Ябалак баласы, или Мистическое Лето

      Исмагила пробудил от гипнотического полузабытья глубокий, мощный, не лишённый мелодичности бас, монотонно и довольно громко выводящий:

МНЕ БОЛЬНО ВИДЕТЬ БЕЛЫЙ СВЕТ, МНЕ ЛУЧШЕ В ПОЛНОЙ ТЕМНОТЕ, Я ОЧЕНЬ МНОГО, МНОГО ЛЕТ МЕЧТАЮ ТОЛЬКО О ЕДЕ! МНЕ СЛИШКОМ ТЕСНО ВЗАПЕРТИ, И Я МЕЧТАЮ ОБ ОДНОМ: СКОРЕЙ СВОБОДУ ОБРЕСТИ, ПРОГРЫЗТЬ СВОЙ ВЕТХИЙ СТАРЫЙ ДОМ!

      Парень поражённо застыл — его извечный враг соизволил заговорить со своим вместилищем по-русски! Такого не случалось с самого дня роковой встречи… и это уж точно не было поводом давать ему какие бы то ни было поблажки.       «Гора и Король взяли бы вас в группу без собеседования, эфенди… и всё равно не выпущу. Вы можете просить, сулить, угрожать — на здоровье».       «НУ ТЫ И СВОЛОЧЬ, РАБ…» — выдал Хозяин, вновь переходя на привычный татарский, — «ЗАБЫЛ, ЧТО ОБЯЗАН МНЕ ЖИЗНЬЮ, И НЕ ТОЛЬКО?».       «Не забыл. Но вы — угроза всему. Девочкам, самому этому месту… знать бы ещё, что это за место».       «ТОЛЬКО ПОСМОТРИТЕ НА НЕГО! Я ОДАРИЛ ЕГО БЕССМЕРТИЕМ, СИЛОЙ И МОГУЩЕСТВОМ, А ОН НЕ ЖЕЛАЕТ ПЛАТИТЬ ДАЖЕ ТАКУЮ НИЧТОЖНУЮ ЦЕНУ! НЕБЛАГОДАРНАЯ СВИНЬЯ!!!» — загремел Хозяин. Исмагилу показалось, что его голова сейчас попросту взорвётся изнутри — так громко это прозвучало. Но демонстрировать это не стоило… ещё примется вопить ночи напролёт.       «Прошу прощения, уважаемый, но всё же, как по мне, вы требуете слишком многого. И вообще, почему вы выбрали именно меня? Чтобы страдать теперь? Думаю, Шойхет или Лэутар с радостью приняли бы ваши условия».       «МНЕ БЫЛ НУЖЕН ИМЕННО ТЫ! ТЫ ДОСТОИН ЭТОЙ ЧЕСТИ ПО ПРАВУ!» — чего достоин и по какому праву, незваный гость уточнить не удосужился.       Татарин сунул ноги в сапоги и встал с кровати. Затем извлёк из тайника в матрасе телефон. Хотел было взять и припрятанные там же наушники, но передумал: парень принадлежал к тем людям, которые, надев наушники, полностью отрешаются от мира, перестают реагировать на происходящее вокруг них, а в процессе тренировки ночью в лесу чёрт знает где и когда это могло выйти ему боком. Исмагил легонько потрепал брата по волосам и покинул домик.       Первым делом татарин решил отправиться к воротам. У братьев не получилось сбежать на автобусе, и потому старший сильно сомневался, что «одиннадцатый маршрут» вывезет его из этого странного места. Решив не поднимать шума, парень попробовал преодолеть ворота сверху. Хорошенько разбежавшись, он подпрыгнул и встал ногами на звездообразную прорезь. Не успев завалиться назад, Исмагил подбросил своё тело вверх, зацепившись за один из штырей, венчающих ворота, после чего принялся раскачиваться, пока не взобрался на ворота, а затем спрыгнул вниз.       «Эх, теряю хватку! Помнится, раньше стены и ворота штурмовал на раз… Дэн, небось, смеялся бы в голос, акробат гонконгский…» — подумал парень, приземлившись на ноги с грацией медведя.       Вдаль уходила достаточно широкая асфальтовая дорога, с другой стороны от лагеря так же, как и день назад, почти неслышно шелестела полевая трава. Всё это создавало ощущение свободы. Однако что-то подсказывало Исмагилу, что ощущение это ложное. Но всё же татарин решил попробовать выбраться. В груди зажглось беспокойство: «А что будет с братом, если я всё-таки выберусь? И, что менее важно, куда занесёт меня? Хотя… Дэн — парень очень умный, тем более, знает, что я пошёл на разведку. Разберётся… надеюсь. А вот что будет со мной… да неважно, мне терять особо нечего. Ну, дорога — вот она, осталось направление. Сначала туда, откуда приехали!» — и Исмагил неспешной трусцой побежал вдоль дороги, включив на телефоне композицию с символичным названием «Путь домой». Парень отрешился от каких бы то ни было сторонних размышлений, сосредоточившись лишь на одной нити — девушки.       На эту тему следовало подумать основательно, потому как «Совёнок» можно было назвать настоящим бабьим царством. Ноги механически несли Исмагила по обочине, а перед его мысленным взором проплывали виденные ранее картины: робкая улыбка Лены при первой встрече; тёплый взгляд Слави; мерзко-нахальная усмешка Алисы; шаловливая, но не ставшая от этого менее милой мордашка Ульяны… и Женя. Почему-то именно тот факт, что татарин поначалу принял её за Ильсияр, больше всего насторожил парня. Было ли это каким-либо знаком? Что в ней такого было? Ведь на возлюбленную Исмагила девушка походила так же, как сам Исмагил — на брата: миниатюрная, с невыдающейся фигуркой, очень милым личиком, узкими губами и глазами восхитительного золотого цвета, Женя резко контрастировала с дородной, пышной, пухлогубой и черноглазой татаркой. Да и характер язвительной библиотекарши зеркально отражал взбалмошность «вечного ребёнка» Илли.       Своё место в размышлениях парня заняли и дамы из персонала лагеря. Ольга Дмитриевна скорее старалась казаться строгой, чем была таковой. Она ловко перепоручила Исмагилу его же инициативу по воспитанию Алисы, но при этом не стала наказывать его за попытку проучить рыжее чудовище. Видимо, ей было и будет интересно наблюдать за противостоянием Порядка и Хаоса в лице вторженца из ужасающего мира современности и своего, известного зла. С другой стороны, она, пусть и весьма своеобразно, согласилась ему помогать в наведении порядка. К тому же, судя по реакции на предъявление обходных листков, нежеланию вожатой селиться в одном домике с Семёном и проводить зарядку, Ольга Дмитриевна не горела желанием вмешиваться в лагерные дела, ограничивая свои функции выдачей поручений и наказаний. И в довершение всего, она, подобно остальным девушкам, как будто сошла со страницы мужского журнала. Да, вожатая была диво как хороша… и пыталась этим пользоваться.       Наталья. Милая и добрая, девушка казалась олицетворением домашнего уюта. Вместо того, чтобы быть, подобно многим другим школьным и лагерным поварам, свирепой повелительницей котлов и половников, люто ненавидящей свою работу, Наталья, похоже, находилась на своём месте. Татарину даже показалось, что она напевает что-то весёлое, возясь с продуктами и посудой. Наталья сразу же согласилась помочь старшему брату прокормить младшего, приняла их помощь и щедро отблагодарила. К тому же, парень почувствовал явный интерес к себе с её стороны. Однако, следовало избегать каких бы то ни было привязанностей к этому месту, следовательно, даже если бы интерес превратился в реальные действия, не стоило предпринимать действий ответных. Но всё же, как человек по натуре рыцарственный и добросердечный, Исмагил не хотел ранить её словом или делом. К тому же, повариха была не только мила, но и весьма хороша собой…       Виола. Вот уж кого стоило бояться. Под взглядом дивных гетерохромных глаз видавший виды парень то чувствовал себя нелепо, как будто его вульгарно домогались, то испытывал страх, смешанный со странным любопытством, как будто был кроликом пред очами удава. Медсестра явно не была человеком — люди так не смотрят, не говорят… да не бывает таких людей! Да и знания её явно превосходили те, которыми могли бы обладать обычные люди — она определённо догадывалась о том, кто он на самом деле, если не знала точно. Татарин терялся в догадках. Упырица? Суккуб? Или же кто-то куда более могущественный? Ответ могло дать только время. А до тех пор следовало держаться от этой роковой женщины подальше.       За раздумьями время летело быстро. За первой песней последовала вторая, за второй — третья, а дороге всё не было видно конца. Вдоль обочины вплоть до горизонта были только ЛЭП, луговые травы, деревца да кусты и никаких признаков цивилизации. «Наверное, поэтому тут трава такая зелёная, а воздух такой чистый», — подумал Исмагил, — «До города-то с его дымом от заводов, ещё о-го-го! Однако в лагерь же откуда-то поступают продукты, значит, где-то неподалёку должен быть какой-то населённый пункт, верно?». Татарин предположил было, что таковой может находиться в противоположной стороне, но вспомнил, как они с Дэном приехали обратно под ворота лагеря, когда попытались поехать в том направлении. Кстати, об этом случае Исмагил почему-то все эти два дня совсем не задумывался…       Не задумался и сейчас, потому что внезапно оступился и рухнул на асфальт. Телефон выпал из кармана, но каким-то чудом уцелел. Чертыхнувшись себе под нос, Исмагил встал и принялся отряхивать себя и телефон. Боковым зрением он заметил в зарослях плюща слева что-то, похожее на кирпичную кладку, повернулся... и не поверил своим глазам.       Это было не что иное, как забор лагеря, завершавшийся воротами буквально в паре метров от татарина. Парень протёр грязным кулаком глаза, но всё это никуда не делось. Он растерянно взглянул на телефон. Судя по времени на экране, татарин бежал больше получаса, так почему же лагерь всё ещё так близко? Он опустил глаза на дорогу — камня, о который он споткнулся, на этом участке дороги в начале пробежки ведь не было. «Что за чертовщина…» — проскользнула единственная мысль. Кроме как на чертовщину, подобный поворот парень не мог ни на кого списать. Исмагил почувствовал, что медленно сходит с ума.       «Что происходит?! Это какой-то кошмар… зачем так жестоко издеваться? Чем я это заслужил?» — подумал парень, опустошённо оседая на нагретый за день асфальт. Картина мироздания стремительно покрывалась трещинами.       Внезапно на Исмагила обрушился прилив невиданного спокойствия, вернувший моральные силы и способность трезво рассуждать. Татарин вспомнил, что уже сражался с существом, способным повелевать пространством, и вышел победителем. Однако, что-то подсказало Исмагилу, что на этот раз с ним шутки шутит некто куда могущественнее сибирского лешего…       «Ну, чему быть — того не миновать! Пойду навещу ещё одно загадочное место. Заодно и потренируюсь во владении ножом, а то так и навыки потерять недолго…» — подумал татарин, поднимаясь на ноги и с новыми силами перемахивая через кирпичную стену. Тень заключила его в свои ласковые объятия и, никем не замеченный, парень направился в лес. Пересекая площадь, Исмагил обратил внимание на Лену. Она возлежала на скамейке, всецело поглощённая содержимым книги. Удержавшись от искушения пощекотать соблазнительно поднятую босую ножку девушки, татарин отправился дальше.       Уже в лесу Исмагил попытался найти именно ту, «святую» поляну. Но неведомая сила, будто насмехаясь, опять кружила его, водила по тропкам. Интуиция подсказала парню, что старое доброе «надеть всю одежду наизнанку и хорошенько приложиться лбом о ближайшее дерево» тут также вряд ли поможет. В конце концов парень пришёл к выводу, что выйти к цели он сможет, не петляя по тропинкам, а просто шагая напрямик. «Играть по правилам того, в чьих силах водить жертву кругами — верх глупости», — заключил парень.       И точно — после получаса ходьбы на татарина навалилось то ощущение, которое он испытал, впервые ступив на этот таинственный участок леса. Однако, вскоре стальной обруч на голове разжался, ком в горле рассосался, и парень с удовольствием вдохнул полной грудью ночной лесной воздух. Исмагил извлёк из-за голенища сапога нож и придирчиво его рассмотрел. Реплика кинжала Народной гвардии не претерпела решительно никаких изменений: добавленные новым хозяином кожаная оплётка рукояти и зазубренное лезвие превращали её в универсальный предмет — оружие, инструмент и колдовской атрибут. Татарин вспомнил, как намучился с «чисткой» ножа, ведь он взял его с трупа, фактически украл. Даже сейчас на ноже чувствовался отпечаток Игоря — убеждённого националиста, талантливого певца и просто человека, пытавшегося в меру своего разумения сделать этот мир лучше.       Однако очередной приступ рефлексии быстро закончился. Поставив на зацикленное воспроизведение композицию «Mohaç», идеально подходящую для тренировки, и тщательно проверив, плотно ли закреплён телефон и застёгнут карман, парень принял боевую стойку…       «Бой с тенью» всё продолжался. Татарин старательно проделывал взмахи и уколы, внутренне сокрушаясь об отсутствии достойного спарринг-партнёра. Для него и его ножа такими могли стать Ион с его заточенной арматуриной, Абрам с его секирой… или Ильсияр с её цепью. А за Дэном не мог поспеть никто из них, что наводило на определённые подозрения. Исмагил механически двигал руками и ногами, чувствуя на себе чей-то взгляд. Настороженный, любопытный… и восхищённый. Обладая более широкими в сравнении с обычными людьми способностями к эмпатии, молодой колдун хорошо разбирался в подобных материях. Решив ещё немного покрасоваться, парень завершил очередной пируэт поворотом и выпадом в сторону наблюдающего. До его слуха тотчас донёсся шелест листвы — застигнутый ночной любопытный спешил скрыться.       Решив проверить, кому не спится в ночь глухую, Исмагил поспешил следом. Подобравшись поближе, татарин смог рассмотреть стремительно удалявшуюся белую рубашку. Судя по тому, что над ней почти не было видно волос, любительницей ночных прогулок была Лена. Мелькнула шальная мысль метнуть нож вдогонку, для острастки, но тотчас же парень отмёл её, как совершенно дикую — он бы не простил себе, если бы причинил вред этому ангелу во плоти. Татарин решил вернуться на поляну и продолжить тренировку… но заплутал. Снова. Мысленно отпуская самые жуткие проклятия в адрес этого лагеря, этого леса и неведомой силы, что отправила его сюда, Исмагил решил уже пробираться к домику.       Решить оказалось проще, чем сделать. Благодаря судьбу за то, что смог забыть о физической усталости, татарин с достойным лучшего применения упорством блуждал по лесу, не останавливаясь ни на миг, пока ветер не донёс до его слуха гулкий, эхом отражающийся от деревьев бас. Певец был явно безыскусен: его голос напоминал скорее гудение, непредсказуемо меняющее силу и частоту. Мотив песни угадывался слабо, и если бы не чуткий слух Исмагила, парень вряд ли бы различил даже знакомые слова:       — От родной околицы в дальнюю дорогу провожала маменька последнего меня. И молила маменька милости у Бога, чтоб нигде я не упал вниз лицом с коня...       Вот тут логика парня дала ещё одну трещину. По его расчётам, Емельян Николаев в этот период должен был ещё служить в армии. А учитывая, что альбом, в который входила эта песня, вышел всего-то около пяти лет назад по времени братьев… Татарин почувствовал, что у него ум за разум заходит.       — А наши кони гуляют в поле, залётным нашим не ковылять... И только матери седые, дай Бог, живые, нас будут ждать, — продолжал голос из ниоткуда. — И только матери седые, дай Бог, живые, нас будут ждать…       Искать певца не осталось моральных сил, и Исмагил, опустошённый, побрёл, куда глаза глядят. И почему-то совершенно не удивился, выйдя к лагерю. Вдали забрезжил рассвет, окрашивая небеса в приятный глазу цвет свежей крови. Благодаря ему парень вспомнил об ещё одной причине вернуться. Татарин поплёлся к своему домику.