дэну, а сам поспешил обратно к автобусу: в суматохе братья совершенно позабыли про оставленные там куртки и телефоны.       Вернувшись в салон и забрав вещи, татарин задумался: «А что, если этот автобус — наш единственный путь назад? Может, стоит дождаться водителя? Хотя… куда "назад"? В мир без Ильсияшки? Мир, семимильными шагами идущий к катастрофе?».       Однако из глубин памяти всплыли воспоминания: клятва на могиле Ильсияр найти и покарать её убийцу, а до того — клятва обеспечить отцу безбедную старость, клятва «поставить на ноги» брата и воспитать его достойным человеком… клятвопреступником становиться Исмагил решительно не желал. Потому и принял соломоново решение: если представится возможность выбраться из этого странного места — они выберутся. До того момента — «не отсвечивать», оценивать обстановку, искать пути к спасению.       На этом и порешил. Татарин распихал вещи по карманам своей и братниной курток, подхватил их и поспешил обратно за ворота. Лена с Дэном ждали его у обшарпанного приземистого здания, вывеска на котором гласила «Клубы».       — Вам… к вожатой, — невнятно проговорила Лена и поспешила прочь.       — Странная она, — выдал Дэн, задумчиво глядя девушке вслед.       — Согласен. Значит, к вожатой? Странно всё это… как будто и вправду в советский пионерлагерь попали. Всё так… естественно. Как будто так и должно быть. Не удивлюсь, если нас с тобой запишут в пионеры. Или не запишут — пионерами-то были до четырнадцати.       — Откуда знаешь?       — Кто из нас историю сдаёт, в конце концов? Да и отец рассказывал. Важно другое! Нас ждали, нас встретили. Тебе это странным не кажется?       — Да мне тут всё странным кажется! — вспылил было Дэн, но увял под тяжёлым, пристальным взглядом брата.       Исмагил видел: у брата вот-вот начнётся истерика. Это было бы не лучшим вариантом для обоих. Импульсивность Дэна уже не раз доводила братьев до беды. Его необходимо было срочно отвлечь.       — Слушай, а к вожатой — это куда? Лена не удосужилась указать направление, — будто бы невзначай проронил татарин. — Может, спросим у той милой барышни? — Братья зачарованно проводили взглядом другую девушку и припустили за ней. — Погоди! Подожди, пожалуйста! — окликнул её Исмагил.       Девушка развернулась, и парни оторопели — перед ними была настоящая красавица, при взгляде на которую обоим братьям пришли в голову замечательные стихи Емельяна Николаева:       «Губы — вишня дикая, А глаза озёрные, Косы драгоценные, Брови — крылья чёрные…».       Великий поэт и музыкант как будто написал песню, глядя на эту девушку.       — Здравствуйте, ребята! Вы, наверное, новенькие? — заботливо спросила она. — Меня Славя зовут! Вообще, полное имя — Славяна, но все зовут меня Славей, и вы тоже зовите! Ты, наверное, Денис? — обратилась девушка к Исмагилу.       — Нет, Денис — это я, — поправил её Дэн.       — Ну, извини, пожалуйста! — ответила ему Славя, одарив коротышку такой улыбкой, что тот немедля простил ей даже такое кощунство, и более того — улыбнулся в ответ со смущённым «Да ничего…».       Вот тут картина мироздания для Исмагила дала трещину. Дэн искренне улыбался этой девушке! Хотя, взглянув на неё, татарину вдруг захотелось улыбнуться самому — до того открытой и искренней была её улыбка. Он с большим трудом сохранил на лице то отрешённо-спокойное выражение, что не менялось после второй смерти.       — Славя, не могла бы ты нам помочь? Лена отправила нас к вожатой, а дорогу уточнить забыла, — вежливо попросил Исмагил.       — Да, конечно! Ольга Дмитриевна как раз вас ждёт. Только вот прибывших должно быть трое. С вами должен был приехать ещё какой-то Толик, разве нет?       — Нет, не видали такого, — ответил враз похолодевший татарин, — покажи, пожалуйста, дорогу к этой Ольге Дмитриевне.       — Я провожу вас, не беспокойтесь.       Пока троица пересекала лагерь на пути к домику вожатой, татарин глазел по сторонам, в то время как башкир пожирал взглядом едва прикрытый юбкой зад идущей впереди Слави. Вокруг переливалось свежими красками лето. После напрочь протравленной испарениями двух крупных заводов, но такой родной атмосферы северного города, свежий воздух лагеря огнём жёг лёгкие. К нему примешивался аромат чего-то вкусного, видимо, из лагерной столовой.       Исмагил подмечал множество деталей на пути: площадь со слоняющимися туда-сюда подростками в рубашках с неизменными галстуками; статую, изображавшую, видимо, какого-то советского деятеля. Только вот имя смущало: на постаменте крупными буквами было написано лишь одно слово — «ГЕНДА». Ни одного более-менее известного деятеля той эпохи с подобным именем или фамилией Исмагил припомнить не мог, хотя знал их немало, в том числе и зарубежных. Наконец Славя привела братьев к домику, утопавшему в кустах сирени. По этой примете опытный травник Исмагил сразу понял, что лето только началось, ведь сирень цветёт именно в этот период. Девушка постучалась в дверь и дождалась требовательного «Войдите!».       Зайдя внутрь, братья обалдели уже в третий раз. Красоте представшей пред ними девушки могла бы позавидовать даже Алсу Закирова, мать Исмагила. Хотя татарин и запомнил её лишь в виде изображения на могильном камне, — мать умерла родами, так и не успев увидеть сына, — она осталась в его памяти редкой красавицей. Но эта девушка запросто могла дать ей фору. Великолепная фигура, едва прикрытый рубашкой пышный бюст, равномерный загар, роскошная копна каштановых волос, озорные зелёные глаза, уверенная, открытая улыбка… мечта любого мужчины! Татарин наклонил голову в знак приветствия, коротышка запоздало повторил его жест.       — Здравствуйте, уважаемая! — рявкнули братья практически в унисон.       — Так вы и есть новенькие? — спросила вожатая и заглянула в какую-то папку, взятую со стола. Старший брат с трудом удержался от желания заглянуть в бумаги, благо рост позволял — татарин был почти на голову выше.       — Итак, Закиров Исмагил Рустамович и Менделаев Денис… а отчество?       — Нету отчества, — отчеканил Дэн.       — Да как это нет? — удивилась Ольга.       — А так — нет! — огрызнулся начинающий закипать башкир.       — Ты как со старшими разговариваешь?! — строго спросила вожатая.       Славя тоже посмотрела на Дэна с укоризной. Это подействовало, он вновь наклонил голову с тихим «извините».       — Ну да ладно, ребята. Вы, как я погляжу, с дороги, устали, наверное. Идите пока помойтесь, а к девяти — на завтрак. Потом зайдёте ко мне за обходными листами.       — Не беспокойтесь, шеф, всё будет сделано! — шутливо отрапортовал старший. — Только, это… дорогу уточните, пожалуйста. И насчёт одежды…       — Ой, как я могла забыть! — спохватилась вожатая. — Вот, выбирайте. — она подошла к шкафу и достала оттуда увесистую коробку.       — Э… можно мы переоденемся? — деликатно намекнул Дэн.       Девушки как-то странно захихикали и вышли вон. Братья открыли коробку.       — О, горе! — выдал татарин. — И мы должны это надеть?       Братьям было чему возмутиться — кроме уже знакомых белых рубашек, предлагалось надеть… шорты. После примерки большинства размеров оказалось, что они едва прикрывают колени старшего и путаются в ногах младшего.       — М-да… всё, как в армии. Твоего размера никогда не будет. Ладно, предлагаю пока надеть рубашки и ходить в наших штанах. Ты только подштанники сними, — внёс предложение Исмагил.       — Поддерживаю. Мыться в своём пойдём?       — Ага. И вот ещё… Закончим с делами — поговорим о твоём поведении.       — Аңлаған, — уныло отозвался Дэн.       Исмагил выбрал себе и брату рубашки по размеру, а также несколько пар трусов, плавок и носков. На дне коробки также обнаружилось несколько пар сандалий. Одна пара пришлась младшему впору, а вот старший подобрать себе обувь не сумел — не было его размера. Поэтому парень решил остаться в сапогах. Татарин убрал коробку обратно в шкаф, и только тут заметил, что вожатая оставила на столе ту самую папку с документами. Однако рыться не стал — время поджимало, да и правила приличия ещё никто не отменял.       — Вы там уснули?! — требовательно спросила Ольга Дмитриевна.       — Уже идём, — отозвался Дэн.       Он подхватил небрежно брошенные на одну из стоявших в комнате кроватей куртки и вышел. Исмагилу ничего не оставалось, кроме как взять набранные вещи и последовать за ним. Девушки их уже ждали.       — Всё хочу спросить… а зачем вы куртки с собой носите? — поинтересовалась Славя.       — А мы в них приехали. У нас в городе даже летом холодно, а иногда и снег может пойти. Вот и пошёл, когда уезжали. Отец настоял, чтобы мы оделись потеплее, — ответил татарин полуправдой.       Девушка кивнула, а Ольга Дмитриевна задала свой вопрос:       — А почему у вас фамилии разные, если вы братья?       — А это сами думайте! — вспылил не любивший говорить на эту тему башкир и направился прочь. Татарин хотел было броситься за ним, но сообразил, что не знает, куда, собственно, идти.       — Душевые рядом со зданием кружков, — заботливо подсказала Славя.       Исмагил кивнул и поспешил за братом. Нагнав его и добравшись до душевых, принялся указывать:       — Значит, так. Один моется, другой стережёт вещи. Кто первый?       — Я пойду. Отвернись.       Татарин с усмешкой выполнил просьбу.       — А в доме номер семь на улице Блюхера в Уфе ты тоже так стеснялся?       Башкир сравнялся по цвету со спелым помидором, но благоразумно промолчал — Исмагила было очень трудно вывести из себя, но если Дэну это всё-таки удавалось… в последний раз дело кончилось тем, что он очнулся на кладбище, запихивая себе в рот ком земли. С тех пор Дэн старался брата не злить.       Младший снял тёплые ботинки и носки, болоневые штаны и лёгкую футболку, взял сменные трусы и направился в душевые. Старший пристроился на лавочке у двери в помещение, снял сапоги и принялся размышлять, уперев мгновенно лишившийся осмысленности взгляд чёрных глаз в свои босые ноги — подштанники и носки ему были ни к чему, жара всегда доставляла куда большие неудобства, чем холод.       «Итак, наше прибытие в лагерь не стало для его обитателей неожиданностью. Нас в душ отправили, в столовой накормят, а может быть, и спать уложат. Ха, прямо как в сказке! Интересно, а банька тут есть?.. Да что такое?! Попал невесть куда, а об удобствах думаю! — татарин решил сменить тему размышлений. — Надо было спросить у девушек, где водитель "Икаруса". Уж я бы сумел у него вызнать, что здесь происходит! Ладно, спрошу при следующей встрече, — он бросил взгляд в сторону душевых. — Брат что-то задерживается. При его-то "любви" к чистоте он всегда старался как можно быстрее покончить с гигиеническими процедурами… Крикнуть? Зайти и поторопить?».       Вдруг из душевых комнат послышалась разудалая песня, в которой татарин почти сразу опознал «Донья, тукта» Шакура Али. Дэн вышел из душевой.       — Ну, как там? — поинтересовался старший.       — А никак. Душ как душ, не лучше и не хуже любого другого, — ответил младший, одеваясь.       — Чудно, — Исмагил разделся, взял сменные трусы и направился туда, откуда пришёл брат.       Душевые выглядели… как душевые. Слегка тронутые грибком кафельные стены и пол, немного проржавевшие краны, деревянные стенки кабинок. Порадовало наличие на одной из стен полотенец: чем он будет вытираться, Исмагил как-то не подумал. Разобравшись с тем, как здесь включалась вода, он встал под вертикальный душ, после чего придирчиво оглядел своё тело.       Он не изменился внешне: высокого роста, атлетичного сложения, мощные после долгих лет работы за барабанной установкой безволосые руки, широкие плечи... Ниже пояса — также никаких изменений. Постаравшись как можно быстрее покончить с помывкой, Исмагил сменил трусы и вышел из душа. Брат уже ждал его у выхода.       — Ну как, оценил преимущества советской сантехники? — подколол его Дэн.       — Оценил. Который час?       — А я знаю? Мобильники по-прежнему показывают «наше» время. Учитывая, что мы отправились на операцию к полуночи, а в автобус прыгнули в полвторого ночи, прошло на удивление мало времени. Около часа понадобилось, чтобы попасть сюда, и около полутора часов мы уже здесь. Даты тоже «наши».       — Это может быть и обманом. Тот, кто нас сюда отправил, мог просто поковыряться в настройках.       — Ладно, думаю, сейчас это неважно. Не знаю, как ты, а я чертовски голоден. В столовую надо.       — Ты же знаешь, мой голод неутолим… Пошли, только оденусь.       Уже больше напоминая пионеров, братья смешались с толпой ребят, спешащих в столовую. Попав в здание, татарин первым делом нашёл взглядом вожатую, беседовавшую у стойки с белокурой женщиной в поварском фартуке. Дождавшись, пока дамы закончат чесать языками, Исмагил обратился к Ольге Дмитриевне:       — Мы готовы получать обходные.       — Вот и хорошо! Я ещё сделаю из вас настоящих пионеров! Знакомься, Наташа, — обратилась она к поварихе, — это новенький, Исмагил.       — Ну что вы, можно просто Иса!       Татарин всегда стремился установить и поддерживать хорошие отношения с поварами: при вечном голоде дружба с тем, кто может дать тебе еды — прекрасная новость. Наталья достала из-под стойки тарелку и положила на неё солидную порцию… вареников! С картошкой! Тут уж татарин не смог сдержать улыбки. Это блюдо он обожал, но полакомиться им удавалось очень редко.       Повариха тем временем выдала столь же внушительную порцию вареников подошедшему следом за братом Дэну. Тот осклабился и хотел было уйти, но, увидев рядом брата, задержался и вежливо поблагодарил Наталью. Братья вместе отправились на поиски свободных мест.       Таковые вскоре обнаружились за столиком, где сидела Славя. Вежливо её поприветствовав, парни с аппетитом принялись за еду. Ели молча, несмотря на попытки девушки поговорить. Только когда на тарелке не осталось ни крошки, татарин обратился к ней:       — Ты что-то хотела?       — Да… как вам у нас?       — Просто замечательно! — ответил Исмагил за двоих, не покривив душой.       Хотя разыгравшаяся паранойя била во все колокола, татарина не покидало ощущение некоего умиротворения, спокойствия и уверенности, что всё будет хорошо. Прямо как у взаправдашнего пионера советской эпохи. Только вот какой эпохи? Будучи гуманитарием-историком, татарин хорошо знал, что Советы Советам рознь.       «Вдруг, не то что я, а и отец мой ещё не родился?» — мелькнула паническая мысль.       Но Исмагил вспомнил: в лагерь он прибыл на «Икарусе-256». Искренне интересующийся не только ТТХ, но и историей своей возможной будущей «рабочей лошадки», татарин знал, что выпускать эти автобусы начали в тот период, когда его отец уже школу заканчивал. Наконец братья встали из-за стола и пошли сдавать тарелки.       — Отлично, теперь за мной, — скомандовала также закончившая к тому времени трапезу Ольга Дмитриевна. — Сначала за обходными, а потом отведу вас в домик.       — Сейчас, мы только возьмём вещи из душевой, — вставил татарин, позвал за собой брата и выбежал из столовой.       Ольга Дмитриевна осталась ждать братьев на крыльце. Парни бегом приближались к душевым. Внезапно оба резко затормозили — к ним приближались две рыжеволосых девушки, постарше и помладше, и ещё с десяток пионеров с вёдрами наперевес.       — Чего ждать от них? — шёпотом поинтересовался младший.       — Не знаю. На всякий случай — приготовься бежать. Позор, конечно, но драться с девчонками… нет уж.       Тем временем компания пионеров подошла вплотную, и татарин получил возможность получше рассмотреть рыжую, по-видимому, заводилу. Она была одета явно не так, как должно пионерке — рубашка дерзко подвёрнута и завязана под грудью, открывая плоский загорелый живот, на руку был повязан платок, в котором Исмагил сразу узнал пионерский галстук.       Девушка была стройной, но, в отличие от аристократической стати Лены или спортивной, хотя и не лишённой женственности фигуры Слави, было видно, что для этой девушки держать себя в форме — нелёгкий труд. Красоту пионерки подчёркивал ровный загар. Вообще, на фоне поголовно загорелых (кроме, пожалуй, Лены) обитателей лагеря братья, напоминающие цветом кожи недавно восставших из могил мертвецов, смотрелись весьма экзотично. Если прибавить к этому наличие вокруг глаз у обоих синюшных кругов — следствия хронического недосыпа, а также ярко-красных губ, резко выделяющихся на фоне их снежно-белых лиц — ни дать ни взять упыри, вышедшие из гробов по своим тёмным делам.       Рыжая подошла поближе, надменно ухмыльнулась, и закричала:       — По штрафной новичкам за каждый день опоздания!       Остальные ответили радостным гулом.       — Обливать будете? — спокойно поинтересовался Исмагил, воскрешая в памяти истории об откровенно идиотских лагерных традициях, поведанные отцом. — Не стоит, мы уже мылись.       Девушка, не отвечая, замахнулась ведром, намереваясь, видимо, окатить гостей с ног до головы. Эта попытка была ловко прервана татарином, в последний момент резко подавшимся вперёд и ухватившимся за ведро, выдирая его из рук владелицы. Затем Исмагил сам обрушил его содержимое на опешивших пионеров, рявкнул брату в ухо «Алга!!!» и припустил по направлению к душевым, так и не выпустив ведра из рук. Блюстители традиций, оправившись от шока, ринулись в погоню. Исмагил затормозил у двери в душ, швырнул ведро в преследователей, втащил брата внутрь, закрыл дверь и заблокировал её стоящей в углу шваброй.       — Ну ох**** теперь, — выдохнул Дэн. — И что делать? Мы в ловушке.       — Неправда. Пока ты плескался, я изучил план эвакуации. Выход есть. Хватай вещи.       — Эй, да тут кто-то есть! — обратил Дэн внимание брата на лежащую на лавке рядом с куртками одежду.       Судя по тому, что рядом с рубашкой и галстуком лежала юбка, а не шорты, в душе мылась девочка. На рубашке рядом с галстуком покоились старомодные круглые очки.       — М-да… ситуёвина… — выдал Исмагил. — Судя по этому плану, запасной вход находится как раз в женской душевой. А там кто-то моется.       Мозг татарина с большой скоростью обрабатывал варианты действий. В дверь уже ломились — облитая рыжая жаждала крови. Что было делать?       — Так, энем, у меня есть план. Тебе понравится. Внимательно посмотри на схему. Хватай одной рукой вещи, а другую дай мне. И закрой глаза. Только бы там было открыто…       — Пошляк! — засмеялся догадавшийся о сути хитрого плана Дэн.       — Май авызта! — рявкнул старший. Другой рукой он схватил оставшиеся вещи, прижал их к себе, оставляя кисть свободной, зажмурил глаза и распахнул дверь.       — Мы не смотрим! Не смотрим! — прокричал Исмагил, кидаясь к запасному выходу. Младший волочился за ним, прижимая к груди вещи.       Дверь оказалась запертой только на засов, несмотря на наличие замочной скважины. Благословляя халатность лагерного завхоза, братья вымелись наружу. Вслед им понёсся запоздалый девичий визг. Если бы татарин всё же открыл глаза, он был бы просто шокирован. Дэн наверняка тоже.       Домчавшись до столовой, братья увидели вожатую, сложившую на груди руки и грозно смотрящую на рыжеволосую проказницу, которая что-то горячо доказывала, экспрессивно размахивая руками. Обсушиться, похоже, она не удосужилась. Парни подошли поближе.       — Они меня облили! Просто так! Ни за что! — разорялась рыжая.       — Да что ты говоришь?! — ядовито прокомментировал Дэн.       — И не стыдно тебе? — поддержал его Исмагил.       — Алиса утверждает, что вы облили её из ведра, а потом это самое ведро ей на голову и надели. Это правда? — насмешливо спросила Ольга Дмитриевна.       Младший брат задохнулся от возмущения, а вот старший не потерял самообладания. «Так, значит, это у нас Алиса. Будем знать».       — И вы ей поверили? Она сама пыталась облить нас!       — Тогда почему промокла она, а не вы?       Этот вопрос загнал татарина в тупик. Крыть было нечем. Врать Исмагил не любил и не умел. Оставалось лишь перебирать в голове все известные цензурные и нецензурные ругательства, отчаянно надеясь хоть на что-то… на подсказку, на то, что на голову одного из источников проблем свалится метеорит… да на что угодно!       «Влип в неприятности почти сразу же. М-да… на такое способен только я!».       — Да что вы её слушаете?! По ней же видно — врёт, как дышит! — взвился Дэн, — Разве мы давали повод нас за хулиганов считать?!       — Нет, не давали. Но кто-то же её облил?       — Не мы! — упорствовал башкир.       — А кто?!       Разговор переходил на повышенные тона, грозя перерасти в полномасштабный скандал. Требовалось срочно что-то сказать. И тут татарин вспомнил изречение своего старинного друга, четвёртого члена весёлой компании, Абрама Мазуровского: «Иногда лучший способ спастись — просто сказать правду… и вовсе необязательно всю».       — А нашу версию выслушать не хотите?       — Рассказывай! — потребовала вожатая.       Татарин максимально подробно изложил события, умолчав лишь о том, где именно находился запасной выход из душевых, а также о том, что там кто-то был. Он признал вину за свой поступок, но настоял на том, что действовал ради самозащиты.       — Ну вот, а говорил: не я, не я! — усмехнулась Ольга Дмитриевна, — Идёмте, проведу вас в ваше жилище. А жить будете в домике номер четырнадцать. Но сначала зайдём ко мне.       Братья настороженно переглянулись. Что их ждёт? Головомойка за внеплановый душ для Алисы? Посвящение в комсомольцы? Парни покорно склонили головы и последовали за вожатой, оставив довольно ухмылявшуюся рыжую на крыльце столовой. Ольга Дмитриевна, как оказалось, обитала неподалёку от них, в домике номер семнадцать. Войдя внутрь вслед за ней, татарин уже во второй раз подметил спартанское убранство помещения, которое худо-бедно скрашивалось лишь плакатом-афишей фильма «Фантомас». Вожатая поставила парней посреди домика, а затем неожиданно попросила:       — А теперь закройте глаза.       Братья недоуменно переглянулись, но подчинились. Послышался звук открываемого ящика и какой-то мягкий шелест.       — Открывайте.       Парни увидели торжественно улыбающуюся Ольгу Дмитриевну. Она держала в обеих руках… два алых пионерских галстука. Изящно закинув один из них на плечо, вожатая подошла к татарину и аккуратно повязала галстук. Затем проделала ту же операцию с Дэном. Тот заулыбался — прямо у него перед глазами оказался весьма внушительный бюст. Татарин вдруг вспомнил, что хотел спросить у вожатой.       — Скажите пожалуйста, а где водитель автобуса?       — А зачем он вам? — удивилась Ольга Дмитриевна.       — Хотели оставить ему куртки. У вас тут жарковато, — ответил Исмагил полуправдой.       — Припозднились вы, ребята. Он уже уехал.       Младший с трудом сдержал очевидно нецензурное восклицание, старший угрюмо промолчал.       — Так, мальчики, теперь вы с полным правом можете зваться пионерами. И как пионерам, первое задание: сменить Лену в столовой, начистить картошки на обед. У вас ещё несколько часов — за глаза хватит. После обеда — марш заполнять обходные! — она протянула парням два пустых листка, — Заглянете в кружки, медпункт и музклуб. Заведующая библиотекой вернулась из города, она устала. Так что библиотека закрыта, зайдёте завтра.       — Что?! Нам чистить картошку?! Да за что?! — взвился Дэн.       — А за твою ложь! Трудно было сразу признаться?       Башкир поперхнулся воздухом, а татарин смиренно склонил голову.       — Не беспокойтесь, шеф! Всё будет сделано!       — Вот, то-то же, — удовлетворённо улыбнулась вожатая, — а если чувствуете себя несправедливо наказанными… Двачевская тоже много чего натворила сегодня. Я и для неё что-нибудь придумаю.       — Не стоит с ней слишком строго. Что взять с полоумной? — заметил Исмагил.       — Ты слишком жесток в своих суждениях. Будь с ней чуть помягче.       — Постараюсь. До встречи, уважаемая, — вежливо попрощался татарин.       — До скорой, ребятки. Удачи вам. И вот ещё… — она извлекла из глубин шкафа ключ. — Теперь у вас есть собственный домик!       Братья склонили головы и вышли.       — Ну что ж, братец, поздравляю тебя, ты идиот. Только влипли — уже проштрафились! Сколько тебя учил: старайся говорить только правду!       — Так я тебе помочь хотел! Ты ж ведь у нас так не любишь лгать!       Старший брат на мгновение потемнел лицом, и младший поспешил заткнуться. Однако татарин на удивление ровным голосом ответил:       — Ладно, это моя вина. Не обращай внимания, я ворчу больше от досады.       Наконец ребята вошли в домик, которому на неопределённый срок предстояло стать их жилищем. Он мало чем отличался от того, в котором они только что побывали. Запихнув вещи в шкаф, они на всякий случай запрятали куда подальше телефоны с наушниками и отправились отбывать повинность.       Без приключений парни добрались до столовой и, миновав обеденный зал, вошли в подсобные помещения. Над тазиком с картофельными очистками скрючилась Лена. Она без особых усилий орудовала устрашающего вида картофелечисткой, негромко мурлыча что-то себе под нос. Дав брату знак вести себя тише, татарин подошёл к ней поближе.       — Здравствуй, Леночка.       Девушка подняла голову, не прекращая орудовать своим инструментом. Это стало для неё большой ошибкой…       — Здравствуйте, ребя… — девушка не уследила за картофелечисткой, и полоснула острым лезвием по запястью вдоль.       Инструмент со звоном выпал из её рук. Лена зачарованно уставилась на недлинный порез. На кафельном полу появилось несколько алых пятен. С трудом поборов желание слизнуть их, а затем припасть губами к ране, татарин бросился к девушке.       — Да что ж ты делаешь!       Добравшись наконец до стула, на котором она сидела, Исмагил опустился на колени, едва не перевернув тазик.       — Ну-ну, не беспокойся, не плачь. Сейчас боль пройдёт, — парень ловко накрыл изящную длань девушки своей широкой лапищей.       Глядя Лене прямо в глаза, он принялся что-то шептать на родном языке. Затем убрал руку… от весьма опасного на вид пореза не осталось даже шрама. Лена ошарашенно глядела то на него, то на свою руку. Исмагил поднялся с колен.       — Только ты, это… никому, ладно? Ах да, мы ведь тебя заменить пришли. Можешь идти, дальше мы управимся сами.       — Да, спасибо… — девушка поднялась со стула и вышла, почти выбежала из столовой, не заметив притаившегося у двери Дэна.       — Мало того, что странная, так ещё и неблагодарная! — возмутился тот.       — Да ладно тебе. У неё на глазах только что произошло маленькое чудо. А чудеса всегда удивляли людей.       — Твоя правда, абый. Помню, своё удивление, когда ты исцелил меня после того, как я попал под нагайку…       — Ага. Только тогда я был неумелый, да и ослаб сильно, потому и шрам остался. Ладно, пошли уже искать Наталью.       — Кого?       — Повариху. Попросим ещё одну картофелечистку и ещё картошки. Эта слабая девочка почистила на удивление мало.       Наталья обнаружилась в производственных помещениях кухни. Она наблюдала за котлом, в котором, судя по запаху, готовился красный борщ. Завидев ребят, девушка неторопливо встала с табуретки.       — Ну, зачем пришли? Обед ещё нескоро.       — Так мы это исправим, уважаемая! — бодро ответил Исмагил, — Дайте нам, пожалуйста, ещё одну картофелечистку и покажите, где можно ополоснуть эту — она на полу побывала.       — Так ведь там Лена должна работать.       — Бедняжка сильно поранила руку, мы решили прийти к ней на помощь.       — Так-так… а что вы вообще в столовой делали? Небось, уже что-то натворили, вот Оля и отправила вас подменить Лену.       — Вы потрясающе догадливы! Но про порез тоже правда.       — Ишь ты, какой вежливый! Ладно, вот вам второй инструмент, а раковина вон там, — она указала направление. — А оставшиеся тазики с картошкой в углу подсобки, я приготовила. Очистки потом соберёте в мешки и выкинете за столовую.       — Будет сделано, уважаемая. Мы быстро управимся.       Ополоснув картофелечистку, татарин присоединился к брату, уже поджидавшему его в подсобке.       — Ну ты даёшь! И ликом пригож, и речами умилен… только в глазах стоит холод могильный.       — Ведь не задаром так добр я к людям. Время придёт — по счетам платить будут. Ладно, за работу.       Братья со сноровкой и усердием принялись чистить картошку. Однако крупных, мясистых клубней было много, вскоре младший брат приостановился.       — Эх, скучно мне, брат! Может, это… споём?       — Ну давай, с песней любая работа идёт быстрее. Что будем петь?       — Давай сначала твою, потом мою.       — Это у нас можно. Тогда моя — «Оберег», — и Исмагил, набрав воздуха в лёгкие, негромко затянул:       — В радужной попоне конь мне уготован, радостная птица на плечо садится...       — И щебечет птаха на заре в тумане, — подхватил Дэн так же тихо — отчасти потому, что голос его не совсем подходил для исполнения таких песен. — Еду я по полю ветром-атаманом!       — Еду я по полю ветром-атаманом! — громко и торжественно повторили братья и так же громко продолжили петь припев:       — Еду я, поеду за своей мечтою. Как её увижу — сердце ей открою! Как её увижу — сердце ей открою…       — Мне сестра лесная оберег дарила, — притопывая ногой, снова один запел татарин, — в обереге скрыта северная сила.       — Мне навстречу всадник в тёмном балахоне, — продолжили они дуэтом, — я его объеду, я его не трону, я его объеду, я его не трону! — и, весело переглядываясь, они снова громогласно грянули припев.       — У костров дорожных бородатых пенье, — башкир, кажется, вошёл во вкус, так как не только не смолк, чтобы дать брату запеть самому, а даже стал его перекрикивать. — Стали засапожной на краю терпенье!       Исмагил усмехнулся и тоже грянул громче:       — И щебечет птаха на заре в тумане. Еду я по полю ветром-атаманом, еду я по полю ветром-атаманом!       Под песню работа спорилась, клубни убывали из тазиков вдвое быстрее.       — Вот и ладушки! Ну, теперь моя! — удовлетворённо потёр руки Дэн. Раззадоренный, он уже не стеснялся своего голоса, к тому же, песню эту просто обожал, и потому завёл её громко: — Дорогой пыльною с похода дальнего я возвращался на заре. Вся грудь в «Георгиях», заслуженных в боях, и чуб кудрявый в серебре. Я осадил коня, у края берега девица по воду идёт. Эх, крутобёдрая, пустыми вёдрами мне весть бедовую несёт…       — Я сам беда-бедовая, голова кудрявая, Слава Богу, от свинца пока что не дырявая! — принялся подпевать татарин. — Сажень у меня в плечах, кулаки пудовые — вот за что меня зовут бедой-бедовою!       — Перекрестился я, и сердце ёкнуло, да так, что вздрогнули кресты! — шумно вдохнув, почти заорал башкир, но старший подал ему знак, и он чуть притих. — За что же, девица, за что, красавица, несёшь мне знак лихой беды?       — За что же, девица, за что, красавица, несёшь мне знак лихой беды? — повторил Исмагил вместе с ним, и они опять затянули, чуть покачиваясь в такт: — Я сам беда-бедовая, голова кудрявая, Слава Богу, от свинца пока что не дырявая! Сажень у меня в плечах, кулаки пудовые — вот за что меня зовут бедой-бедовою!       Братья по очереди пропели ещё несколько песен, не прекращая трудиться. Вскоре с работой было покончено. Парни собрали очистки в мешок и вытряхнули, куда было указано. Когда они вышли на крыльцо, обретавшиеся там вожатая и Славя брызнули в разные стороны, и каждая сделала вид, что ужасно занята.       До обеда оставался ещё добрый час. Оставалось только сварить картошку, а после — растолочь. Парни засыпали клубни в здоровенный паровой котёл. Повариха закрыла крышку, включила агрегат и ушла в закуток, где, видимо, должны были обедать сами работники кухни.       — Слушай, брат, вот почему у нас в школьной столовой таких нет? Наши-то поварихи всё время жалуются, что приходится мыть десятки кастрюль после пюре, — поинтересовался младший.       — А как ты думаешь, почему? Денег у школы нет на них. Зато кабинет директрисы обставлен так, что любой преуспевающий чинуша позавидует. И на работу она приезжает на машине с шофёром. Капитализм, однако!       — Эй, ребята, идите чай пить! — позвала их Наталья.       Братья переглянулись, и через мгновение были на кухне. На столе уже исходили паром чашки с чаем, высилась на блюде горка пряников, многоцветной россыпью лежали в вазочке конфеты.       — Спасибо гостеприимной хозяйке! — хором поблагодарили парни, чинно усаживаясь за стол и принимаясь за угощение.       — Ой, да ладно вам! Мало того, что трудолюбивые и вежливые, так ещё и поёте — сердце радуется. Откуда вы знаете такие красивые песни?       — Услышали и запомнили, — ответил татарин чистую правду.       — Это ж кто придумал?       — Емельян Николаев. Не слышали про такого?       — Нет, не слышала.       — И неудивительно. Эх, жаль, о его творчестве немногие знают.       Парни болтали с дружелюбной поварихой, перебрав темы от кулинарии до народной медицины. Наталья оказалась на удивление осведомлённой для своей профессии милой дамой, однако татарин сумел удивить своими знаниями и её — десятки книг не пропали зря, надолго сохранившись в памяти. Однако все попытки Исмагила аккуратно задать наводящие вопросы не возымели никакого эффекта — повариха то ли искренне не понимала намёков, то ли усердно их игнорировала.       В ходе разговора она заметила, что татарин, в отличие от башкира, не притронулся к своей чашке, угощаясь пряниками и поддерживая беседу.       — Что же ты не пьёшь, Иса? Вкусный чай, только приготовила. Или не нравится?       — Прошу прощения, уважаемая. Я ни в коем случае не хочу оскорбить вашего мастерства. Просто я не пью чая. Совсем.       — Как же так?       — Не знаю. С детства терпеть его не могу.       — А что же ты любишь?       — О, я отдал бы многое за стакан горячего шоколада. Я с удовольствием поделюсь с вами великолепным рецептом, если хотите.       — Давай! Сам и приготовишь. Но не сейчас — у нас закончились молоко и какао-порошок. Как только завезут, я дам тебе знать. Оставь мне рецепт пока, — она протянула татарину листок бумаги и шариковую ручку.       Исмагил машинально повертел её в руках — ни маркировки, ни завода-изготовителя, ни номера партии. Затем записал рецепт: простые ингредиенты, но сложная процедура приготовления, зато при соблюдении всех условий — истинный шедевр.       Внезапно раздался звонок.       — О, вот и картошечка поспела! — обрадовалась Наталья. — Ребята, потолочь не поможете?       Братья переглянулись, синхронно тяжело вздохнули, — ох уж эти женщины! — и взялись за длинные деревянные толкушки. Наталья открыла крышку, и парни принялись за работу. Только управились — прозвучал горн.       — Вот и обед. Давайте мы вам на раздаче поможем.       — Нет, ну, какие молодцы! — не уставала восхищаться повариха. — Только руки помойте.       — Ты чего это стелешься перед ней?! Тебя похвалили пару раз, а ты и «поплыл»! — шепнул башкир брату у рукомойника.       — Балда ты. Сейчас мы и вызнать что-нибудь можем, и врагам отомстим, — ответил татарин.       — Это ж как?       — Увидишь.       Старший клал на тарелку порцию свежеприготовленного картофельного пюре и дополнял её сосиской. Младший возился с половником над баком с борщом и передавал наполненные тарелки поварихе. Наталья подавала порцию очередному страждущему. Наконец с той стороны стойки мелькнули две огненно-рыжие макушки. Парни быстро подготовили две порции и спрятались в глубине кухни. Девушки почти вырвали свои порции из рук Натальи и удалились вглубь столовой. Исмагил лишь усмехнулся, наблюдая за ними.       Он закончил с раздачей, поблагодарил повариху и кивнул брату. Дэн последовал за ним. Братья устроились так, чтобы видеть девушек, оставаясь при этом вне их поля зрения. Не прошло и пары минут, как со стороны их столика послышались сдавленные крики, а затем — отборная ругань. Полетели на пол тарелки. Болтавшая с Натальей у стойки Ольга Дмитриевна заинтересованно обернулась в их сторону и подошла ближе. Не разобравшись толком в ситуации, она принялась орать на девчонок. Дэн захихикал в кулак и передал брату свой стакан с молоком.       — И когда ты успел?       — Ловкость рук, и никакого мошенничества, — скромно потупился Исмагил, и залпом осушил один стакан, а затем другой, предварительно посолив содержимое.       Покончив с трапезой, братья вышли из столовой и вдоволь отсмеялись, а затем отправились заполнять обходные листки.       — Ну, куда сначала? — поинтересовался младший.       — Давай в медпункт. Здоровье проверим, не помешает.       — А дорогу знаешь?       — Спросим. Вон, как раз, вожатая с помощницей идут.       — Это Славя помощница, что ли?       — Ага. Она упоминала об этом, когда мы шли к домику Ольги Дмитриевны. Ты ей под юбку заглядывал, а я слушал.       Парни подошли к вожатой поближе.       — Ваши проделки? — весело спросила она.       — Разумеется.       — Славя, ну что мне с ними делать? — почти жалобно спросила вожатая помощницу, — И лагерю помогли, и поют славно, и наказали этих хулиганок… — но добавила с шутливой строгостью, — А ещё превратили наказание в развлечение и подстроили гадость товарищам! Девчонкам теперь посуду мыть, между прочим!       — Простить и отпустить! — уверенно высказалась Славя.       Братья посмотрели на неё с благодарностью.       — Мы вот зачем… дорогу до медпункта не подскажете? — вернул нить разговора Дэн.       — А зачем вам? — глаза обеих девушек осветились нешуточным беспокойством.       Дэн выудил из кармана пустой листок и помахал им перед собой.       — А, это… — поскучнела Ольга Дмитриевна. — Медпункт за столовой, кружки на запад от площади, от них пойдёте вперёд и чуть влево — там музклуб. Ну, удачи, — и девушки упорхнули по своим делам.       Старший пожал плечами и позвал младшего за собой. Медпункт оказался весьма похожим на типовые здания в лагере, если не считать полотнища с красным крестом у входа. Парни зашли внутрь и огляделись.       — Ну, вот, похоже, и обитель местного табиба, — удовлетворённо заметил татарин, — Вот только здесь никого нет. Давай осмотримся.       Медпункт выглядел… как полагается медпункту: кушетка, шкаф с пробирками и ампулами, таблица для проверки зрения с довольно странным набором букв, стол медсестры.       — Кто это ко мне пришёл? — донёсся голос из прилегающего помещения. Братья как по команде обернулись к его обладательнице.       — Ой… — татарин почувствовал нечто странное. Ладони вспотели, во рту пересохло, ноги подкосились… Исмагил едва избежал позорного падения. Он оглянулся на брата и наткнулся на затравленный взгляд. Хотел было сказать «здравствуйте» — язык будто примёрз к нёбу.       Внешность медсестры трудно было назвать обыкновенной: высокого роста (она могла смотреть в глаза татарину, которого трудно было назвать коротышкой), с изящной фигурой, копной уложенных в хвост иссиня-чёрных волос, точёными чертами лица и пухлыми губами. Но самой удивительной деталью облика были глаза — левый сиял, будто льдинка, правый горел огнём.       Исмагил догадался: именно она была тем одарённым, которого он почувствовал, когда пытался дозваться до своих покровителей у ворот лагеря. Татарин не мог вымолвить и слова, не мог подать брату знак, предупредить: не слушай, не смотри в глаза!       — Вы новенькие? Обследоваться пришли? — скучающим тоном осведомилась она.       Старший судорожно кивнул, у младшего не хватило сил даже пошевелиться. Её голос, глубокий, грудной, но какой-то неживой, монотонный, пробирал до дрожи. Татарин до боли прикусил язык, и оцепенение прошло.       — Да… подпишите, пожалуйста, обходные, и мы, пожалуй, пойдём, — выдавил из себя он.       — Обходные подождут. Сначала — обследование. Раздевайтесь… пионеры, — Исмагила от такого обращения изрядно покоробило.       — А может, не надо? — робко осведомился он, заметив, что Дэн уже начал расстёгивать рубашку.       — Надо, Федя, надо.       — Я не Федя. Я Исмагил. А это мой младший братишка Денис, — татарин украдкой наступил брату на ногу, тот не издал ни звука, но выглядел так, будто очнулся ото сна, затравленно огляделся и принялся застёгивать рубашку.       — Рада познакомиться. Виолетта. Но для вас, мальчики, просто Виола, ладно?       — Хорошо… Виола.       — Вот и ладушки. Ну что ж, начнём обследование!       «Надеюсь, в рот мне она заглядывать не будет, — с надеждой и страхом подумал Исмагил. — Хотя куда в медпункте без этого... Ну, может, хотя бы обойдётся без измерения пульса».       Для каждого из братьев обследование заняло не меньше десяти минут. Медсестра осмотрела их буквально со всех сторон: ощупала грудные клетки, к огромному прискорбию татарина, попросила показать языки, оттянула веки и заглянула в глаза.       — М-м-м… здоровенькие. Только бледноваты, но это ничего… это поправимо. Надо бы ещё кровь взять… ну да ладно, успеется, — она усмехнулась, и, как показалось старшему, даже облизнулась.       Братья вывалились из медпункта совершенно ошарашенные и весьма измотанные.       — Мне кажется, или она с нами заигрывала? — недоуменно спросил Исмагил.       — Шутишь?! Да она с трудом сдерживалась, чтобы не заглянуть нам в трусы! И эта её фраза про кровь лично мне почему-то очень не понравилась… как думаешь, может она быть… — Дэн не закончил фразу, но всё и так было понятно.       — Вряд ли. Эта публика обычно в светлое время суток по норам сидит. Да и окна занавешены не были. Быть может, ей была нужна не наша кровь, а что-то другое?       — Да уж… а защищаться, если что, чем будем? Серебряные пули скорее заряжай…       — Осиновые колья быстрее доставай…       — Вода святая есть?       — Нет.       — Кресты святые здесь?       — Нет.       — За упокой души своей молитву прочитай. Ну, надеюсь, никому из нас этого делать не придётся. По крайней мере, пока не разберёмся, во что вляпались.       — А после, значит, можно? — усмехнулся старший.       — Можно, но я надеюсь, что до этого не дойдёт, — в тон ему ответил младший, — Да и кто нам даст разобраться…       Болтая в таком тоне, парни подошли к обшарпанному зданию кружков. Именно сюда их привела Лена, когда они вошли в пределы лагеря.       — Что ждёт нас там, как думаешь? — будто невзначай спросил Дэн.       — А мне почём знать? Может, местный аналог массовика-затейника, а может, какие-нибудь технари. Пошли уже.       Как только парни вошли внутрь, стало понятно, что никакими массовиками-затейниками здесь и не пахло. А пахло канифолью, технической смазкой, лакокрасочными материалами, и чем-то вовсе не поддающимся описанию. Мощное сочетание запахов тяжёлой волной ударило в нос.       — Ф-фу-у!!! — кратко и ёмко выразил своё отношение к подобным «неземным» ароматам Дэн, с тревогой оглядываясь на брата.       Тот уже начал стремительно зеленеть: несколько более острое, чем у обычного человека, обоняние — один из подарков Хозяина — частенько причиняло нешуточные неприятности. Это была одна из причин, из-за которых Исмагил с таким трудом выучился основам вождения автобуса — от запахов бензина и машинного масла в гараже предприятия ему попросту становилось дурно. А уж о том, чтобы ковыряться в чадящем и пахнущем отработанным маслом моторе, не было и речи. Абстрагироваться от вони даже через время было всё ещё не так просто.       Татарин твёрдо решил как можно быстрее выбраться отсюда. Но сначала нужно было покончить с делами, а доверить заполнение обходных брату Исмагил не захотел. Хотя он и пытался воспитывать брата, вздорный характер и агрессивность Дэна губили такие попытки на корню. Дэн мог наговорить, и, что ещё хуже, наделать глупостей. Кто знает, чем это обернулось бы сейчас, когда парни оказались не пойми где.       Среди разнообразного технического хлама и инструментов, которые были везде — на полу, на столе, на стеллажах — обнаружились те, кто, по-видимому, являлись хозяевами этого безобразия. Взглянув в глаза первому из них, Исмагил почувствовал, как земля уходит из-под ног: перед ним стоял некто, как две капли воды похожий на героя великолепных советских комедий Шурика.       Невысокий блондин в очках увлечённо возился с прибором, внешний вид которого не позволил неискушённому в технических делах татарину даже представить, для чего оный прибор нужен. Тем временем блондин обернулся, заметил братьев и приветливо улыбнулся.       — Привет, ребята! Вы, наверное, те новенькие, о которых гудит весь лагерь? Здесь у нас клуб кибернетиков. Вы записаться пришли? Мы всегда рады новым членам!       Обоих братьев от этой фразы едва заметно передёрнуло.       — Э, нет, мы… нам бы обходные… — оба брата имели по физике твёрдую тройку, и хотя бы по этой причине не горели желанием записываться в кружок с подобным уклоном.       — Да ладно вам! — поднял голову от стола второй кибернетик.       Татарин удивился ещё больше: этот напоминал одного из самых нелюбимых им персонажей советского кино — Электроника. Блондинистые волосы, голубые глаза, смазливая внешность…       — Вы для начала запишитесь, а потом про обходные поговорим — продолжил «Электроник».       «И этот туда же! Валить, срочно валить!».       — Вы представьтесь для начала, а потом уже новых членов клуба вербуйте, — съязвил Дэн.       — Ой, чего это мы? Позвольте представиться, Александр Демьянюк, можно просто Шурик.       — А я Серёжа Сыроежкин, но меня все называют просто Электроник. Похож ведь, правда?       — Правда, похож, — отозвался Исмагил.       «Шурик и Электроник. Просто замечательно! Кого мы дальше встретим? Буратино или капитана Врунгеля?»       — Очень приятно. Я Денис, можно просто Дэн. А этот здоровила — мой брат Исмагил, — поспешил ответить младший.       — Так как? Запишетесь к нам? Мы тут такое делаем… — Электроник заговорщицки улыбнулся.       Быть может, он и не имел в виду ничего предосудительного, но вступать в кружок кибернетиков братьям окончательно расхотелось.       — Мы подумаем над вашим предложением. А пока будьте добры, подпишите, — мобилизовав все свои дипломатические навыки, настоял Исмагил, стремясь поскорее выбраться из этого смрадного места.       — Ну почему вы не хотите нам помочь? Ведь все мальчишки должны любить изобретательство, — Шурик казался искренне расстроенным.       — Извините, товарищи. Мне больше по нраву изучение истории и обществознания, чем физики и механики, — отрезал татарин.       Про то, что в лагере, кроме них, ещё достаточно мальчиков, он тактично промолчал. Кибернетики с надеждой уставились на Дэна, но тот замахал руками:       — Не-не-не, я вообще больше по химии и биологии! Уж извините, ребята.       Шурик тяжело вздохнул и подмахнул обходные. Исмагил развернулся и кинулся к выходу, забыв попрощаться. Дэн пожал плечами, взял листки и отправился следом.       — Даже не знаю, что хуже: свежий воздух, или этот смрад! — возмущался старший.       — Да ладно тебе, не так уж и сильно там пахло, — попытался подбодрить его младший.       — Ну, кому как… ладно, остался только музыкальный кружок, верно? Надо поскорее закончить с этим, сдать обходные, а потом — спать до вечера.       — И мне тоже?       — И тебе тоже.       — Но я не хочу спать! — попытался возразить Дэн.       — Хочешь — сиди рядом, смотри, чтобы я проснулся не позже захода солнца.       — Я, может, по лагерю прогуляться хочу.       — Совсем спятил? А если ты во что-нибудь ввяжешься? К тому же, мы до сих пор не знаем своего местоположения, даже эпохи!       — Я попытаюсь найти выход.       — Мы не смогли отсюда уехать, думаешь, сможешь убежать пешком? И без меня?       Дэн потупился. В молчании они добрались до здания, которое соответствовало указанным вожатой координатам. Музыкальный клуб лагеря находился на отшибе, чуть в стороне от построек — мудрое решение. Уже на подходе ребята услышали звуки, которые, будучи «почти музыкантами», не могли ни с чем перепутать — тоскливый плач гитары.       У самых дверей татарин остановился и придержал за плечо брата.       — Лучше молчи про свой рэп. Мне кажется, здесь твои пристрастия не найдут понимания.       — А ты не доставай людей своим роком, — сварливо отозвался Дэн, — Мне это всё напоминает отцовские воспоминания о Республике, а там с роком было… сам знаешь.       — То же можно сказать про рэп, брат. Так что, если попросят чего спеть-сыграть, выдадим Николаева, «Коло», в крайнем случае — «Чёрные Небеса». Идём, — и тихо отворил дверь.       Внутри здания гитара звучала ещё сильнее, ещё тоскливее. А вот музыканта нигде не было видно. Братья уселись прямо на пол и принялись ждать, временами осматриваясь. В помещении было полно музыкальных инструментов — совсем новых, не похожих на те, потёртые временем, какими пользовались братья и их товарищи.       Наконец песня смолкла, и откуда-то из дальнего угла появился столь умелый гитарист… вернее, гитаристка. Культурный шок на лицах ребят был виден невооружённым глазом. Девушка небольшого роста, с точёными чертами лица, в которых было на удивление мало европейского. Самой удивительной деталью её облика были волосы — два длинных, чуть ли не до колен, хвоста приятного глазу сине-зелёного цвета. Татарин обратил внимание на то, что ноги девушки обтягивали тёмные чулки. Это отличало её от остальных пионерок, предпочитавших, видимо, щеголять стройными ножками. Исмагил поспешил поднять взгляд, чтобы ненароком не выказать неуважения, и отметил, что глаза девушки были того же цвета, что и волосы.       «Да что такое? Уже три девушки с явно неестественным цветом волос. Да и юбки у них коротковаты… довольно странно для целомудренной ССР».       Тем временем девушка приветливо улыбнулась и затараторила:       — Ой, а вы новенькие, верно? Добро пожаловать в музыкальный клуб! Меня Мику зовут! Я из Японии, правда-правда! Ну, то есть, папа у меня русский, а мама — японка. Папа у меня инженер, мосты строит. То есть, не мосты, а электростанции! Или что-то другое? Ой, совсем запуталась! А вас как зовут? Вы просто обходные подписать или в клуб записаться? А вы откуда? Вы на каких инструментах играть умеете? Я вот на всём умею, честно-честно! Я и вас научу, если хотите! Можем даже выступление организовать, если вожатая разрешит!       Девушка продолжала трещать. Исмагил уже с трудом сдерживался, чтобы не перерезать ей горло, или, как минимум, вырвать болтливый язык. Судя по лицу Дэна, тот с удовольствием поддержал бы брата в этом благом начинании. Однако прервать девушку старшему не позволяло воспитание, а младшему — присутствие рядом брата.       Наконец Мику умолкла, чтобы отдышаться после тирады. Татарин заговорил, в своей обычной манере — медленно и степенно, но намеренно не делал пауз, чтобы не дать девушке снова начать болтать.       — Здравствуй, Мику. Меня зовут Исмагил, а это мой младший брат Дэн. Мы только сегодня приехали. Мы тоже кое-что умеем, но до тебя нам, судя по всему, далеко. Если ты не против, мы с братом выйдем посовещаться. Мы скоро вернёмся.       Мику принялась было снова тараторить, но Исмагил и Дэн вымелись за порог, не став дослушивать.       — Ну что, запишемся? — спросил Дэн.       — Риторический вопрос. Мы можем многое показать, да к тому же музыкантам частенько дают привилегии. Разумеется, если ты не разучился пользоваться своей бренчалкой.       — А ты сам? Не разучился ещё лупить палками по бочкам? — парировал Дэн.       — Не дождёшься. Значит, решено? Покажем, что такое настоящая музыка?       — Покажем! Пошли! — братья отворили дверь и вошли обратно. Мику уже ждала их.       — Ну как, вы запишетесь в клуб? — в её голосе звучала такая надежда, такая мольба, что даже если бы братья решили не вступать в клуб, они ни за что не смогли бы отказать ей после такого.       «Видимо, ей здесь одиноко. Вон как обрадовалась пополнению!» — мимолётно подумал татарин.       — Да, Мику, мы согласны! — радостно отозвался Дэн, — Итак, позволь представить: перед тобой широко известный в узких кругах ВИА «Сарташ»! В неполном составе, правда, но это ничего, с тобой мы сможем куда как больше! Брат, давай-ка покажем нашему новому руководителю, что умеем!       Татарин неодобрительно взглянул на башкира, но без возражений уселся за новенькую барабанную установку — как и остальные инструменты, без маркировки.       — Что будем играть, Мику… а как тебя по отчеству?       — А у меня нет отчества, мама настояла. Фамилия моя — Хатсуне.       — Так что играть будем, Мику-хатун? — татарину пришла в голову великолепная, как ему показалось, шутка.       Дэн, хоть и предпочитал турецкому языку английский, понимающе заулыбался, а девушка не обратила внимания.       — Ребята, сыграйте что-нибудь весёлое!       Дэн взял со стойки гитару и подошёл к брату. Тот шепнул ему на ухо: «Любо, братцы». Коротышка уселся на скамейку и перебрал струны, привыкая к инструменту. После небольшого проигрыша татарин запел:       — Как на Чёрный Ерик, на высокий берег выгнали Гиреи сорок тысяч лошадей. И покрылся берег, и покрылся Ерик сотнями порубанных, пострелянных людей!       — Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! — подпел ему башкир. — Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!       — А первая пуля, а первая пуля, — продолжал солист, — а первая пуля в сбрую вдарила коня! А вторая пуля, а вторая пуля, а вторая пуля-дура ранила меня!       — Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! — подключился младший. — Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!       — Раны перевяжем и коней напоим — и опять вдоль берега крымцев будем гнать! — громко и торжественно затянул Исмагил.— Братья-характерники атамана Разина, с нашим атаманом и на смерть нам начихать!       — Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! — так же громко вступил гитарист. — С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!       Мику зааплодировала.       — Браво! У меня даже слов нет! Где вы так научились? А откуда эту песню знаете? Я слышала однажды вечером, как Ольга Дмитриевна пела что-то подобное. Только она зачем-то вечером к лесу пошла, где качели, уселась на них и запела! Я, вообще-то, из любопытства за ней пошла, но потом решила остаться и послушать! Ой, только вы ей не говорите, ладно?       «Вот оно что! Вожатая-то у нас — казачка!» — подумал про себя Исмагил... и едва заметно поморщился — пятая точка опоры при мысли о казаках отозвалась острой болью. Из-за того случая у обоих братьев появились веские причины не любить это сословие, активно пытающееся стать самостоятельным народом. Однако парни не могли не признать, что некоторые казачьи песни являлись истинными шедеврами, сложенными веками. А Емельян Николаев, один из наиболее известных и талантливых певцов и поэтов этого сословия, к вящему неудовольствию братьев, не пользовался заслуженной популярностью.       Поэтому группа «Сарташ», помимо основной своей деятельности — создания каверов на хиты русского рока — занималась также изменением многих его песен — экспериментировала с добавлением различных инструментов и типами вокала.       «Хотя… может, и не казачка она вовсе? Мало ли, откуда она песни знает?» — одёрнул татарин сам себя. А вслух сказал совсем иное:       — Может, что-то ещё? Мы знаем великое множество песен.       — Ребята, а спойте, пожалуйста, что-нибудь грустное, — вдруг попросила девушка.       Братья переглянулись, Дэн снова подошёл к брату:       — Я тебя прошу, только не «Дымом потянуло»! — с мольбой в голосе прошептал он.        — Ладно, давай «Вороны».       Башкир пододвинул скамейку поближе к барабанной установке, и вновь зазвучала музыка — простая, любой мало-мальски знакомый с гитарой человек сыграет, но душевная, истинно русская. Дэн, как гитарист группы, многое отдал бы за этот секрет. А вслед музыке зазвучало пение второго вокалиста, сиречь Исмагила:       — Горсть родной землицы, глоток живой водицы, от Дона берегов былины стариков из глубины веков. После долгой сечи канул в Лету вечер, окунувшись в Дон. Колокольный звон и тяжёлый стон... — а дальше он затянул, распевая сильнее: — Вороны слетелись, грают вороны. Как на пиру да порасселись во четыре стороны. От нашей крови захмелели чёрные вороны...       Дэн сделал брату знак, мол, дальше я сам, и стал играть чуть выше, чтобы было удобнее петь — так-то обычно он тихонько подпевал старшему, но сейчас просто не мог не порисоваться перед девушкой:       — Рыжею куницей промелькнёт зарница. У лесных дубрав я раненый упал средь высоких трав. Ты лети, соколик, весточкой дружине! Крыльев не жалей, выше и быстрей! Надо, хоть убей! — и залился так, что даже Исмагила пробрало: — Вороны слетелись, грают вороны. Как на пиру да порасселись во четыре стороны. От нашей крови захмелели чёрные вороны...       — Вороны слетелись, грают вороны. Как на пиру да порасселись во четыре стороны. От нашей крови захмелели чёрные вороны, — повторили братья, и башкир сыграл финальный аккорд.       Мику погрустнела, призадумалась:       — Ой, зря я, наверное, попросила вас грустную песню сыграть. Теперь на душе тяжело…       — Не беспокойся, я тебя развеселю, — Дэн снова взялся за гитару, будто вовсе не устал. — Эта мелодия называется «Арабика». Она довольно весёлая, — башкир подмигнул брату.       Исмагил наконец взял в руки палочки — кроме гитариста, тут был нужен ещё и барабанщик…       Троица играла и пела до самого ужина, отвлекаясь только на разговоры. Мику поразила братьев своим мастерством — она действительно умела играть и на гитаре, и на барабанах, и на клавишных. Благо, Дэну тоже было что показать — кроме «Арабики» он смог выдать около полутора десятков мелодий Дидюли, а Исмагил иногда аккомпанировал ему на барабанах. Иногда старший пел казачьи (и не очень) песни, а Дэн играл на гитаре. Всё же годы в музыкальной школе не прошли для братьев даром. Когда прозвучал сигнал горна, ребята, полностью довольные друг другом, отправились в столовую.       — А почему мы не видели тебя на завтраке и обеде? — как бы невзначай поинтересовался татарин.       — Ой, завтрак я проспала, вчера устала очень, а про обед забыла — заигралась. А Алиса даже не зашла меня навестить почему-то… — девушка принялась лопотать дальше, но удовлетворённый таким ответом Исмагил абстрагировался от шума.       — …всё ждала, когда же приедет её Толик… — вдруг уловил он.       «Опять этот Толик! Но неспроста же мне приснилось, будто я убил какого-то Толяна… да и рыжая там тоже была… ладно, додумаю позже, голод — не тётка» — придя к подобному соглашению с самим собой, он галантно пропустил Мику в столовую.       Пока троица оглядывалась в поисках свободного места, в спину Исмагилу врезался кто-то довольно мягкий, но весьма громогласный, впоследствии оказавшийся Алисой:       — Ой, привет, Мику! Ты где была весь… — тут она заметила братьев.— Вы!       — Мы. Приятного аппетита, — проявил вежливость Дэн.       — Да я вас… да я из-за вас… пошли отсюда, Мику! — она схватила слабо упирающуюся японку за руку и потащила в глубину столовой.       Мелкая рыжая девчушка показала братьям язык и отправилась вслед за ней.       — Невежливо, — вполне миролюбиво отметил Исмагил.       — Да по ней сразу видно — гопница! Головная боль родителей! — поддержал его Дэн.       — Думаешь?       — У нас было полно таких. Отсутствие воспитания — благодатная почва для того, чтобы за тебя взялась улица.       Татарин про себя подивился несвойственной брату наблюдательности и рассудительности. Наконец братья добрались до стойки, отстояли очередь и взяли у дружелюбно улыбнувшейся Натальи порции омлета и стаканы молока.       — Тётя Наташа, а омлет на молоке? — с унылым видом поинтересовался Дэн.       — Да, а что?       — Да так, ничего, — ответил он с видом окончательно обречённого.       Старший взглянул на него с сочувствием. Братья нашли себе свободное место. Кислое выражение лица Дэна и суровый, исподлобья, взгляд Исмагила быстро отбили у пионеров охоту сесть рядом. Татарин быстро управился с двумя порциями, оставив башкира глотать слюнки — омлет выглядел потрясающе аппетитно. Закончив с этим, братья покинули столовую.       — Не страдай ты так, я найду тебе чего-нибудь поесть, — проронил Исмагил, ободряюще похлопав брата по плечу.       — Ой-ой… чую, сколько мы тут будем, не поесть мне толком.       — Отставить упаднические настроения. Я пойду на поклон к поварихе.       — И она вот сразу въедет в мою проблему… насколько я помню, тогда с такими детьми не цацкались. Ешь, что дают, и всё.       — Я сказал — обеспечу тебя, так и будет. Иди в домик, ладно? Не ищи приключений. Тем более, скоро стемнеет.       — Ладно, абый. Ты, кстати, не заметил, что стал, м-м-м… чуть мягче, что ли?       — Поговорим об этом позже — изящно ушёл от вопроса татарин, направляясь обратно в столовую.       Наталья как раз собиралась мыть посуду. Исмагил вызвался ей помочь, благо раковина была сдвоенной. За работой он кратко поведал поварихе о проблеме брата, и заодно осведомился насчёт меню на завтра.       — Уж и не знаю, чем могу помочь, — горестно вздохнула Наталья. — Могу разве что яблок дать.       — Спасибо и на том, уважаемая.       — Да ладно! — засмущалась женщина. — Кстати, завтра вместо меня будет работать другая повариха. Она не такая добрая.       Исмагил помог хозяйке кухни с посудой, получил мешочек яблок и вышел. Тем временем на улице стало совсем темно. В его голове послышался первый зов Хозяина:       «ВЫПУСТИ! МНЕ НАДО ОГЛЯДЕТЬСЯ!».       «Уважаемый, сколько ни говорите "Халва!", во рту слаще не станет. Не выпущу. Никогда».       «НУ, ПОГОДИ У МЕНЯ, КОЛ! КОГДА-НИБУДЬ ТЫ УСНЁШЬ И НОЧЬЮ! Я ГОТОВ ЖДАТЬ ХОТЬ ВЕЧНОСТЬ, МНЕ СПЕШИТЬ НЕКУДА».       «Пока вы со мной — я не умру, а значит, буду сдерживать вас вечно. Вы сами меня выбрали, я к вам в слуги не нанимался».       «НЕБЛАГОДАРНЫЙ! Я ЕГО ОТ СМЕРТИ СПАС, ОДАРИЛ, КАК ХАНА, ПОМОГАЮ РЕГУЛЯРНО, А ОН ВОТ ТАК МНЕ ОТПЛАТИЛ!».       «Эфенди, не заставляйте меня жалеть о своём согласии. Быть может, было бы лучше, если бы я тогда умер. Впрочем, согласившись на ваше предложение, я и так погиб. А умерев тогда, я не увидел бы свою возлюбленную мёртвой. В тот день я умер во второй раз. А третьему, судя по всему, не бывать».       Беседуя со своим вечным врагом в подобном тоне, Исмагил добрался до своего домика. Дэн не спал, сидел на кровати в наушниках. Подобно старшему брату, с их помощью он полностью отрешался от реальности, так что татарину пришлось потрясти его за плечо. Башкир сразу же выдернул у брата из рук мешочек и впился мелкими острыми зубами в красный бок спелого яблока. Исмагил отмахнулся от нескольких протянутых ему яблок, жестом попросил брата убрать наушники и начал разговор:       — Ты бы поберёг заряд. Вдруг пригодится, а зарядить тут негде.       Дэн подчинился и выключил мобильник.       — Ну, что ты скажешь о ситуации, о мудрейший?       — Довольно ёрничать. Влипли мы капитально, вот что скажу.       — И всё? Негусто!       — Ну, думаю, с временным периодом я определился. Фильм «Приключения Электроника» вышел… в семьдесят девятом году, что ли… Компьютер у них в клубе, опять же. Сейчас период Великого Благоденствия... или последние годы перед Великим Предательством. Но это для нас, местным об этом сообщать незачем — могут неправильно понять. Кстати, о политических убеждениях лучше молчать, а если спросят — ты всем сердцем за дело Ленина, понял?       — Но я же…       — Брат, Советская Социалистическая Республика — государство победившего атеизма. Время ислама ещё не пришло. Я тоже буду молчать о том, что я национал-большевик. Да их сейчас вроде и нет ещё… и как вожатая не прицепилась ко мне с такой приметной футболкой?       — Видимо, её удовлетворило наличие серпа и молота, — при фразе об исламе Дэн вспыхнул, но промолчал, и продолжил. — Но это вторично, а главный вопрос сформулировал ещё Чернышевский…       — Что делать? Кто виноват? Понятия не имею. А пока — не отсвечивать. Завтра пойдём вместе исследовать территорию. Потенциальные союзники определены — Ольга Дмитриевна, Славя, Мику, тётя Наташа. Враги — Алиса и её мелкая подпевала. Союзникам помогаем, врагам — по мере сил пакостим. Всё, ложись. Ни о чём не тревожься. Я вытащу нас отсюда, — твёрдо заявил Исмагил.       — А может, подождём? Здесь так… спокойно, хорошо. Может, и не понадобится вытаскивать?       — Я должен.       — Эгоист!       — Прости. Я должен отомстить. А оставить тебя здесь я не смогу, сам понимаешь. Либо вернёмся вдвоём, либо не вернёмся вообще.       — Да, прости, брат. Я понимаю. Ты уходишь?       — Ага. Попробую что-нибудь найти, дозваться до кого нужно, да и потренируюсь. К утру вернусь. Спокойной ночи, энем, — Исмагил вышел за дверь.